Ночь для Гарри выдалась жаркой и беспокойной, наполненной обрывочными снами, а тревожное присутствие Каллиопы совсем не помогало — та, видимо, вконец возмутилась жарой и решила устроить протест, стуча по изголовью кровати и мяукая каждые несколько минут. В конце концов, раздраженный и преследуемый сном о Драко, лежащем мертвым на булыжниках Косой аллеи, Гарри встает задолго до восхода солнца и, пошатываясь, спускается вниз, чтобы в очередной раз начать ругаться с домом.

— Достаточно, — велит он, стоя в коридоре в том месте, где по ощущениям возникает большая часть необузданной магии. На стене перед ним когда-то висел визгливый портрет Вальбурги Блэк, а теперь изображен довольно скучный пейзаж с озером, лодкой и почему-то ламой. Гарри делает глубокий вдох и выпрямляется, наслаждаясь прохладой плитки под ногами. — Я хозяин этого дома, и я приказываю, чтобы ты, черт возьми, прекратил это. Слишком жарко. Ты знаешь, что тут слишком жарко. Кошка сердится. Просто… дай нам передохнуть. Пожалуйста, — добавляет он на всякий случай, если это может помочь.

К большому неудивлению, дом его полностью игнорирует. Верно, думает Гарри, топая прочь, чтобы опрыскать растения. Прекрасно. Если так все и останется, то он просто продолжит свой день. Он и так опоздал с покупкой сыра и свихнется, если позволит плохо воспитанному дому сбить его планы еще больше. Он кормит Каллиопу и уводит озорного Патрика от заначки с шерстью, прежде чем тот успевает разбросать пряжу по всему дому, все время задаваясь вопросом, удалось ли Драко лучше выспаться ночью и насколько странно было бы вызывать его по камину в восемь тридцать утра. Гарри уже готов сдаться и позвонить, когда в кухонном очаге появляется Рон, ухмыляющийся при виде его блестящего от пота лица и коротких шортов.

— Так, Клуб «Тропикана» все еще не прошел? — спрашивает он, и Гарри задумывается, а не сожалеет ли Гермиона о том, что познакомила его с музыкой своего детства. Рон поет часто и со счастливым отсутствием слуха, что, видимо, характерно для всей семьи Уизли.

— Да, только без веселья и солнечного света. Есть новости?

— Хватит на всех, — поет Рон, а затем, кажется, вспоминает, зачем звонит. — О Финтон пока ничего, но у нас повсюду авроры. Как ты можешь себе представить, все отчаянно хотят уничтожить ее теперь, когда она навредила двум из нас. Я имею в виду, не то чтобы никто не хотел, когда пострадал только ты… ну, не только ты, ну ты понял… Помощник Кингсли продолжает называть это пиар-кошмаром, но ты же знаешь, какой он.

Гарри ободряюще улыбается другу.

— Наверное, злится, что все до сих пор называют его «помощником Кингсли».

— Да, ну, он сопливый мелкий засранец, — фыркает Рон, морща нос. — Хорошая новость в том, что Драко позвонил несколько минут назад и сказал, что с ним все в порядке. Мне удалось убедить его взять выходной, чтобы отдохнуть, но к обеду он придет за отчетами о проделанной работе. Спасибо, что доставил его домой целым и невредимым, приятель, я ценю это.

Гарри прерывисто вздыхает и откидывается на спинку стула. Внезапно жара не кажется такой гнетущей, а волна облегчения, омывшая его, будто открывает день для всевозможного.

— Нет проблем. Он довольно хорошо себя вел, — кивает он, и Рон смеется.

— Он прислушивается к тебе. Знаешь, даже после стольких лет это иногда кажется странным, — признается он, а затем поворачивается, чтобы подать сигнал кому-то позади. — Я пойду. Приятных сырных покупок.

Гарри обещает, что так и будет, и отходит от камина, все еще напевая себе под нос Клуб «Тропикана», пока принимает душ, одевается и отправляется в магловский Лондон, завернувшись в пальто, шапку и Согревающие чары повышенной мощности. Яркий солнечный свет поднимает настроение, а лед, покрывающий все, что только можно, не нуждается в цвете, чтобы сверкать перед лишенным красок взглядом Гарри. К тому времени, когда он добирается до магазина «Мэдиган», Гарри улыбается, а знакомая витрина наполняет его праздничным настроением. Он может опоздать на день, но все-таки будет придерживаться своих традиций, а традиции в большинстве своем не дают людям сойти с ума.

— Или, по крайней мере, останавливают их от еще большего сумасшествия, — бормочет он себе под нос, входя в магазин и задевая маленький колокольчик над дверью.

На звук выходит огромный мужчина в полосатом фартуке, который улыбается ему и потирает руки.

— Привет, Гарри, — гремит он с моржовыми усами и сильным акцентом западного кантри. — Как твои дела этим прекрасным утром?

— Хорошо, спасибо, Амброуз, — благодарит Гарри, улучив момент, чтобы насладиться чудесной смесью ароматов, уникальных для Мэдиган.

Он приходит сюда уже много лет, потому что это маленький кусочек вкусного рая. Крошечный магазинчик забит всевозможными видами сыра, какие только можно вообразить: от больших головок чеддера до тонких ломтиков бри, Стилтона с голубой плесенью и всякой всячиной с травами и фруктами, а сегодня — чем-то черным и громоздким, чего Гарри никогда раньше не видел. Воздух насыщен ореховой сладостью, солеными нотками, спелыми настойчивыми запахами, которые требуют к себе внимания. На полках вдоль стен стоят коробки с крекерами, чатни и приправами, пол заставлен ящиками со свежими фруктами, а Амброуз руководит всем этим с гордой улыбкой человека, который знает, что его сырная лавка, вероятно, лучшая в стране.

— Я ждал тебя вчера, — говорит он, устремляя на Гарри взгляд своих маленьких мраморных глаз.

Гарри кивает.

— Я срочно понадобился своему партнеру… — начинает он, и Амброуз улыбается еще шире.

— О, как мило. Мой внук гей. Он женится в следующем году. Вместо свадебного торта у них будет пять сырных голов, — рассказывает он, явно в восторге от этой идеи. — И это еще даже не половина готовящегося.

Гарри улыбается, а затем застывает, игнорируя бабочек в животе.

— Он… в смысле, он мне не такой партнер. Мы напарники по работе. Или были ими. Я гей, но это…

— Сложно? — предполагает Амброуз. — Вы, молодые люди, всегда все усложняете.

Гарри колеблется, не уверенный, чувствовать себя польщенным или нет. Амброузу по меньшей мере семьдесят, а ему прочно перевалило за тридцать, поэтому он полагает, что просто примет эти слова.

— Честно говоря, Амброуз, сложности, похоже, преследуют меня повсюду. Я к этому привык.

Мужчина смеется, берет блестящий нож и вытирает его о фартук.

— Ну что ж. С ним сейчас все в порядке?

— С ним произошел несчастный случай, — рассказывает Гарри, решив, что Амброузу не нужно знать подробности. — Но сейчас все в порядке.

— Ты должен отнести ему немного сыра. — Амброуз смотрит на него с внезапным подозрением. — Он ведь не из тех странных типов, которые не любят сыр?

— Он странный, но сыр любит, — сообщает Гарри, наклоняясь, чтобы осмотреть товары Амброуза. — Может быть, немного сливочного из козьего молока?

Амброуз достает белоснежный брусок и рассматривает его, поджав губы.

— Знаешь, можно многое рассказать о человеке по его любимому сыру.

— О-о? — заинтересованно тянет Гарри, желая услышать подробности. Никогда по-настоящему не чувствуется адвент, пока Амброуз не поделится своими жемчужинами мудрости, а сегодня Гарри считает, что они могут понадобиться ему больше, чем когда-либо.

— О, да, — грохочет торговец сыром, ставя козий брусок и отечески разглядывая сырные головы и ломтики. — За эти годы ты купил у меня много сыра, но твой любимый — старый добрый зрелый чеддер. Крепкий… сильный… под поверхностью много глубины. На самом деле больше, чем кажется на первый взгляд, — я прав?

— Я не знаю, — говорит Гарри, чувствуя себя довольно уязвимым. Это правда, что нет ничего лучше хорошего крепкого чеддера, но из-за оценки Амброуза кажется, будто его любимый сыр говорит о нем за его спиной.

— Ну, ты подумай об этом. Твой друг вот, он другой, — говорит Амброуз, нарезая козий брусок и не потрудившись спросить Гарри, сколько ему нужно. — Он мягкий… слегка утонченный, если хочешь. У него другая сила, которая удивит, если не быть осторожным. Ты уверен, что он не твой?.. — Он пожимает плечами и смотрит на Гарри. — Я никогда не могу подобрать правильного слова. Ты никогда раньше не покупал сыр для молодого человека.

"Это была твоя идея", - хочет сказать Гарри, но только вздыхает и улыбается Амброузу. Его оценка Драко немного близка к истине, и Гарри не знает, почему удивлен.

— Друг, — твердо говорит он. — Он мой друг. Что это за черная штуковина?

**~*~**

Гарри покидает Мэдиган, нагруженный сумками с веревочными ручками, до отказа набитыми бесплатными образцами. Он купил крекеры, печенье, инжир и приправы, а еще столько сыра в бумажных упаковках, что будет есть все это до февраля. Что, как он решает, на самом деле не представляет собой проблему. Черная штуковина оказалась угольным чеддером, настолько вкусным, что Гарри теперь несет в сумке в правой руке сразу два фунта вместе с козьим сыром для Драко и маленькой бутылкой рома. Утренний воздух довольно резкий, но совсем скоро он вернется в Клуб «Тропикана» и, если не сможет победить жару, то присоединится к нему.

Оказавшись дома, он сбрасывает теплую одежду и бережно складывает покупки, кипятит чайник для чая и готовится провести день с хорошей книгой и кошкой на коленях. Он подозревает, что ему следовало бы заняться чем-то более полезным, например, небольшой тактической тренировкой на третьем этаже или отправиться на чердак, чтобы отыскать-таки рождественские украшения, но беспокойная ночь утомила его, а соблазн объятий любимого кресла слишком велик, чтобы устоять. В доме слишком тепло, чтобы разводить огонь в камине, поэтому он освещает комнату заклинанием Мерцания, которое заполняет пустую решетку и пахнет мягким древесным дымом. Когда веки тяжелеют, он позволяет себе закрыть их, сворачиваясь калачиком в кресле и давая Каллиопе втиснуться в щель между его коленями.

Когда он просыпается, Патрик парит в камине и размахивает руками, как будто его сжигают на костре. Гарри растерянно смотрит на него мгновение, а затем отворачивается, чтобы взглянуть в окно на темное небо. Спина тревожно хрустит, когда он поднимается из кресла, от чего Каллиопа выбегает из комнаты, а Патрик берет паузу в своей драме. Гарри, не говоря ни слова, направляется на кухню. Он может жить в безумном доме, но у него в кладовой полно сыра, и, что еще лучше, сейчас определенно достаточно поздно для пина-колады.

Одетый в кричащую гавайскую рубашку, которую он изначально купил для одного из барбекю Молли и Артура Уизли, Гарри пританцовывает на кухне, пока готовит коктейль. Он разбавляет шикарный ром Амброуза свежевыжатым ананасовым соком и кокосовым молоком, а потом выливает смесь в выдолбленные фрукты, решив, что если он все равно собирается устроить рождественское луау* в одиночестве, то с таким же успехом можно вести себя чуть более театрально. Жаль, что у него нет маленького бумажного зонтика, но он находит полосатую соломинку, и эффект получается очень даже неплохой.

— Если тебе нравится Пина колада, если ты любишь мокнуть под дождем, — поет он, делая глоток коктейля и сразу же заходясь в сильном приступе кашля. — Если ты налил слишком много ро-ома, это может быть ошибкой…

Каллиопа протяжно хрипло мяукает и убегает в гостиную. Гарри следует за ней, тыкая в радиоприемник в поисках голоса, поющего лучше, чем он сам. Не найдя ничего, кроме рождественских гимнов и споров о различных видах спорта, он выключает радио и устраивается в кресле со своим ананасом. Ему не нужна музыка. Он знает много песен, у него есть вкусный коктейль, и все это не грустно и не одиноко, потому что это его дом, Драко в безопасности в собственной квартире, а все, кого он любит, в порядке.

Однако к тому времени, когда он наполняет ананас во второй раз, Гарри начинает задаваться вопросом, не ошибся ли он в своих рассуждениях. Он ведь никудышный пьяница, а Амброуз сказал, что ром очень крепкий, да и его ноги выглядят нелепо в этих крошечных шортах — бледные и жилистые. Всюду в доме так чертовски жарко, Каллиопа вся извелась уже и исцарапала его голую кожу, а серая гостиная начинает медленно вращаться вокруг невидимой оси.

Драко лучше в безопасности быть в своей квартире. Быть в своей безопасности в квартире. Как-то так в общем.

Гарри закрывает глаза, чувствуя, что сердце переполнено и тяжело от безнадежной любови к даже не подозревающему об этом человеку. Конечно, Гарри мог бы рассказать ему. Этот вариант всегда был. Но он так и не сделал этого, потому что они напарники… были напарниками, а потом появилась Гризельда Финтон, и все пошло наперекосяк, так что Гарри не смог. Он не может, поэтому просто шатается по своему нелепому дому, тихо, но так чертовски сильно любя Драко, что тяжесть этого чувства становится постоянной, вездесущей болью в груди, которую он носит с собой, куда бы ни пошел. Большую часть времени он таскает ее без жалоб, потому что любовь к кому-то настолько же успокаивает, насколько и причиняет боль, но в другое время…

Гарри сильно всасывает коктейль через соломинку и со вздохом опустошает ананас. В другое время он думает, что было бы неплохо позволить кому-то другому подержать эту ношу с минутку. Но не сегодня. Сегодня он один в своем тропическом ночном клубе и может извлечь из этого максимум пользы.

— Если тебе нравится Пина колада, — поет он, неуверенно вставая и таща за собой Каллиопу. Она позволяет повесить себя на плечо, лишь слегка впиваясь когтями, когда он пошатывается и спотыкается, цепляясь за каминную полку. — Если тебе нравится Пина колада … и получить удар ножом в голову… если ты потерялся в сырной лавке… и похож на слона…

— Мау-у-у, — добавляет Каллиопа, потираясь лицом о его плечо.

— Ла-ла-ла-ла сырная лавка, — продолжает Гарри, а затем закрывает один глаз. — Сы-ы-ыр!

Прижимая к груди очень растерянную кошку, он, спотыкаясь, идет на кухню и роется в добытом из Мэдиган, пока не находит кусочек сливочного козьего сыра. Внезапно кажется необходимым, чтобы этот подарок оказался у Драко, да и короткий звонок по камину не повредит. Кроме того, он не увидит Драко до вечера пятницы, а к тому времени сыр будет… что ж, с ним все будет хорошо, но Гарри уже бросает летучий порох в камин и разваливается на ковре, скрестив ноги.

— Ну, это больно, — бормочет он, глядя на пустую решетку, пока не вспоминает, что нужно разжечь настоящий огонь, прежде чем звонить. — Однако этого никто не видел. Ну и хорошо.

С Каллиопой, сидящей на его плече, как какой-то сумасшедший одноглазый попугай, Гарри зажигает огонь в камине и пытается снова, наклоняясь вперед и стараясь состроить выражение лица, которое говорит: «Привет, дорогой друг, я звоню, чтобы подарить тебе сыр, и я ни в коем случае не пьян». Он думает, что ему и это сойдет с рук, пока Драко не появляется в пламени и не смотрит на него. Этот взгляд с усталым снисходительным подергиванием рта, от которого Гарри тепло и выбешивающе одновременно. Этот взгляд он часто видел за прошедшие годы, но его реакция на него никогда не меняется. Он вспоминает взгляд Драко с волнением, а потом смеется, потому что алкоголь весело плещется в его организме, и он ничего не может с этим поделать.

— Гарри, ты пьян? — спрашивает Драко.

— Нет, как ты смеешь? — возмущенно пыхтит Гарри, удивляясь, почему все лицо кажется резиновым. Конечно, там было не так уж много рома. Только маленькая бутылочка. Не вся. Хотя, может быть, и вся.

«Йо-хо-хо и бутылка рома, — думает он. — Ар-р», — тут же добавляет, надеясь, что не вслух.

Драко наклоняется вперед в пламени, подпирая подбородок одной рукой. Манжета его джемпера немного длинновата, покрывает костяшки пальцев изящным узором в виде завитков, который Гарри сразу узнает. Сейчас шерсть выглядит нежно-серой, но Гарри знает, что джемпер красный. Он знает, что красный, потому что этот джемпер был на Драко в тот день, когда Гарри абсолютно точно понял, что влюблен в него. Темно-красный джемпер, темно-серые брюки, сшитые под заказ, угловой столик в столовой Министерства и улыбка, которая пронзила Гарри, как электрический разряд. Он произвел ужасное впечатление на помощника Кингсли, а Драко ухмыльнулся ему и отхлебнул кофе, и на этом все закончилось.

И вот он здесь, смотрит на Драко, как сумасшедший, пока огонь превращает его и без того тропическую гостиную в активный гребаный вулкан. Каллиопа коротко смотрит на Драко, а затем взвивается с плеча, вонзая маленькие острые коготки в кожу. Гарри морщится.

— Прости, ты что-то сказал?

— Я сказал, что ты пьян, и это самая уродливая рубашка, которую я когда-либо видел, — мягко говорит Драко, как будто абсолютно привык к такого рода разговорам, и, вероятно, так оно и есть. Гарри, возможно, не очень часто напивается, но он уверен, что Драко уже стал относиться к такому просто с любопытством.

— У Рона уродливая. Она фиолетовая… кажется, — говорит Гарри, а затем плотно сжимает губы.

Драко хмурится.

— Я думал, твое зрение улучшилось.

— Абсолютно, — лжет Гарри, а затем протягивает сыр. — У меня для тебя кое-что есть. — Он делает паузу. Хмурится. — Это сыр.

Удивленный, Драко берет пакет и разворачивает его.

— Спасибо.

— Я просто был в сырной лавке… покупал всякие сырные штуки, знаешь, и подумал… ну, Амброуз подумал, что тебе может понравиться сыр. Потому что у тебя был дерьмовый день и все такое.

— Действительно дерьмовый день, — повторяет Драко, и от чего-то в его глазах у Гарри в животе все переворачивается. — Впрочем, неважно. Завтра я вернусь на работу. Пришлось взять сегодня выходной, чтобы Уизли не суетился, конечно.

— Он заботится о тебе, — строго говорит Гарри, закрывая один глаз, чтобы посмотреть, поможет ли это. — Он очень волновался. Он не афиширует, но беспокоится.

— Ах, да, ну… Я ничего не слышал, — криво усмехается Драко, и у Гарри возникает чувство, что он выставляет себя идиотом. Снова. Он трет лицо и чувствует вкус соли на коже. Его уродливая рубашка прилипла к спине. Он вздыхает. — Почему ты такой разгоряченный? — внезапно спрашивает Драко.

— Это мое естественное состояние, — говорит Гарри, и о боже, он только что подмигнул Драко? В ужасе он смотрит на свои голые колени. — То есть, дом что-то творит, а я перестал сопротивляться.

Он чувствует на себе взгляд Драко, когда тот спрашивает:

— Ты пробовал Охлаждающее заклинание?

— Да, Драко, — вздыхает он, борясь с желанием плюхнуться на спину на коврик у камина. — Все в порядке. Это Клуб «Тропикана».

— Что?

Гарри улыбается.

— Спроси Рона.

Когда Драко смеется, он капитулирует, распластавшись на полу, как морская звезда. Он закрывает глаза всего на мгновение, чтобы остановить вращение комнаты. Только на мгновение. Когда он открывает их снова, у него на груди кошка, а Драко нигде не видно.

— Я иду спать, Калли, — зевает он. Она просто смотрит на него. Гарри закрывает глаза.