Самое странное в квартире Драко — это тишина. Дом номер двенадцать издает всевозможные звуки в любое время суток, сопровождая жизнь Гарри скрипами, гудением и звяканьем, к которым Каллиопа добавляет свой голос, а Патрик с радостной самозабвенностью раскидывает вещи. Здесь, однако, все тихо, и это странно тревожно. Гарри просыпается рано утром и понимает, что в постели он один. Шипение душа — единственный звук в тишине, и он лежит несколько секунд в почти полной темноте, прислушиваясь и обдумывая идею присоединиться к Драко под горячей водой. Но в итоге остается на месте, разминая ноющие мышцы и любуясь хрустящими белыми простынями на кровати, которые остались нетронутыми после… что ж, после долгой ночи любви, вспоминает Гарри, ухмыляясь в потолок и сопротивляясь искушению прикрыть глаза, когда образы вызывают всплеск желания внизу живота. За последние три дня у него было больше секса, чем за большую часть его взрослой жизни, и это еще слабо сказано. Он хочет Драко сильнее, чем когда-либо хотел кого-либо, а их скорая близость — намного больше, чем он может переварить. Гарри полагает, что, возможно, так будет всегда, и он более чем готов это выяснить.

Сейчас, однако, его тело испытывает некоторый шок: болит во всех необычных местах и одновременно истощено и заряжено энергией. Это странное чувство, но, вероятно, чашка кофе может помочь. Думая об этом, он садится в постели, подавляя легкую дрожь. Солнце начинает подниматься, проникая в окно ровно настолько, чтобы было видно комнату. Гарри улыбается. Он все еще чувствует запах магии, которую Драко использовал всего несколько часов назад, чтобы окрасить белые стены в бирюзовый, «как у самой модной утки»*. Цвет настолько насыщенный, что Гарри почти может его увидеть, как и другие новые цвета, которые теперь украшают квартиру Драко.

Когда после тщательной уборки Драко все еще выглядел недовольным своей квартирой, Гарри предложил ему сделать что-нибудь, чтобы почувствовать ее своей, будто она в самом деле принадлежит ему. Драко долго молча смотрел на него, а потом вдруг начал красить стены. Гарри смеялся и смеялся еще громче, когда Драко попросил у него — у него! — совета.

— Да, тебе и правда следует спросить человека, который не видит цветов, сочетаются ли вот такой синий с вот таким красным, — фыркнул он, но Драко задумался, а потом магией усилил цвета, чтобы они мягко светились в глазах Гарри, как краска, разведенная в воде.

Так что теперь вся квартира светится: решительные цвета драгоценных камней на фоне хрустящей белизны постели с гирляндами крошечных огоньков, разбросанными по полкам и нишам. У Гарри создается впечатление современного, но крайне богатого места богослужения. Тут красиво, и Драко кажется счастливее от этого, но все равно слишком тихо, особенно теперь, когда душ выключен, и Гарри слышит только звук мокрых шагов, а затем свист магии.

Ну конечно, Драко взял палочку с собой в ванную. Со вчерашнего дня он почти не выпускает ее из рук, и Гарри его не винит, но есть что-то в том, как он с готовностью использует магию для каждой мелочи, что напоминает ему о маленьких Фреде и Джордже. Воспоминания о них теплые и горько-сладкие.

Гарри глубоко вздыхает и подтягивает колени к подбородку, придерживая одеяло вокруг талии, чтобы согреться. Он медленно вдыхает ароматный лимонный пар, от запаха которого улыбается в предплечье, и лениво смотрит на восходящее солнце. Он представляет, что цвета здесь, так глубоко в городе, более сдержанные, но дерзкий свет фонаря на другой стороне улицы в воображении такой же ярко-оранжевый, каким был для него пятилетнего, выглядывающего из окна дома на Тисовой улице, чтобы засечь кошек, которые показывались на одно мгновение, а в следующее уже исчезали.

Он наклоняется вперед, чтобы стереть конденсат с окна, и смотрит на улицу внизу, где люди ходят в тяжелых пальто и с собаками на поводках, а дорога рядом с многоэтажкой Драко уже заставлена машинами. Знакомая картина, запечатленный короткий момент, утро в канун Рождества в привлекательном районе Лондона, украшения на фонарных столбах и дети с мишурой в волосах, и не в первый раз он задается вопросом, почему такой человек как Драко выбрал для жизни такое обычное место. Такое… магловское.

— Я все думаю о том моменте, когда ты был здесь в последний раз, — произносит Драко, и Гарри поворачивается.

— Да, это было… — Гарри моргает, слова будто ветром из головы выдувает все мысли и слова, когда он понимает, что Драко стоит в дверях в одном полотенце, обернутом вокруг талии, а он сам тупо пялится на него. — Прости, что?

Удивленный, Драко убирает мокрые волосы с глаз и садится на кровать рядом с Гарри.

— Очень лестно, спасибо.

Гарри краснеет.

— Почему ты выбрал это место? — спрашивает он, отводя взгляд от капель воды на груди Драко и указывая на окно.

— Было много причин. Мне нравится это здание. Тут тихо. Но больше всего мне нравится то, что мой отец никогда сюда не приедет.

— Потому что это территория маглов? — спрашивает Гарри, желая закатить глаза.

— Конечно. Я показал им фотографии дома и двора перед покупкой, и он сказал, что никогда не навестит меня «в таком месте». Естественно, я снял эту квартиру в тот же день, — рассказывает Драко, пожимая плечами. — Я могу навещать их в Мэноре, но моя квартира стопроцентно работает против Люциуса Малфоя.

Гарри смеется.

— А что твоя мама?

— О, она время от времени навещает меня. Мы вместе пьем чай, и она рассказывает все сплетни о своих друзьях… у кого проблемы с голеностопом, чей внук уже летает на метле и тому подобное. Она любит сидеть в том ужасном цветастом кресле-качалке, которое ты видел вчера и которое, как ты сказал, ни с чем не сочетается, — сообщает Драко. — Сочетается, потому что оно ее. Она принесла его с собой, когда впервые посетила меня здесь.

— Она принесла с собой кресло?

— Это серьезно самая странная вещь, которую делал кто-либо из моих родителей? — спрашивает Драко, тыча Гарри влажным локтем. — Или твоих родителей? Кого угодно?

Что-то в его словах заставляет Гарри улыбнуться, и он соглашается.

— Нет. Тебе лучше не говорить этого Молли завтра, думаю, у нее сложилось впечатление, что ее семья, ну, знаешь… нормальная.

Драко с сомнением поднимает бровь и вздыхает.

— Ты уверен, что я должен быть там? Разве это типа… не только для семьи?

— Да, — твердо говорит Гарри. — Уизли и почетные Уизли и их семьи. И ты мой… я не уверен, какое слово должен использовать, но ты — оно самое, и я хочу, чтобы ты был со мной. И Каллиопа тоже, потому что это Рождество, и я не хочу оставлять ее одну.

— Думаю, что «партнер» все еще подходящее слово, — улыбается Драко и целует его.

Гарри вздрагивает отчасти из-за влажной руки на лице, а отчасти потому что от произнесенных слов внутри становится легко-легко.

— Партнер, — бормочет он, наклоняясь для поцелуя, и протестующе стонет, когда Драко отстраняется.

— У меня нет для них подарков, — шепчет он, глядя на Гарри в тихом ужасе. — Я не знаю, как… все было так безумно, и я купил только бутылку хорошего вина для мистера и миссис Уизли, но для остальных… черт, Гарри, они подумают, что я грубый, и будут правы.

Гарри хочет рассмеяться, но на лице Драко такое искреннее огорчение, так что он просто переплетает их пальцы и пытается вселить надежду.

— Не беспокойся об этом, — произносит Гарри. — Все есть. Обещаю, все будет хорошо.

Драко смотрит с сомнением, но Гарри продолжает улыбаться, так что ему не остается выбора кроме как сдаться.

— Ты уверен?

— Да. Просто принеси себя и пустой желудок, — кивает Гарри. — И на этой ноте я лучше пойду. Нужно покормить Калли и еще много подарков завернуть. Увидимся вечером на грандиозном рождественском ужине Рона?

— Да, — говорит Драко, довольно-раздраженно складывая руки. — Уверен, что смогу найти способ развлечь себя в моей уютной чистой квартире.

Гарри фыркает и притягивает его к себе для поцелуя, пальцами скользя под полотенце, чтобы коснуться теплой влажной кожи. Через несколько секунд все это оказывается на полу, и они падают обратно на кровать, расслабляясь в ленивых поцелуях и дразнящих поглаживаниях.

— Я думал, тебе нужно было идти кормить кошку, — бормочет Драко, хмурится и пожимает плечами, касаясь зубами шеи Гарри и заставляя его ахнуть.

— Покормлю чуть позже, ничего не случится, — отвечает Гарри и думает, что так и будет, надеется, что так и будет, потому что Драко растягивается поперек кровати и целует его живот, тазовые кости и… боже, горячее мягкое и сводящее с ума давление не оставляет Гарри выбора — пусть это произойдет.

Влажные волосы Драко скользят между пальцами, ложатся на кожу, когда он меняет позу и берет глубже, вырывая из Гарри горловой стон. Когда Драко медленно отстраняется, прохладный воздух касается гладкой чувствительной кожи, и часть мозга Гарри, которая все еще работает, твердит, что долго он, не отвлекаясь, не протянет. Этот рот слишком совершенен, а скольжения языка Драко по гладкой тонкой коже почти достаточно, чтобы кончить прямо в ту же секунду.

— Что такое? — шепчет Драко, но выражение его лица прямо говорит о том, что он точно знает что.

Гарри ничего не отвечает, только заставляет себя выпрямиться. Хватает Драко за бедра, используя всю силу, на которую способен, чтобы уложить его поперек кровати, ровно напротив себя валетом. Драко вытягивается на боку, кулаком все еще обхватывая член Гарри, а его эрекция теперь мягко касается челюсти Гарри. Драко тихо смеется, потирая большим пальцем член Гарри и издавая хнычущий стон, от которого у них обоих перехватывает дыхание, и капли смазки скользят по головкам.

— Ладно, — решает Драко, улыбаясь и снова беря Гарри в рот.

Гарри позволяет себе насладиться ощущением, а потом следует примеру, скользя языком по члену Драко и закрывая глаза. Он чувствует дрожь, ответный толчок — бедра Драко подрагивают, и «Прости» горячим шепотом, от которого член еще больше наливается тяжестью. Он выгибается на прохладных простынях, погружаясь в медленные страстные движения и ритм, которые они находят вместе. Каждое скольжение языков и покачивание бедер настолько приятны, что весь мир Гарри растворяется в теплой воде, соли и мягком паре с ароматом лимона. Он не знает, который час или сколько раз он шептал имя Драко, протестуя или одобряя, но уверен, что если погладить пальцами ниже, ниже, прямо там, член Драко дернется у него во рту, а рука, лежащая на бедре Гарри, сожмется крепко, почти до синяков.

— Да, — шепчет Драко, отстраняясь ровно настолько, чтобы встретиться взглядом с Гарри.

О боже.

— Да, — вторит Гарри, скользя пальцами внутрь, и оба тут же низко стонут.

— Сейчас? — предлагает Драко, прижимая член Гарри к животу и поглаживая его. Дыхание учащается.

Гарри смеется, качает головой и ведет пальцами. Закусывает губу. Драко крепко сжимает его внутренними мышцами, а его член течет горячими каплями в ладонь Гарри. Драко снова заглатывает. Он делает это нарочно, и Гарри чувствует, как иссякают силы, он хочет, так отчаянно хочет этого, но с другой стороны, не хочет, чтобы это закончилось.

— Терпение — величайшее оружие эффективного аврора, — декламирует он, вытаскивая цитату из тайников памяти и сразу же желая рассмеяться.

Драко усмехается, и от этого ощущения искры пробегаются по телу Гарри и гаснут прямо в его венах.

— Здорово, — шепчет он. — Отличный совет, аврор Поттер, но…

— Но?..

— Но я собираюсь кончить и хочу, чтобы ты был во мне, когда я это сделаю, — заявляет Драко, точно понимая, что его слова творят с Гарри, потому что он улыбается, когда Гарри начинает прерывисто дышать, а его член еще сильнее прижимается к животу.

— Я хочу… хочу сказать, что ты не должен этого делать, но… — сбивчиво объясняется Гарри, ноги становятся резиновыми, когда он притягивает Драко к себе, грудью к спине, переплетая пальцы и прижимаясь открытым ртом к горячей коже. Он проникает внутрь глубоко, делая медленные прерывистые вдохи и зарываясь носом в мягкие влажные волосы.

— О, Мерлин, — вздыхает Драко, прижимаясь к нему и поворачивая голову для поцелуя.

— Потому что знаешь… со вчерашнего дня прошло так много времени, — говорит Гарри, ухмыляясь, но чувство облегчения слишком реально, и он понятия не имеет, как держался столько лет.

— Достаточно времени, — соглашается Драко, переплетая их пальцы на своем члене. Он совершенно теряется с дыхания и выгибается, а Гарри толкается в него длинно и сильно.

Он опускает голову на плечо Драко, наблюдая за движением их рук в туманном восхищении и цепляясь за этот ритм, пока не становится слишком хорошо. Гарри приближается к кульминации, замедляясь насколько возможно, чтобы Драко мог кончить первым. Живот напряжен, Гарри толкается, забывает дышать, и когда Драко откидывает голову назад и вскрикивает, он кончает следом, наполняя Драко своим освобождением и задыхаясь — так сильно его сжимают внутренними мышцами, отдавшись оргазму, — тесно и горячо.

В наступившей тишине Гарри утыкается разгоряченным лицом в подушку и смотрит через плечо Драко, восхищаясь его острыми чертами, натянутыми мышцами, мягкой бледной кожей. Он проводит липкими пальцами по поблекшей Метке и уже знакомому узору шрамов, чувствуя слабую улыбку Драко чем-то глубоко внутри себя. Медленно они поворачиваются лицом друг к другу, и Гарри готовится к заклинанию, которое Драко очень хочет произнести сам.

— Знаешь, однажды мне снился такой сон, — делится Драко.

Гарри потягивается и откидывается на подушки.

— О, правда?

— Да. Ты был позади меня, просто лежал рядом. Было замечательно, пока я не оглянулся и не увидел, что ты превратился в помощника Кингсли.

— О боже, — стонет Гарри, морщась. — Что произошло потом?

— Ну, во сне я просто продолжил лежать, — говорит Драко, никак не в силах решить, смеяться ему или ужасаться. — Я хотел бы отметить, что в реальной жизни у меня никогда не было сексуальных чувств к этому мужчине.

— Я хочу сказать «хорошо», но это кажется недостаточно правильным словом, — фыркает Гарри, и Драко улыбается, пододвигая свои холодные ноги и прижимая их к бедрам Гарри. — Не понимаю, что с тобой не так. Почему ты такой холодный?

Драко молча указывает на окно. Гарри переводит взгляд туда и понимает, что на улице снова идет снег — большие хлопья мягко падают, скрывая мир снаружи. Он надеется, что Каллиопа, свернувшись калачиком, спит в теплом уголке, а не шастает по сугробам, но эта кошка всегда была полна решимости делать все по-своему. Ему нравится это в ней, и ему нравится это в мужчине, который лежит сейчас рядом и внезапно натягивает на лицо крайне суровое выражение лица.

— Иди домой. У тебя есть дела, а мне нужно снова принять душ, — велит он.

— Тебе нужна помощь? — спрашивает Гарри, хотя каждый мускул в его теле напрягается против этой идеи. По крайней мере, еще на несколько часов.

— Нет, — смеется Драко. — Уходи. Я ничего не могу сделать, пока ты здесь.

— Что тебе нужно сделать?

— Секрет. Рождественские штучки, — говорит Драко. — А теперь вали.

Гарри решает свалить. Он идет домой по снегу, а белые хлопья падают на его пальто и волосы. Он едва замечает холод, который накрывает вместе со снежинками. Ему все равно — он принял зелье и Драко, а Рождество так близко, что все вокруг будто сияет в предвкушении. Он чувствует легкость и открытость, как будто, случись что угодно, он примет это спокойно, так что, заметив маленькую церковь и услышав рождественские гимны, он позволяет увлечь себя внутрь.

Гарри стоит у входа всего минуту или две, вдыхая аромат благовоний и наблюдая за викарием, которая дирижирует хоровой репетицией. Звучат замечательно, и викарий улыбается, когда замечает его, делая паузу, чтобы коротко взмахнуть рукой. Он улыбается в ответ, вспоминая ее добрые слова, и кладет все имеющиеся в карманах магловские монеты в ящик для пожертвований, прежде чем уйти. Его встречают вопящая Каллиопа и обеспокоенный Патрик, которые следуют за ним повсюду, пока он не устраивается на коврике у камина с чашкой чая, подарками и пакетом оберточной бумаги.

— Я очень благодарен тебе за помощь, — устало говорит он, но улыбается, когда находит клубок ниток, чтобы Калли могла поиграть с ним, и благодарит Патрика, когда тот выбирает и разворачивает оберточную бумагу для первого подарка. — Блестящая для Блейза? Хороший выбор, — одобряет он, находит конец ленты заклинанием и принимается за работу.

Он всегда находил эти ритуалы успокаивающими и всегда заворачивал рождественские подарки двадцать четвертого декабря. Это началось как результат панических покупок-в-последнюю-минуту, но с годами стало такой же укоренившейся праздничной традицией, как сыр из Мэдигана и рождественский ужин Рона, который соперничает с традиционным жарким из индейки его матери как по качеству, так и по количеству. От этой мысли у Гарри урчит в животе, но он не останавливается; нужно упаковать много подарков, да и если сейчас съесть слишком много, то не получится доесть десерт.

— Будет чертовски обидно, — заверяет он Каллиопу, добавляя бант к подарку Молли и показывая его ей. Она моргает одним глазом, а затем чихает. — Верно. Очень даже ничего.

Приступив к упаковке подарков ручной работы, Гарри особенно тщательно их складывает, обматывая каждый лентой с надписью «Сделано с любовью», прежде чем завернуть их в упаковочную бумагу. Он колеблется лишь мгновение, прежде чем прикрепить такую же ленту к шарфу Драко, с трудом веря в то, что ему позволено это, но улыбка от этого не менее огромная и идиотская. Закончив, Гарри выуживает горсть бирок и прикрепляет по одной к каждому подарку блестящей лентой, которая абсолютно точно либо серебряная, либо золотая. Самым аккуратным почерком, на который способен, он пишет «С любовью от Гарри и Драко» на каждом, уверенный, что Драко будет спорить, но еще уверенный в том, что без него не получилось бы выбрать идеальный оттенок синего для шапки Джинни, декоративные ленты, которые идеально сочетаются с волосами Уизли, или серебристую шерсть, которую он собирается трогать, по крайней мере, ближайшие несколько месяцев.

Наконец, Гарри складывает завернутые подарки под елкой и отступает, чтобы полюбоваться. Он рассматривает рождественские открытки, задерживаясь на открытке от Невилла, на которой изображен сверкающий кактус и написано: «Думаю, у тебя будет очень веселое Рождество», на другой, написанной почерком Гермионы, с тревожно похожим пожеланием, и открытке от Драко с изображением сварливого кота и довольно лаконичного: «Я увидел это и подумал о тебе». Удивленный, Гарри еще мгновение смотрит на открытку, ощупывая тисненую бумагу пальцами. Этого более чем достаточно.

**~*~**

Гарри прибывает в коттедж и находит Гермиону, помешивающую глинтвейн, Рона, ковыряющегося в подносе с огромными фрикадельками, и Хьюго, сидящего за столом в полном костюме коровы. Все это кажется довольно стандартным для ужина в канун Рождества, да и на кухне чудесно пахнет: сладкая пряность глинтвейна смешивается с пикантным обещанием основного блюда от Рона, и Гарри осознает, что голоден. Гермиона поворачивается и улыбается ему, кажется, не замечая, что пар от кастрюли распушил ее волосы.

— Ты выглядишь счастливым, — замечает она, и у Гарри даже не хватает духу скорчить гримасу.

— Да, — подтверждает он, и ему все равно. Гарри улыбается подруге и пытается не думать о том, что Рон все еще не отвернулся от плиты. По затылку трудно сказать, насколько он зол, а спрашивать Гарри не собирается.

Гермиона открывает рот, чтобы ответить, но останавливается, когда дверь в гостиную распахивается и появляется Драко.

— Я покорил Северную Америку, — сообщает он с торжествующим видом, улыбается Гарри и исчезает обратно в гостиной.

Гарри озадаченно смотрит на Гермиону, и она смеется.

— Они с Роуз играют в Риск**.

— Как долго он уже тут? — спрашивает Гарри.

— Достаточно долго, — отвечает Рон, все еще стоя спиной к Гарри. — Я и забыл, как сильно мы сводим друг друга с ума.

— Вы напарники, — замечает Гарри, обнаруживая, что ему больше не больно это признавать. — Предполагается, что вы должны сводить друг друга с ума.

Рон оборачивается. Гарри не знает, как прочесть выражение его лица, но точно уверен, что ему полагается выговор, поэтому на всякий случай подбирается.

— Мне правда жаль, — извиняется он, пытаясь опередить события, если получится.

Рон вздыхает и складывает руки.

— Гарри, ты ведь знаешь, что «держаться подальше» означает «держаться подальше», а не «сидеть на другой стороне улицы и прятаться под проклятыми чарами Гламура»?

Гарри смотрит на Хьюго, который не может быть еще менее заинтересованным в разговоре. Кивает, пытаясь выглядеть раскаивающимся.

— Да. Это было безумно и глупо, и мы поставили вас в чертовски ужасное положение. Прости. Мы оба сожалеем.

— О, мы с Малфоем уже все выяснили, — говорит Рон, и выражение его лица настолько суровое, что Гарри даже жалеет Драко. — Так что сейчас только о тебе. И обо мне.

— Да, — кивает Гарри, засовывая руки в карманы. — Просто повторю: мне правда жаль.

Рон качает головой.

— Не знаю, почему думал, что это сработает. Почему думал, что вы послушаете меня, хоть кто-нибудь из вас двоих? И вот в чем дело… я такой же идиот, как ты и Малфой. Я размышлял над этим несколько дней, пытаясь понять, о чем, черт возьми, я думал. А ты, — добавляет он, бросая призывный взгляд на Гермиону, — ты должна быть самой умной. Почему ты мне не сказала?

Гермиона фыркает.

— Не вини меня. В мои обязанности не входит останавливать кого-либо из вас от глупостей. Больше нет. Хьюго, пожалуйста, сядь прямо.

Растерянный Гарри смотрит на Рона.

— Так… ты все еще злишься на нас?

Рон неохотно улыбается.

— В итоге все закончилось хорошо. То есть я все еще пытаюсь понять, что творилось у меня в голове… но в свою защиту скажу, что в тот день я правда чертовски устал.

— Спасибо, — благодарит Гарри, и прилив облегчения развязывает маленький узел в животе. — Мне кажется, иногда я забываю, что больше не аврор. По крайней мере, не активный. Ну ты понял, что я имею в виду. Я сглупил. А Драко… эм… его легко провести.

Рон смеется.

— Я поверю в это, только когда увижу. Тебе не нужно покрывать его, он уже несколько раз говорил мне, что все это была его идея.

— Ты ему веришь?

— Честно говоря, это больше не имеет значения. Мы поймали ее — вот, что действительно важно.

— Твой отчет был очень великодушным, — замечает Гарри, и Рон кивает, явно довольный собой.

— Я горжусь им. Не настолько же, насколько этими фрикадельками, но ты понял. — Рон вытаскивает противень из духовки и смотрит на свои творения. Они шипят и попыхивают, испуская восхитительный травяной пар, а то, что находится в кастрюле на плите, пахнет так, будто идеально сочетается с ними.

— Выглядит неплохо, приятель, — оценивает Гарри, садясь за стол, когда Рон возвращается к духовке. Когда он начинает напевать себе под нос, Гарри понимает, что все будет хорошо.

— Я же говорила тебе, — замечает Гермиона тихо, придвигая стул. У нее усталые глаза, но улыбка искренняя, а в волосах блестки, о которых, как думает Гарри, она, возможно, даже и не знает. — Честно говоря, я понятия не имею, почему он думал, что вы останетесь дома. Я спросила его, как давно он знает вас обоих, и вот тогда-то он и начал сердиться на себя.

— Ты звездочка, — говорит Гарри и смотрит на Хьюго. — А ты корова.

— Да. Наш м-м-м… Рождественская пьеса называется «Скотный двор…» о, я забыл как там дальше, — вздыхает Хьюго, пытаясь сложить руки, но обнаруживая, что маленькие тканевые копытца мешают сделать это. — Мне спеть для тебя песню? Я уже спел одну для дяди Драко.

— Да, пожалуйста, — просит Гарри, обмениваясь удивленным взглядом с Гермионой.

Пока Хьюго выступает, Рон продолжает пританцовывать у плиты, размахивая ножами, деревянными ложками и кухонными полотенцами в знакомых движениях, которые Гарри называет «Счастливый Шеф», что удивительно контрастирует с чуть мрачноватым исполнением Тихой ночи, которую поет корова. К тому времени, когда для Гарри исполняют еще три песни и показывают энергичную танцевальную программу, ужин готов, и Роуз с Драко выходят из гостиной, договорившись объявить ничью.

Рон подает огромные тарелки с фрикадельками, картофельным пюре, капустой и сливочным соусом со специями. Все это прекрасно сочетается как с домашним брусничным соусом, так и с подробным рассказом о том, как он украл рецепт блюда у отца, которое тот впервые попробовал в Швеции, и что, по его мнению, его собственная версия намного лучше, потому что он оставляет картофельную кожуру. Гарри не разбирается, но все выглядит сытно и вкусно. Он любит абсолютно всех за этим столом, даже когда Рон ухмыляется и говорит ему перестать так пялиться на Драко, потому что это отвлекает от ужина.

Гарри почти уверен, что не пялится, но все равно краснеет, когда Драко прижимается к нему коленом под столом и разрезает фрикадельку с дьявольской, вызывающей дрожь улыбкой, играющей на губах. Гарри не нужно смотреть на него — он и так может вспомнить каждый дюйм тела Драко. Может, но не будет, потому что Рон выглядит таким самодовольным, выражение лица Гермионы такое чертовски понимающее, а Роуз продолжает переводить взгляд с одного на другого, будто пытаясь понять, что поменялось. Хьюго просто кушает, пиная своими коровьими копытцами всех под столом и умудряясь смести все с тарелки в кратчайшие сроки.

Десерт по традиции подается в саду под уютными Согревающими чарами и мерцающими огнями, расположенными на столе во внутреннем дворике. Благодаря искусному заклинанию Гермионы Гарри все еще чувствует дуновение ветерка и запах замерзшей земли, но лицо и руки остаются в тепле, когда он ест липкий ирисный пудинг и имбирное мороженое. На самом деле в животе нет места, но это слишком вкусно, чтобы тратить впустую. Драко тоже перебарывает себя, и Гарри почти уверен, что они проведут ночь, растянувшись на кровати в пищевой коме, но все складывается отлично. От мысли о том, чтобы свернуться калачиком под тяжелым одеялом и проспать до рождественского утра, становится так тепло, что появляются силы доесть последний вкуснейший кусок пудинга.

Звезды ярко сияют на небе, когда Роуз и Хьюго удаляются в свои спальни, оставляя взрослых в деревянных креслах потягивать теплый глинтвейн, который кипел на медленном огне весь ужин. Рон целует Гермиону в макушку, и она улыбается. Гарри смотрит на Драко, а затем кладет руку на подлокотник его кресла, внутри поднимается волнение, когда сильные пальцы переплетаются с его. Движение привлекает внимание Рона, но он ничего не говорит, просто ставит дымящуюся чашку на колено и смотрит на звезды с явным удовольствием. Через мгновение он поднимает кружку в молчаливом тосте.

Гарри тоже поднимает свою. Рядом улыбается Драко, а над их головами что-то серебристо-яркое проносится по небу.