«…после чего благородному мужу и его благородной супруге надлежит встать лицом на восход и трижды поклониться до полу, а после, взявшись под руки, покинуть Зал Предков, не разрывая рук, не глядя по сторонам — лишь на возлюбленного супруга своего — так докажут они решимость свою перед предками и подтвердят вечную любовь свою. После этого…»

Кэйл на миг прикрыл глаза и тут же встряхнулся, почувствовав, как его затягивает в сон. Голос Чхве Хана уплывал, а его сознание так и норовило соскользнуть в сон, хотя он отчаянно сопротивлялся. Он и так всю последнюю неделю почти всё время спал, просыпаясь лишь для того, чтобы проглотить пару ложек бульона и послушать, как Чхве Хан читает ему «Семь таинств Когурё». Хотя, по чести, последние дни он скорее слушал его голос, а не слова, которые тот произносил — смысл упорно ускользал от воспалённого сознания. Возможно, Кэйл действительно погорячился с изучением этой книги.

Впрочем… Неделю назад он даже не мог подумать, что его болезнь настолько затянется.

Тогда всё казалось довольно простым. Выпить противоядие, позволить Чхве Хану найти преступников, отлежаться и продолжить обучение. Кэйл строго-настрого запретил Рону писать в Роун о произошедшем, прекрасно понимая, чем это может обернуться. Стоит отцу узнать, что его попытались отравить, он тут же аннулирует перемирие и поднимет флот, направив его к берегам Кореи. Это сулило очередной виток войны, да и самому Кэйлу пришлось бы поспешно бежать из Комджонйонкуна, а это было не лучшим исходом событий. Они затеяли всё это не для того, чтобы всё пропало настолько бездарно!

Судя по всему, Чхве Хан тоже это понимал, потому что с каждым днём приходил всё позже и выглядел всё более и более усталым. Иногда он рассказывал, как продвигается расследование, или про каких-то корейских чиновников, которых лично он считает неблагонадёжными, а иногда просто сидел, тяжело облокотившись на спинку кресла и прикрыв глаза. Кэйла действительно смущал размер синяков под его глазами, увеличивающийся изо дня в день, но, когда он затронул эту тему в разговоре, Чхве Хан лишь коротко ответил, что при необходимости способен обходиться без сна больше недели, а усталость не является чем-то важным, и Кэйл не посмел возражать.

Наверное, если бы они находились в Роуне и отравлен был бы Чхве Хан, он сам поступил бы так же.

Тем не менее, состояние Императора не могло не напрягать его. Несмотря на собственную слабость, Кэйл подмечал, как цвет кожи Чхве Хана становится болезненно-бледным, а на спинку стула он откидывается все более и более устало. Но это совершенно не мешало Чхве Хану каждый день проводить примерно три часа за чтением и разбором непонятных Кэйлу слов со словарём, лишь изредка отвлекаясь, когда к нему прибывали слуги с докладами и донесениями. За эти дни Кэйл даже успел познакомиться с начальником Тайной Службы Дворца, Ли Су Хёком — высоким мужчиной с длинными волосами, собранными в свободный хвост. Чхве Хан познакомил их на второй день, сообщив, что именно Ли Су Хёк был назначен главой этого расследования и попросив ответить на некоторые его вопросы. Ли Су Хёк Кэйлу понравился — он был довольно бойким и много улыбался, чем напоминал более взрослую и серьёзную версию Ханса, хотя Кэйл определённо не понимал смысла в некоторых его вопросах. Впрочем, Начальник Тайной Службы, кажется, был вполне доволен его ответами и, записав всё, скоро отбыл, пожелав Кэйлу скорейшего выздоровления.

Что действительно удивило Кэйла, так это то, что его почтил своим визитом Первый Принц Чон Су.

Это случилось почти сразу после того, как Чхве Хан закончил чтение и отбыл к себе — Кэйлу даже показалось, что принц специально дождался ухода дяди. Он не сказал ничего особенного — поинтересовался самочувствием Кэйла, кажется, удивившись, когда заметил, что Кэйл даже после ухода Императора продолжил читать «Семь Таинств», и, пожелав скорейшего выздоровления, зачем-то попросил позвать Ын Су и Су Ын (когда Кэйл узнал имя второй служанки, он с трудом сдержал смех), чтобы поговорить с ними. Кэйл понятия не имел, о чём, но девушки выглядели взволнованными и обеспокоенными после возвращения, а Рон посылал в сторону Первого Принца странные взгляды всю встречу. Кэйл его понимал — Чхве Чон Су выглядел довольно подозрительно с учётом его очевидной антипатии к Кэйлу, но всё же что-то не позволяло ему подозревать того в своём состоянии.

Почему-то в глубине души Кэйл был абсолютно уверен в том, что Чхве Чон Су никогда не стал бы поступать подобным образом.

Впрочем, он не стал запрещать Рону проводить собственное расследование, да и это было абсолютно бесполезно. Рон, всё же, по большей части был именно его телохранителем, а не только личным слугой, и, несмотря на наличие капитана Хиллсмана, в случае необходимости именно Рон был уполномочен отдавать приказы стражникам из охраны Кэйла. Кэйл доверял ему больше, чем кому-либо, поэтому лишь попросил быть осторожнее. Всё же, они были не в Роуне, и Кэйл не хотел, чтобы у Рона были неприятности.

Проблема была в том, что Рон слишком дорожил им, чтобы думать об осторожности, когда Кэйлу грозила опасность. А она, увы, не миновала — на самом деле, с каждым днём состояние Кэйла всё больше ухудшалось несмотря на все принятые меры.

Он почти не мог есть. Бикрос, которому теперь приходилось готовить в присутствии минимум двух Роунских и двух корейских стражников, что он терпел с достойной восхищения стойкостью, кормил его совсем слабыми бульонами с гренками или лапшой, но последние дни Кэйл не мог заставить себя даже взглянуть на еду. Его тошнило от запахов, мутило от слишком яркого света и знобило по ночам, когда у него поднималась температура. Днём всё было почти сносно, хотя реакция на свет оставалась, поэтому слуги занавешивали окна плотными шторами, а Чхве Хан читал ему при свете свечи. Он несколько раз предлагал прекратить эти занятия, чтобы у Кэйла было больше времени на отдых, но Кэйл упорно отказывался.

Голос Чхве Хана, такой мягкий и прятный, успокаивал и приносил мир в его сердце.

Кэйл… был напуган.

Он никогда в жизни не попадал в такую ситуацию.

Кэйл много болел, особенно в детстве, хотя и почти не помнил этого. Доводилось ему и кашлять кровью после очередного слишком энергоемкого заклинания, и валяться в лихорадке от сезонной простуды по нескольку дней, но… Кэйла никогда не травили неизвестным ядом непонятного происхождения, чьё действие не нивелировалось никакими противоядиями — ни роунскими, ни корейскими.

Судя по тому, как протекала болезнь, если ему не станет лучше, через неделю его организм просто умрёт.

Кэйл не хотел умирать.

Что угодно было лучше, чем смерть.

В последние ночи ему постоянно снились кошмары. В них он снова и снова осознавал себя прикованным к стене, измученным и отчаянно желающим смерти, и, когда он просыпался, ужас сковывал его тело. Спросонья просторная комната походила на тюремную камеру, и у него уходило определённое время на то, чтобы осознать, где он находится на самом деле. Несколько раз он будил Рона, и тот закутывал его, дрожащего, в одеяло и поил успокаивающим чаем, а потом оставался рядом, пока Кэйл не засыпал, и от этого было отчаянно-стыдно. Он больше не был тем плачущим восьмилетним мальчиком, похоронившим мать, который жался к Рону в поисках поддержки, но чувствовал себя точно так же.

Он хотел домой.

Это было постыдное и детское чувство, но Кэйл действительно предпочёл бы умереть дома. Мысли о том, что отец, матушка, братья и сестра получат из Кореи известие о его смерти уже через три недели после его отъезда, абсолютно не способствовало хорошему состоянию духа. Самым паршивым было то, что сам Кэйл мало что мог сделать в этой ситуации. У него не было опыта ни в работе с ядами, ни в оперативной следственной работе — он был принцем, а не воителем, стражником или детективом. К тому же, он действительно понятия не имел, кто мог пожелать отравить его, потому что не знал в Корее никого, кроме Императорской семьи и некоторых аристократов и чиновников.

Беспомощность раздражала до боли.

Сегодня шёл седьмой день его болезни. Вчера Кэйл, плюнув на всё, написал письмо родным, которое они должны будут получить в случае его смерти, но пока не отдал его Рону — не смог решиться. Он просто засунул его под подушку, положив, что в случае чего там письмо будет довольно просто обнаружить, и решил больше не думать об этом.

Чёрт, было бы чудовищно обидно, если всё закончится вот так.

Кэйл дёрнул головой, обнаружив, что снова прекратил слушать Чхве Хана, погрузившись в свои размышления, и вдруг понял, что в комнате стало тихо. Он тут же открыл глаза и встретился с Чхве Ханом взглядом — тот, нахмурившись, внимательно смотрел на него. Огонь свечи играл бликами в его радужках, и Кэйл замер, завороженный этим зрелищем. Словно огонь отражался не в глазах, а на лезвии прекрасного клинка, свободного от ножен… Но вот Чхве Хан моргнул, и это странное чувство нереальности пропало, а клинок спрятался за бесконечно усталым взглядом.

Чхве Хан сегодня выглядел так, что Кэйлу самому хотелось попросить целителя осмотреть его.

Забытая книга лежала на его коленях, а сам Чхве Хан просто сидел, откинувшись на спинку кресла, и смотрел на него со странным выражением на лице. Оно было одновременно решительным и печальным, но так же там было что-то ещё, чего Кэйл не мог разобрать.

— …почему Вы остановились? — тихо спросил Кэйл, но после долгого молчания получилось так хрипло и тихо, что Кэйл сам поморщился от звучания своего голоса. Чхве Хан резко выпрямился и подался вперёд, приблизившись к нему почти вплотную. Его брови почти встретились на переносице, пока он пристально вглядывался в лицо Кэйла, а потом он отстранился, как-то горько пожав плечами и повернув голову в сторону.

— Принц Кэйл, — тихо начал он через несколько мгновений, и голос его звучал так, словно он решился на что-то, что далось ему особенно трудно. Впрочем, он почти сразу же замолчал, словно не знал, как сказать то, что собирался, и Кэйл был вынуждене переспросить:

— Господин Чхве Хан?

Чхве Хан тяжело вздохнул и посмотрел на Кэйла спокойным уверенным взглядом.

— Принц Кэйл, завтра утром я отправлю посла к племени Китов и оплачу проезд корабля до Хвиса. Бессмертная — самое быстроходное судно во флоте, поэтому я предоставлю его Вам, чтобы Вы достигли Роуна как можно скорее. Сейчас установился сезон попутного ветра, поэтому на полном ходу вы будете в Хвисе к следующему утру.

Кэйл замер.

Погодите, Чхве Хан собирался сделать… что?

Роун и Корея были отделены огромным заливом, центральная часть которого была занята подводным городом Племени Китов — зверолюдей, настолько могущественных, что связываться с ними не рисковала ни одна Империя. Сами Киты, ведущие войны с Племенем Русалок, не интересовались людскими войнами, но и не испытывали к людям никакой симпатии, затопляя все корабли, посмевшие пересечь их воды без разрешения. Впрочем, с тех пор, как на престол Китового Племени три года назад взошла Королева Витира, проход по водам племени напрямую из Кореи в Роун стал возможен, но цена была непомерной даже для редкого использования, поэтому, по сути, ничего не изменилось для обеих стран. Они всё так же продолжали плавать вдоль берегов, куда киты обычно не заплывали, что, пусть и увеличивало продолжительность пути, но было куда полезнее с точки зрения государственных казначеев обеих держав.

И сейчас Чхве Хан собирался выложить эту безумную сумму, наверняка ещё и помноженную в несколько раз за срочность, чтобы отправить Кэйла в Роун и помочь ему исцелиться.

Но дело было не только в деньгах. По сути, отправляя Кэйла в Роун, Чхве Хан признавался в собственном бессилии перед Империей Роун. Кэйл был гарантом мира между их государствами — политическим заложником, отданным Роуном в знак прекращения войны. Если бы с ним что-то случилось до свадьбы и в Роуне узнали об этом, Император Хенитьюз мог бы легко аннулировать соглашение. После — уже нет, ведь тогда Кэйл официально станет гражданином Кореи, окончательно закрепив мир, но в этот месяц договор был невероятно уязвим. Кэйл был стеклянной стеной между двумя напружинившимися зверями, и, стоило этой стене треснуть, как звери тут же вцепились бы друг другу в глотки, разрывая друг друга с прежней яростью. Этого никак нельзя было допустить — именно поэтому Кэйл предпочёл скрыть от семьи свою болезнь.

Но Чхве Хан был готов рискнуть договором, если это значило, что жизни Кэйла больше не будет угрожать опасность.

— …господин Чхве Хан… — выдавил Кэйл из себя, но потом замолк, не в силах сказать что-либо ещё. Он был… рад? Шокирован? Обескуражен? Он чувствовал, словно с его души свалился огромный груз, но в то же время не был этим доволен. Кэйл знал, что Дерус Хенитьюз ни за что не оставит даже попытку отравить своего сына — он никогда не прощал угроз в адрес своих детей. А это значило, что он найдёт повод, чтобы напасть на Корею вновь и отомстить виновным, и Корея не сможет не ответить.

И снова начнётся только-только закончившаяся война.

Чхве Хан тихо вздохнул и улыбнулся мягкой, но очень усталой улыбкой.

— Принц Кэйл, я понимаю Ваши волнения. Но прошла уже неделя, моя тайная служба раскрыла три старых дела и два заговора, но ни на шаг не приблизилась к разгадке Вашего отравления. Время утекает, и, если замешкаться ещё, Вы просто… — он вдруг закашлялся, и Кэйл неосознанно подался вперёд, но Чхве Хан остановил его жестом.

— Ваша жизнь крайне важна — как для Кореи, так и для меня лично, — он покачал головой. — Я принял Вас в моём доме и взял под свою ответственность, но не смог защитить Вас. Это моя ошибка и моя вина. Я намерен исправить и искупить её.

— Мой отец начнёт новую войну, если узнает, — покачав головой, тихо сказал Кэйл. — Люди снова будут умирать.

— Разве он не начнёт её, если Вы умрёте?

Губы Кэйла тронула грустная улыбка.

На какое-то время между ними повисла тишина, а потом Чхве Хан поднялся, отложив книгу на столик, и, кажется, собирался отойти к двери, когда вдруг пошатнулся и резко подался вперёд, лишь в последний момент успев ухватиться за спинку кресла. То накренилось и с грохотом повалилось на пол, а Кэйл инстинктивно потянулся в сторону Чхве Хана, который согнулся почти пополам и почему-то поднёс руку к губам, когда за дверью раздался обеспокоенный голос служанки. Кэйл не успел разрешить ей войти, как дверь отодвинулась и на пороге показалась явно обеспокоенная Су Ын. Она замерла, и Кэйл мог разглядеть со своего места, как её глаза расширяются от ужаса, а потом с криком, который Кэйл не сумел разобрать, она кинулась к Чхве Хану и подхватила под руку, помогая опуститься на пол.

Чхве Хан медленно отвёл ладонь ото рта, и Кэйл увидел, как в тусклом свете свечи она блеснула алым.

— Господин Чхве Хан! — позвал он, скорее желая удостовериться, и Чхве Хан инстинктивно повернулся. Его лицо казалось совсем бледным и измождённым, но главным было не это.

Его подбородок и губы все были перепачканы кровью.

В этот момент для Кэйла всё вдруг словно замерло. Чхве Хан замер, замерла перепуганная служанка, замерло пламя свечи, и Кэйл начал медленно осматривать комнату. Это была не еда. Если бы это была еда, Чхве Хан бы не отравился тоже, это было понятно как день. Значит, что-то, с чем контактировали они оба… Его взгляд блуждал по комнате, ни за что не цепляясь.

Ароматные палочки? Их проверили в первую очередь — обычные благовония, помогающие при мигренях. Не то.

Стул и простыни. Не то, остались бы ожоги от яда.

Воск в свече? Бред, её принесли позже. Не то, не то, не то…

Взгляд наконец-то остановился.

Рука Кэйла сама собой потянулась к книге, отложенной Чхве Ханом на столик у кровати. «Семь Таинств Когурё» была слишком редкой, но вот…

Словарь.

Невзрачная книга, покрытая… толстым слоем пыли.

Разве в книге должно быть так много пыли?

Почему-то вспомнился тот сон, снежный и добрый, белые хлопья, белая пыль — словно подсознание пыталось подсказать ему ответ с самого начала… Но он понял всё слишком поздно.

Всё это время. Это была пыль.

Разум нашёл разгадку, время снова запустило свой ход, раздался грохот — переведя взгляд на дверь, Кэйл увидел Ын Су, в ужасе выронившую поднос. Она смотрела на Чхве Хана, но на миг её глаза скользнули к книге в руках у Кэйла.

Попалась.

— Рон, — тихо позвал Кэйл, зная, что его всё равно услышат. Раздались тихие, но быстрые шаги, и дворецкий возник в дверном проёме, как возникал всегда, когда был нужен. Кэйл улыбнулся.

«Книга. Ын Су. Яд»

Рон прочитал сказанное по губам и кивнул.

Кэйл улыбнулся.

Что ж.

Новая война отменялась.