Он знал, что всё получится так, как и планировалось.

Первую половину дня провёл, гуляя по городу. Жители Мондштадта — как поздравительные открытки — в своём репертуаре приветливо улыбались. Вот он — менталитет. Альбедо не любит это слово, потому что уверен в отсутствии объективности вешать ярлыки на людей, основываясь лишь на их стране рождения, но все же считает неоспоримым факт существования в обществе правил, диктующих поведение. В Мондштадте принято перед тем, как начать диалог желать крепкого здоровья и благословения Барбатоса; увлечь недолгой историей о своей семье или друзьях, попутно оценивая насущную погоду и хваля усердную работу Магистра; а после пригласить пропустить пару бокалов вина в знаменитой таверне и следом забыть об всем тут же, отвлекаясь на другого собеседника, которому говорить нужно ровно тоже самое. В чистом виде доброжелательность, которая далека от искреннего интереса. Многие иностранцы подумывают на лицемерие, но нет — здесь просто так принято. В конце концов, что плохого? Обмен любезностями повышает настроение.

Совершенно зеркальный этикет у жителей Снежной. Холодный нрав и отсутствие желания вступать в диалог. Но говорят про них, парадоксально, как о людях с самой тёплой душой. Что-то же должно согревать в суровых зимах.

Альбедо много путешествовал по Тейвату. Ему выпадала возможность посещать Мондштадт пару десятилетий назад. Большую часть времени провёл тогда в руинах, исследуя останки культиваторов, а в самом же городе был… эпизодично.

После недолгой прогулки Альбедо заказывает столик на открытой террасе ресторанчика, которого ранее указал в письме для Лизы Минчи — пригласил её на обед по случаю своего визита. Неспешно потягивает чашку ароматного кофе, с любопытством учёного наблюдает за рутиной жизнью людей, то и дело натыкаясь взглядом на снующих по траектории «туда-обратно» рыцарей. Стражи порядка охраняют спокойствие. Вернее, делают вид. Тише места в Тейвате не найти. А может здесь слишком буйные пьяницы?

Минчи повзрослела — первое, о чем думает Альбедо спустя несколько лет с последней встречи. Он помнит озорную молодость в ее глазах и манеру вызывающе одеваться. Все непосредственное — Лиза. Они сблизились на втором курсе. Она шкодливо предложила подсыпать зелье для облысения преподавателю, несправедливо завалившего их на экзамене, и он согласился. Потому что завалил седой старик правда нечестно — Лизу, потому что показалась ему слишком умной для женщины, а Альбедо слишком нежным для мужчины. Закостенелостью своих суждений старик поплатился роскошной белой шевелюрой, которую считал гордостью и доказательством того, что много лет он прожил и знал о жизни больше всех.

Теперь Лизе чуть больше тридцати и ее глаза украшают мимические морщинки. Взгляд осмысленным стал. Предложи ей авантюру, на подобие тех, которыми они на пару прославились в Академии, согласилась бы?

— Дорогой, я надеялась, что ты отрастил бороду, как мы договаривались, — а голос по-юношески кокетливым сохранился, — непростительно.

— Лиза, — Альбедо дает себе волю на короткий, но искренний смех, — ты простишь меня, если я скажу, что честно старался?

— Прощу, даже если ты бессовестно лжешь, — она заключает его в объятия. От неё пахнет лавандой и терпкими благовониями из Ли Юэ, — ради приличия мог и постареть. Чуть-чуть.

— Это все твои зелья для поддержания молодости.

— Не ври, они не настолько хороши.

Альбедо неловко отшучивается и переводит тему, как это водится у старых друзей. О молодых — в случае Альбедо не самых, — годах.

— Дорогой, позволь уточнить. Тебя, самого невозмутимого человека, которого я знаю, доконала бумажная волокита в Академии, и ты решил переехать в Мондштадт?

— Девяносто процентов работы доцента — лекции, отчеты и шаблонные диссертации, а остальные десять — в перерывах выпить кофе и поспать. Моя дорогая. Мне нужен отпуск от этого. На неопределённый срок.

Лиза испытывающее смотрит, почти не притрагиваясь к еде. Альбедо знает этот приём — внимательным молчанием манипулировать собеседником, чтобы он от неловкости продолжал говорить. Ведьмы — азартные существа. С ними надо постоянно играть и, время от времени, поддаваться.

— На неопределённый долгий срок, — заключает он.

— Вот как, — довольно улыбается, лиса, — но ты же не можешь отдыхать, как нормальный человек.

— Как нормальный человек? Объясни?

— Вот и я о том же! — Лиза очаровательно улыбается, прикрыв губы ладонью, — ну знаешь, не нагружать свою чудесную голову тонной информации или решением алхимических уравнений, а просто… лежать? Пить чай, не думая о важном. Читать приключенческий роман. Смотреть на небо, не сопоставляя звёзды в немыслимые комбинации, или на людей — они притягательны и легки в своих эмоциях.

С последним Альбедо бы смело поспорил.

— Так что же, — спрашивает почти шёпотом, наклоняясь над столом, — дорогой, расскажешь, чем думаешь заняться?

— Я покажу.

Альбедо берет с соседнего стула охапку веток. Листья на них почерневшие, дырявые,в неопределённой грязной субстанции. На них неприятно смотреть, не то, чтобы в руки без перчаток брать.

— Хвала Архонтам, ты не ухаживал за мной по молодости! — Лиза морщит тонкий носик из-за запаха гнили, — девушкам, конечно, принято дарить букеты, солнце, но из цветов…

Альбедо молча достаёт из внутреннего кармана пальто колбу размером с мизинец и вату. Промочив в жидкости, он втирает ее в основание стеблей.

Перед Лизой спустя распускается белоснежный букет цинсинь.

— Обычно дарят цветы в начале свидания. Стал ли я плохим джентельменом, немного нарушив этикет?

Ведьме, вздыхавшей горный запах редких растений, однозначно не до мондштадтских правил приличия.

— Значит, ты все также продолжаешь играть с жизнью, — миролюбивый тон голоса не меняется, однако Альбедо легко улавливает осуждение.

— И, как видишь, достигаю успехов.

Необязательно же ей говорить, что это лишь малая часть его познаний?

Лиза откладывает «подарок» на край стола и красноречиво смотрит. Альбедо понимает — сейчас пойдёт чтение нотаций.

— Как каждому учёному тебе жизненно необходимо потрогать то, что не должно быть осязаемым. Время, чувства, энергетические потоки… но мёртвое должно таковым оставаться. Нарушение законов круговорота жизни тебе не простят.

— А какие законы существуют для искусственного? — на него смотрят, не скрывая недоумения, — это были корешки березы. Я специально собрал самые тонкие и маленькие, похожие на стебли цветов. Я не возродил старую жизнь. Я создал на её останках новую.

Да, он определённо самый невозмутимый человек в мире. Кто ещё выдержал бы столько лекции из серии «я поведал в этой жизни больше, поэтому слушай мое мнение…» от людей, таких как Лиза. Они младше (на целые столетия) и не владеют даже процентом той информации, которой владеет Альебедо.

Хотя, Минчи — случай уникальный. Она одна из самых эрудированных личностей, которых Альбедо встречал. Но стала похожа на ленивую домашнюю кошку.

В студенческие годы её проницательность одновременно пугала и притягивала. Раньше у Альбедо играл научный интерес, сможет ли она раскопать чертоги его сознания и выяснить секрет рождения на этот свет. Однако, по сей день не смогла. А Альбедо уверен, что пыталась.

— И какая конечная цель твоего отпуска? — неодобрением сквозит, словно знает плату уготовленной безумным в своем любопытстве.

— Никакой конечной цели. Только ответы на вопросы.

— Знаешь хорошую поговорку? Меньше знаешь — крепче спишь, солнце.

— Да, но мне плевать, — мягко улыбается в ответ.

Альбедо в курсе, что людям не нравится пассивная агрессия. Лизе в особенности, потому что сама этим грешит.

— Я люблю играть в мамочку, но при иных обстоятельствах, — она сдаётся первая, — но лучше ты будешь заниматься трансмутацией там, где я тебя могу периодично видеть. И знать, что всё под контролем.

Альбедо, благодарно улыбнувшись, берет её ладонь в свою.

— Спасибо. Это важно для меня.

— Оу.

— Ты прекрасна, Минчи.

— Мой сладкий, не вздумай слюнявить мне руку, я дама женатая.

— Как скажешь …. Стоп, что?

***

— Вуд, я планирую отпуск взять в конце следующего месяца. Повидаться с дочкой хочу. Так что, готовься к замене.

— Она в Ли Юэ переехала, ты говорил?

— Да, с матерью, после развода…. — высокий рыцарь, стоящий охраной у кабинета Магистра, грустно хмыкает, очевидно уходя в свои не самые приятные мысли.

Спустя минуту — Альбедо засекал — они продолжают повседневную болтовню.

Лиза бессовестно его оставила в полупустом коридоре штаба, где даже присесть негде, а сама ушла на «серьезный разговор» с начальством. Предупредила, мол, не займёт много времени.

Время — понятие растяжимое. И проблема не в ожидании. Альбедо никогда не испытывал с этим трудности. Проблема в том, что его разум, привыкший почти в каждом взаимодействии с социумом извлекать для себя что-то полезное, в ситуации, когда этого не происходит, и он вынужден слушать бесполезный поток слов, замыкается и перегружается, как случается при контакте электричества со влагой. А дальше — белый шум, головные боли. Ничего с этим поделать не может.

Иногда Альбедо посещает безумная мысль создать эликсир, лишающий дара речи. Не навсегда, — это было бы жестоко даже для него, хотя, — но надолго. Он, ведь, понимает многое — философию, основы механики, математику, принципы кхемии и даже кулинарию. Но когда больше получаса слушает совершенно бесполезную информацию, ему действительно становится дурно.

— Капитан сегодня не в духе. Видели его роту после тренировки? — появляется третья фигура в постороннем разговоре, и на вид намного младше по возрасту. И званию. Новобранец?

— Да, видел утром ещё. Их вспотевшие рожи такие, будто навернули кросс отсюда, до Ли Юэ и обратно, — беззлобно ухмыляется — Альбедо запомнил зачем-то — Вуд.

— Он вполне мог дать им пробежать такую дистанцию. Вокруг казармы, — добавляет его напарник, и они дружно пропускают смешок, — А что случилось интересно? Я с ним выхожу на ночной патруль, хочу знать — пиздец или не пиздец.

— Я слышал, что опять с Рангвиндром пособачился.

— Тогда пиздец.

Хм, Рангвиндры… С действующим владельцем винокурни он лично не знаком, но неприятно наслышан, а вот с его отцом имел честь встретиться однажды.

Парадокс Вселенной — в определенный период встречается жизненно необходимый человек. Для Альбедо, для Господина Альбериха и его сына, для всей нации, этим человеком был Крепус. Добрых и богатых людей мало, а с уходом старшего Рангвиндра их, наверное, и вовсе не осталось.

— Капитан Кэйа разве тиранит? — скептично задает вопрос младший рыцарь.

Альбедо заинтересованно устремляется на солдат Ордена. И прислушивается.

— Ай, не верь Свену, он преувеличивает. Капитан, в целом, мужик хороший. Непредсказуемый он, правда, юморит по-чёрному, да и склонности у него наблюдаются немного садистские…. но тебе повезло, что ты попадешь под его командование! Ты же в четырнадцатую идёшь? — паренёк активно в ответ кивает, — проведя аналогию с воспитанием кнутом и пряником, Капитан, когда у него плохое настроение, когда кто-то косячит, или же всё разом, наказывает не то, чтобы кнутом, но чисто по ощущениям — это уснуть где-нибудь в подворотне пьяным, а проснуться весь избитым и в синяках. Вроде побоев не заметил, а болит адски.

Их прерывает Лиза, мягко вышедшая из кабинета Магистра. Она, заговорщически улыбнувшись, приглашает Альбедо зайти, а сама исчезает за дверью напротив.

***

Магистру Ордо Фавониус Альбедо кратко ведает причину пребывания в городе. На деле — необходимости мало, потому что Лиза до их официальной встречи успела присесть Гуннхилдр на уши и замолвить словечко о том, что какой Господин Альбедо необходимый. Да и слухи ходят, что с уходом Варки в экспедицию, Орден испытывает… некоторые трудности с кадрами. Альбедо понимает, сидя напротив совсем юной девицы, что лаборатория у него появилась заочно.

— Для Ордо Фавониус будет честью принять в свои ряды такого талантливого человека, — под конец говорит Магистр, когда в кабинет начинают проникать сумерки.

Они проговорили большего положенного, чем следует при собеседовании. Джинн, по-дипломатичному, аккуратными вопросами пыталась вытянуть из него больше информации. Очевидно, те крохи сведений от Лизы её не устроили. А Альбедо, никогда не усложнявший свои истории, отвечал привычно исчерпывающее.

Так и договорились.

Джинн импонирует. У неё добрые, нараспашку открытые глаза. И это совсем не тот мягкий жалостливый взгляд. Это — настоящая сталь, закаленная солнцем справедливости и верой своего народа. Ее энергетика, оберегая, топит бирюзой весь Мондштадт. Альбедо видит перед собой настоящего лидера. Безумно нравится такой стержень в людях.

Когда-то давно Дайнслейф рассказывал, что до Трагедии у их Короля глаза были точно такие же.

Внезапно в кабинет с визгом вбегает маленькая девочка, оглушая комнату стуком массивных дверей. А вслед за ней рыцарь. С неподдельным ужасом на лице

рыцарь.

— Магистр Джинн, прошу прощения за вторжение, я не уследил за её прыткостью!

— Отставить панику, Свен. Кли — непоседливый ребёнок. А вот перед гостем…

— Джинн! Джинн! Кли поймала рыбу с братиком-капитаном! Настоящую…

— …извиниться.

— …братик-капитан сказал, что это рыба-рякон!

— Дракон, милая…

— …представляешь, такая огромная!

Альбедо совершенно не понимает, что происходит.

Кто этот ребёнок? У неё странные вытянутые ушки и, похоже, Пиро Глаз Бога. Он редко встречает настолькоособенных детей.

А главное — чей это ребёнок?

Эльфов он повидал на своем веку немало и никого из них в лицо не вспомнит. За исключением одной неординарной женщины, у которой как раз такие же, отливающие золотом, волосы и яркие багряные глаза.

Да ну, не бывает таких совпадений.

— И где же рыбка, Кли? — Джинн звучит невозмутимо ровно.

— Братик сказал «такую рыбку кушать нельзя. В ней много клещей…

— Костей.

— … и мы ее отпустили обратно в прудик. Кли расстроилась. Но братик пообещал. Когда Кли вырастет, и у неё будет дворец с прудиком, он словит много-много ряконов! И они будут плавать там!

— Это замечательно, — Джинн берет Кли на колени, что бы та случайно не убилась об угол рабочего стола, — это очень интересная история, ты мне позже все подробно расскажешь, хорошо? А сейчас скажи — ты помнишь правила посещения этой комнаты?

Ребёнок внезапно затихает на руках, пристыженно поджимает ушки, спрятав лицо в руках.

Я в домике.

Альбедо сдерживает улыбку, оставаясь безучастным наблюдателем.

— Без стука не входить…

— Правильно, Кли, — Джинн машет рукой в сторону рыцаря и тот, отдав честь, поскорее уходит с места преступления, — часто здесь проходят взрослые встречи. На таких встречах нужно быть серьезными и…?

— Деловыми! — пискнула девочка.

— Правильно. Тут не должно быть шумно.

— Но я не хотела шуметь! — ребёнок вдруг начинает яростно вырываться с колен и сползать на пол, вертляво увеличивая дистанцию от Джинн, — честно-честно!

— Кли, дорогая, отойди пожалуйста от этой вазы…

— Я всегда буду стучаться прежде, чем войти!

Буквально, за секунду красный рюкзачок задевает угловой стол и пошатнувшаяся ваза звонко падает на пол. Звук разбитого стёкла. В алых глазах образовывается испуганное море слез.

— Кли… — У Магистра дергается бровь, и она тяжело вздыхает, явно собирая остатки терпения, — Господин Альбедо, примите мои официальные извинения за…

— Кли случайно! Не наказывай Кли! Кли не хочет опять в тюрьму!!!

Если бы Альбедо мог, он бы присвистнул. Вот какие, оказывается, у народа свободы методы воспитания.

Ребёнка определённо надо спасать.

— Беда… — он осторожно присаживается на корточки возле остолбеневшей девочки, с напускным сожалением смотрит на осколки стекла и сломанную белую розу. Взгляд случайно находит записку, которая, вероятно, полетела вместе с остальным. Там знакомым размашистым почерком выведено: «милому одуванчику». И сердечко. — как думаешь, мы сможем все починить?

— Не думаю… всё сломалась… вот так.

— Ты права, — грустно кивает. Он аккуратно поднимает розу, наблюдая за опадающими лепестками, — хотя, знаешь, сегодня мне во сне Архонты даровали благословение. Я думаю, стоит попытаться…

Альбедо зажимает в кулаке конец стебля. Маленькое свечение, детский выкрик: «ух ты, магия», и цветок вновь распускается прежней красотой. Под завороженным взглядом он передаёт розу владелице, наблюдавшей за развернувшееся сценой с особым интересом.

— Дядя, да ты волшебник! Теперь мне не надо в тюрьму!

Девочка захватывает его в объятия, по-детски наивно сжимая шею. Альбедо чувствует себя странно. Что-то граничащее с приливом ненормального количества теплоты внутри. Ему судьбой не предначертано пройти этапы взросления, да и старости тоже. Каким есть сразу появился — взрослым, рациональным, сформированным.

Альбедо, сколько себя помнит, всегда испытывал научный интерес к детям. Он прочитал немало книг по детской психологии в Академии, в первую очередь, потому что некоторое время преподавал у подготовительных курсов, и ему необходимо было знать, с чем имеет дело. Выходило недурно. Дети Альбедо полюбили. С его нечеловеческим терпением, это, пожалуй, возымело успех.

— Что же, — магистр осторожно нарушает тишину, — полагаю, вазу Вы тоже в силах восстановить?

Альбедо кажется этот вопрос очень глупым, что и отражается на его лице.

Джинн невозмутимо продолжает:

— Вам нужно будет ознакомиться с документами, в которых будут прописаны должностные права и обязанности, поставить подписи в договоре о найме и пройти прочие бюрократические моменты прежде, чем мы предоставим лабораторию. Пока подготавливают необходимые бумаги, я предлагаю устроить небольшую экскурсию по штабу.

Держа за маленькую ручку Кли, Джинн проходит вперёд к выходу. Но дверь открывается быстрее. Даже без стука. Или опять без стука. Альбедо не знает, как заведено у рыцарей входить в кабинет начальства. Из-за невысокого роста — Джинн полностью загораживает ему обзор, — неудобно рассмотреть, кто в очередной раз прервал их дела.

Зато Кли, мило хихикая, с особой радостью тянется к этому человеку.

— Ты постоянно на стрессе, — звучит вместо приветствия или хоть какого-то официального вступления. Оставшийся незаметным для вошедшего, Альбедо, услышав этот голос, невольно проассоциировал его с мёдом и чем-то шоколадным, — а отдыха никакого, потому что настоящих рыцарей попускает только от секса и алкоголя, но на алкоголь у тебя нет времени, а для того, чтобы переспать с кем-то здоровья ради ты слишком правильная. Хотя присмотрись к последнему.

— Ты зачем притащил в мой кабинет рыбу, Кэйа? — веселья больше, чем недовольства.

— Знаешь, чем больше человек стрессует, тем быстрее стареет? А мне нравится смотреть на тебя красивую. Вот такой я лукист, шеф. Я думал над тем, как спасти твое очарование от преждевременных морщин и пришёл к выводу, что тебе необходим домашний — нет — рабочий питомец. Его зовут Эфир, но он может оказаться самкой, ест один раз в день, желает доброго утра, отлично вписывается в стиль твоего кабинета, и, в целом, приятный собеседник.

Альбедо же чувствует, как сердце заходит в новом ритме. Интерес привычно сдавливает грудную клетку, а предвкушение заставляет вынырнуть из-за спины Магистра, чтобы увидеть…

Кэйа вырос. Стоит в свободной белой рубашке, расстёгнутой на первые три пуговицы, и приталенных чёрных брюках; в руках держит нелепый сосуд с золотой рыбкой, а правый глаз — как ему строго приказал отец более десяти лет назад — покрывает повязка, совсем не испортив красивое лицо. Во всей этой прекрасной простоте Альбедо видит аристократа — не гордость и тщеславие, надменность и высокомерность, а какое-то врожденное благородство. Плаксивый мальчик, который любил тейватские сказки о чёрном и белом, радовался привезенным Дайслейфом конфетам, как взрослый кладу сокровищ, просто потому, что там, где он рос — не их отравленные земли, но тоже глушь на окраине Снежной, — такого никогда не видели дети; этот мальчик, которого запомнил Альбедо, он вырос.

Смотрится среди высоких модштадтских стен будто на своем месте. Во взгляде на Гуннхильдр бездонная нежность и теплота. Он дома. Он среди друзей.

Нужна доля секунды для того, чтобы переключить внимание. И не глаза в глаза приветствием, а цепким взглядом на ромбовидный знак на шее. Кэйа медленно тянет уголки губы вверх, узнаёт и удивлённо, почти враждебно, решает посмотреть в чужую синеву глаз, признавая этот алхимический круг.

Джинн чувствует неладное , слегка хмурит тонкие брови, но всё же берет на себя обязанность коротко представить друг другу.

— Надеюсь сработаться, — нейтрально бросает Альбедо.

— Взаимно. Радостное и крайне неожиданное событие. Обзаводимся личным гением, — отвечает Кэйа, и эту сладость в тоне алхимик узнает спустя целое поколение. Много сахара для сокрытия яда.

Он наконец переключает внимание на Джинн и смотрит тем самым взглядом «мы обязательно поговорим об этом без лишних свидетелей». Даже в таких мелочах безумно похож на своего отца.

— Что же, я украду у тебя ребёнка. Ребёнку пора ложиться спать — он впихивает несчастный аквариум в руки Магистра и забирает Кли, — до встречи, Альбедо.

— До встречи, — многое остаётся не озвученным и на языке крутиться не перестаёт.

А под конец тяжёлого дня, после знакомства со штабом и рыцарями, неплотного ужина на пару с Лизой и заполнения всех бумаг, Альбедо на пороге арендуемого дома замечает белый конверт. Неподписанный, без адресов. В нем на родном языке письмо.

Ветер неприятно закрадывается под одежду. На темном небе потихоньку нагоняются грозные тучи, закрывая луну, будто погода по велению гнева Барбатоса с каждой секундой ухудшается. Прогоняет незваных гостей. Если правда так, как жаль, что Альбедо бесконечно плевать: как на непогоду — он смог пережить за свои века и жуткие метели, и удушающие засухи пустынь, — так и на волю Архонта. Всех Семерых.

Гостевой домик, который Альбедо выбрал в качестве жилья стоит на окраине города, неприметеным среди идентичных зданий. Что не менее важно — владелец дома, с которым заранее был оговорён приезд, без лишних вопросов взял плату, отдал ключи и пообещал навещать только в строго оговорённые дни.

Альбедо очень нравится очаровательная в свете уличных фонарей архитектура Мондштатда. Если бы у него было понимание «как дома», то, вероятно, образовавшаяся нежная теплота в груди напомнила о чем-то родном.

Тяжело выдохнув, он заходит в дом, перепроверяя два раза замки.

Ещё в прошлом он поймал себя на мысли, что Мондштадт — сплошные обломки. Как и весь Тейват.

Большую часть своей истории, Мондштадт страдал от тирании Декарабиана, а после него от тирании людей. Пережив ужасающие времена, народ с фанатизмом начинает почитать освободителя Барбатоса. Хотя он принимал, принимает и будет принимать минимальное божественное участие.

Мондштадт славится вином. И плодородной землей. Да и только…. У него огромные территории, но люди сосредоточивают всю жизнь на маленьком кусочке земли за высокими оборонительными стенами. Они не расширяются, не стараются разрастись больше, чем на одно поселение за пределами стен. А все предпосылки есть — богатство земель, идеальный климат, выход к морю, отсутствие войн и междоусобиц. У них много талантливых учёных — тех же выходцев из Академии Сумеру не пересчитать. У них есть религия, с помощью которой можно манипулировать сознанием населения, у них есть негласный правитель — Магистр Ордо Фавониус, — и армия. Но идеал этой армии заключается не в завоевывание новых земель, а в защите своих граждан от напасти слаймов и стайки хиличурлов.

Альбедо думал, что земли Архонта Ветров переживают застой, который рано или поздно должен быть подвергнут прогрессу. Но сейчас владеет простой истиной — без исключения все известные цивилизации, которые достигали высокого уровня развития подлежали уничтожению. Барбатос видит эту систему насквозь.

На закрытой террасе Альбедо находит его.

Мужчина наслаждается ужином, предусмотрительно заказанным на вынос. Убранные назад короткие волосы в полутьме как обсидиан, ровные брови и острые черты лица давно увековечили мёртвое выражение спокойствия, а руки, покрытые шрамами, неизменно манерно обращаются со столовыми приборами. Альбедо смотрит глубже и видит усталость.

Бутылка красного сухого с фирменной этикеткой ненавязчиво мелькает рядом с ним.

— Как Вам вино, Господин Форсети?

— Рангвиндры себе не изменяют, — вместо приветствия. Ничего в интонации глубокого голоса не выдаёт одобрения, но не для Альбедо — слишком уж долго знает его, — я приятно удивлён. Вот, что значит чтить традиции и передавать мастерство из поколения в поколение. А их фирменное блюдо изменилось. Добавили в медовую курицу варенную морковь.

— А по-моему не плохо.

— Вкус спасает мясо — самое сочное во всем Тейвате. На мой взгляд.

Альбедо присаживается рядом, наблюдая за трапезой мужчины, который в тусклом освещении свеч кажется, почему-то, до безумия жутким злодеем, хотя алхимик знает его не первое десятилетие и доверяет больше, чем себе.

— Как твои успехи? — тихий вопрос.

Альбедо сжимает письмо в руках.

— Как и планировал. В Ордене работает моя бывшая однокурсница из Академии Сумеру. У нас было близкое общение, знаете, как у академических приятелей. Она во мне души не чаяла. Я ей даже некоторое время помогал с органикой, а она мне с зельеварением…

— Ведьма?

— Не с шабаша. Кхм, так вот, она уехала. Внезапно. Объяснила это тем, что с её родственниками на родине произошло что-то — заболели или погибли. Она так горела наукой… зачем отчислилась, если могла взять отпуск? Перед отъездом сказала, что если Академия начнёт душить мои опыты, и меня волей судьбы занесёт в Мондштадт, то она поможет.

— Сдержала обещание? — Форсети тянется за бутылкой, чтобы в очередной раз наполнить бокал.

— Да. Мы пару раз списывались. Лиза рассказала, что она заняла высокий пост в Ордене, стала заведовать библиотекой и тайном отделом книг. Подружилась с Магистром.

— С Варкой-то? — мужчина громко возвращает вино на стол. Альбедо аж взбадривается — он не помнит, когда последний раз видел на чужом лице такое чистое изумление.

— Варка её на этот пост посадил, сильно она его поразила своими знаниями, но нет — я про временного Магистра. Джинн из клана Гуннхилдр.

Форсети задумчиво крутит пустой бокал, всматриваясь в отражение свечей на стекле. Ненадолго пропадает во внутренних рассуждениях. Альбедо кажется, что в такие моменты он способен слышать хаотичный ряд чужих мыслей. Буквально.

— Тайного отдела книг. Не могу допустить мысль, что там содержится нечто ценное. Не Бездна, так Боги живого места не оставили бы от столь чудесного места.

— Барбатос бы явно не кинулся повторять опыт Оробаси но Микото, — Альбедо соглашается, — Но тайный отдел всё равно проверим?

— Ты понимаешь меня без слов.

Наконец мужчина оставляет бокал в покое, поставив аккурат с бутылкой, и выходит из-за стола, поправляя складки на чёрных одеждах.

— Иди спать, алхимик, — он по-отечески взлохмачивает собранные золотые волосы, — нас ждут сложные дни.

Альбедо, тяжело выдохнув, прикрывает лицо ладонями. Может, он что-то пропустил, но… когда они были простыми?

— Я виделся с ним. С Кэйей. Наши данные о его положении в Мондштадте оказались полностью верны, — собравшись с мыслями, озвучивает, а потом протягивает конверт, — и вот. Это лежало на пороге дома.

«Моему старому знакомому.

Этот визит — полная неприятная неожиданность. Меня мучают вопросы о вашем появлении. Ради общего блага, я буду предполагать, что цели, которым не посчастливилось быть преследуемыми вами в Мондштадте сугубо личные. В ином случае, Архонты мне свидетели, я перегрызу вам горло за первый неверный взгляд на мой город, а останки пошлю обратно в «Сумеру». По частям. И меня абсолютно не будут волновать последствия.

С Уважением.»

Альбедо может понять, почему Форсети кажется до безумия гордым сквозь вековую личину невозмутимости.

— Нет более аристократического чувства, чем недоверие, — всё, что произносит мужчина перед тем, как уйти. Конверт же забирает с собой.