Дазай даже не заметил, как задремал в электричке, уткнувшись лбом о нещадно дребезжащее стекло. Во сне он видел лежащую на кровати девушку, ту самую, из больницы, но словно он одновременно являлся ею и не ею. 

Странное двоединство, когда ты неподвижно лежишь, с сомкнутыми глазами и одновременно смотришь на себя со стороны чужими глазами. Нечеловеческими. Дазай не сомневался, что тот, кто на неё смотрит, существо. Возможно, Тварь, возможно, кто-то ещё. Во сне он не мог вспомнить названия имперских созданий. 

Вокруг клочьями клубился туман, но словно огибал его, а под ногами что-то находилось, то ли скрипело, то ли скрежетало. Он не мог вспомнить имя, не мог подобрать нужную ассоциацию. Каждый раз, когда мысль почти приходила, он ее забывал, и вот, когда он почти её ухватил, ноги проваливались по щиколотки в болото, которое он помнил по первому сну, и он начал тонуть. Сперва он бился, а после замер, вспомнив, что лучше оставаться неподвижным как можно дольше: тогда тебя затягивает в трясину медленнее. 

Тогда камыши и осока расступились, и на берегу озера, возникшего вместо непролазной топи мелькнули очертания женской фигуры, появились перед его глазами длинные рукава белого платья, со свободными манжетами, каймой вокруг узких запястий. Взгляд поднялся чуть выше, и…

– Дазай-сан!

…он проснулся. 

Дазай нехотя разлепил глаза, чтобы увидеть склонившуюся над собой Ацуши. Криво постриженная прядка девушки раскачивалась прямо напротив его лба. Заметив, что на неё, наконец, обратили внимание, Ацуши отстранилась и широко улыбнулась. 

– Я смогла вас разбудить! Мы почти на месте! 

Колёса мерно постукивали, вагон едва заметно раскачивался, а за окном пролетали преимущественно белые стволы берёз и разлапистые ели. 

– Понятно. Хорошо. 

Дазай сомневался, что это все действительно хорошо. Он теперь с трудом мог припомнить свой сон, кроме невнятных обрывков, словно клочьев тумана, который там бесспорно был. 

– Пойдём, – Куникида махнул рукой. Губарева, похоже, уже ушла в тамбур, и им ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Чуя молчала. Дазай теперь сомневался, что оставить Акутагаву в городе сейчас было хорошей идеей. На месте преступления нюх Инугами мог пригодиться куда сильнее, чем чутьё тигрицы, которым она едва могла управлять. 

Но от замечаний он воздержался. Даже если он выскажет сейчас это вслух, ничего уже не изменится, и Акутагава не материализуется рядом с ними. 

Платформа оказалась довольно старой и короткой, давно не ремонтируемой. От накрапывающего дождя укрыться было негде, потому что на двери здания, где когда-то покупали билеты, висел большой черный замок. Сквозь щели между камнями под ногами пробивалась трава и доставала почти до щиколоток. 

– Классно, – сказал Дазай ровным голосом. Ацуши крутилась рядом, и вот на её лице читался однозначный восторг. Чуя подошла поближе. Странной выглядела настороженность, с которой девушка осматривала платформу. – Тайны и секреты? У тебя здесь назначена встреча с таинственным возлюбленным? – насмешливо спросил он. 

Чуя смерила его насмешливым взглядом, тут же потеряв это выражение. 

– Ничего поумнее не мог придумать? – она задела его плечом и стала спускаться по деревянной лестнице вниз, где уже ждала их Губарева. – Придурок. 

Дазай хмыкнул и хотел пойти следом, но Куникида придержал его за плечо.

– Давай постараемся не ссориться, пока мы здесь? Нам сейчас предстоит знакомство с главой следственной группы Петербурга. 

– Я весь внимание, – потянул Дазай насмешливо. 

Куникида посмотрел на него серьёзно, без просящих ноток, но Дазай понимал, что это серьезная просьба с его стороны, и попытался хотя бы не закатить глаза. На это ушли все остатки его самообладания. 

– Ладно, попробую. 

Они начали спускаться с холма. Вокруг в обилии рос борщевик, репейник и одуваны. Последние уже отцвели, но их головки ещё оставались различимы среди прочей травы. 

Не прошло и пяти минут, как они перешли опасно качающийся деревянный мостик, при переходе через который Ацуши вцепилась ему в руку, и оказались на другой стороне речки. 

Дальше им пришлось пройти мимо вполне населенных домов. Здесь, похоже, находились дачные участки, но судя по количеству пустующих домов, популярностью данное направление явно не пользовалось. 

– Нам далеко? 

– Сама деревня поодаль от дачных кооперативов. Минут сорок идти, не меньше, полчаса из них через лес. Они живут обособленно, чужаков не любят. А само место ещё дальше, – Вита неопределенно махнула рукой. Ацуши поежилась и только сейчас догадалась отцепиться. 

– А почему так? – пискнула она неуверенно, словно не знала, стоит задавать этот вопрос или нет. 

– Там много тех, кто жил там поколениями, а такие чужаков не любят, как я знаю. Но к нам они нормально относятся. Хотят, чтобы мы уже разобрались с убийством и оставили их всех в покое, – пояснила она все тем же деловито спокойным тоном. 

– Хорошо, когда люди сговорчивые, – пробормотал себе под нос Куникида и чуть не споткнулся, когда они заходили в лес. Там колея сузилась. Стало заметно, что машины сюда заезжают нечасто: посредине травы немало, да и по краям земля да грязь из-за не собирающегося прекращать дождя.  

Дазай подумал, что у них на таком расстоянии от большого города обжитые места, а не подобная глушь, и снова покосился на Чую. Его не оставляло ощущение, что девушка что-то скрывает. В любом случае, помимо дела заняться здесь было нечем. Можно и попытаться выяснить, что за цели она преследует. Нельзя сказать, чтобы он всерьёз её в чём-то подозревал. Слишком долго они знали друг друга. 

– Дазай-сан, – прошептала Ацуши, отвлекая его. – Как думаете, а по ночам здесь жутко? 

– Не думаю, что тебе что-нибудь грозит. Люди живут здесь, даже дачи покупают, летом приезжают отдыхать, – легко сказал он. – Так что не бойся. 

Ацуши не слишком дружелюбно взглянула на лысый куст, судя по его виду, малины, мимо которого они проходили. Не похоже, чтобы её слишком впечатлили его объяснения. Она не слишком привыкла к жизни в большом городе после того как попала в агенство после приюта, и вот судьба снова кинула её в глубинку. Да и глубинка тут совершенно иного рода. Приют стоял среди рисовых полей, а не окружённый высокими жутковатым деревьями. 

Куникида приблизился к Губаревой и втянул ее в относительно бессмысленную беседу про здешние места. Дазай не хотел особо болтать ни с Ацуши, ни с Накахарой. На его счастье, последняя тоже не горела особым желанием. 

– Дазай-сан, а вы не могли бы поделиться, как у вас выходит не бояться? – попросила Ацуши. Дазай бы лучше послушал историческую справку о здешних местах. Вроде как тут основали поселение ещё в самом конце семнадцатого века, и деревушка как раз то, что от него осталось. 

– Стараюсь сосредоточиться на чём-нибудь приятном, – сказал он, надеясь, что его ложь звучит хотя бы относительно убедительно. Идущая с другой стороны Чуя фыркнула и чуть не споткнулась о камень. Действительно, хорошо, что Губарева сказала им одеться в очень простую одежду и подобрать удобную обувь, а то на каблуках тут только ноги ломать. – Интересно, тут есть настоящий колодец? Как в наших деревнях. 

Ацуши нервно поежилась, а после завертела головой, потому что лес, похоже, почти подошёл к концу. Они вышли к маленькому полю, у которого возились люди, пересекли его и, наконец, оказались в деревне. 

Деревня сильно отличалась от дачных участков, построенных без определённого плана. Здесь было три длинных улицы, а в центре старое деревянное здание с завалившейся набок крышей. Похоже, от него, как лучи, и исходили улицы. 

– А это что? – громко спросила Ацуши, ткнув в ту сторону пальцем. Дазай опустил её руку. 

– Старая часовня. Видишь, крыша рядом лежит? Похоже, и крест не до конца сгнил. И не кричи так громко, ты внимание привлекаешь. 

Девушка заметно стушевалась и опустила глаза. На них и впрямь таращились. Деревенские проходили мимо. В основном взрослые и старики. Угрюмого вида бородатый мужчина гнал по улицам пару коз, да женщина несла ведра с водой, ещё две тащили большие железные тазы с одеждой. Все они одарили чужаков далёкими от дружелюбия взглядами. Впрочем, учитывая, как Ацуши голосила на всю улицу, понятное дело.  

– Вы долго там стоять будете? – окликнул их Куникида. Ацуши подскочила и побежала к нему. Дазаю и Чуе пришлось последовать их примеру. 

– Гостеприимное местечко, – потянул Дазай и взглянул на девушку. Та кивнула и зябко передёрнула плечами. 

– Мне в нем не по душе. Ты чувствуешь какую-нибудь магию существ? 

Дазай пожал плечами и медленно покачал головой. 

– Может эта деревня и старая, но это же не значит, что здесь живут какие-то сектанты. Похоже, им просто надоело, что здесь непонятно кто находится. 

– Я думал, вы никогда не приедете, – возле последнего дома, на окраине деревни, облокотившись о старый и давно покосившийся забор, стоял мужчина. Он носил такую же деревенскую рубашку, что и мужики, и холщовые штаны, но волосы у него были явно убраны каким-то современным гелем. 

Дазай как раз последним взобрался на очередной дурацкий усыпанный камнями холм и выпрямился, рассматривая собеседника. Похоже, его свела судьба с главой другой группы. Тот не стал тянуть и представился. 

– Булгаков Михаил. 

– Осаму Дазай.

Все остальные тоже обменялись необходимыми по случаю формальностями. 

– Прошу, проходите. Здесь живёт наша гостеприимная хозяйка, Мария Авдотьина. Сейчас она занята, но как придёт, поможет расположиться. Советую вам переодеться, чтобы не пачкать относительно чистую городскую одежду. Нам предстоит погулять по лесам, а там не слишком чисто. 

Вита приблизилась к нему и с явным скепсисом посмотрела на его одежду. Однако промолчала. Дазаю вот не хотелось. 

– Входите в роль? – хмыкнул он. – Косите под своего, в надежде, что местные выдадут вам побольше тайн этих мест?  

– Иногда это неплохой способ, – согласился Булгаков. – Но вообще всего лишь пользуюсь чужим гостеприимством. Нам отсюда идти пешком ещё несколько часов, почти четыре, до места лагеря тех ребят. И обратно столько же. Сомневаюсь, что успеем до поздней ночи вернуться. Сейчас темнеет рано. Как насчёт того, чтобы пойти завтра на рассвете? Тогда у нас будет неплохой шанс успеть уехать послезавтра на автобусе или просто успеть на электричку пораньше. 

– Логично, – сказал Куникида. – А пока можете рассказать, что смогли узнать от селян? 

– Да. Но предлагаю накрыть на стол. Полагаю, вас никто не покормил, – он усмехнулся и направился к маленькому холодильнику. Ацуши при его виде вытаращила глаза. Она таких никогда не видела – крошечный и дребезжит.

– Вы уверены, что хозяйка не против нашего вторжения? 

– Я с ней договорился и заплатил за наше пребывание здесь. Правда переночевать часть из нас пустят при необходимости в дом напротив. Если мест не хватит. 

Что не говори, а этот человек достаточно предусмотрительный. Ничего не сказать. Вон как Куникида на него смотрит. С уважением. Похоже, они взаимно понравились друг другу. По крайней мере, на деловом уровне, что касается работы.

Дазай сразу же ускользнул во двор, едва понял, что сейчас дело дойдет до нарезки овощей. Готовить ему не хотелось, даже если в итоге не дадут поесть. Зато втянули в готовку в Ацуши, и это его освободило от чужого общества. 

За воротами шумел лес, совсем как тот, из которого они пришли. Он словно пел, казался совершенно чуждым даже этой деревне. Кроны деревьев покачивались в такт музыке ветра. 

Дазай снова почувствовал запах болота из своего сна и попытался стряхнуть морок, сделал глубокий вдох, но это ощущение не уходило. За ним словно наблюдали. 

– Дазай. 

Он оглянулся. В дверях стояла Чуя. Она уже успела переодеться. В мужскую рубашку и штаны. Точно такие же, какие носил Булгаков. Дазай не удержался от смеха. 

– Ты выглядишь, как…не знаю…мальчишка из этой же деревни, – сквозь смех выдавил он. 

Девушка зло сощурилась. 

– Он прав. Я не собираюсь пачкать свою одежду и уж тем более не хочу перемазаться в грязи с головы до ног, если вдруг свалюсь в болото. Красота меня волнует меньше всего. Я пришла позвать тебя к обеду, пусть ты того и не заслуживаешь. 

Она развернулась на каблуках и вернулась в дом. Дазай зашёл за ней. Ацуши пыталась подкатить рукава настоящего деревенского платья, но те постоянно скрывали её пальцы. Дазай не выдержал и снова рассмеялся. Губарева уже переоделась в такую же одежду, как и Чуя. Он не хотел знать, как они ухитрились уломать Ацуши надеть платье. Впрочем, судя по довольному выражению лица Куникиды, это его работа. Он сел за стол, и Ацуши выжидающе на его уставилась. Куникида пихнул его в бок. Чуя посмотрела внимательно. 

Чего они от него всего хотят вообще? 

– Тебе очень идёт, – сказал он, хотя даже не видел, как на ней сидит это несчастное платье, кроме того, что оно ей великовато и, похоже, ей придется путаться в подоле, когда они пойдут по лесу. И кто говорит об удобстве вообще?

Ацуши смущённо заулыбалась и схватила в кулак незнакомый столовый прибор. Булгаков и Губарева принялись учить иностранцев как обращаться с вилкой. У Дазая и Чуи вышло лучше, у Куникиды и Ацуши похуже. Впрочем, Куникида со своим старанием вскоре начал не только гонять вилкой кусочек вареного картофеля в тарелке, и цеплять его. А вот Ацуши расстроилась. Она ещё и испачкала платье в белой приправе, чем-то напоминающей японский майонез, но более жидкой, сметане. 

– Ты научишься. Все хорошо будет, – подбодрил её Дазай. Этого хватило, чтобы девушка удвоила усилия. 

После обеда Куникида и Чуя указали ему на комплект одежды. 

– Надевай. 

Дазай посмотрел на него, потом на них. И вздохнул. 

– Не хочу. 

– Не будь дураком. Ты взял мало одежды, и ту порвешь, будешь покупать, – урезонил его Куникида. – Тут хоть не жаль, если что. 

Дазай забрал вещи и ушёл в соседнюю комнату, переодеваться. При этом он чувствовал себя идиотом, хотя должны были именно они. Те, кто его убедили. Удивительно. 

Вся ирреалистичность ситуации его так и преследовала, пока он не вернулся в комнату. Булгаков уже начал рассказывать, что ему удалось разузнать. 

– Я успел сходить на место лагеря и вернуться сюда к вашему возвращению. Если напрямую, то это три с половиной. Если чуть повилять, все четыре, – мужчина откинулся на спинку стула, и его тон звучал почти скучающе, будто он пересказывал содержимое какой-то книги. – Здесь я пообщался с некоторыми деревенскими. Они ничего нового не сказали, что не сообщили бы тем, кто приезжал расследовать это дело. Молодежь прошла через эту деревню, на ночёвку не остановилась, только забежали в местный магазинчик, водички купить и пару шоколадок, да дальше пошли. Их не видели почти двое суток, а после они вернулись и сказали, что пропал их друг. Они не стали ждать электричку, поехали на автобусе, который ходит раз в день. Им повезло, он как раз приехал. Вот и вся история. 

Дазай сложил локти на деревянный стол и уронил голову на руки. Не то чтобы он услышал что-то новое, чего бы не прочитал от скуки в личном деле, пока они плыли на пароме в Империю. 

– А что-то ещё они рассказали? Или мы можем переодеться и сразу возвращаться в город? – скучающе поинтересовался он. Чуя, сидящая рядом, пнула его по голени под столом. С чего это она? Вообще-то это неприятно. 

Булгаков, похоже, совершенно не расстроился. Будто и не обратил внимания на его слова. 

– Ничего стоящего внимания, если это касается именно этой компании. Однако они припомнили, что лет двадцать назад сюда приезжала ещё двое. Вот они не вернулись вовсе. 

Куникида с Дазаем переглянулись. 

– А о ней есть записи в ваших базах данных? – поинтересовался Куникида, сразу же достав свой блокнот. Он всегда и все конспектировал. Ему это помогало. 

В ответ Булгаков покачал головой медленно, постучав пальцами по столу. 

– Конкретно об этом исчезновении ни слова. Возможно, об их исчезновении некому было заявить. Да и встать лагерем они могли где угодно в любом другом месте. 

– Одни загадки, а разгадок никаких? – тихо спросила Ацуши, устремив взгляд в окно. Она бы наверняка сказала что-нибудь ещё, но пришла хозяйка дома, женщина лет шестидесяти. Поскольку выговаривать ее имя и отчество иностранцам тяжело, она махнула рукой и предложила звать её просто Марьей. 

Куникида пытался с разговорником о чём-то с ней беседовать, Ацуши же сразу же замкнулась, тяжело переживая свое неумение разговаривать с кем-то вне собственной группы. 

Дазай сперва хотел прогуляться по деревне, но передумал, решив, что лучше будет это сделать уже осмотрев место исчезновения. Может и вопросы нужные появятся. Вдруг они что-нибудь обнаружат. 

Чуя вышла на улицу и устроилась возле дома прямо на траве. Дазай вместе с Булгаковым и Куникидой ушел в соседний дом. До темноты времени хватало, но деревенские ложились рано, и уже сейчас постепенно начали готовиться ко сну.

Из чистого любопытства он понаблюдал, как кормят куриц. Даже хлеб им кидают. Рыжие голенастые птицы пихались и били крыльями, в надежде урвать кусочек побольше. Возможно, стоит показать Ацуши. Куникида ей даже своей учебник оставил, чтобы она сильно не расстраивалась и не скучала. 

Они же сами поужинали и отправились спать. 

Пока он лежал на выделенном ему месте, на плотной полке, больше похожей на доску, чем на кровать, пусть и застеленную постельным бельём, сон к нему долго не шёл. Не то чтобы он боялся, но невольно думал, что увидит, когда закроет глаза в следующий раз. Очередную жертву? 

В полной тишине он достал выделенный им телефон, откинул крышку и посмотрел на значок «нет сигнала». И ведь именно в тот момент, когда Дазай почти решился позвонить Мори и рассказать об этом всём. Он сомневался, что это поможет, но, наверное, скрывать не стоило. 

Впрочем, по возвращении в город, стоит действительно с ним поговорить. Особенно, если ему опять приснится какая-нибудь ерунда, которая по идее должна иметь смысл. Но не имеет. Не имеет же, верно? 

Дазай прекрасно понимал, что устраивает себе дурацкий сеанс самоубеждения, потому убрал телефон к другим вещам, перевернулся на другой бок и снова прикрыл глаза. Возможно, теперь у него все же получится уснуть. 

И когда сон всё же забрал его в свои объятия, то ему пригрезился древний лес. Внутри царила неестественная тишина, которая постепенно наполнялась звуками, правильными, яркими. Вот здесь птицы, тут стрекочут насекомые, там кто-то шелестит в траве. Берёзы, ели и сосны повсюду, и не всегда понятно, в каком направлении двигаться. Потом, кажется, остались сплошь одни сосны. Под ногами хрустели шишки, и никакой тропы давно уже не сохранилось. Ветки хлестали по щекам, и иногда приходилось пригибаться, но он почти не ощущал боли, а если и ощущал, та гасла, словно искорки жалили кожу, чтобы потом исчезнуть. Дазай словно знал, куда следует идти, чтобы достичь цели. 

Вдруг мелькнуло по левую руку огромное озеро с зыбкими очертаниями, словно зеркало, а он всё шёл дальше и шёл. Мелькнула над головой малиновка, задев крылом щеку, темными перьями. Ощипала руку зелёная пушистая крапива и впился в одежду репей. Но в глубине души Дазай знал, что он близко. Сейчас во сне он не вполне понимал к чему, но это знание не оставляло его. 

Заросли расступились, выпуская его на огромную поляну…

***

Ацуши просыпалась за ночь не раз. Мало того, что уснула уже когда совсем стемнело, потому что выпросила древнюю на вид и жуткую лампу со свечкой внутри (название она не запомнила) и засиделась, пытаясь побольше русских слов выучить, так ещё и на рассвете стал громко орать петух. Черт, она только от этого отвыкнуть успела. Аж дрожь брала, если честно. Голосил петух не раз, и похоже, едва девушке удалось, наконец, задремать, Накахара растолкала её. 

– Нам идти пора, – буркнула она. Ацуши даже поежилась. Может эта рыжая девушка из Портового Отдела злится на неё? Но, похоже, она просто тоже хочет спать. Тоже сразу начала зевать. 

– Так холодно, – пробормотала Ацуши. Накахара бросила ей теплую кофту и длинные чулки, похожие на те, которые носят в Японии, но немного другие. Они напоминали штаны, но казались более тонкими. 

Ацуши сбилась с мысли. Она понятия не имела, как их описать, так что просто натянула их на ноги, подумав, что хозяева у них очень хорошие. Дали им столько вещей просто так. 

– У меня спина отваливается, – пробормотала Накахара, выгибаясь и делая лёгкие наклоны корпусом вбок. Ацуши подумала и повторила за ней. Они быстро поели суп, непохожий на мисо-суп, знакомый ей по Японии. А ещё к нему не прилагался рис, а вместо него дали хлеб, не для сэндвичей, а плотный. Его Марья резала сама огромным ножом, на который и смотреть было страшно. 

Вита подсела к Накахаре и о чём-то шепталась с ней на русском. Ацуши разобрала только слова «идти» и «долго». Ей снова стало обидно до слёз, что она не знает языка. Лучше бы они Ранпо-сана взяли! Он бы небось выучил язык за пару дней и всё! Не то, что она, дура такая! 

Ацуши уныло жевала хлеб и неохотно гоняла большой металлической ложкой в тарелке суп, поглядывая на Чую. Та, похоже, куда лучше знала, как имперцы его едят. Неужели вчерашнего дня ей хватило, чтобы всё понять? 

Вообще она обрадовалась, когда дурацкий пёс с ними не поехал, но рыжая лисица тоже вызывала у Ацуши огромную печаль. Возможно, потому что у Накахары всё выходило так легко, а сама Ацуши всегда портила каждое дело, за которое бы не бралась. Куникида, конечно, пытался её подбадривать, но она-то знала! 

Ацуши чувствовала себя до крайности глупо. Нет, естественно, она часто так думала, но почему-то сейчас не хотелось. Пришлось даже чужую обувь надеть, потому что по лесу ходить босиком неудобно. И теперь она шла в старых стоптанных ботинках, которые ей уступил кто-то из здешних. Как выразились, остались от кого-то из ребятишек. 

Дазай уже шёл впереди. Ацуши хотелось ошибаться, но он выглядел странно задумчивым, словно что-то его беспокоило. Она не любила, когда он такой. Вообще ей не слишком нравилось, когда он глупо шутит или пытается устроить что-то эдакое, но его задумчивость наводила на неё какую-то странную тоску. После неё всегда происходило что-то плохое, по-настоящему плохое. 

– Пойдёмте, – легко сказал Булгаков, молодой мужчина из Петербурга. Он сказал по-русски, но Ацуши поняла это слово. И они отправились в путь. 

Впереди и по бокам клубился туман, словно в жуткой сказке. Сзади, наверное, тоже, но сзади шла Вита Губарева, и Ацуши не хотела выглядеть идиоткой и оглядываться. Ацуши казалось, что сейчас должно случиться правда что-то нехорошее, но оно все не происходило и не происходило, и постепенно она немного расслабилась. Правда споткнулась о корень, и Накахара не слишком споро подхватила ее под локоть. Она-то носила свои кроссовки, купленные ещё на вокзале. 

– Будь осторожна, – лисица взглянула на неё с лёгкой усмешкой, в которой девушке почудилась прененебрежение. Ацуши до сих пор завидовала тому, что Накахара и Дазай долгое время работали вместе.

– Угу. Постараюсь… 

– Мы взяли аптечку, но постарайся ничего не сломать, – Накахара покачала головой и прибавила шаг. Ацуши поджала губы и поспешила за ней. Похоже, дурацкая лиса в отсутствие Акутагавы решила ее раздражать. Или как это ещё называется? Не то чтобы Накахара именно вызывала такое неприятие как Инугами Акутагава…скорее зависть, что ли? 

Ацуши подавила тяжёлый вздох. Она хотела бы идти впереди с Дазаем, но тот разговаривал там сейчас с Куникидой и Булгаковым, и она почти не слышала о чем. В сложившейся ситуации её радовало только то, что Куникида тоже не понимает русский, и они вынуждены говорить по-японски или по-английски…хотя английский она понимала лишь немногим лучше русского. 

Рядом запищал комар, немногим позже к нему присоединился ещё один, и вскоре туча комарья преследовала их до самого места лагеря. Ацуши мрачно смотрела себе под ноги, время от времени вздрагивая. 

– Как называется эта штука у меня на ногах? – наконец, нарушила она молчание, просто чтобы хоть что-нибудь сказать. 

– Ботинки же, – отозвалась Накахара.

– Нет, выше. Я под платье надела, – она одернула длинную ей кофту, радуясь, что та ей велика. Сейчас, в ранний час все ещё было прохладно, и скрывающие ладони рукава, пришли кстати. 

– Спрошу сейчас. 

Накахара обратилась к Вите на русском. Некоторое время они перекидывались фразами на русском, и, наконец, девушка обратилась к ней снова. 

– Колготки они называются. Тепло хоть? 

– Ну…вроде. 

– Надо было и тебе надеть штаны, – тяжело вздохнула лисица. – Дурацкая эта затея. Погоди, – она встала, положила ей ладони на плечи, и Ацуши почувствовала, как по телу разливается тепло. 

– Не используйте тут магию. Это опасно, – отозвался идущий впереди Дазай. 

– Отвали, гений. Если она свалится с температурой, мы здесь на неделю застрянем, – огрызнулась Накахара. – И радуйся, если в деревне, а не в лагере, куда сейчас топаем.

Ацуши ощутила к ней неожиданный и не слишком своевременный приступ благодарности, смешанный с недовольством. Не стоило говорить с ним таким тоном. Но вообще приятно, когда тепло. Она все же немного продрогла. 

– Он прав. Если что-то здесь есть, мы можем приманить это, – поддержал его Булгаков. 

– Ну так пусть приходит, – фыркнула Накахара и сдула прядь с лица. – Разве мы здесь не за этим? 

Никто из них не нашёлся, что возразить на её слова. Или просто не захотели. Только Куникида пробормотал себе под нос что-то неразборчивое, но Ацуши не разобрала. 

Туман постепенно рассеивался, и солнце пригревало сильнее, просачиваясь даже сквозь кроны деревьев. Ацуши перестала зябко ежиться и кутаться в свитер. Пение птиц даже начало доставлять некоторое удовольствие. Вот только тучи мошек, сменившие комаров, казалось, вознамерились, во что бы то ни стало, избавиться от их маленькой процессии. 

– Отвратительные твари, – пробормотал Куникида, отмахиваясь от них веером, который соорудил, вероятно из пары страницы своего блокнота. Ацуши могла только предполагать, скольких душевных сил ему стоило такое кощунство.

К тому времени, как впереди показался лагерь, девушке начало казаться, что они никогда не доберутся до места. Он был окружен красными флажками, вокруг по периметру была наклеена алая клейкая лента. 

Внешне поляна совершенно не выглядела особенной. Они проходили по пути две или три точно таких же, залитых солнцем и вполне неплохих с виду, так и призывающих разбить лагерь или, по меньшей мере, присесть с едой и устроить пикник. В дальней части валежник, чуть поодаль виднеется сломанное, вероятно ветром, старое дерево, все ещё с почти не пожелтевшими листьями. 

– Ну что ж, располагаемся, – обратился ко всем Булгаков. 

Ацуши никогда не разжигала костер. Ей показалось неприятным и даже страшным останавливаться в подобном месте. А если с ними случится то же самое, что и с той девушкой, кого они видели в палате. Или они исчезнут без следа, как тот парень? 

– А это точно безопасно? – пробормотала она, вероятно, высказав общие опасения. Она не могла поверить, что единственная, кто задумалась о подобных вещах.

– Я ночевал здесь, и со мной ничего не произошло, – заверил её Булгаков, что, впрочем, почему-то совершенно не прозвучало убедительно. 

– Ацуши, не паникуй, – Куникида положил ей на плечо руку. – Мы приехали сюда расследовать, помни. К тому же мы маги и сразу почувствуем направленное воздействие существ. Ты же сама понимаешь. 

Девушка тяжело вздохнула и пробормотала: 

– Да, конечно…

Она на мгновение даже забыла об этом и устыдилась того, что запаниковала, тем более на глазах Дазая, но тот, похоже, даже не заметил. Стоял у края поляны и пристально всматривался в лес. Ацуши вздохнула и, нехотя запихнув в рот один из бутербродов, пошла куда глаза глядят. 

– Далеко не уходи! – крикнул ей вслед Куникида, но девушка не стала отвечать. Ей вдруг стало обидно. А ещё она разозлилась сама на себя. На свой собственный страх. На свою глупость и наивность. Даже если здесь и впрямь что-то есть, нужно отыскать это, а не сидеть и дрожать как испуганному кролику! Естественно, о ней и будут думать как о недалёкой идиотке, если она раз за разом себя такой выставляет. 

Ацуши задумалась и взглянула на ближайшее дерево, поражённая неожиданной даже для себя самой мыслью. 

– Пожалуйста, Бьякко… дай мне свою силу. 

Пальцы на мгновение подернулись дымкой и изменились, превращаясь в когти. Девушка сбросила ботинки и ловко забиралась на вершину огромной сосны. Подол юбки цеплялся о ветки и приходилось прилагать усилия, чтобы подниматься выше, но Ацуши не обращала внимание. 

Здесь она ничего не нашла. Сосна как сосна. Непохоже, чтобы она отличалась от других сосен, стоящих поблизости. 

Тогда девушка быстро спустилась, крепко впиваясь когтями в крепкую неподатливую кору дерева. Это далось тяжелее, чем подъём, потому что она не очень понимала, куда ставить ногу, да ещё и юбка цеплялась за все ветки, за которые могла. И иголки больно кололись.

Ацуши перешла к следующему дереву, стоящему ещё через два в стороне. Она сама не могла себе объяснить, что именно ищет, да и выбирала деревья для стороннего наблюдателя безо всякой системы.

Однако сама девушка знала, что её ведёт чутьё её тигрицы, сущности дремлющей глубоко внутри. Нечто вроде компаса. Она просто знала, что где-то здесь что-то есть, и они вместе это чувствуют. Им не нужны заклинания Куникиды, чтобы это знать. 

Ацуши не знала, сколько прошло времени, прежде чем у нее начали ныть руки, и сколько деревьев из бесконечного количества вокруг бывшего лагеря она уже проверила. Иголки застряли в платье, в её волосах, в её колготах. Где-то её, кажется, звали. Вроде выкрикивали её имя, но девушка слишком сосредоточилась на своей цели и не могла отвлекаться, боясь потерять это странное ощущение, потому что знала, что ни за что не сможет его вернуть. Потому что просто не знала, каким образом его вызвать самостоятельно. 

И Дазай-сан, и Куникида-сан и остальные хотели, чтобы она помогла, и самой Ацуши была невыносима сама мысль о собственной бесполезности. Потому она продолжала свои поиски упорно, полагаясь на своё чутьё, на свою врождённую магию. Она ведь может не только преследовать врагов. Она должна быть способна на что-то большее!

Девушке улыбнулась удача, когда она вскарабкалась на очередное дерево. На нём, почти у самой вершины, была изображена руна или какой-то другой подобный рисунок. 

– Дазай-сан! Куникида-сан! Накахара-сан! Булгаков-сан! Я нашла! 

Ацуши сейчас даже не думала, что именно она отыскала. Свое главное, что она что-то нашла, и это наверняка связано с лагерем и проклятьем. 

Девушка сидела на ветке, обнимая дерево, потому что боялась, что если слезет, больше его уже не найдет. Она ещё несколько раз повторила свой призыв. 

Послышался треск кустов, и к дереву вывалился Куникида. Он шел, обвешанный своими печатями и, вероятно, тоже использовал какие-то поисковые заклинания. 

– Ацуши-кун…? – он остановился как вкопанный и завертел головой, не сразу поняв, откуда именно доносится голос. 

– Вот тут! Наверху на дереве какой-то символ! Почти у самой верхушки! Посмотрите сами, если мне не верите! 

Ацуши стало обидно. Вообще-то, она не просто так старалась. 

Он запрокинул голову, наконец заметил её и переглянулся с появившимся из тех же кустов Булгаковым. И они вежливо попросили её слезть. 

Вот с этим у неё начались сложности. Она очень устала, пока лазила по деревьям, и спуститься в этот последний раз ей удалось лишь чудом. Её поймала Накахара, материализовав иллизию мягкой подушки внизу, или Ацуши бы точно что-нибудь себе сломала. 

– Это было очень опрометчиво, Ацуши-кун, – строго сказал Куникида, пока Дазай забирался наверх и балансировал там с телефоном, пытаясь сфотографировать находку. – Мы тебя обыскались, думали, ты потерялась. 

Девушка пыталась подвигать онемевшими руками, что представлялось не такой уж лёгкой задачей. Теперь, когда лёгкий дурман ее силы прошел, она не знала, как разобраться с последствиями. Особенно больно кололи иголки, которых она в обилии нацепляла, пока карабкалась по соснам. Плакать хотелось почти до слёз, но Ацуши не хотелось показывать никому, какая она жалкая. 

Вообще-то она им помогла! Именно она! Этот знак должен иметь отношение ко всем этим убийствам. Должен! Просто обязан! 

– Я искала знак. Тигрица меня позвала, – пропыхтела она, пытаясь вытряхнуть из коротко стриженных волос хоть часть иголок. Куникида вздохнул и начал ей помогать, нахмурившись. 

– Похоже, у нас есть что-то, с чем можно работать, – Дазай помахал телефоном, спрыгивая на землю. – Надеюсь, смог не смазать, пока фотографировал. Перерисуешь его, Куникида-кун? 

Куникида оставил в покое волосы Ацуши и кивнул, выпрямившись. Ацуши и сама встала и едва выпрямилась, но ей было безумно интересно, что же она отыскала. В то время она не то чтобы разглядывала собственную находку. И дурман роль играл, и некогда было. 

Знак представлял собой часть круга, вырезанную на коре и обведенную чем-то алым. Сбоку от части круга значок рога. 

– Кровь? – сразу спросил Куникида, подразумевая красную кайму. Булгаков тихо рассмеялся, отчего Ацуши опешила. 

– Ну чего сразу сводить сразу к человеческим или не очень жертвоприношениям? Нет. Судя по цвету на фото, похоже на детскую гуашь, цвет охра. Я сам конечно тоже поднимусь и посмотрю, но почти уверен, что кровь не причём.

– И что он значит? – теперь уже спросил Дазай. Ацуши вопреки собственной воле удивилась. Для неё само собой полагалось, что он знает всё. Булгаков развёл руками. 

– Верите или нет, я понятия не имею. После десятого века, крещения Руси, многие традици уничтожены. Если пережитки и сохранились, вроде этого…лично я о нем понятия не имею, а ведь мы сохраняем многое, очень многое, – он покачал головой. – Итак, что вы скажете? – обращался он к Куникиде. 

Куникида посмотрел на фото, покачал головой, тяжело вздохнул и полез на дерево. Выходило у него куда хуже, чем у Ацуши и даже у Дазая, но он справился и пробыл там добрую четверть часа. Ещё несколько минут Накахара бегала под деревом и подготавливала иллюзию. Отчего-то она решила, что тот свалится. Куникида сидел на ветке и что-то делал со своими печатями, которые потом клеил вокруг знака. Некоторое время ничего не происходило.

Вдруг он все же действительно упал. Ацуши пискнула и закрыла глаза ладонями. 

– Как ты поняла? – тихо спросила девушка у лисицы, даже не заметив, что перешла на просторечный стиль общения с вежливого. 

– Он слишком уж вертелся на этой ветке, – хмуро отозвалась та, поглядывая наверх. Непохоже, чтобы тот знак вызывал у неё добрые чувства. Дазай стоял в стороне, скрестив руки на груди. 

– Ты в порядке? – глухо спросил он у Куникиды. Парень кивнул и поискал взглядом свой блокнот. Удостоверившись, что тот в порядке, он слез с иллюзии подушки и подобрал блокнот и обвёл взглядом всех, ожидающих его вердикта. 

– Это определённо проклятье, – категорично произнес он. – Но вот этот знак всего лишь его фрагмент, ещё в трёх местах должны находиться его фрагменты, но мне не удаётся его отследить. Но похоже, здесь замешан человек.  

– Не существо? – опешила Накахара раньше, чем вклинился Булгаков.

– Приходит существо, – также безапелляционно заявил Куникида, а после сразу же потерял весь свой серьезный тон. – Поймите, я вам по одному фрагменту не расскажу все, но здесь явно работают вместе человек и существо. Не просто призыв бессловестный. Разумное существо и человек. Вот это, – он указал наверх. – Начертил либо человек, либо разумное существо. Даже если мы это сотрём, девушка в палате умрёт. Чтобы его снять, нужно заблокировать все фрагменты печатями. Ацуши, ты сможешь обнаружить прочие печати? 

– Эм…– девушка растерялась, прислушалась к себе и покачала головой. Она не знала, как снова войти в такое состояние. 

– Понятно. Значит возвращаемся в деревню, идем на станцию. Там есть связь. Можно вызвать Акутагаву. Он сможет почувствовать. Возможно, у нас ещё будет время. 

– Но у неё нет этого времени, – произнёс Дазай. – У той девушки. Она уже умирает, и вы это знаете. Давайте я обыщу лес. Может что-нибудь почувствую. 

– Угу. Включишь шестое чувство, – фыркнула Накахара. – Не валяй дурака. От Ацуши толку будет больше, если у неё получится снова разбудить Бьякко. Не от тебя, Дазай. Не в этом случае. Или ты что-то скрываешь? 

Они встретились взглядами, и почему-то Дазай первым посмотрел в сторону, но спорить не стал. 

– Но нам не стоит здесь задерживаться, – продолжал тем временем Куникида. – Я заблокировал часть знака, но будить его не стоит. Давайте вернёмся в деревню и попробуем дозвониться до Акутагавы. 

Дазай не стал спорить, но Ацуши видела по его лицу, что он недоволен, хотя и не могла понять, чем именно. Неужели тем, что никто из них не позволил ему действовать так, как он хочет? 

Возвращение в деревню не запомнилось ничем, кроме того, что она еле шла, и её поочерёдно тащили то Куникида, то Дазай, то Булгаков. Ацуши сгорала от стыда. 

– Не переживай. Ты помогла всем, – сказала Накахара. 

Но Ацуши не удовлетворилась таким объяснением. Ей все ещё было неприятно, что от неё столько хлопот. Тем более, из-за того, что она там столько провозилась, они возвращаются затемно. Деревенские правда не задавали никаких вопросов. Хотя они так таращились, что лучше бы задавали, вот правда. Может, тогда она бы чувствовала себя менее неловко. 

Девушка упала лицом в подушку и сразу же отключилась. 

Чтобы узнать наутро, что Дазай пропал. 

<center>***</center>

Посреди леса, многим дальше от места бывшего лагеря, стояли высокие ворота, выкрашенные в приветливый сине-зеленый цвет, совершенно необычный для подобных мест. Над воротами возвышалась верхушка скирда деревянного терема и несколько башенок. 

Богатые хоромы представляли собой комплекс зданий из нескольких горниц, соединенных между собой сенями: светлицы, подклеты, да ещё и повалуша. Рядом пара изб, баня да ряд прочих хозяйственных построек. Строго говоря, терем был не один, а три, только один из трёх возвышался над забором сильнее всех и был окружен самым странным гульбищем, с металлическим ограждением, резной решёткой с изображением множества глаз, наползающих один на другой.

Комната в тереме-башне была ярко освещена горящими в подсвечниках свечами. Едва занимался рассвет, и солнце ещё не вступило в свои права. Птицы только изредка начинали щебетать и тотчас же замолкали, словно испугавшись. 

Молодая девушка со светлыми волосами, убранными в полновесные косы, хлопотала по комнате – суетливо заправляла кровать, убирала со столика тазик с водой для умывания, потому что сегодня Госпожа не изволила идти в Мыльню специально для этой цели.

Перед зеркалом на стуле с высокой спинкой, выпрямившись, сидела высокая статная девушка в длинной ночной рубашке. Её иссиня-черные волосы с фиолетовым отливом рассыпались по плечам и спускались почти до пояса. Она молча ожидала, пока золотистый гребень не коснётся её волос, и служанка искусно начала причёсывать её пряди, с осторожностью, давно привычной только ей одной. 

– Доброе утро, Госпожа, – промолвила служанка только сейчас, взглянув на своё отражение на зеркало в резной деревянной раме. Дерево словно изображало застывшие языки пламени. Иванне иногда так и хотелось их коснуться. Порой, когда госпожи не было дома, она так и делала, и те словно согревали её. Даже если Госпожа и знала, то ни слова не говорила. – Вам хорошо спалось? 

– Да. Как обычно, – девушка пошевелилась и посмотрела на своё отражение. Иванне казалось, что красивее её Госпожи нет никого в целом свете. Она всегда так считала, и никто не мог её в этом переубедить. 

– Вам заплести косу или два хвостика? 

– Как ты захочешь, – безразлично ответила Госпожа, и Иванна принялась за дело. Тонкие пальцы осторожно сплетали прядки, мягко, стараясь не доставить даже тени неудобства. Хотя она прекрасно понимала, что даже тогда Госпожа вряд ли почувствует. Она перехватила две тяжёлых косицы в нескольких местах лентами, которые когда-то купили в городе. Госпожа поднялась, и Иванна с готовностью подала ей платье. Переодеваться она, к сожалению, предпочитала сама. 

Сегодня Госпожа надела сперва нижнюю рубаху, а на неё длинный дубас (То же самое, что и старинный сарафан) из алого сатина. Лиф обтягивал грудь, а юбка струилась свободно. Рукава же казались воздушными, расходились к запястьям.

– Вы вернётесь к обеду? – тихо спросила Иванна, но Госпожа не сказала ничего. Даже плечами не пожала, а лишь отправилась к лестнице. Спустившись в сени, она надела обувь, тонкие туфли-лодочки, и вышла на улицу. Вскоре она уже скрылась в лесу. 

Иванна не знала, что сказать, только взялась за метлу. Она знала, что духи дома разберутся с уборкой, но всё же это её работа. Нельзя же просто так сидеть и ничего не делать. 

Девушка как раз закончила с тем, чтобы убирать в самый угол мусор, и надеялась, что Госпожа не узнает или простит ей эту вольность, как дверь распахнулась, и внутрь влетел светловолосый парень. Он на ходу пытался завязать нормально пояс на своей обычной рубахе, покрытой вышивкой. Поскольку он ещё и пытался затянуть тесемку, чтобы завязать рукав, выходило у него не лучшим образом. Удивительно, что он не потерял ещё пояс со штанов, как с неудовольствием подумала Иванна. 

– А где Госпожа Достоевская? – бесцеремонно поинтересовался парень, обводя сени взглядом, будто думал её отыскать в каком-нибудь углу в сенях. – У себя в покоях или в светлице? 

– Она уже ушла, – Иванна плотнее сжала прутья метлы, хотя она не знала, что сильнее – её пальцы, губы или желание отхлестать нахала по лицу. – Думаю, что на прогулку. Уже ведь рассвело.  

– А, понял, тогда я пойду, поищу её! – он хлопнул в ладоши и метнулся обратно к двери, просияв, будто она ему не пару фраз кинула, а что-то подарила. 

– Гоголь, не мешай Госпоже ворожить! 

Парень только отмахнулся и кинул ей свою свитку (Свита — название мужской и женской верхней длинной распашной одежды из домотканого сукна, разновидность кафтана). Для неё нынешний день слишком тёплый. Вот ночь, да. Ночью прохладно. 

– Если я помешаю ей, она мне прямо и скажет, – весело сказал парень. Его разноцветные глаза задорно блестели. – Все, я ушёл! 

Он отмахнулся безмятежно и выбежал наружу, оставив Иванну только беспомощно шипеть от злости ему вслед. Ничто не мешало ей немедленно броситься за ним. Или просто составить ему компанию. Тоже присоединиться к Госпоже. 

Но разве этот глупец не понимает, что Госпожа Достоевская сама знает, что ей нужно. Почему он постоянно лезет под руку? Почему просто не может остаться в стороне? 

Иванна со злостью бросила веник в сторону и посмотрела на горстку мусора в углу. 

Наверное, стоит заманить кого-нибудь в хоромы и обновить обереги, поместив мертвецов под пороги. Нужно поговорить с Госпожой об этом. О деле, а не о ерунде, как этот балабол.

Стало почти до слёз обидно. Почему Госпожа ценит его больше, чем её или Максима? Иванна сделала несколько глубоких вдохов, приказав себе не надумывать и позавидовала при этом спокойствию Госпожи. Им действительно остаётся только завидовать тому, что Госпожу не затрагивает даже тень истинных эмоций. Их же все ещё задевает нечто подобное. Вот она зачем-то злится на Гоголя…хотя он даже не из настоящих Древних, обращённый человек. Конечно, он никогда не поймет, что они чувствуют. И Госпожа, конечно, не ценит его больше, чем их. Просто Иванна позволяет себе больше, чем стоило бы, в отношении Госпожи. Также как и сам Гоголь. 

Девушка обиженно надулась, но теперь скорее из-за себя самой, чем по какой-то другой причине. Но разве она не права? Её цель хранить и беречь Госпожу. Разве нечестно ей испытывать эмоции хотя бы по отношению к ней? Да, точно. Так и было задумано. 

Это Высший Замысел! Боги точно так и задумали. 

Успокоенная этими мыслями, Иванна широко заулыбалась и с удвоенной энергией замахала метлой. Всё-таки необходимо ещё убраться в горнице и покоях Госпожи. А потом перестирать старые дубасы и рубашки. Но Иванна любила Госпожу и готова была служить ей в чём угодно. Она чувствовала себя счастливой. 

А по поводу жертв в порогах нужно поговорить. Давно пора обновить защиту. Люди время от времени сюда забредают. Если ими питаться, то парочку можно употребить и для этой цели. Она точно поднимет эту тему сегодня за ужином или завтра утром. 

Да, определенно.