Камера, куда его бросили, словно мешок, пахла землей и плесенью. Решетка, скрипнув проржавевшими петлями, закрылась за спиной. Щелкнул замок и, вторя ему, дрогнуло что-то в груди. Пленник обессиленно привалился к решетке, голова слабо ударилась об нее затылком. Пока его тащили, сознание маятником появлялось и исчезало. Тело оставалось тяжелым непослушным мешком с костями. С губ срывались невнятные обрывки слов.

Ему казалось, что он слышит смех. Раскатистый гогот отдавался в ушах, хотя его тюремщики не издавали ни звука. Перед сомкнутыми веками вспышками перекатывались образы. Он ясно чувствовал, как они его душат, неясные силуэты бесновались вокруг, кромсая тело и душу. Целую вечность он находился в их власти, и медленно, неохотно цепкие когтистые руки его отпускали.

Воспаленные глаза медленно открылись. Перед взором предстала глухая стена. Ее усеивали цветные вспышки, расходясь рябью, как по водной глади. Разум медленно, но верно выпутывался из клещей прошлого. 

Чтобы с силой его захлестнуло настоящим.

Он в клетке.

Воздуха не хватало. Сердце будто забралось в горло, перекрывая воздух. 

Ему не выбраться отсюда. 

В нос ударил резкий, едкий запах ржавчины. Он чувствовал, как отзываются ломотой скованные за спиной руки, как мышцы ног сокращаются в преддверии судорог. 

Он попытался подняться. Падение. Ноги не держали. Подгибались, словно раскаленный металл. Одна мысль панически отбивалась неровными толчками сердца, разгоняющего ее по венам. 

Он снова в клетке. 

Снова. 

Позволил пленить себя. Надо было убить их. А потом бежать. Из Академии, из города, из страны. Но он ничего не сделал.

Никто не знает, что он здесь. Никто ему не поможет.

Один. В клетке. Снова.

Он хотел закричать, но с губ срывался лишь хрип, эхом многократно отталкивающийся от стен.

— Да заткнись ты щенок! — чей-то скрипучий голос раздался с другого конца коридора.

 Кровь шумела в ушах, а легкие свернулись — невозможно вдохнуть.

— Эй! Он щас издохнет тут! Эй! — С каждым словом голос становился увереннее и громче, — Дармоеды, он спать мешает!

Пленник в очередной раз рухнул на колени, не восстановив чувствительность в ногах. В какой-то момент казалось, что сердце вот-вот остановится. Стены и полок давили, сжимались, намереваясь раздавить. Ржавый привкус поселился в носу и на языке, зубы ныли вспоминая холод и твердость металла. Он будто снова перенесся на годы назад. Тогда он не представлял, что его ждет. Сейчас он представляет это слишком хорошо. Ему нельзя было вновь лишиться чудом обретенной свободы. Кошмары, которые мучили во снах проникли в явь и душили, давили на него отовсюду. 

Зрение сжалось в крошечную точку, фокусируясь на тусклом зеленом фонаре. Глаза щипало и лишь тогда, превозмогая страх потерять единственный источник света, веки сомкнулись. А затем свет вернулся. Он был все в том же месте снова и снова. 

Липкая и вязкая паутина паники расплеталась неохотно, постепенно возвращая ощущение реальности. Что-то будто выбило кость застрявшую поперек горла, позволяя сделать вдох. Чернота перед глазами разлетелась роем мушек. Этот рой прокатился по телу электрическим зарядом.

Дилюк постепенно вновь стал чувствовать свое тело.

Неизвестно, как долго он стоял на коленях, но наконец конечности дало о себе знать ноющей болью. А с болью постепенно возвращалось ясное сознание. Дрожащие руки сжались в кулаки, кожа, липкая от пота, покрылась мурашками. 

Когда страх и паника забрались в дальний угол черепной коробки, Дилюк наконец, поднялся. Зубы ныли от того с какой силой он сжимал челюсть, стыдясь издать еще хоть звук. Кожу в районе груди тянуло и жгло — застарелые шрамы помнили не хуже мозга. 

Дилюк попробовал избавится от кандалов за спиной, дернув руками. Но либо сил все еще не хватало, либо цепи были слишком прочные.

Что делать? 

Едва волоча ноги Дилюк забился в угол камеры, падая на тоненькую прохудившуюся из-за крыс циновку. Алый взгляд загнанно осмотрел пространство. Тесно. Нужник в противоположном углу не источал запаха. Эта тюрьма не пользуется популярностью. Здесь только один пленник помимо него самого.

Он не мог придумать, что ему делать дальше. Голова гудела, а сердце все никак не унималось. Дилюк безнадежно влип. Он не знает, где он. Не знает, как мог оказаться настолько глуп, чтобы позволить загнать себя в ловушку. И не понимает, как из нее выбраться. Беспомощность грызла сердце плотоядным червем.

Он не знал, что делать.

Поэтому просто ждал.

*** Несколько часов назад***

В Академии Дилюка ждал весьма холодный прием. Никто из Семи Мудрецов не был доступен для аудиенции, и на вопрос Дилюка, когда кто-нибудь освободится, секретарша невозмутимо ответила, что минимум через неделю. Дилюк попытался убедить ее, что у него крайне важная весть о каэнрийском заводе, но едва ли иноземный наемник, скрывающий лицо, смог внушить ей доверие. Дилюк до скрипа сжал зубы, видя ее абсолютное безразличие, слушая монотонный голос, которым прозвучало предложение записаться на аудиенцию. Но оно было произнесено уже в спину — Дилюк развернулся и пошел прочь. 

На выходе из Академии он остановился, задумавшись. Сейчас ему нужны доказательства. Возможно, Дилюку стоит еще раз поискать Альбедо. Когда он вернулся в таверну после ссоры с Кэйей, алхимика уже там не было. Дилюк знал только одно место, где его искать, но… Если там все еще ошиваются фатуи… 

Он рискует попасть в руки к врагам и вовсе не добраться ни до Мудрецов, ни до Мондштадта. 

Дилюк вздохнул, массируя пальцами переносицу.

Кэйа, провались он в Бездну, был прав. Идти вот так, без всяких доказательств — глупо при любом раскладе. Дилюк не имел за собой ни репутации, ни имени, которыми мог бы дать хоть какую-то гарантию. Ему, в отличие от принца, едва ли поверят. 

Если бы тот только не отказался помогать, и внял здравому смыслу, совести... Дилюк с мазохистким удовольствием прокручивал их разговор, ковыряясь в нем как в свежей ране. Он не мог осознать, что это конец. Что вот так вот они и разойдутся, встретившись спустя столько лет. Но это предсказуемо. Кэйа принц, его с рождения готовили к тому, чтобы защищать свою страну. Ставить ее интересы выше чего бы то ни было. Увы, Дилюк был воспитан точно также. Как бы ни тяжело было это признать, они слишком похожи и вместе с тем слишком отличаются. Но разум упорно продолжал искать возможности избежать произошедшего.

Если бы Дилюк не выследил тогда Альбедо… Но кто знает, возможно, это и к лучшему. Если бы столкновение мировоззрений настигло их в Каэнри’ах, едва ли у Дилюка были бы шансы выбраться оттуда живым, откажись он работать вместе с Кэйей. На родине власти и возможностей у принца всяко больше, чем на чужбине. Может, именно поэтому сейчас Дилюк ушел без каких-либо проблем. И на попытке ударить его в спину, все бы не закончилось.

В какой-то момент, Дилюку даже показалось, что Кэйа использует против него внезапно объявившегося Хальфдана. Одно слово и тот бы бросился на Дилюка с мечом, что неминуемо бы привело к самым непредсказуемым последствиям. 

О том, какие последствия теперь ждут Кэйю, когда он встретился с тем, с кем не хотел, Дилюк предпочел не думать. Он не видел в Хальфдане угрозы для принца и надеялся, что предчувствие его не подвело. В крайнем случае, позже он может попытаться разведать, все ли у принца в порядке…

Стоп. Нет. Его это не касается. Больше нет. Если Каэнри’ах объявят войну, то и до короля ему не добраться. А значит, больше их с Кэйей ничего не связывает. Совсем. 

Сейчас у Дилюка более острые проблемы. Он не может сидеть сложа руки. Не может пустить угрозу военного масштаба на самотек, когда знает правду, когда может сделать хоть что-то, чтобы ее предотвратить.

Возможно, он согласился помочь Кэйе по той же причине, по которой сейчас бросился глашатаем предупреждать об опасности. Дилюк настолько боялся потерять себя и никогда не найти, что жадно цеплялся за каждый кусочек мозаики своего прошлого Я, что попадался ему на пути. По крупицам собирал себя. Вспоминал, каково это быть способным на дружбу, подвиги и принципы, а не существовать как бездумное орудие в чужих руках. 

Поэтому во чтобы то ни стало Дилюк доберется до мудрецов и настоит на том, чтобы его выслушали. Если ему не поверят сейчас, он найдет Альбедо или любого другого каэнрийца с завода и заставит признаться. Добьется своего несмотря ни на что. Он донесет правду, обличит преступников и даст шанс невинным защититься против пригретой на груди змеи. 

Дилюк обернулся, взглядом огибая здание Академии. Если парадный вход ему закрыт, он найдет черный. Наверняка в таком большом здании более чем один доступный путь внутрь. И наверняка получится найти кого-то более сговорчивого, кто подскажет ему, где искать Мудрецов. 

Дилюк бродил по обвивающем огромное древо дорожкам, изучая местность, прислушиваясь к разговорам студентов, надеясь выцепить что-то ценное. К сожалению, большинство из сказанного касалось вещей, о которых Дилюк не имел ни малейшего понятия. 

Пару раз попытавшись заговорить со студентами, он ловил на себе настороженно-презрительные взгляды. Наверняка секретарша испытывала к нему нечто схожее. Просто скрывала это лучше. И Дилюк прекрасно понимал причину — он выглядит как пустынник. К тому же, иностранец. И харизмы ему недостает. Если бы только Кэйа был не таким законченным эгоистом…

Дилюк вздохнул. Он уже начал шарить взглядом по стенам здания, в поисках окон, через которые можно было бы влезть незамеченным. 

— Колль?

Дилюк замер, оборачиваясь. Перед ним стоял мужчина в форме академии, с целой стопкой книг в руках. А позади него — стража с копьями.

— Да? — настороженно отозвался Дилюк.

— Я помощник Мудреца Хаджеха. Мне передали, что вы принесли нам тревожную весть, — помощник приблизился, понижая голос, — насчет завода.

Бесплатный сыр только в мышеловке. Дилюк не был дураком. Он бросил взгляд на стражу. Их лица были непроницаемы. Зачем они здесь? 

— Да, — тихо, в тон помощнику ответил Дилюк, — у меня есть информация. Но мне сказали, что Мудрецы не доступны…

— Так и есть. Для обычных посетителей. Но вы — особый случай. Мой мастер очень бдителен ко всему, что касается завода. Пройдемте. Он будет рад вас выслушать.

— Моя информация не бесплатна, — произнес Дилюк, помня, что он выглядит как наемник. А значит и вести себя следует соответствующе.

— Уверяю вас, мы дадим ей справедливую цену.

Помощник улыбнулся, указывая рукой направление. Дилюк еще раз взглянул на стражу. Из оружия у них только копья. И не с такими справлялся. И драконья кровь все еще при нем. Если это западня… Дилюк будет разбираться с проблемами по мере поступления. Он не совершил преступления — не против Академии — и ему нечего опасаться. 

Дилюк пытался рациональностью подавить животную настороженность, следуя за секретарем. Он нервно поправил маску на лице, натянув ее выше. Периферическим зрением Дилюк следил за стражей, что шла чуть позади него с двух сторон. Собственный меч за поясом, кинжалы спрятанные в ремнях и складках одежды, пузырек с драконьей кровью — придавали уверенности. 

Секретарь вел его по петляющей тропе вниз, пока наконец, преодолев пару пятачков с беседками и навесными мостиками, не остановился уперевшись в непримечательную, врубленную глубоко в ствол дерева дверь. Та, как и прочие в академии, была украшена цветным стеклом. 

Ничего не комментируя, секретарь достал ключ и отпер ее. Дилюк решил, что это особый вход для слуг академии. Войдя вслед за секретарем, он попал в узкий коридор, освещенный приглушенным светом ламп на мраморных стенах. Судя по количеству зияющих в коридоре проходов в разных направлениях, Дилюк рассудил, что его повели через систему скрытых туннелей, которые, должно быть пересекают всю академию как сочленения сосудов на листьях.

Они свернули в один и ходов, лестницей уходящий вниз. Дилюка все еще не пытались атаковать. Хороший знак. Но тело пружинило от напряжения. В узких полутемных коридорах охватывало неприятное чувство удушения. Кожа под одеждами стала липкой от выступившего пота. Дилюк стал дышать глубже. 

Наконец, они остановились. Секретарь постучал в простую деревянную дверь. Та отворилась.

— Прошу, Колль, — прервал тишину секретарь, приглашая Дилюка войти.

Пространство за открытой дверью слепило солнечным светом. Внутри оказался большой кабинет с несколькими стеллажами полными книг, уходящими вверх, к высоким потолкам. Витражные окна осыпали мозаикой пол и стены. В глубине комнаты стоял большой стол, а за ним сидел старик в черных одеждах. При виде гостя он медленно встал. 

Стражники все еще были у Дилюка за спиной.

Старик выжидающе уставился на прибывших. Секретарь вышел вперед.

— Я привел… информатора.

— Вижу, — глухо ответил старик, — что у тебя есть? 

Дилюк не спешил с ответом.

— Вы… 

— Я Хаджех, Мудрец Хараватата.

— А как я могу быть уверен? 

Старик фыркнул, недовольно сверкнув темным взглядом в сторону своего секретаря.

— Вы в моем кабинете.

Дилюк не спешил говорить. Интуиция подсказывала — ему нельзя пренебрегать осторожностью. Он никогда раньше не связывался с Академией, не знает ее порядков. Он уже сверх меры рискует, с головой бросаясь в омут. Однако подозрительность в нем никуда не делась. 

— Это возмутительно. — пропыхтел старик, — Трачу время на всякий сброд. Вот! 

Он со стуком грохнул неким предметом по столу. Секретарь поспешил подойти и подобрать его. Дилюк не сводил с них взгляда. Ему показали печать с изображением быка — герб Хараватата. Такой же, что был на витраже на большом окне за столом. 

Едва ли есть более убедительные доказательства. Дилюк не знал как выглядят мудрецы, едва ли понимал, чем они занимаются, помимо управления городом. Если продолжит давить, может перестараться. 

—  У меня нет времени размениваться любезностями с пустынниками. Выкладывай.

И Дилюк выложил. Сухо, безэмоционально, равнодушно. Не выдавая беспокойства. 

— Каэнри’ах тайно создает мощное военное оружие под прикрытием автомобильного завода. Здесь, в Сумеру. Если ничего не предпринять это может стать реальной угрозой для города.

В кабинете повисло гробовое молчание. Дилюк вглядывался в выражение лица Хаджеха. Тот смотрел мимо него, по морщинистому лицу не пробежало ни единой эмоции, лишь губы двигались в жевательном движении, выдавая нервозность. 

— Это все? Доказательства? — наконец прервал молчание старик, — ты же не надеешься, что я поверю пустым словам?

Дилюк не дрогнул.

— Доказательства стоят дороже. 

Хаджех скрипуче рассмеялся, садясь обратно в кресло.

— Оплата? За выдумку?

Что-то было не так. Никто не выказал ни малейшего удивления. Неужели ни у кого даже подозрений не было, что на заводе может быть не все чисто? Каэнри’ах всегда была изгоем на их континенте, темной лошадкой, жившей за морем, которая много лет существовала обособленно, не строя никаких союзов с заморскими соседями. И только в последние несколько лет ее влияние расширилось. Да с таким размахом, что это не могло не вызвать подозрений.

Дилюк надеялся, что его слова станут катализатором.

Но либо он действительно смехотворен, либо…

— Это не выдумка. Но добыть эту информацию было непросто. Я хочу гарантий, что усилия не будут потрачены впустую. 

В крайнем случае Дилюк вернется с Альбедо в мешке. 

— Как же ты ее добыл? И ради чего?

— Волей судьбы, пока выполнял иную работу. 

Дилюк не был искусен во лжи так, как Кэйа. Он не успел придумать свою легенду. И по взгляду Мудреца очевидно, что тот не убежден. Он скорее недоволен. 

— Один?

— Что?

— Кто-то еще об этом знает? Может подтвердить твои слова?

Дилюк уловил движение за спиной и тут же скосил взгляд на стражников. Те стояли на прежних местах, в паре метров от него. 

— У меня есть люди… — Запнулся Дилюк. Почти все пустынники являются членами банд. Только он ни одну не знает. Кроме каравана той женщины из пустыни, Дехьи.

Мудрец и его помощник переглянулись. 

— Слова одного наемника или десяти, это все еще слова, мальчик.

Дилюк ощутил себя идиотом. И старика этого тоже. Как будто у него был резон врать о таком!

— Но зачем тогда вы…

— Говори, где твоя банда. 

— Нет. Если вам эта информация не нужна, я продам ее кому-нибудь другому.

Развернувшись, Дилюк сделал шаг в сторону двери, через которую они пришли. Но его встретило лишь собственное отражение. Он мельком отметил какими узкими были его зрачки и бледным лицо, до носа закрытое маской. Паршиво. Он с головой выдает свое взвинченное состояние. 

Мысленно чертыхнувшись, и не надеясь с ходу разобраться как эта потайная дверь открывается, он направился к главному выходу. Он надеялся его дешевый блеф подействует. Он хотел добиться от Мудреца хоть какой-то реакции. Чего угодно, что сподвигнет их к расследованию дела с заводом.

Арбалетный болт со свистом пробил грудь стражника у Дилюка перед глазами.

Хрипло выдохнув и выпучив глаза, мужчина завалился спиной вперед, так и не разжав руку, в которой держал копье. Под звук перезаряжаемого арбалета Дилюк развернулся, рука отточенным движением нырнула за кинжалом. Дилюк никогда не думал о последствиях в пылу сражений. Он просто бил. И сейчас его не остановило бы даже то, что оружие в руках держит Мудрец Академии. Рука не дрогнет убить любого.

Дилюк подбросил нож за рукоять, меняя хват. Краем глаза он заметил движение сбоку от себя. Секретарь поднял к лицу руку. А в следующий миг из под нее что-то вылетело. В оголенное плечо левой руки вонзилась игла, оповестив о себе вспышкой боли. Дилюк мгновенно потянулся вытащить ее из себя. Секунда промедления, а арбалет уже заряжен и следующий болт со свистом рассекает воздух. Дилюк едва успевает дернутся, но тот пролетает мимо — за спиной приглушенный вскрик.

За десять секунд кабинет пополнился парой трупов. 

Дилюк метнул кинжал.

Тот пронесся мимо головы старика. Мысленно чертыхнувшись Дилюк, отскакивая, потянулся за вторым. И тут только ощутил проблему. Левая рука онемела. Та рука. которой он метнул кинжал. Та, в которую попала игла.

Этот сукин сын…

Дилюк кинул взгляд на помощника и в тот же миг игла вонзилась в бедро.

— Прекрати! Этого хватит.

Дилюк рванулся к секретарю, но сделав пару шагов перестал чувствовать ногу. И левую половину лица.

Паника закралась в сердце,вцепившись в него острыми когтями.

— Простите, он слишком прыткий. Ради вашей безопасности.

— Если он умрет…

— Не умрет. Но допросить его сейчас мы не сможем.

Дилюк не понимал, почему он слышит и видит их, но ничего не делает. Тело не слушалось. С каждым вдохом он чувствовал его все меньше. Второй кинжал лежал у его ног. Когда он его выронил? Дилюк потянулся за третьим правой рукой. В этот момент левая нога подогнулась. 

— Через полминуты он уснет, — констатировал секретарь, не сводя безразличного взгляда.

— Бездна его подери, откуда он столько знает. Если бы я знал, не позволил бы приводить свидетелей. 

— Да. То моя вина. Надо было оставить их за дверью. 

Дилюк, словно лишившаяся кукловода марионетка, распластался на полу. Контролировать он мог только легкие, и с каждой секундой дышать становилось все тяжелее. Выпученными глазами он наблюдал за двумя мужчинами, что переговаривались, будто его здесь не было.

— Возьми его кинжалы. — Причмокнув, приказал старик, — Вытащи болты из тел и заколи их. Скажем, за мной послали убийцу. А этих наградим посмертно за храбрость.

— А что будем делать с крысой?

— Спрячем. Допросим. А потом убьем. Матрам скажем, что убийца сбежал раненный.

— Известим ли партнеров? Что если утечка пошла от кого-то с завода? 

— Пожалуй. Если хотят, пусть приходят на допрос. Сутки подержим крысу живой.

Последним, что Дилюк видел, прежде чем в глазах потемнело, было как секретарь с непроницаемым лицом берет кинжалы и исчезает из его поля зрения.

***

Итак, Академия заодно с Каэнри’ах. Как минимум ее часть. Какие бы планы не строились касательно заводов и собираемых там боевых машин, в них были посвящены Мудрецы. Дилюк мог только догадываться, какую выгоду они получают от такого сотрудничества и от сохранения его в тайне. 

Дилюк слишком поспешил, и поплатился за свою недальновидность. Узнай о его положении Кэйа, — которого Хальфдан наверняка уже вез в Каэнри’ах на самом быстроходном судне — наверняка бы долго смеялся. Еще бы — вздумал поиграть в героя, не разобравшись, кто враг. С чего он решил, что у Каэнри’ах нет союзников в Сумеру? Что их нет среди Мудрецов? 

Если бы в камере было что-то на чем можно выместить злость, Дилюк бы уже разнес это в щепки. По крайней мере, власть над собственным телом он наконец вернул.

— Эй, — подойдя к решеткам, Дилюк уже в который раз окликнул другого узника, — так ты знаешь, где мы? 

Вместо ответа он услышал шорохи и шаги. Шаги явно не из чужой камеры. Кто-то пришел.

Отойдя подальше от решетки, Дилюк с обжигающей грудь досадой пожалел, что у него забрали все оружие, которое при нем было. Даже драконью кровь. Дилюку было крайне омерзительно признавать, как растревожил его этот факт. Он слишком привык полагаться на дрянь, которой его годами пичкал Дотторе. Настолько, что от невозможности воспользоваться ею, становилось не по себе. А учитывая обстоятельства, в которых он находился, он вновь оказался на грани паники. Со связанными за спиной руками он абсолютно беззащитен. Дилюк надеялся никогда вновь не чувствовать себя подобным образом. 

Плана как выбраться у него не появилось. Все свободное и трезвомыслящее время он потратил на самобичевание и злость. Потому, когда по ту сторону решетки оказалось двое в масках, Дилюк безропотно позволил им себя увести. Покорная овца идущая на заклание. Однако последнее, чего он хотел, это вновь оказаться накачанным неизвестным парализующим веществом. К тому, же, оба тюремщика были вооружены — Дилюк заметил сабли у них на поясе, а под плотными накидками наверняка скрывались доспехи. Вполне вероятно, он имел дело с наемными головорезами. 

Теперь ноги и глаза — то, на что он мог положиться. Дилюк старался казаться слабее, чем он есть на самом деле. Ослабить бдительность тюремщиков, и, если получится, уловить момент, чтобы сбежать. Однако стоило дойти до конца коридора и на голову пленнику тут же накинули мешок. С губ едва не сорвалось проклятие. Единственное, что он смог понять, вслепую идя за своими тюремщиками, это что лестница, по которой они поднимались, ужасно неровная. 

Дилюк догадывался куда его ведут. Он помнил, о чем говорил Мудрец Хаджех. Его хотят допросить. Дилюк, с мрачной мстительностью, мысленно пожелал им удачи. 

Первый удар не заставил себя долго ждать. Подвешенный за запястья цепью к потолку, Дилюк никак не мог защитить тело. Но боль уже давно не была тем, что может его сломить. Спасибо фатуи.

— Кто ты?

— Пустынник.

— Лжешь.

Удар.

— Откуда тебе известно про завод?

Молчание.

Удар.

Били кулаками. Могло быть и хуже.

Но Дилюк понимал: когда они устанут, в ход пойдут другие средства.

— Кто еще знает?

Молчание. 

Удар.

Интересно, если его забьют до смерти прямо здесь, Кэйа когда-нибудь узнает? 

Ах, он снова это делает.

— Кто твои сообщники?

От удара по голове в ушах зазвенело. 

Его спрашивали и били. Потом, кажется, спрашивать перестали. Кровь вместе со слюной стекала с губ по подбородку. 

Бывало и хуже. 

Дилюк ускользал. Отделял себя от собственного тела. Он ничего не видел — с него так и не сняли мешок — и темнота поглощала его. Забирала подальше от боли. Только темнота знала о его самых хрупких, сокровенных мыслях. Дилюк не любил темноту. Она не была ему другом. Она рассказывала ему сказку о прошлом, сплетенную из лоскутов драгоценных воспоминаний, чтобы потом рассеется и оставить его одного в совершенно не сказочной реальности. Сейчас эти лоскуты были вышиты одним именем. Одним человеком. 

Кэйа.

Пожалуйста.

Будучи в рабстве Дилюк и не мечтал его увидеть снова. Его образ тлел и стирался из памяти, рассыпался по ниточке. Было одновременно больно и сладко, стоило ему всплыть, напомнить о себе во сне или в горячем бреду. 

Когда было очень плохо, Дилюк уходил в себя. В воспоминания о доме. Об отце и его смехе. Об Аделинде и ее нежных руках. О рыцарях, которые ободряюще хлопали его по плечам. О спокойной, ласковой Массандре и ее норовистом жеребенке Мидасе. 

И о Кэйе. О заносчивом, остроумном заморском принце. Принце, с которым юный, глупый, вспыльчивый Дилюк разделил свой первый поцелуй. Этот поцелуй был стыдным, ужасным воспоминанием когда Дилюк жил в Мондштадте. Этот же поцелуй стал искрой, соломинкой, которая тлела, согревая его в холодной, пахнущей спиртом и кровью лаборатории фатуи. 

Все эти воспоминания со временем поблекли, выцвели. И в какой-то момент Дилюк оставил их. Перестал к ним возвращаться и спрятал. Чтобы не было так больно, чтобы не было так обманчиво тепло.

А теперь его встретил он. Не юноша, с острыми коленками и мягкими чертами лица, ломающимся, а от того забавным голосом. Этот Кэйа был взрослым, с печальным, холодным взглядом, острым языком и скрытной натурой. Но это все еще был он. Его принц. Ясный, яркий, будто отреставрированная картина. Почти живой. Словно он действительно был рядом, в этой пыточной камере.

Во тьме он видел комнату в тусклом свете свечей, слышал плеск воды, почувствовал запах хвои и мыла. 

Дилюк не знал, почему вспомнил именно ту ночь. Он считал ту ситуацию ужасно глупой, а принца — несносным. 

И его несносный, но до жути подробный образ смотрел на Дилюка из миража, в который он сбежал.

Нежно-васильковый и жемчужно-сизый взгляд. Острая как сталь улыбка, глубокий, щекочущий нервы, смех. Мягкая смуглая кожа, натянутая на позвонках и лопатках, доверенная его грубым, изуродованным рукам. Лунный свет, любовно ласкающий каждый сантиметр острого, выточенного словно из хрусталя лица. И слова, от которых оголяются нервы.

“Когда ты так смотришь, мой правый глаз не кажется мне уродством.”

Тогда в груди разливалось теплота, ведь в тот момент Дилюк был готов доверять так, как доверяли ему. Так, как он считал, что ему доверяют. Нить, которая казалась ему перерубленной, истлевшей и рассеявшейся, натянулась, дрожа. Сейчас, когда все кончено, эта нить обнажилась, давая о себе знать фантомной болью. 

Боль физическая обрушилась на него, грубо вырывая из мира грез. 

Цепи звякнули, натянувшись от оборота рычага. Плечи вывернуло, пронзая вспышкой ослепительной боли. Дилюк вскрикнул. И потревоженное, возмущенное столь отвратительным проявлением реальности, наваждение исчезло. 

Пожалуйста.

Ему кричали вопросы, а Дилюк сбегал от них. Сбегал в себя, пытаясь ухватиться, вновь вернуть сон, который, возможно, будет последним, что он сможет увидеть. 

Еще один оборот рычага. Ноги Дилюка оторвались от земли. Сжав зубы, он замычал. Кажется ему вот-вот вывихнет оба плеча. Отвратительно. Он слышал треск собственных костей и суставов.

А потом до слуха донесся громкий стук. Кто-то барабанил о дерево. 

— Пришли наконец?

— А толку. Проще добить.

— Каэнрийцы…

Сердце Дилюка зашлось напуганной пичужкой. Неужели…

Он услышал, как дверь открылась. Кто-то третий вошел в помещение. 

— Он не говорит. 

— Вряд ли у вас получится добиться от него признания. Но возможно вам знакомо его лицо.

Дилюк, вопреки здравому смыслу, на краткий миг поверил, что за ним пришел Кэйа. Отринул маскарад и пришел спасти его. Снова. Если бы он мог на секунду задуматься, наверняка ощутил бы стыд за столько жалкую надежду.

С головы грубо сдернули мешок. Тусклый свет обжег глаза, вынуждая щурится, в попытках разглядеть новоприбывшего. 

Конечно, это был не Кэйа.

Но Дилюк не успел ощутить отчаянного разочарования. Его затопило одновременно новой надеждой и оглушающим ужасом. Захотелось засмеяться.

На него с полным, почти кукольным безразличием, смотрел светловолосый юноша в каэнрийских одеждах. Альбедо.

— Не знакомо, — отстраненно произнес он, снимая с плеча уже знакомую Дилюку сумку, — но хорошо, что вы его не убили. У меня есть свои способы развязать язык.