Бледная рука откинула взмокшую, перепачканную в чужой крови темную челку. На слегка осунувшемся лице, что едва сохранило намеки на характерную округлость, пестрели кровавые разводы, лишь немного темнее горящих им в тон карминовых глаз.

На Кэйю он не смотрел. Зато сам принц не сводил с него взгляда, полного отчаяния и надежды, неверия и чего-то глубоко запрятанного, забытого и запретного. 

Кэйа судорожно выдохнул. Он не ошибся. Это был Дилюк.

Кэйа мечтал увидеть Дилюка на льду снова, спустя столько пропущенных сезонов. Он вцепился в Дилюка, и не слезал с телефона, пока тот не согласился и не подписал срочный контракт, чтобы стать заменой участнику, покинувшему шоу в разгар съемок. И теперь Кэйа смаковал свою победу, как кот, наблюдающий за пойманной в клетку пестрой птичкой.

Впервые Кэйа увидел его сквозь объектив камеры. На нем был дорогой, полностью черный костюм, подчеркивающий стройное, статное тело. Его профиль, словно любовно слепленный из мягкой глины, с нежными чертами, дерзко вздернутым носом и тонкими губами — слишком юный и невинный — совершенно не в тон строгому образу. Но ярче всего были его пламенем горящие — словно пожар — длинные волосы, собранные в конский хвост. 

Кэйа не собирался снимать. Палец автоматически, поддаваясь импульсу, который мозг послал без осознания своего обладателя, нажал на кнопку. 

— А он весьма неплох в традиционных мондштадских танцах.

Дилюк мысленно усмехнулся. Ну ещё бы. Последние две недели Аделинда устроила Кэйе ускоренный курс обучения минимальному набору народных танцев, чтобы воспитанник Рагнвиндров не упал в грязь лицом.

Только вместо грациозных девиц с сияющими взглядами, Кэйа всё эти две недели крутил так и этак Дилюка, в процессе не упуская возможность отдавить ему ноги. 

Дилюк не питал особых надежд, но к его удивлению на празднике Кэйа танцевал намного лучше, чем на репетициях с ним.

Cлучай, когда любовь Кэйи к алкоголю сослужила ему хорошую службу, даже если Дилюк так не думает. 

Всего лишь глупая рогатка из детства, но Дилюку она внезапно стала безумно дорога. И вопрос о том, испытает ли те же чувства Кэйа, поселился в его голове, накрепко там обосновавшись.

Вечер в таверне, когда Кэйа слишком пьян, а Дилюк очень устал, чтобы помнить былые обиды.