— Спасибо, мастер Дилюк, — Кэйа двигает к себе бокал вина, пальцы – его чертовы длинные, изящные пальцы, — игриво пробегаются по тонкой ножке, подушечки поглаживают стекло. И на лице эта сраная полуулыбка: словно он насмехается над Дилюком. Эту улыбку хочется смазать с его лица кулаком вместе с кровью.

Сегодня необычно жаркая ночь и Кэйа привлекает слишком много внимания — особенно, когда расстегивает верхние пуговицы тонкой рубашки, обнажая смуглую, блестящую от пота кожу. Дилюк сжимает челюсти и отворачивается, потому что чертов Кэйа выглядит так, будто сраная фея присыпала его волшебной пыльцой. Но это же Альберих — он умудрился бы выглядеть похабно и вульгарно даже надев мешок. Или укутавшись в ковер.

Вот стоило ему только поднести бокал к губам, сделать глоток, привлекая взгляд к дрогнувшему кадыку, а потом облизать губы — и можно фотографировать на обложку «Запретного Тейвата». Он точно будет смотреться там лучше, чем та ведьмочка на прошлой неделе, ушастая и хвостатая, прикрытая одними листьями, сексуально выгибающаяся у статуи кицунэ.

Кэйа раздражает. До зубного скрежета.

— В зале полно места, — холодно замечает Дилюк, методично нарезая имбирь, — Свали отсюда.

Альберих сделал еще один глоток и повертел бокал в руке.

— Тогда мне придется вставать и идти сюда каждый раз, как мне нужно будет долить вина, — его тон такой, черт возьми, покровительственный, томный, Дилюку хочется сгребсти нарезанный имбирь и кинуть Кэйе в лицо. Но он только фыркает и начинает резать его интенсивнее, пальцы крепче впиваются в рукоять ножа.

— Ты мог бы заказать бутылку, — настаивает Дилюк.

— На этом месте сквозняк, сегодня так жарко, — Кэйа демонстративно проводит тыльной стороной ладони по лбу и вновь облизывает губы. Дилюк поспешно отводит взгляд, а затем вздрагивает: подушечку пальца обжигает слабой болью, он отдергивает руку и кладет нож на доску. Палец немного кровоточит, Рагнвиндр отворачивается и хмурится, ища взглядом аптечку, — И я тут жду кое-кого.

Дилюк ненавидит себя за то, что это «кое-кого», сказанное шепотом, с придыханием, — вызывает в нем раздражение. И еще больше ему не нравится, что он не может ни найти корень этого чувства, ни подавить его. Каким бы обманчиво беспечным Кэйа не хотел казаться, Дилюк знает — он смотрит. Смотрит и видит, как напряглись мышцы на его спине, как приподнялись плечи. И поэтому не реагирует, когда слышит приглушенный смешок; у него лишь слегка подрагивают кончики пальцев, точно от желания врезать Кэйе под дых.

Когда Дилюк, наконец, справляется с собой, не поджигает свою же таверну от поглощающей его ярости, бинтует палец, а Кэйа выпивает уже третий бокал — приходит Розария. Она вежливо приветствует их и присаживается рядом с Кэйей. Дилюк почти уверен, что они встречаются: слишком сдержаны на публике, но когда таверна пустеет, а эти двое выпивают больше, чем нужно, Кэйа позволяет себе называть ее «Роза», а она совершенно непозволительно близко склоняется к нему и слишком часто трогает — будь то пальцы, предплечье, спина. Это происходит каждые выходные. И каждый чертов раз Дилюк выгоняет их из таверны.

— Сестра Розария, — Кэйа кивает, улыбается ей, — Как прошел ваш день?

И говорят они так, словно почти незнакомы. Обсуждают чертову погоду. Рагнвиндр готов выть от отчаяния: они ведут себя так, словно находятся на светском приеме, а он терпеть не может такого рода мероприятия. Но, к счастью или нет, их вежливый диалог и высокопарные речи заканчиваются после первой допитой бутылки. Дилюк к этому моменту уже готов попросить Чарльза заменить его.

— Ладно, но ты видел, какое на Донне сегодня было непозволительно короткое платье? — Розария склоняется ближе к Кэйе, Дилюк видит, как ее дыхание шевелит короткие волоски возле уха.

— Ты, полагаю, шею свернула, пока рассматривала... — Альберих хихикает и щурится, он тоже чуть откланяется, и грудь Розарии прижимается чуть ниже его плеча. Дилюк задерживает дыхание, чувствуя, что опять начинает раздражаться.

— Видел бы ты... — громко шепчет Розария и ее глаза блестят в слабом освещении, — Такое, черт возьми, короткое. Это не богоугодно, Кэйа, — Альберих вновь смеется и крутит пальцами ножку бокала.

— Ну мы оба знаем, для кого это представление, — они оба переводят взгляд на Дилюка и тот мгновенно напрягается: Кэйа смотрит с любопытством, цепко и понимающе, — Думаю, ей позволительна такая маленькая шалость, — и он вновь возвращает свое внимание к Розарии, — Видел ее, когда она поливала цветок. И ее кружевное белье тоже оценил.

Он многозначительно улыбается, а Дилюк чувствует, как у него краснеют уши. Розария хмыкает и делает очередной глоток.

— Пожалуй, тебе повезло сильнее, чем мне. Должна заметить, тебе кружева идут больше, чем кому-либо, особенно белые.

Дилюк давится воздухом и мгновенно привлекает к себе внимание. Он резко отворачивается, широко глядя нечитаемым взглядом в стену. Черт возьми, что? Что эта женщина себе позволяет? Какие же у них грязные рты, Рагнвиндр задохнется, если продолжит это слушать. И тем более, если продолжит представлять.

Он проводит ладонью по лбу, поднимая челку, и никак не может отрезвить себя от картинки, на мгновение мелькнувшей под веками: Кэйа в белых кружевных трусиках, которые так необычно контрастируют со смуглой кожей. Это выглядит эстетично — думает Дилюк, — эстетично, но не эротично.

Но в голову закрадываются мысли, как бы он поместил в это маленькое белье свой член и яйца, как бы они оттопырились, если бы у Кэйи встал. На всякий случай Дилюк выходит в туалет и умывается, потому что то, что он чувствует, когда думает о чужом члене, упакованном в кружево — совсем не здорово.

Когда он возвращается за бар, Кэйа и Розария болтают уже о чем-то другом. Они оба раскраснелись, то ли от выпивки, то ли от своих похабных разговоров, Дилюку неизвестно. Он трет тряпкой большой граненный бокал и старается абстрагироваться.

— ... я слышала, что у него очень большой член, нет, прям огромный, около десяти дюймов.

— Чего? У Лоуренса-то? — Кэйа с сомнением хмурится, — Быть не может. Я видел его член в раздевалке. Дюймов пять, навскидку.

Дилюк очень хочет удариться головой об стол. Потому что это просто невыносимо. Да какая, к черту, разница, какой у кого член? И вообще, разве все парочки обсуждают такое? Они выглядят как две сплетницы, страстно желающие перемыть косточки каждому проходимцу. Дилюк думает — обсуждали ли они его член? Ведь когда Кэйа жил с ним, то они не раз видели друг друга голыми. Оба мужчины, в конце концов. Теперь эти неловкие воспоминания приобретают совсем иную окраску. Вдруг, Кэйа оценивал его...? Ну.

Дилюк сглатывает и отставляет бокал. Он переводит взгляд на Кэйю, который уже пьян и слишком увлечен Розарией. Альберих что-то бормочет, а затем начинает расстегивать свою рубашку еще больше. И, блядь.

Дилюк видит маленький темный сосок, влажные от пота грудные мышцы и чувствует, как его член начинает твердеть. Ну все.

— Проваливайте отсюда, — он шипит и выходит из-за стойки, — Я закрываюсь.

— Ох, ну зачем ты так, — Кэйа расстроенно сводит брови и Дилюк на мгновение прикрывает глаза, справляясь с вспышкой ярости.

— Ва-ли-те. — цедит сквозь зубы он, открывая дверь. Прохладный ночной воздух приятно остужает разгоряченную кожу и помогает окончательно справиться с собой.

Они выходят, держась под локоть, и Дилюк облегченно выдыхает. Он раздумывает над тем, чтобы повесить на дверь их портреты и сделать персонами нон грата.

****

— Какого. Черта.

Дилюк сжимает кулаки под стойкой и бросает на Кэйю гневный взгляд. Он уже где-то надрался и явно пришел к нему за добавкой. Стоит ли ему вызвать стражу, чтобы Альбериха увели к черту?

— Бра-атец, — Кэйа присаживается на стул, ставит локти на столешницу и наклоняется близко-близко, так, что Дилюк чувствует его горячее дыхание, запах вина и его одеколон — с хвойным запахом, — Налей мне... — Кэйа задумчиво обводит ряд маркированных бутылок за спиной Рагнвиндра и облизывает губы, взгляд Дилюка цепляется за мелькнувший острый розовый кончик, — Не знаю. Чего-нибудь. Чего-нибудь похожего на вино...

— Как же ты раздражаешь.

И все же, Дилюк наливает. Он подает ему бокал, а затем выжидающе смотрит на дверь. Через минут пять он все же не справляется с интересом и спрашивает:

— А где Розария?

Кэйа фыркает и закатывает глаза.

— Не знаю, я пил один.

— Я думал, вы всегда вместе, — говорит Дилюк и берет с плетеной корзины апельсин, вертит его в руке, — Вы же пара, это, вроде как, нор...

— Что? — Кэйа так искренне удивляется, что Рагнвиндру становится не по себе, — С чего ты взял, что мы пара?

Дилюк хмуро смотрит на апельсин.

— Мне показалось это очевидным, — и мучительно краснеет, когда Кэйа заливается звонким смехом, — Заткнись, черт возьми.

Альберих смаргивает слезинку и вытирает ее, поддевая пальцем.

— Ох, черт, Дилюк, — он хихикает и берет в руку бокал, — Мы не пара.

— Тогда откуда она...

Рагнвиндр замолкает. Он все еще смотрит на апельсин, но теперь очень строго. Он чуть не спросил то, что мучило его целую неделю. И то, на что он, черт возьми, подрочил. Господи, лишь бы забыть это. Забыть этот гребанный сон, где Кэйа лежит грудью на кровати с пошло вскинутыми бедрами и на нем одни лишь кружевные трусы. Узкая полоска ткани сзади разрезает щель между ягодиц и вжимается в тугую дырку. Дилюк в этом сне подцепил ее пальцами и оттянул в сторону, а потом... проснулся. Потому что, блядь, кончил.

И теперь он не хотел смотреть на Кэйю от слова совсем.

— Откуда она что? — спрашивает Кэйа, когда пауза слишком затягивается. Дилюк вздрагивает и переводит на него расфокусированный взгляд. Альберих выразительно выгибает брови и ухмыляется так, словно все понимает.

Дилюк глубоко вздыхает, словно готовясь к прыжку под воду и решает, что Кэйа достаточно пьян, чтобы после забыть этот разговор. Но Дилюк, черт возьми, выяснит то, что не выходит у него из головы и не дает нормально жить.

— Она говорила про кружевные... ну.

Кэйа на мгновение хмурится, а затем беспечно вытягивает руки вперед и прижимается щекой к своему предплечью.

— А. Донна.

Кэйа хмыкает и любопытство в его взгляде меркнет. Дилюк думает, что Альберих явно потерял нить разговора.

— Нет, — Дилюк качает головой, сдерживая порыв закатить глаза, — Ты, — лицо Кэйи удивленно вытягивается, и Рагнвиндр сглатывает, пытаясь подобрать слова. Он старается сделать тон равнодушным или насмешливым, но выходит как-то совсем жалко и отчаянно: — Ты носишь кружевное белье?

Кэйа открывает рот и долгую минуту пялится на него нечитаемым взглядом. А затем закрывает его и прикусывает нижнюю губу.

— Хочешь посмотреть?

Дилюка оглушает этим вопросом. Хотя это больше звучит как предложение. И осознание этого почему-то кружит голову. Да. Нет. Дилюк не может такого себе позволить и нет, он не хочет смотреть на Кэйю в чертовых кружевных трусиках. Точно нет. Он чувствует, как вспыхивают румянцем его щеки. Альберих что, шутит? Его тон заставляет кончики пальцев покалывать. Он не будет этого делать, ни за что.

Из противоречивых мыслей его выводит мягкий смех.

— Прости, Дилюк, — голос у Кэйи хриплый, — Я не ношу такое. Это был единственный раз, на спор.

— Ясно, — сухо отвечает Рагнвиндр и отворачивается. Вот он и решил свои проблемы, теперь ему совершенно незачем представлять, что под этими его узкими брюками... Дилюк машет головой и берет с полки вино. Он разворачивается обратно и вытягивает вперед руку с бутылкой, — Я дам тебе это, если ты немедленно съебешься и забудешь наш разговор.

Кэйа сияет, торопливо кивает, выхватывая вино и скрывается, оставляя после себя насыщенный еловый запах.

****

— Тыквенный сок.

Дилюк замирает и непонимающе смотрит на Кэйю.

— Что?

— Мне повторить? — он выглядит немного раздраженным, и Рангвиндр инстинктивно подбирается.

— Нет, я услышал, — Дилюк качает головой, а затем тянется к стакану, — Ты перепутал слова, кажется. Вероятно, ты хотел сказать «вино».

— Нет, я хочу сок.

Дилюк не успевает даже открыть рот, потому что дверь резко распахивается и Розария в считанные секунды добирается до барной стойки. Она кладет руку Кэйе на плечо и сжимает.

— И самогон.

Рагнвиндр серьезно кивает и разворачивается, чтобы достать бутылку. Видимо, что-то случилось, потому что Розария крайне обеспокоена. Когда он отдает им заказ, она самостоятельно доливает в их стаканы с соком алкоголь и пододвигает к Кэйе.

— Ну. — торопит Альбериха Розария и нетерпеливо ерзает на стуле.

Дилюк хватает первое, что попалось под руку — киви, — и начинает резать, прислушиваясь к разговору. Черт, да он превращается в гребанную сплетницу из-за них.

Кэйа томительно долго молчит, а потом залпом выпивает стакан. Розария участливо подливает ему: Дилюк отмечает, что самогона несоизмеримо больше, чем сока.

— Он просто идиот, — выдыхает Кэйа и вжимает стакан донышком в столешницу, — Это было ужасно. Я задушу Джинн своими руками, нет, натравлю на нее Лизу. Вот, что я сделаю.

— Так он не красавчик, — угрюмо подмечает сестра.

Кэйа многозначительно смотрит на Розарию, и она вздыхает. Дилюк очень хочет спросить, что конкретно случилось, но только сжимает зубы, надеясь, что в ходе разговора все само собой разузнается.

— Чтобы я еще раз играл роль дипломата, — Кэйа закатывает глаза и опирается на локти, чуть склоняясь к барной стойке, — Особенно гея-дипломата. Это было ужасно. Но Джинн, конечно, довольна. Теперь торговые пути с Инадзумой расширены. Я продался ради гребанной рыбы.

— У вас что-то было? — Розария удивленно вскидывает брови и двигается ближе к Кэйе. Последний медленно мотает головой.

— Если не считать...

— Что?

— Что?

Кэйа и Розария одновременно вскинулись, посмотрели на Дилюка. Рагнвиндр густо покраснел, удивленно моргнул и прокашлялся.

— Извините. Мне просто... интересно, — Дилюк сглатывает и отводит глаза, потому что внимательный взгляд Кэйи это больше, чем он может выдержать.

— Сначала он потрогал меня за коленку. Черт, я сидел и представлял, как заморожу его яйца, — Розария весело фыркает, — А потом он начал гладить мою ногу, бедро, — Кэйа нахмурился и его лицо стало таким, словно ему было неприятно об этом вспоминать, — И трогать мой член, о, архонты, это был сущий кошмар.

Дилюк хмурится и поворачивается, его взгляд встречается с Кэйей, тот вдруг горько усмехается.

— Мой хороший, какой ужас, — громко шепчет Розария и гладит его по волосам, — Продолжай. Что было дальше?

— Роза, ты грешна, — Альберих закатывает глаза и делает глоток своего странного пойла, — Конечно, у меня не встал. Его это не расстроило, он захотел, чтобы я ему отсосал.

Дилюк затаил дыхание. Отсасывающий Кэйа, это...

— И? Ты отсосал?

Рагнвиндр сжал губы в упрямую полоску — ему не понравилась мысль о том, что Кэйа мог кому-то отсасывать. А вот мысль, где Кэйа сосет его член, кажется, даже очень устраивала.

— Нет. Сказал, что у меня особо опасный вид кариеса и он передается половым путем.

Розария расхохоталась, и Дилюк не сдержал мягкой улыбки.

— Да ладно, и он поверил?

— Кто знает, какие болезни обитают в Мондштате... инадзумцы очень доверчивы, — отстраненно говорит Кэйа.

— Ну а кроме этого, гм, несчастного случая? Нашел кого-то?

Кэйа бросает быстрый взгляд на Дилюка и облизывается.

— Возможно.

— И сколько?

Он еще раз смотрит на Рагнвиндра, а затем склоняется к Розарии и что-то шепчет. Дилюк очень хочет услышать что, но еще больше — врезать Кэйе по лицу. Какое-то странное чувство затапливает его внутри, вызывая тошноту.

Розария красноречиво охает и молчит. Делает глоток, глядя на Дилюка.

— У Вирата огромный член. Личное наблюдение, — говорит она.

— Ох, вы...? — Кэйа сглатывает, его щеки розовеют.

— Я его трахнула, — спокойно говорит Розария, и Дилюк неловко кашляет, — Страпоном. К слову, как насчет...

— Роза.

— Я могла бы.

Дилюк улавливает раздражение Кэйи, он подходит ближе к стойке и забирает их стаканы. Кажется, он понял, что она могла бы сделать. Рагнвиндр не хотел это представлять, оно само нарисовалось в воображении: Кэйа, насаживающийся на большой искусственный член, задыхающийся, румяный, взмокший. И Розария, ласково подбадривающая его, убирающая влажную челку с его лба своими худыми пальцами. Еще лучше, только если Кэйа насаживался бы на его член, пока Дилюк сжимал его задницу, разводил бы ягодицы в стороны, чтобы видеть, как его дырка жадно принимает в себя хер.

И, черт возьми, Дилюк опять возбуждается.

— Время закрываться, — хрипло говорит он.

— Но сейчас даже нет девяти! — возмущается Кэйа и упрямо хватается за стакан.

— На выход.

Розария закатывает глаза, утаскивая за собой недовольно ворчащего Альбериха. Когда дверь закрывается, Дилюк понимает, что Кэйа украл стакан.

****

—...ты же тоже это видел, да? О, архонт, я была близка к тому, чтобы хорошенько...

— Добрый вечер, мастер Дилюк, — перебивает ее Кэйа.

В этот раз они приходят вместе и вновь садятся за стойкой. Дилюк устало вздыхает и, не спрашивая, ставит на столешницу два пузатых бокала, открывает бутылку вина и разливает. Каждые. Сраные. Выходные. Одно и то же.

— Так ты видел?

— Только задницу.

— Я видела все. Все, — подчеркнуто говорит Розария.

Дилюк нетерпеливо разворачивается к ним.

— Как же вы меня раздражаете, — произносит он, — Что на этот раз?

Кэйа с Розарией задумчиво переглядывается.

— Ты с винокурни вообще вылазишь? — недоверчиво интересуется Кэйа, — Донна скоро сойдет с ума. Она работала сегодня без белья. Это мог не заметить только слепой. То есть, Глория, которая единственная смогла с ней пообщаться не заикаясь.

— Архонты, — лицо Дилюка удивленно вытягивается, — Этого не может быть.

— Клянусь богом, видела своими глазами.

Альберих фыркает, глуша смешок, и Дилюк его понимает — ты испытываешь очень странные ощущения, когда монашка, вроде Розарии, клянется, черт возьми, богом.

— Но... почему? — исступленно спрашивает Дилюк и получает два осуждающих взгляда. Он внезапно чувствует себя идиотом.

— В смысле, почему, — осторожно начинает Розария, — Чтобы ты, вроде как, сорвался и набросился на нее и страстно оты...

— Что? Я? — Дилюк перебивает ее и его глаза округляются.

Кэйа смотрит неверяще.

— Шутишь? Она буквально обожает тебя.

Рагнвиндр сглатывает и хмурится.

— И ждет, что я на нее наброшусь? — с сомнением интересуется он, — Но я не такой.

— Не такой, — Кэйа понимающе улыбается.

— А какой? — вдруг интересуется Розария. Дилюк хочет послать ее, но она вдруг придвигает к нему свой бокал, ненавязчиво предлагая выпить, — Ты всегда такой холодный и отстраненный. Поговори с нами.

Дилюк не знает, что им движет, когда залпом осушает бокал вина. Кэйа издает удивленный звук и молча делает глоток. Розария вдруг перегибается через стойку, хватает ключи и встает со своего места. Через пять минут Дилюк видит, что люди начинают постепенно выходить из таверны. Когда последний пьяница скрывается за дверью, она возвращается.

— Что? — замечая вопросительный взгляд Дилюка, говорит она, — Вряд ли ты сможешь кого-то дальше обслуживать, — он кивает, молча соглашаясь с ней, а затем достает из-под стойки третий бокал и наполняет его, — Так что тебе нравится, Дилюк?

— В смысле?

— Допустим, в женщинах.

Дилюк чувствует, что во рту у него пересохло. Он делает глоток, взгляд невольно опускается с лица Розарии на ее грудь. Он отставляет бокал и опирается руками на барную стойку. В голову не приходит ровным счетом ничего.

— Эм, — говорит он, — Я не уверен в этом вопросе.

Розария чуть склоняет голову к плечу.

— В мужчинах? — вкрадчиво спрашивает она, и Кэйа давится вином, он отставляет бокал и отворачивается, прикрывая локтем лицо, чтобы откашляться.

— И в этом тоже.

Розария открывает рот, чтобы задать следующий вопрос, но Кэйа резко разворачивается и машет перед ее лицом рукой.

— Нет. Не спрашивай о животных, прошу, — его плечи мелко трясутся, и Дилюк понимает, что Кэйа смеется.

Розария цокает языком и закатывает глаза.

— Будет вам, — она фыркает и качает ногой в воздухе, — То есть, ты девст...

— Черт, нет, — Дилюк в который раз не дает ей договорить и мучительно краснеет. О чем он вообще думал, когда решил, что остаться с этими двумя наедине — это нормально? Потому что весь этот странный разговор похож на гребанную прелюдию. Как и все их разговоры, в принципе.

— Как тогда вышло, что многоуважаемый мастер Дилюк, — начинает вдруг Кэйа своим тем самым голосом. Вкрадчивым, интригующим, — Не знает, что ему нравится. Или, пожалуй, кто?

Дилюк смеряет его холодным взглядом и вновь пьет. Черт возьми, да он, блядь, знает, кто ему нравится. Кто является объектом его сексуальных фантазий и тем более, от чьего томного голоса перехватывает дыхание и сладко поджимаются яйца.

— Я знаю, кто мне нравится.

Он вздрагивает от неестественного звука собственного голоса — хриплого, низкого. И чувствует, как по спине проходит дрожь от цепкого, пристального взгляда Кэйи. По виску бежит капелька пота.

— И что тебе... — Розария замолкает, пытаясь подобрать слова, — Что тебе в этом ком-то нравится?

Дилюк нечитаемо смотрит на нее, как ему кажется, целую вечность, а затем слова вылетают из его рта до того, как он успевает себя остановить:

— Ноги, спина, лицо, — он смотрит вниз, под барную стойку, — Рот, волосы. Его задница.

— Его.

Говорит Розария, и Дилюк вскидывается, ошарашено глядя на нее. Вот черт.

— Довольно скупо, — хмыкает Кэйа, — Но у тебя никогда не было таланта к такого рода вещам.

Дилюк вдруг раздражается. Это у него-то нет таланта? О, ну конечно. Кто в действительности может переплюнуть два самых грязных языка всея Тейвата? Даже анонимные истории в «Эротических заметках гильдии приключений» не сравнятся с тем, что болтают тут эти двое.

— Уж простите, что я такой... воспитанный, — саркастично говорит Дилюк.

— Воспитанный.

— Кэйа, заткни свой грязный рот.

Улыбка исчезает с лица Альбериха моментально. Он подбирается и прикусывает нижнюю губу.

— Чем? — любопытствует Кэйа и Рагнвиндру до дрожи в коленях хочется ответить что-нибудь колкое. Он бросает на Кэйю гневный взгляд.

— Моим хером.

Розария давится вином и так широко распахивает глаза, что это выражение на ее худом бледном лице становится пугающим. Дилюк сглатывает слюну, но совершенно не из-за страха. Гребанный Кэйа выдыхает с тихим вымученным стоном и кладет голову на стойку, прижимаясь щекой к прохладной столешнице.

— Как горячо, — комментирует Розария, — Продолжайте.

— Роза... — шипит Альберих и закатывает глаза, — Ты испортила моего брата.

— Я? — она искренне удивляется, — Да его мрачная винокурня выглядит так, словно там в подвале есть пыточные, цепи, кляпы и...

— Достаточно! — вдруг рявкает Дилюк, — Валите отсюда!

Этой ночью он, на всякий случай, проверяет свой подвал и никаких кляпов там не обнаруживается. К сожалению.