Что гложет
День выдался светлый, слегка морозный, и Сокджин, укутав маленького альфочку, вынес его гулять. Сухо, как обычно, поблизости, бдит, важно вышагивая за омегой, хрустит сапогами по снегу.
Сухо чувствует, что омега тут, дома, спокоен, видит, что постоянно улыбается. С одной стороны, чего бы не быть спокойным, если они в родных покоях, в безопасности, и может омега больше не браться на лук и меч, да и слуга, отнес в оружейную свои латы.
С другой, понимал евнух, тяженько все же на душе Сокджина: по возвращении генерал побывал в покоях омег гарема, каждый из них соскучился по нему, да и желали высказать поздравления с рождением альфы.
Не без торжества Сухо узнал от старших евнухов (разумеется, подслушал), что Енсан один не приготовил никакого подарка малышу, и всю встречу с генералом лишь жаловался, как трудно ему было, как несправедлива судьба, что он не понес дитя от альфы. Генерал как мог пытался его урезонить, но, в итоге, ушел от него в раздражении.
Но...но...но...
- Не замёрзли, господин? - спросил Сухо, когда прогулка длилась полчаса.
- Что ты, сегодня тепло... Но ты можешь отправиться в покои, заодно распорядись обедом, Енсан, поди, опять забыл...
- Да, господин, я быстро вернусь!
Он почувствовал, что господин хочет побыть наедине со своими мыслями, и поспешил покинуть его, зная, что стража тут не позволит случиться беде.
Едва он ушел, Сокджин остановил свой шаг, отвернулся спиной к стражникам и закрыл глаза. По щекам побежали слезы.
- Ну вот что я делаю?!... Отчего так горько мне?... Он должен ходить в чужие покои, он должен... Чонгук, - папа опустил взгляд на сына, что посапывал на его руках. - Сынок... Отец любит нас, а им... Он тоже должен им... И они пьют настой от плода...
Он судорожно вздохнул. Ни слова подобного не услышат уши генерала от него, лишь одиножды омега признался в ревности, и с той поры и не упоминал. Все равно же ничего генерал сделать не сможет с этим? Зачем же гневать альфу...
Но разве объяснишь ты этим слезам? Спрятав личико в ворохе одеял, что укрывали Чонгука, Сокджин плакал, вдыхая карамельный аромат сыночка.
- Его высочество наследный принц Юнги!
Резко вздернув лицо, омега испуганно утер глаза рукавом, досадуя, что на морозе останется дольше покраснение. Обернулся, надев радушную улыбку.
Юнги пришел с двумя стражниками, но оставил их с местными, один по дорожке парка пошел к пруду, возле которого прогуливался омега. Лицо альфы светилось радостью встречи, но чем ближе, тем более тревога сменяла радость.
- Что случилось?! - прошептал он, подойдя. - Вы плакали? Где мой брат?! - он огляделся.
- Его высочество ушел в военное ведомство поутру, его нет. Мне жаль, что вы разминулись...
- Я шел к тебе проведать, - ответил с серьезным взглядом Юнги. - Скажи же, омега, отчего глаза твои красные?
- Пустое, ваше высочество, вспомнилось грустное, - улыбнулся Сокджин, покачивая сына. - Как вы поживаете?
- Твой брат сводит меня с ума своей ревностью, - рассмеялся Юнги. - Как донести ему, что я не могу посещать его так часто из-за его ранга? Он сам просил дать этот ранг ему, пока мы ждём разрешения на брак... Теперь недоволен. Скажи, был ли он всегда таким капризным?
- Боюсь, что да. А ревность... Брат любит вас, вот и ревнует...
- Есть такая вещь, как правила посещения гарема, - улыбнулся Юнги. - Мой брат, правда, как мне известно, посещает твои покои каждую ночь...
- Нет. Мы жили одними покоями в походе, а здесь... Его высочество справедливо распределяет свое внимание между омегами. Я достаточно часто вижу его высочество, да и маленький принц тоже...
Он не договорил, отвернувшись резко, так как ощутил, что по щекам снова бегут слезы. Юнги молча обошел его и без разговоров взял Чонгука на руки, и омега смог закрыть руками лицо и выплакаться, пока наследный принц покачивал племянника. Он смотрел на безмятежно посапывающего ребенка и молчал, тишину нарушал лишь негромкий разговор стражи, доносившийся до ушей принца, и всхлипывания омеги.
- Почему вы омеги такие... Положено всем омегам равно внимания дарить альфе, это полезно для верного развития и процветания энергии инь, - проурчал Юнги, глядя на убравшего, наконец, руки от лица омегу. - Приди в себя, я подержу альфу. Ну? Знаешь, ведь, любит он тебя одного? Кажется, он лишил привилегий Енсана, только ранг за ним и оставил, не ночует у него, только у прочих... И все мало тебе? Только себе хочешь?
Сокджин стыдливо посмотрел на него сверкающими глазами.
- Я виню себя, ваше высочество. Изо всех сил стараюсь, лишь одиножды сказал о ревности своей господину моему, это было ещё в походе. Но сам с собой... Не могу. Мне больно делить его с другими. Могу понять я терзания Чимина...
- Ведь не принадлежу я ему, но ласку дарю, над остальными поставил, в его покоях чаще всех бываю...
- Любит вас, и характер ещё его. Поймите его, принц.
Юнги покачал головой. Сокджин с поклоном принял ребенка обратно, при этом коснулся рук альфы и показалось ему, тот вздрогнул. Испуганно тронул омега чужое плечо легонько.
- Отчего вы дрожите? Дурно вам?
- Дурно, - вдруг, глядя ему в глаза, ответил Юнги. - Знаешь... Я поговорю с Намджуном о тебе...
- Нет, что вы?! Не нужно! Узнает, что я с вами такие вещи обсуждаю...
- Не могу твоих слез видеть, омега, - прошипел альфа, его локоть сжав. - Понимаю умом, что брат все правильно делает, но как глаза твои в слезах вижу - не могу...
- Забота ваша обо мне, скромном омеге, глупом, так приятна мне.
Принц умолк, на омегу глядя.
- Был бы ты в моем гареме, - вдруг сказал он. - Только в твоих покоях спал бы.
Испуганно встрепенулся Сокджин, на принца взгляд поднимая. Альфа фыркнул невесело, махнул рукой.
- Как хорошо мне с тобой было, омега, спокойно... Скучаю. Кхм!
Он кашлянул, усмехнулся, отступил.
- Что ж. Посмотрел на малыша, на тебя, что цветешь ты краше прежнего и...
- Роза ваша.
Альфа запнулся.
- Я ее храню. Я тоже... Все помню, - сказал, запнувшись тоже, омега. - Как хорошо мне было, как ласку вы мне дарили, как любо было мне с вами беседовать. Вот как теперь - тоже.
Улыбнулся принц, погладил омегу по плечу, Сокджин улыбнулся тоже, чувствуя, что отступает печаль, а вокруг витает приятный феромон наследного принца, успокаивает, словно баюкает.
Солнце светило ярко, серебря снег, пока альфа и омега с ребенком на руках прогуливались по парку, принц рассказывал о своих новых поделках, обещая показать омеге их в следующий визит, омега рассказывал, как на охоту ездил, пугая и зля альфу рассказами, что луком овладел, а за углом дворца его стоял, от злости бледный, Чимин. Глаза его, красные, были наполнены слезами ярости, сжимал он тесно маленькие кулачки и стискивал зубы, чтобы не крикнуть - во все лёгкие зарычать так, чтобы весь дворец перепугать. Не выдержав доле, он ушел, свирепо топая, думая недобрые мысли.
***
Днём было морозно и пасмурно, к ночи же пошел снег и потеплело. Ни ветра, и снег мягкий, пушистый. В воздухе пахло горящими в огненных чашах дровами, пахло духами и феромонами.
Сокджин вышел из дверей своего дворца и, пока Сухо надевал ему бережно парадные сапожки, смотрел на снег, думая ни о чем-то конкретном, а обо всем разом. Вокруг него слышалось копошение других омег гарема, что так же, нарядно оделись и пришли к его дворцу проводить.
Проводить к тронному залу, где должна была свершиться инициация. Сегодня... Сегодня на нежной шее омеги появится она, метка. Ребенок, которого держит евнух-нянька и которого, едва закончил с обувью, забрал ревниво Сухо - Чонгук причина того, что наложник становится супругом.
Чонгук уже взрослый, ему десять месяцев - сидит, ползает невероятно быстро, гулит и показывает характер. Предмет бесконечного обожания папы, отца и всего...почти всего гарема. Балуемый, тискаемый бесконечно, круглоглазый безобразник. Теперь, однако, он молчит: ему все интересно вокруг, и почему его одели нарядно, и почему папа такой роскошный, хотя для дитя, конечно, папа самый красивый всегда. И почему отец забежал с утра так ненадолго, и ночью с ними не спал, хотя Чонгук к такому привык.
Непорядок, но реветь Чонгук погодит. Поглядим, вдруг взрослые что-то занятное придумали.
- Пора, - старший евнух почтительно приблизился к крыльцу и поклонился.
И двинулся вперёд, ведя процессию к месту события. Омеги перешептываются за спиной Сокджина, Сухо старается идти к нему ближе стражи даже, держит принца на руках так бережно и крепко, как самое великое сокровище, терпит, что принц пожевывает его, евнуха, ухо - зубы его высочества режутся страшно, досаждают малышу.
И смотрит на омегу, спокойного, с лёгкой улыбкой. Думая: вот супруг императора идёт, а не генерала, и что судьба злодейка... Как растасовала...
Возле входа в главный дворец тьма стражи, стоят строем по сторонам дорожки к крыльцу и на крыльце самом. Омега начал подъем, обменявшись поклонами с жрецами храмов, что собрались засвидетельствовать брак. Поступь омеги не сбилась, не замедлилась на пути вверх, хотя преодолеть ему нужно было внушительный подъем. Остальные омеги, глядя на него, так же старались усталости не показывать.
Остановившись перед главными дверьми, Сокджин вдруг судорожно вздохнул и обернулся на сына, пока ждал окончания церемониальных поклонов этих жрецов с теми, что стояли у этих ворот. Этого рубежа. Затем ворота распахнулись.
А у Сухо надолго перед глазами осталось это выражение в глазах принца.
Мука. А евнух знал ее причину.
Супруг генерала не сможет делить с ним ложе чаще определенных дат, установленных звездочетами. Как ни крути, а есть у наложника преимущества перед супругом.
Он вошёл в зал, ступая уверенно, ослепительно прекрасный в праздничном одеянии. Слуги сняли с него меха, капюшон, и увидел омега восхищение в глазах окружающих и вздохи услышал. Сухо с принцем на руках прошел и сел с омегами гарема генерала и шепотом попросил его высочество не безобразничать. Чонгук же с какой-то тревогой смотрел на папу.
Дети всегда чувствуют, когда папа не в хорошем настроении.
Жрец начал нараспев произносить долженствующие слова, и альфа поднялся со своего места и подошёл к омеге. Лицо генерала сурово, поступь тяжела, брови сдвинуты. И он не слеп: читает в глазах омеги все выплаканные слезы, все те слова, что омега погибать будет, но не скажет ему. Не слышал генерал ни слова укора от любимого с того, давнего, разговора на пути в столицу. Никак старался не огорчать альфу Сокджин, но сердце генерала читало его сердце как по книге.
Он видел, что омега в панике, и страшно не желает того, что другому было бы более всего желанно.
- Что к свадьбе желаешь в подарок? - спросил как-то генерал.
- Только вас, более ничего не нужно мне, - кротко ответил омега, улыбаясь.
И хоть сказано было скромно, и сдержал горе во взгляде омега, альфа все понимал.
И теперь, по слову жреца, прижимая мужа к себе, впиваясь в его шею клыками, Намджун чувствовал, как дрожит омега, да не от боли одной - и от отчаяния.
На пиру он старался быть приятным, коря себя, что думает как последний эгоист: муж сидит рядом, держит руку, улыбается и поглаживает омежьи пальчики нежно своими, грубыми. На руках омеги сынок, молчаливый какой-то. Омега уж лобик щупал ему, в ротик заглядывал - нет, здоров принц.
- Что ж ты не гулишь, внучок? - спросил супруг императора, сидевший подле Сокджина. - То весело бормочешь что-то, то вдруг смирный такой.
Он попросил дозволения и принял внука на руки, нежа, Чонгук к дедушке охотно пошел, его медальоны и серьги теребя, заулыбался, но как-то сдержанно.
Наконец, пир закончился, и пришла пора Сокджину идти во дворец генерала. Сухо взял принца на руки, и видно было по его лицу, ни на шаг от ребенка не отойдет, ветерку тронуть не даст, не то, что человеку. Сокджин покорно шел со слугами, опустив очи, сердце его больно билось.
Утром зашёл к нему Енсан и сказал, помогая обряжать:
- Теперь ты - супруг, и альфа вернётся на мое ложе и будет каждую ночь со мной проводить. Не жди от меня каверз в связи с тем, что ты теперь главный омега - за право видеть альфу в покоях каждую ночь, думаю, ты был бы готов со мной местами поменяться, прав я?...
Услышав такие речи, Сухо осерчал страшно и выгнал Енсана пинками, испуганно вернулся, ожидая Сокджина в слезах застать.
Но принц не плакал, лишь в глаза слуге не смотрел.
Теперь, обряженный к брачной ночи, он остался один в покое. Тихо трещит пламя на свечах, больших, источающих аромат благовоний. Сокджин знает: проведя с ним положенное время, генерал отошлет его. Так нужно для сохранения энергии ци, и чтобы если сейчас омега не понесет, в следующий раз уж это случилось.
Хотя почему не случиться тому, когда Сокджин уже приготовил генералу тот чай для альфьей силы, вот он, в чайничке стоит на столике, окружённый тарелочками с яствами, чарками и тыквой с вином.
Снаружи послышались шаги, Сокджин судорожно вздохнул, поднимаясь навстречу открывающей двери. Генерал вошёл стремительно, двери закрылись за ним. Подойдя к омеге, что поднял на него кроткий взгляд и несмело улыбался, альфа нахмурился.
- Ужели ты не рад моему приходу, омега?
- Рад, очень рад вам, - улыбнулся шире Сокджина.
- Отчего же, если рад, не обнимаешь и не целуешь? Или первая ночь нам предстоит, что ты решил играть скромного? Ты мой муж теперь, но не ты ли делил со мной ложе прежде множество раз?
Сокджин улыбнулся, кивая, обвил его плечи нежно, носом о щеку потерся, альфий феромон вдыхая, намешанный с запахом вина и мороза. Губы пухлые омеги коснулись уголка губ альфы, сердце больно рвалось из груди, руки задрожали.
Это время с ним омега терять не хотел, понимая, что нескоро ещё возляжет он на ложе альфы, но... Но...
Он выдохнул судорожно, медленно осел на пол и закрыл лицо руками. Не было сил в его ногах и теле, чтобы далее держаться ровно, чтобы разыгрывать спектакль счастья о ту пору, когда сердце его обливалось болью.
Генерал посмотрел на него, хмурясь, сверху вниз.
- Ощущение у меня, словно до сего часа мы не знали друг друга, ложа не делили, нет меж нами тех пылких слов любви, и сына ты мне не родил, о коем так я мечтал, - сурово сказал он. - Заметил я это твое состояние не сейчас, а как сообщил тебе, что отец дозволяет мне взять тебя мужем. Любой омега счастлив был бы доле быть законным меченым супругом, но, вижу, в тебе это событие радости не вызвало. Сидишь теперь у ног моих и слезы льёшь...
- Простите, мой господин...
- С каких пор меж нами такие отношения, что ты не можешь мне сказать что-то, что гложет тебя, с каких пор я такой альфа, что не понимает объяснений?! - прокричал Намджун, рывком поднимая омегу на ноги, заставляя в глаза себе смотреть. - Толком скажи, почему ты на меня как перед долгой разлукой смотришь эти дни, и теперь, и почему доверять мне перестал?!
- Я...
- Ну?!
- ...вздорный омега...недостоин вас, - сквозь слезы произнес омега, в его руках обвисая.
- Новости! - ахнул альфа. - Да скажи толком! Приказываю!...
- Стал я вашим супругом, и теперь... И без того вас с другими...делил, а теперь...ещё реже ко мне являться будете...на ложе не призовете... Раз ранг мой теперь так высок...
Альфа округлил глаза, отпуская плечи омеги, и тот упал на пол снова, зашедшись в плаче.
- Глупый я, недостойный вас. Любой омега на моем месте рад был бы, стать супругом, а я... Я не хочу этого... Мне только любовь ваша нужна и... Вы...на ложе, днём, чтобы...часто видеть вас, как некогда...когда...
Он поднял на альфу залитые слезами сверкающие очи.
- Как в том походе, когда вы только мой были, а я - только ваш. Хоть тогда едва не потерял я вас, а все же за всю жизнь не было счастливее дней для меня, чем с вами и сыном нашим в тех покоях, и как днём мы с вами время проводили в прогулках, разговорах, как ночами согревали друг друга... Я был самым счастливым тогда...я себя любимым ощущал...я эгоист, уксус пью, когда вы в гарем ходите, я неправ, и бить меня, сечь вам пристало за это... Но не могу я...больше так я не могу...
Он опустил снова глаза, плача, закрыв красное лицо рукавом.
Некоторое время была тишина в покоях, лишь всхлипывания омеги ее нарушали за треск огня на свечках. Затем зашуршала ткань, послышались негромкие шаги, звякнула посуда.
- Это чай для моей силы? - спокойно спросил альфа.
- Да, мой господин, - омега убрал руки от лица и встал, пошатнувшись, обернулся.
Альфа налил чашку и выпил залпом настой, потом ещё одну. Затем налил вина и протянул омеге. Тот с поклоном принял, прикрывая лицо рукавом, испил, генерал тоже.
- Ещё чем-то недоволен ты в своей жизни, кроме того, что я хожу в гарем? - спросил он, усаживаясь на ложе.
- Я не смею...
- Я приказывал не молчать. Сознание того, что меж нами тайны, неловкость сказать о чем-то, меня бесит, омега, - зарычал альфа. - Привык я иначе, привык, что ты доверяешь мне, любишь, привечаешь...
- Я люблю вас. Больше жизни люблю, - прошептал омега, не двигаясь с места.
- Больше сына?
Омега подумал.
- Нет. Сына больше вас. Но лишь его.
Генерал кивнул, показывая, что такого ответа он и ждал. Похлопал рукой по постели.
- Так что же? - спросил он, когда омега присел рядом, сложив руки на коленях. Заглядывая ему в лицо, генерал заставил заговорить.
- Все прочее мне любо. Когда мой черед вас принимать, вы неизменно нежны, и днём, если изволите видеть меня, я не обделён вашим вниманием, и сын наш, и подарки ваши, и сама честь стать вашим супругом... Я понимаю, со мною одним вам скучно... А теперь уж, по правилам... я вас вовсе... редко видеть буду....
Он было снова заплакал, но альфа взял его пальцы в свои руки, большие, крепкие, и поднес к губам. Никто прежде не целовал рук Сокджину, и он удивился.
- Сокджин, душа моя, ты принцем воспитан, и супругом императора должен был бы стать, - рассмеялся Намджун, утирая его щеки. - Потому что любой альфа подле тебя себя императором почувствует.
Омега смутился словам таким, улыбнулся, покусывая губы. Альфа наклонился и поцеловал эти губы.
- А теперь вспомни. До отъезда в поход я делил ложе с гаремом, хотя ты уже был мой?
- Да, мой господин.
- Но с кем-то чаще? С кем?
- Со мной чаще всех, кажется...
- После похода я стал реже бывать у тебя? Хорошенько обдумай это.
Сокджин послушно задумался. Генерал гладил его руки и спину, улыбаясь.
- Нет, вы чаще у меня и принца бываете, чем в гареме...
- То есть, ты по-прежнему был до нашей инициации моим главным омегой?
- ...да... Но теперь? И...
- Теперь ничего не изменится. И... Я даже чаще буду с тобой, - прошептал Намджун, целуя его, притягивая к себе за талию.
- Чаще?! Но как?! - округлил глаза Сокджин.
- Я генерал, а не император, - рассмеялся Намджун. - Мне никто не может указывать, с кем делить ложе и внимание, Сокджин. Однако...
Тут взгляд его снова посуровел, он сжал талию омеги крепче и выпустил густой феромон, показывая, что сердится. Омега вспыхнул, моргая ресницами.
- Ты, коли память не изменяет мне, лишь одиножды поднял эту тему...? Ты никогда и не заговаривал, что тебя так беспокоит и печалит... Я ведь говорил, не держи от меня секретов, все рассказывай, вот подумай только, как ты себе свою свадьбу испортил, что грустил, а не веселился на ней?! Глупый омега! - прошипел альфа. - Я башку сломал эти дни, ну что случилось, и молчит! Молчит, будто нет меж нами любви и доверия! Да, энергия ци важна, но... Я разве не сказывал, что ты моя любовь, что лишь с тобой хочу ложе делить?! Я помню, ты выказал ревность, но одиножды, вот и вернулся к гарему, как привык...! Теперь варваром, плохим мужем себя чувствую из-за тебя!...
- Ах, нет, нет, альфа, вы лучший на свете супруг, глупый омега ваш был неправ! - испугался Сокджин, обвивая его плечи, покрывая смеющееся лицо альфы поцелуями. - Люблю вас... Неправ был омега... Не хотел альфу вздором своим тревожить... Простите... Простите меня... Впредь все говорить буду, все-все!...
Говорил, целуя, распалив и себя, и генерала, и вот, уж на полу одёжа, и сбито ложе в жарких объятиях альфы и омеги, и до утра не отпускали они друг друга, а затем, когда устали, не отослал альфа омегу, как тот боялся, а уложил спать подле себя, как оба они привыкли. Сокджин уснул, совершенно счастливый, и метка его уже почти зарубцевалась, а альфа лежал подле, мягко целовал его волосы, на лицо спящего глядя, и смеялся тихонько, а затем, вздохнув, пробурчал:
- Видать, нужно так, чтобы он не плакал больше. Чтож..., быть посему!
Демоны
По утреннему свежему морозцу во дворец фаворита наследного принца присеменил придворный лекарь, волоча свою коробку с инструментами, пыхтя и выдыхая пар изо рта. За ним, скучающе и сонно зевая, спешил Тэмин.
Он точно знал, что совершенно напрасно поднял лекаря с постели. С утра фаворит наследного принца почувствовал себя не очень хорошо, тошнило... Тэмин даже дослушивать не стал, понимая, что снова атаковало омегу: вдруг, наконец, это случилось...
Уже год безуспешно пытается Чимин понести от принца Юнги. Уже год от каждого вызова в покои ждёт Чимин этого чуда. Тэмин только диву давался: с наследным принцем рядом, с братьями или гаремом он безупречно приветлив, вмеру властен и смеётся, а наедине с Тэмином... Только евнух знает все приступы ярости и отчаяния полные слезы, что исторгает Чимин.
Ему и жаль его, и утомительно. Как мог утешал, подбадривал, напоминая бесконечно, что принц не требует ребенка с омеги, что любо ему с фаворитом время проводить, что к гарему почти забыл дорогу, что разговоры ведёт с императором, чтобы пометить омегу своим мужем, настаивает, что иного супруга себе не примет - казалось бы, что надо ещё?! Тэмин обсуждал с лекарем, по своему почину, почему так не везёт когуресскому принцу с бременем.
Лекарь, кашлянул, покачал головой.
- Все в голове, мальчик. Если слишком отчаянно хочет омега забеременеть, ни о чем более думать не пытается, если это не даёт ему покоя, ни сна, от отдыха, то организм именно так реагирует. Стрессы, мальчик, они пагубно на омежьем здоровье и красоте сказываются. Надо ему отвлечься, другими делами заняться, другие мысли в сознание принять. Он ведь здоровый, и принц тоже.
- И как же заставить его думать об ином?!
- Никак. Пока сам себя не пересилит, - покачал головой лекарь. - Нельзя заставить кого-то думать иначе без его воли, все равно на подсознании останется тревожное.
Ясно, понял Тэмин после этого разговора, только чудо поможет принцу Чимину, потому что такого упрямого осла, как он, ещё поищи.
Чимин встретил лекаря, нервно расхаживая по комнате. Лекарь поклонился, велел укладываться, Тэмину - принести ему омыть руки. Тэмин быстро обернулся, зная, что Чимин едва терпит узнать, что скажут.
Лекарь был человек немолодой и очень деликатный. И движения пальцев его в омеге было таким же. Чимин лежал, положив маленькие ручки на живот, и смотрел на потолок, Тэмин стоял за спиной лекаря, внимательно следя за выражением его лица и движениями рук.
- Вы не в положении, - произнес ровным голосом лекарь. - Однако, скоро течка, стоит ли мне оставить травки для вашего высочества?
Чимин закрыл глаза, нервно потерев лоб пальчиками.
- Нет ли у тебя травок для плода?
- Я собирал вам сбор, но...
- Да, я помню. Толку не было. Хорошо. Там все в порядке? - Чимин сел, Тэмин помог ему одеться.
- Да, ваше лоно здорово, ваше высочество.
- Почему же...
- Возможно, ещё не пришло время, - поднялся лекарь.
Этот ответ Чимин слышал уже сто раз, и он даже раздражать его уже перестал.
Закончив утренние дела, уточнив, что принц после обеда придет к нему повидаться, Чимин укутался потеплее и решил прогуляться до Сокджина, от Тэмина он узнал, что этим утром к брату прибежал Тэхен.
На улице было сыро, пасмурно, промозгло. Чимин шел, кутаясь в меха, глядя на галдящую стаю ворон над головой, ощущая угнетение от окружающего уныния, хотя подозревал, что уныние это исходит из его сердца. Тэмин тихо плелся позади, следя, чтобы принц не падал, так как на дорожках намерзло немало льда. Стояла середина февраля, и Чимин вдруг подумал, что скоро сыну Сокджина Чонгуку уже годик.
Ходит, разговаривает на своем детском наречии, в котором вполне угадываются и понятные взрослому уху слова.
Папа. Отец. Принц. Чонгук. Тэхен. Чимини. Дядя. Деда и дедушка, разница особенно умиляла супруга императора, потому что юный альфа называл императора с какой-то важностью, а его супруга - с нежностью и детским восторгом. Император был тоже доволен, что внук уже с таких лет понимает, как нужно относиться к главе государства. Дети Хосока, два альфы, принимали Чонгука как родного брата, хотя статусом он был выше них, опекали, баловали. Омеги, дети Юнги, так же ниже рангом, чем Чонгук, носились с ним, как с игрушечкой, вот только позавчера Чимин был свидетель, как трое они притащили кучу своих игрушек мальчику и, пока он разбирался с ними деловито, всего обтискали, обчмокали, говоря, что вот он вырастет и выберет одного из них мужем. Чимину было смешно послушать, но Сокджин улыбался, не переча им.
Идя к брату теперь, Чимин думал о том, что, если говорить с юридической точки зрения, на данный момент единственным законным претендентом на трон после Юнги и его братьев Хосока и Намджуна является именно Чонгук. Он законный ребенок - родители в браке, он сын белой кости и сына императора, так же от законного супруга, в нем не течет ни капли неподходящей крови. И если Чимин не родит наследному принцу альфу...
Он мотнул головой. Не к спеху думать об этом. Император не заговаривал даже близко о том, что недоволен положением вещей в том, что касается внуков, он приветлив с Чимином, как и супруг императора. Чимин понимал, что должен благодарить судьбу за то, что она ему преподносила.
Его мысли прервал донесшийся до слуха смех, и он увидел, завернув за угол, что Сокджин и Тэхен гуляют на улице, с Чонгуком, который расхаживает по дорожкам, важный, ручки в стороны, одетый как кулема, но с серьезным лицом: брови нахмурены, губки вытянуты вперёд.
Милота и только. Папа и дядя страхуют его от падения на лёд, Сухо держит подле себя Ентана - видимо, Чонгук опять катался на псе, воображая себя лихим воином, как отец.
Сокджин. Чимин улыбнулся. Все тебе судьба дала, даже альфу, что спит каждую ночь в твоих покоях, если, конечно, не уехал из города по делам. Чимин знал, иногда Чонгук спит с ними тоже, потому что они в походе так привыкли. Все омеги дворца, пожалуй, кроме Тэхена, Сокджину завидуют: альфа выбрал его и мужем, и оставил фаворитом, хотя придворный лекарь с усмешкой и намекает на правила посещения гарема по рангу, генерал говорит неизменно:
- Я не наследный принц, и быть им не планирую, дайте мне самому выбирать мое ложе.
Чимин знает, император не вполне доволен такому решению, так как внук от младшего сына ему люб и он свято уверен, что вот не будет сын сохранять свою ци, и не будет больше таких удачных детей. Супруг императора недовольно на мужа косится, хвалит зятя и младшего сына.
Какому омеге не любо, что альфа только его, если альфа им любим?
- Чимини! - вскричал Тэхен, первый увидев брата, помахал рукой.
Чонгук, услышав дядино имя, обернулся, покачиваясь, почмокал степенно губками и потопал к нему. Чимин улыбнулся широко, руки раскинул, продолжая идти, и поймал племянника на руки. От Чонгука ещё ребенком пахнет, лет в десять он представится настоящим альфой и обретет взрослый феромон - пока же он карамелью пахнет, теплым молоком. Облапив ручками шею Чимина, Чонгук потыкался ему в щеку носом и губами - целует, значит, и задрыгался, пусти, мол. Чимин рассмеялся, его щеки поцелуями покрыл, поставил на ножки, и принц потопал к папе, ткнуться смущённо ему в коленки.
- Смелый альфа растет, - сказал Сухо.
- Поди распорядись по обеду, - кивнул Сокджин. - И прогрей детскую, и сам погрейся, нос синий уже.
Евнух кивнул Тэмину, и тот отправился с ним, помогать. На дворе дежурила и стража, так что трое омег и маленький альфочка не остались без заботы.
- Как ты почивал? - спросил Сокджин Чимина, сажая на спину собаки ребенка и придерживая последнего.
Ентан спокойно стоял высуня язык, так как Чонгук просто сидел, катать его не требовал.
- Хорошо, только встал с недомоганием, но, оказалось, просто погода.
- Но ты опять лекаря вызвал? - сказал Тэхен.
Чимин не ответил, но кивнул, глядя на свои ноги.
- Почему лекарь тебе сбор не сделает для плода? - спросил Сокджин.
- Он делал, но не помогло.
- Вот от головной боли он умеет собирать, от боли в течку тоже, - проворчал Сокджин и покачал головой. - Я могу попробовать собрать сбор, который омеге нашего брата помог тогда...понести.
Он запнулся, вспоминая о прошлом. Тэхен сочувственно посмотрел на него, но Сокджин справился нахлынувшими чувствами, улыбнулся кротко.
Чимин оживился.
- Но он не очень простой, мне проще было для альфы собрать, - покачал головой Сокджин. - Я соберу для принца и для тебя, хорошо? Не сработает твой, поможет его.
- О, брат, спасибо большое! - Чимин ринулся ему в объятия, Сокджин рассмеялся, поставил сына на землю и обнял брата в ответ.
- Не жди многого, я буду стараться, но омежий сбор трудный. Да и зима теперь, не всякие травы могут быть в наличии.
- Я знаю, твой способности лекаря весьма велики, - возразил Чимин, - Уж не знаю, как я сам не догадался просить тебя?!
- Мой альфа сказал, погоди пока вырастешь и окрепнешь для бремени достаточно, - сказал Тэхен, беря племянника на руки. - Сокджин, а вы с генералом, когда за вторым?
- Он сказал, как я захочу. С бременем тяжко, вот и не спешу снова, - улыбнулся омега. - А он говорит, альфа у меня есть теперь, а с остальными сам решай, как знаешь. Хочу к лету ближе снова начать давать ему те травки для плода, их постоянно пить тоже негоже...
- Другие омеги пьют от плода? - спросил Чимин.
- Ранее пили, а теперь он до них не ходит, - покраснел Сокджин.
- Енсан, верно, беснуется...
Сокджин покивал, поджимая губы.
Да, от Енсана много проблем было. Хорошо лишь, что прочие омеги жили спокойно и весело, под главенством Сокджина, занимались делами. Одного генерал даже женил, по его собственной просьбе, на одном из офицеров, и омега тот обрёл свою семью. Остальные были вполне довольны тем, что живут без нужды в гареме, веселятся, и с Енсаном им дел иметь более не нужно. Он пытался их в свои замыслы завлечь, настроить против Сокджина, но омежки его избегали, и омега стал создавать неприятности сам по себе.
То напьется и орет дурные песни, как низкопробная шлюха, на весь дворец.
То завел шашни с солдатами, чтобы генерала на ревность вывести, но солдаты этого не знали, едва не попортили омегу в сарае, евнухи отбили.
То задумал замуж идти и злился, что никто не берёт.
То стал ходить до Сокджина и пророчить, что вот завтра генерал его разлюбит и к нему на ложе вернется, и Енсан родит ему альфу получше Чонгука. Сокджин терпел эти слова достаточно, а затем, когда Енсан дошел до того, что начал Чонгука приблудышем звать, так как генерал бесплодный, - взял принц плётку и отходил бывшего фаворита так, что тот неделю встать не мог. Отойдя, пошел Енсан и нажаловался генералу.
Тот, вид приняв хмурый и сердитый, не явился в тот вечер до покоев любимого и сына, а сам велел слух пустить, что призвал из гарема к себе в покои.
Ох и непривычно было в эту пору в покоях альфе, кровать эту давно он за свое ложе не считал, в свой дворец только гостей принимать да работать ходил. А тут сидел, на ложе, казалось, совершено остылом.
Часам к девяти, когда он, по привычке, должен был прийти до своего омеги, а не пришел, евнух из-за двери возвестил, что пришел принц Сокджин, с Чонгуком. До того, как был научен, евнух активно, яростным шепотом, отказывал Сокджину в визите в покои. Но "сдался".
- Что ему? - прогремел голос альфы. - Пусти..
Двери распахнулись, омега вошёл в мехах, красном ханбоке под ними, с ребенком на руках, и лица у обоих были такие возмущенные, что много сил пришлось альфе призвать, чтобы не рассмеяться.
Сокджин оглядел покои, но соперника не увидел и заметно угомонился. Склонив голову перед альфой, возмущённо замолчал, так как слова ему не давали.
- Ты что-то хотел? - сухо спросил генерал.
- Да, - решительно и сухо так же ответил омега.
- Что же?
- Вас.
- В самом деле...? - покивал генерал. - На каком основании?
- Ребенку пора ложиться почивать, вы не изволили сказать, где ему спать нынче - с нами или у себя, не изволили сказать, что и ко мне не придёте, я пришел сам, поправ гордость, узнать, что происходит?
Чонгук кивал, поддакивая папе на каждом слове, вид возмущенный имел. Генерал с великим трудом поборол желание вскочить и зацеловать их обоих.
- Не знаю я, как к тебе относиться омега, после того, что узнал сегодня. В новом свете ты мне увиделся.
- Вы мне тоже. Сказывали, чтобы не было у меня от вас секретов, а сами от меня любовника из гарема тайком водите, не говоря ни слова, отдельно от меня почивать ложитесь, зная, как жду я вас на ложе.
- Я бы сказал тебе, да должен был прежде сам обдумать. Ты супруг мне, но власть в семье в моих руках, а ты строптивого играть вздумал?
Сокджин вздохнул.
- Иными словами, покинуть мне вас в эту пору? - посмотрел ему в глаза омега, глаза его заблестели, руки крепче обняли сына.
Генерал, который в тот момент думал, как же дивно красный шелк на омеге смотрится, усмехнулся.
- Думается мне, мое слово тебе уж не требуется, сам ты себе и мне тут господин.
- Почему же альфа решил так?
- Ранее не знавал я, что ты омег бьешь?
- Единожды лишь руку поднял, на том присягну... Так вот в чем вина моя, что ложе мое должно стыть в эту пору без вашего тепла?! - побелел он. - Это из-за Енсана я лишён вашего расположения?! Правду, стало быть, сказал он мне о вас!...
- Какова же правда? - насторожился Намджун, так как знал историю лишь с позиции Енсана, по которой выходило, что влетело ему ни за что.
- Неустанно слышу от него, что вы ко мне скоро остынете и на его ложе вернётесь, что сын мой не от вас, а от какого-то солдата, что я вам временный, а он - постоянный, и сына моего приблудышем назвал - мог ли стерпеть?! Тому свидетелями слуги были, и Сухо мой, и прочие, спрашивайте людей. Хотя...
Сокджин пожал губы, глядя теперь только на сына.
- Достаточно вам его одного слова. Важнее он вам, чем я и сын наш...
Альфа видел, как омега борется со слезами, ткнувшись в щёчку ребенка губами, такого уж альфа терпеть не мог: встал, подошёл и прижал их к себе, целуя макушки.
- Полно, полно же... Не верю ему, но и не мог осерчать, твоей версии не услышав да слуг не спросив. Твоё слово окончательно меня убедило, что наветы всё. Не плачь, любовь моя, утишь слезы...
- Вольно вам мои слезы видеть, вот и терзаете, - пробурчал Сокджин, ему в шею носом ткнувшись, украдкой целуя.
- Вольно лишь те слезы, что от счастья: вот как вернулся тогда из снежного плена, как ребенок наш впервые пошел, улыбнулся, слово молвил, - улыбнулся Намджун, целуя его лоб и виски, гладя спинку. - Любо те слезы видеть, когда на ложе нежу тебя пылко... Те слезы, уж прости, люблю больше прочих...
Сокджин покраснел, отпрянул, возмущённо выставив губы, Чонгук, между родителями было пригревшись, тоже, спохватился и надул губы. Генерал рассмеялся, накинул свою шубу на плечи.
- Пойдёмте домой, омега и сын, тут спать не хочу.
- Давно пора, - проворчал Сокджин.
Во дворце омеги велел Намджун Сухо забрать сына в детские покои, сам усадил омегу на ложе и стал ему руки греть дыханием, омега мерз руками быстро.
- Спектакль со мной играть изволите? - прошептал омега, на его макушку глядя, ощущая прикосновения его губ на своих пальчиках. - А я того больше смерти боюсь: что с сыном что-то и что вы меня разлюбите...
Альфа вскинул очи к нему, хотел возмущённо заворчать, но запнулся.
Горят огнем глаза омеги, губы полыхают, щеки разрумянились. По комнате разлился аромат омеги, сладкий, густой.
- Любо мне видеть твою ревность, омега, - прошептал альфа, толкая его на ложе, наваливаясь сверху. - Знать, как сильно ты мною дорожишь.
- Мало ласки вам дарю, видать, - прикусил губу омега, распутывая пояс на красном ханьфу.
А под ним нет ничего, нет исподней рубахи.
- Ты по морозу ко мне в шубе да шёлке шел? - глухо зарычал генерал, ткнувшись лбом в его лоб. - А простудишься?
- Все тело огнем полыхает, как о вас думаю, жарко мне... Как же простыну? - прошептал омега, приподнимаясь плавно, ханьфу скидывая.
Он перевернул альфу на спину, опустился меж ног его, ловко спуская портки, принялся ласкать его член, что уже был готов и жаждал омегу. Генерал, впервые испытывавший от омеги эти ласки, чаще сам неживший его, был шокирован, ведь думал, что омега, хоть любит, не станет ласкать его так...
Словно показывая, что признает себя подчинённым альфе. И это чувство было так любо Намджуну, что в сердце его ярость забилась, он смотрел на усердную работу любимого, на его хрупкие белые плечи и без устали шептал: люблю, люблю, люблю. А затем, когда терпеть более не мог, поднял омегу на себя и вошёл, ловя с губ стоны поцелуями.
Они лежали, прижавшись друг к другу, слушая, как в стенах скрипит морозец, но им было тепло. Омега слушал биение сердца альфы, сонно улыбаясь.
- Хочу сюрприз тебе сделать, омега, - сказал вдруг альфа, гладя спинку любимого. - Приятный. Ничего от тебя не требуется, просто побудь в предвкушении.
- Хорошо. Но это уж не будет совершенно сюрприз, коли вы сказали.
- Просто поделился...
Омега хихикнул.
- Скажи мне, омега...
- Люблю вас, одного вас люблю.
- Как узнал, что о том желаю знать?!
Омега рассмеялся, сжал его талию крепко, поцеловал в шею, подтянувшись.
- После страсти вы всегда это слышать хотите. Люблю вас. Шибко люблю.