Шерлок не собирался на это смотреть. Но смотрел.
Не отрывая холодного, тяжелого взгляда, костеря на одиннадцати языках Эскота Тревора, почившего так не вовремя и, что вероятно, по предварительному сговору, Майкрофта, заманившего его на «смотрины», как последнего идиота и Грега, проспавшего все утро так безмятежно и сладко, что рука не поднялась и выволочь его из проклятущей гостиницы, или просто прикрыть сползшим одеялом спину – голую, матово-упругую, с мягкими ямочками пониже поясницы, нагло обещавшими явление более провокационных частей. На провокации Шерлок не велся - Грег ему нравился. Не как омега альфе …боже упаси! …будучи спокойным, необидчивым, легким на подъем другом, да и тронуть омегу брата Шерлок не посмел бы и находясь в буйном помешательстве.
Но сейчас Шерлок с трудом подавлял в себе какой-то первобытный незнакомый гнев…
Мальчик на помосте не смотрел на толпу, возбужденно гудевшую, как разворошенный улей, дышавшую, как океанский прилив, и желавшую только одного – приблизиться еще хоть на шаг к заветному помосту, получить шанс украсить его ступени собственным родовым знаком.
Солнце только-только переползло за полуденную черту и запуталось в пологе дубовых ветвей. Густая, в золотых прорехах, тень разделила кедровые подмостки на две неровные половины, будто прочертила осязаемую границу. И не касаясь ее босыми ступнями, храбро вздернув подбородок, но послушно опустив взгляд, не шевелясь, стоял юноша лет семнадцати-восемнадцати, чистую, юную наготу которого скрывала лишь короткая, выше колен, легкая, как паутина, сорочка из небеленого льна такого качества, что ее стоимость могла потягаться с редким заморским шелком. Гладкие, невесомые волосы падали на лицо, на плечи и спину длинными каштановыми прядями, а мечущиеся солнечные пятна то и дело заставляли их вспыхивать огненной медью.
Толпа у помоста колыхалась тяжелой волной, тянулась на сладкий аромат, жадно раздевала, облизывала его взглядами, не скупясь на алчный, вожделеющий блеск глаз, бесстыдную липкость рук и мыслей, на отчаяние неудачников, осознавших, что их скудных средств не хватит даже на начало торга за эту спелую, девственную диковинку.
Герольд – полный, одетый в черное и киноварь, с гордой королевской эмблемой, скалящей с его камзола львиные клыки, терпеливо ждал, пока человеческий гул стихнет, но не вытерпел и десяти минут, сыпавшихся из верхней колбы больших песчаных часов, перевернутых в тот миг, когда «лот» ступил на нагретые солнцем доски.
Рука – в перстнях на гладких, ухоженных пальцах властно вскинулась вверх и толпа смолкла, зачарованная этим простым жестом.
- Милорд Чарльз Огастес Магнуссен… - густой, как перестоявший мёд голос разнесся над обращенными к священной дубовой сени лицами, ему тут же вторило бормотание переводчиков не меньше шести разных языков, - к славе и процветанию соединенного королевства представляет высоким гостям своего воспитанника для освящения брачными узами.
Рука не опустилась, а сделав царственный жест, указала на невысокую фигуру в тускло-сером, с массивной, широкого плоского плетения серебряной цепью под выстеганным черным шелком плащом. Ничем величественным или солидным тщедушная на первый взгляд персона не обладала, но на площади не было никого, кто бы не чувствовал свитой в тугую пружину, холодной опасности, исходившей от мужчины неопределенного возраста с узким лицом, скудной льняной бородкой и глазами, цвета растворенного в воде яда…
Сэр Чарльз Огастес Магнуссен.
Хранитель баронской короны.
Владелец омежьего питомника.
Скромный, беспощадный скорпион.
Легкий, едва заметный кивок, и герольд простер руку к застывшему тонкой струной у края тени юноше и высоченному здоровяку за его спиной, в длинном кожаном жилете поверх холщевой рубахи, из-за покрывавшего лицо и плечи капюшона, слишком похожего на палача.
Большие, огрубевшие ладони казались тисками, но на самом деле держали за плечи осторожно и почти нежно, как драгоценную хрупкую вещицу, как любовника или птицу, боясь помять ей крылья.
- Лиам из Эплдора! – выкрикнул герольд, и юношу вытолкнули на яркий свет, во власть сотен жадных глаз, - восемнадцать полных лет, первый сезон… Двадцать тысяч золотых реалов!
Шерлок присвистнул, но заметив, как Грег сердито свел брови, неопределенно пожал плечами…
…первый сезон – полгода спустя первой в жизни течки… самый свежий, пусть и не самый ранний плод, мальчишке уже восемнадцать… но оливковая кожа… но бронзовые сполохи в атласных волосах… но двадцать тысяч реалов! Годовой доход неплохого поместья с виноградниками на южных холмах.
Юношу вывели к самому краю. Ветер заглянул ему в лицо, играючи отбросив легкие, как пух прядки за спину, высушив в миг губы. Но вот - руки, лежавшие у него на плечах, вдруг скользнули за открытый ворот, собрали в складки ткань и рванули в стороны, раздирая в клочья с сухим треском… Белое облако упало к смуглым ступням, Лиам беззвучно вскрикнул, дернулся в бесплодном порыве прикрыться, но не посмел, лишь вскинул глаза – густую зелень, прикрытую длинными ресницами, и уставился в пустоту – лишь бы не видеть, как взгляды будут рвать его наготу на части, как голодные звери еще живую добычу.
И толпа взревела.
…двадцать пять…
…тридцать…
Он расправил плечи и вздернул подбородок, прикрывая глаза… по телу шарят взгляды, пальцы, языки… он почти чувствует их раскаленные прикосновения, вздрагивает, приподнимается на кончики пальцев – только бы вырваться, отстраниться… но они всюду, в самом интимном и сокровенном, для них нет сегодня запретов и тайн… и еще немного и его последняя линия защиты будет распята под всеобщее…
- Что с ним будет? – смотреть на Грега Шерлок не решался, от того яростными, удушающими волнами накатывала тоска, боль, тщательно скрываемый стыд.
- То же, что и со всеми до него, - слишком спокойно, слишком буднично Грег пожал плечами, - его продадут, а потом лишат девственности у всех на глазах.
Он все же нашел в себе сил посмотреть Шерлоку в глаза. Шерлок заставил себя выдержать его взгляд.
…будь ты проклят, Майкрофт. Я никогда не женюсь.
Возможно, он сказал это вслух. Потому что Грег усмехнулся и опять уставился на помост.
Песка в часах оставалось все меньше – торг шел лишь до тех пор, пока не истечет отведенное для него время, но и этого было достаточно, чтобы цена взлетела в пять раз, а поднятых рук уменьшилось на порядок…
В какое-то время Шерлок потерял счет претендентам, пока из них остались двое.
…сто тридцать…
Группа одетых в дорогие, но сшитые безо всякого изящества меха, мужчин – тагалы с севера… светлые, как ледовое море глаза, светлые волосы - расчесанные, но все равно дикие, короткие бороды и усы, заплетенные в косички… гортанный, резкий говор. Они спорят, кричат, но каждый раз поднимают ставку, словно знамя в бою.
…сто пятьдесят…
Этих Шерлок знал. Стюарты - сильный, древний род. Но отец отлучил старшего сына от дома… ходило много слухов, и самым вероятным был отказ сына разделить своего мужа с отцом… не такой уж невероятный случай, но у родителя все так же, как столетия назад, остается право на омег своих детей, хотя в нынешнее время мало кто об этом вспоминает… Старик пообещал вырастить новую ветвь… и теперь наследство сына пойдет на покупку свежей, детородной особи…
…песок, песок… песок… каждая его крупинка сейчас на вес золота. Буквально.
…двести десять! Гонг! Толпа воет и ахает… Зеленые глаза отчаянно мечутся по лицам, силясь понять, кто впервые уложит его на спину…
Северяне рычат, как стая волков, расталкивают толпу, трое поднимаются по ступеням – медленно, как в поверженный город, как к освобожденному трону… тяжелый, окованный сталью ларец гулко ударился в настил. Крышка откинута, масляный золотой блеск окрасил руку, поддевшую звонкие монеты горстью, как ложкой.
Самый рослый северянин, первый альфа клана поставил ногу, обутую в меховой сапог на край ларца, толкнул его в сторону барона и оскалил зубы в улыбке. Магнуссен зеркально растянул тонкие губы и склонился в легчайшем поклоне, больше схожим с боевой стойкой. Но в тот же миг он выпрямился и развернувшись, сошел с помоста в тень, где пара слуг только и ждала, чтобы забрать выручку своего господина.
Шерлок не слишком хорошо знал тагальский, но и без него он понял, что сейчас последует – по тому, как насупился Грег, как опустил глаза и отступил за его плечо.
Альфа подошел к своей «покупке», взялся за подбородок жесткими обветренными пальцами, потянул, заставляя на себя посмотреть.
- Liam, ko sa iyo mag-asawa. Maaari Diyos panatilihin sa amin malakas na mga anak*.
- Лиам, беру тебя в мужья. Пусть боги даруют нам сильных сыновей, – почти нежно повторил положенную клятву герольд и отступил назад.
Здоровяк выпустил мальчишку из рук, не спеша вытянул из-за пазухи широкую мягкую полоску кожи – темная, масляно-мерцающая пряжка блеснула на солнце.Шерлок даже на таком расстоянии увидел, как Лиам отшатнулся, но совсем чуть-чуть – ровно на полшага своего страха. В наступившей тишине сочно щелкнул замок, пряча в ласковых объятиях ошейника сладкое, нетронутое местечко.
Двое родичей позади уже раскатали на отполированных досках громадную шкуру полярного медведя – сахарно-белую, пушистую, как гора птичьих перьев, раскинувшую лапы с исполинскими когтями.
Толпа рванулась к помосту, едва не сминая первые ряды… проигравшие всегда хотят распробовать хотя бы запах чужой добычи, пусть издали, но посмаковать хруст аппетитной корочки недоставшегося пирога, насладиться оставшимся для них недоступным телом и на миг, но представить под собой его жаркую податливость.
Раз – и мальчик опрокинут.
Он не противится, не вырывает рук, он не делает вообще ничего, будто опоенный сонной травой. Да впрочем, рук ему никто и не выкручивает – муж просто-напросто прижимает его плечи к меховому покрывалу, пока младший кровник раздвигает мальчишке ноги…
- Что происходит? – не выдерживает Шерлок и дергает насупленного омегу за рукав, - кто из них…
- Это не настоящее… соитие, – очень тихо и неприятно насмешливо ответил Грег, присаживаясь на перевернутую бочку. – Не совсем настоящее, ритуальный акт. Омегу возьмет второй альфа в семье.
- Зачем такие сложности?
Хотелось подойти ближе, чтобы рассмотреть, что же происходит – густое возбуждение расплывалось по площади и непонятно, чего в нем было больше – острого, мускусного нетерпения мужчин или пряного, терпкого, как вишневый сок омежьего естества.
- Как залог того, что наследник будет зачат. Если что-то случиться со старшим альфой, его место займет его преемник. Тот, кто сейчас…
- Омега же его… возненавидит! После этого! – Шерлок, не справившись с собой, ткнул пальцем в возню на белой пушистом покрывале.
Грег пожал плечами.
- Возможно… но он первый. И его запах навсегда запечатлеется на мальчике. И он все равно примет его, когда наступит течка. Мы слишком зависим от своей природы, Шерлок.
Голоса стали громче, всеобщее напряжение взвилось над распаленной человеческой стаей, когда второй, уже голый по пояс, весь в перекатах и жгутах крепких мышц, быстро справился с застежками собственных штанов и, коротко вздернул омеге ноги, навалился всем телом, подхватывая под опалово мерцающие бедра…
И за миг, до того, как тяжелая плоть вошла в упругое нутро, Лиам вдруг очнулся, сжал колени вместе и толкнул альфу в грудь, отчаянно замолотив по плечами, по лицу раскрытыми ладонями.
Альфа и не подумал отворачиваться или защищаться от его хлестких оплеух, возможно полагая их, как расплату за это ненавистное для них обоих прилюдное унижение. И только как мог – бережно развел ему ноги снова, склонился и прижался губами к вздрагивающему телу.
А потом толкнулся. Толпа взвыла, и в его жадном реве потонул отчаянный, тонкий крик, отпущенный в бездонное, веселое небо.
Вообще-то, если всмотреться, похотливой толпе мало что достается – только оливковый росчерк обнаженной фигурки, распятой на своем первом брачном ложе, и ее первого самца. Все самое «интересное» прикрывают бедра, поднятые ровно настолько, чтобы вздыбленные чресла оставались сокрытыми в их тесном плену… И кто бы догадался, что движения мужчины в ритуальном коитусе больше имитация, чем настоящий, полноценный секс.
…он берет, имеет, трахает… беспощадно растягивает тугое девственное колечко, стараясь не слушать всхлипов и захлебывающегося дыхания… мальчишке больно-больно-больно, он кусает в кровь воспаленные, нецелованные губы, когда стыд горячей пеной продирается под кожей, когда толчок большого-огромного-нестерпимого в его теле жадно подхватывает раздразненная, ненасытная толпа.
Альфа рычит, сминая плоть жесткими пальцами, скалит зубы как зверь… никто не должен понять, что все показное, что жестокость милосердна… что большой тяжелый член, твердый, как бивень давно исчезнувших гигантов, чьи кости и клочья жесткого меха находят в низовьях охотники, входит лишь на пару дюймов, не дальше багровой, раздутой от близости головки. Сдерживать себя, как бороться с раненным медведем… тело требует - глубже, еще, еще… яростно, сильно, до нежных тисков, до обжигающего шелкового лона… Но он кусает изнутри щеку - так, что рот наполняется кровью, дергается, прижимает мальчишку всем немалым весом… и тот кричит, срывая голос, давится едкой солью слез и сдается, роняя ослабевшие руки…
И все заканчивается.
Альфа отстраняется, ловко поправляет штаны и пряча ноющий, не получивший разрядки член… неизвестно, кому сейчас больней… старший подхватывает юного мужа на руки, кутая в отворот плаща так, что на виду остаются только маленькие ступни и растрепанная, взбитая в воронье гнездо макушка.
Когда северянин снова оказывается на краю, рев толпы стихает, Шерлок привстает, и Грег громко дышит ему в плечо.
Отсюда не слышно ни глухих всхлипов, ни ласкового, воркующего шепота, но зато отчетливо видно, как омега жмется к широкой тагальской груди, судорожно вдыхая ее тепло и мускусный запах, впитывая кожей ее надежную, спокойную силу… минута, другая… тонкая рука неловко обвивает крепкую шею, заплаканное лицо прячется в вороте рубахи с простым шитьем по краю, и альфа прижимается к темным волосам губами.
- Запечатление… господи, как примитивно это с вами работает!
Шерлок пренебрежительно фыркнул и тут же получил подзатыльник. Грег, омега он или нет, непременно бы выслушал еще что-то редкостно-язвительное в свой адрес, не зацепись внимание странного во всех отношениях альфы за еще одного наблюдателя, расположившегося, как птица на насесте, чуть поодаль на краю старого изъеденного временем колодца, наполовину ушедшего в землю.
Шерлок узнал…
Еще днем, он с удивлением заметил оживление в стане праздношатающихся претендентов. И еще большим потрясением оказалось то, что вызвано оно присутствием среди толпы альф нескольких омег – без меток, без охраны, без какого либо опасения слонявшихся в толпе взбудораженных их присутствием мужчин.
- Какого черта он творит? – Шерлок ткнул Грега, увлеченно возившегося с его ручным самострелом… Холмс не поверил в басню про «люфт пружинного курка», но если Грега это занятие успокаивало – что ж, пусть хоть все их вооружение поразбирает.
- Ммм? - поднял глаза омега и проследил в сторону шумной компании, в самом центре которой маленький, светловолосый парнишка хохотал, дергая какого-то здоровяка в атласном камзоле за красивую, с пряжками и пышными кистями, перевязь.
- Он… - Шерлок непонимающе хмурился. – Он их что, провоцирует?
Нет, конечно, тронуть омегу – несвязанного, да еще на торгах, не посмеет ни один альфа в здравом уме. Да чего там тронуть - прикоснуться! Даже если вдруг одуревший от гона альфа совсем спятит, чтобы раздвинуть тому ноги, если «товар» окажется испорчен – так или иначе… весь род – до единой мужской особи будет вырезан под корень, имущество изъято в пользу пострадавшей стороны, а имя – каким бы древним и влиятельным оно не было, вычеркнут и забудут под страхом смертной казни.
- Разумеется, - хмыкнул Грег и почесал кончик носа, - а на что это еще похоже?
- Его хозяин что, позволяет своим омегам шляться где попало?
- А куда они денутся? – омега пожал плечами и принялся шарить под ногами, куда выпрыгнула плоская пружина, воспользовавшаяся его невниманием, - без сопровождения мужа их все равно охрана не выпустит. И украсть омегу…
Он фыркнул, точно скопировав недавний тон своего спутника.
- И вообще-то владельцы… как тебе сказать, - пружинка никак не находилась, и Грег сполз на колени, - поощряют. Возбужденный альфа поднимет цену гораздо охотнее. К тому же… уф, вот ты где!
Омега вылез на скамью и принялся пристраивать потеряшку на место.
- Приглядись, парень не просто так их дразнит. – Грег искоса посмотрел на развернувшуюся картину, - он выбирает себе мужа.
- То есть как - выбирает?
- Заигрывает, – ответ насколько прямой, настолько и бесстыдный. – Флиртует. Заметь, это он их касается, оставляет метки. Но только на тех, кого выбрал своей возможной партией. Умный мальчик. О! Смотри, смотри! Если он еще раз так губы облизнет, эти петухи друг другу в глотку вцепятся!
Шерлок смотрел, щурясь на солнце, и вдруг светловолосый парнишка – не слишком впечатливший его поначалу ни статью, ни изяществом, будто почувствовал взгляд, как чувствуют дыхание за спиной или близкое пчелиное жало, повернул голову, и Шерлок подавился невысказанной едкой тирадой, захлебнувшись по горло глубокой яркой синевой…
И вот сейчас парень сидел, подогнув ногу на самом краю изъеденной временем кладки, кусал кончик большого пальца и напряженно смотрел на толпу. Скулы нервно подрагивали, пальцы бездумно перебирали на груди кожаные завязки. Складка на переносице делала его старше своих соплеменников… и это было еще одной странностью… загорелая шея все еще хранила девственную чистоту, не отягощенная меткой бесплодного брака.
- Он принадлежит лорду Магнуссену, - очень тихо прошептал Грег на ухо, словно парень мог их услышать. – Не пялься.
- Не собирался, - насколько мог, пренебрежительно повел плечами альфа, - эти ваши омежьи штучки меня не интересуют. Совершенно. Что будет с тем мальчишкой?
Тень дуба уже накрыла помост целиком, тот опустел, а сопровождаемый родичами «новобрачный» гордо проталкивался сквозь разгоряченную, все еще бурлящую толпу к своим палаткам.
В воздухе осязаемо растекалась мешанина запахов… теплая ваниль, холодноватый, похрустывающий на зубах гиацинт, горчащая в горле массойя и густой, пряный сандал. Но все это постепенно смазывалось, сглатывалось горячей мускусной волной, будто в борделе после ночной оргии… не один, и не двое на этой площади сегодня кончили под крики беснующейся соучаствующей в совокуплении толпе.
- Не волнуйся, с ним все будет хорошо, - Грег вернул на место зарядный блок, продул пазы для болтов, и защелкнул пружинную крышку. – Готово! Больше осечек не будет.
Он взглянул, наконец, на то, как тагалы нырнули под тяжелый полог своего временного жилища, пряча свою драгоценную ношу, сунул отлаженное оружие Шерлоку в руки и вздохнул. – Ему дадут макового молока, чтобы снять боль, помоют, переоденут, покормят. Пока он спит, доктор сделает все, что положено… Думаю, Киран Сиддиг будет хорошим мужем, и у Лиама есть все шансы получить много заботы и ласки.
- Откуда ты… - Шерлок взглянул на омегу так, будто вдруг увидел впервые.
- Откуда знаю Сиддига? – Грег рассмеялся, откровенно наслаждаясь тем, что у него вышло удивить представителя всезнающих Холмсов, Шерлок иногда казался почти ясновидящим, - тебе стоило чаще бывать с братом на официальных приемах. Много интересного можно услышать. А уж если ты – омега, высокие господа и подавно не стесняются, полагая, что прислуга или… наложники… мало что поймут в заумных разговорах. Я знаю большую часть присутствующих тут домов.
Шерлок вздернул бровь, спешно делая в Чертогах пометки уточнить при случае все связанное с омежьими талантами. Но Шерлок не был бы собой…
- Как это было с тобой? – он поднялся, заступил дорогу и заглянул в лицо. Не то, чтобы он хотел знать…
Грег не отвел блестящих, щенячьих глаз. Смущаться своего деверя он перестал ой как давно из-за бесполезности попыток хоть что-то утаить.
- Можешь представить Майкрофта в этой… позиции? – он хмыкнул и сверкнул белозубой улыбкой, с удовольствием слушая, как скрежещут шестеренки в превосходно устроенном, но вдруг давшем сбой мозгу.
Шерлок пытался… и еще, и еще… ничего, слепое пятно, сумеречная зона, пустая глубинная муть… сдаваться было неприятно.
- Тогда, как?
- Золото делает людей поразительно сговорчивыми. Это длинная история, Шерлок. И если ты не хочешь, чтобы на ужин нам достались только кости и отруби, думаю, стоит вернуться в «Святого Варфоломея» прямо сейчас, до того, как толпа набьется в него до самой крыши.
Шерлок тоскливо посмотрел по сторонам – действительно, разбившись на группы, народ начал миграцию к постоялым дворам и питейным лавкам. К тому же, парень с колодца будто растворился в воздухе, оставив после себя только легкий аромат мха и жасминовой свежести. А еще неуловимый, странный привкус опасности…
Уезжать из городка уже не хотелось, тем более что к Треворам до темна они уже не доберутся, а ночевать в лесу, когда тут такое веселье…
- Ужин? – он властно притянул к себе Грега за бедро, моментально входя в роль любящего супруга. От неожиданности тот дернулся, но альфа вцепился так крепко, что стоило уже сейчас подумать, как впоследствии объяснить Майкрофту красноречивые синяки, да еще в более чем компрометирующем месте.
…
Они поднялись на рассвете, в плотных еще сумерках, когда расстелившийся по траве туман превращал все вокруг в фантастически правдоподобную сказку о затерянных землях.
За прошлую ночь они пережили одно, затянувшееся далеко за полночь пиршество, две драки, стрельбу по глинным горшкам на раздевание и громкое фальшивое пение хором.
Ближе к утру, пока заспанный хозяин подсчитывал прибыль, такой же заспанный конюшонок помогал седлать лошадей, да еще по просьбе Грега принес холщовый мешочек вяленых слив и мяса, нарезанного тонкими маслянистыми полосками, половину еще теплого хлеба из пекарни «Мельничный жернов», за что и получил лично от Шерлока серебряную монету с отчеканенным профилем благословенного короля Генриха Найта.
Огибая кусты буйно разросшейся акации, Шерлок смотрел на темнеющие впереди высоченные ворота, когда Порох вдруг заупрямился, фыркая заперебирал ногами, и его пришлось приструнить, натянув удила и жестко стянув в кулаке прядки лоснящейся гривы.
Пригнувшись к выгнутой шее, Шерлок похлопал ладонью по холке, пошептал что-то в нервное, встопорщенное ухо. Конь косился, фыркал и с места не трогался.
Присмотревшись, Шерлок увидел, что поперек тропы натянута крепкая бечевка с привязанными к ней ветками колючей жимолости. Ни удивиться, ни что-либо предпринять он не успел, потому что на лошадиный круп позади него легко вскочила маленькая, ловкая фигурка, прижимаясь к спине и обхватив поперек талии крепким захватом.
И в тот же миг точно по яремной вене кожу неприятно тронуло отточенное до бритвенной остроты тонкое, длинное лезвие.
…интересный поворот, правда, Майкрофт?