В перерыве между парами одногруппники разбредались кто куда: в столовую, туалеты или просто растекались по коридору. Чимин же бежал в женский туалет, прятался в кабинке и пережидал. И если его всё еще оттуда не выгнали, значит, женская половина университета по собственной воле являлась соучастницей маленького преступления против нравственных норм.

Когда время перерыва подходило к концу, Пак выглядывал из двери уборной в коридор и, убедившись, что большая часть студентов уже поспешила на занятия, заводным утенком мчался к нужной аудитории. Старался не опаздывать. Не так давно он явился на лекцию позже обычного и споткнулся о ногу студента, которую тот, конечно, выставил намеренно. Чимин разбил губу и получил выговор от преподавателя. С тех пор к концу перерыва он всегда первым залетал в аудиторию.

В этот раз на второй паре в конце помещения уже сидел Чонгук. Чимин раздумывал, стоит ли садиться рядом. Хотя новенький сам обозначил с утра, что не против сидеть с ним за одним столом.

— Всё хорошо, если я присяду? — спросил Чимин, поглаживая тонкую розовую лямку рюкзака.

Чонгук поднял голову так медленно, словно всё время в этом мире принадлежит ему. Оглядел Чимина, как если бы впервые видел и поднял одну бровь.

— Эм, — у Пака вспотели ладони, и он постарался незаметно вытереть их о кофту, — я Пак Чимин, мы сидели вместе на первой паре.

— Ты считаешь, что у меня плохо с памятью? — вкрадчиво спросил Чонгук.

— Н-нет, я не думаю так. Я могу сесть на другое место. М-может тебе неловко. Прости, я не хотел.

Руки Чимина жили своей жизнью. Он жестикулировал, указывал на соседние столы, потолок и бог знает куда еще. Но Пак вовсе не ожидал, что Чонгук протянет к нему две огромные ладони и накроет ими его собственные, невесомо обхватывая пальцами. Его кожа оказалась хоть и грубой, но по-домашнему теплой.

— Остановись уже, Чимин. Сядь туда, куда хочешь.

Всё, что Пак делал, это затаил дыхание и боялся шевельнуться. В аудиторию хлынули одногруппники, но Чонгук продолжил держать его руки. Одногруппники косились, шептались, но ничего не сказали против, не стали насмехаться или бросаться письменными принадлежностями. Они рассаживались по местам, делая вид, что ничего не видели.

Чонгуку не просто принадлежало время. Ему принадлежал мир.

***

Сосредоточиться на учёбе не просто, когда рядом сидит человек, чья аура подавляла и возбуждала потаённые фантазии о мужском идеале. Чимин украдкой рассматривал профиль Чонгука: небрежно уложенные волосы, широкие плечи, обтянутые кожей куртки и длинные пальцы. Смотря на Чона, Паку хотелось сдвинуть колени, обнять его предплечье и опустить голову на плечо. Затем дождаться окончания пары и идти по коридору в тени его широкой спины. Слушать раскатистый голос и не бояться, что могут обидеть.

Весь учебный день Чимин наблюдал за новеньким. Как он бросает в портфель тетрадь и ручку, как размашисто выходит в коридор, как движением головы откидывает волосы с лица. После третьей пары рядом с Чоном появились девушки в коротких юбках и обтягивающих брюках. Подходили парни, знакомились, гоготали, хлопали его по плечу. Чонгук был из обычных людей, имел свои особенности, умел общаться, не используя большого количества слов. Особенно с девушками. Те сразу расцветали, прикрывали рты ладонями и стреляли глазами. Всё, что досталось Чимину от Чонгука — стул рядом во время занятий.

Здание университета опустело. Пак сидел в туалетной кабинке и ел белый шоколад, который принесла Ынли. Пары закончились, но желание поскорее полакомиться угощением привело Чимина в туалет. Если бы стал есть шоколад по дороге, то обязательно появился бы кто-то из злопыхателей и толкнул, отобрал. Или бросил в грязь. А здесь спокойно. Можно не торопясь отламывать дольку за долькой и вспоминать прошедший день, в кои-то веки, с улыбкой. Ведь день был особенным, в нём сидел рядом и дышал Чон Чонгук.

Дома уже ждала бабушка. Она носилась по кухне со свежим макияжем и закидывала в кастрюлю нарезанные овощи. Увидев Чимина, она сжала губы в тонкую линию, покачала головой и трагично вздохнула.

— Что случилось, бабушка? — Пак хаотично вспоминал, что он сделал не так.

— Я просила тебя зайти в магазин. Сегодня приезжает твой отец.

— Я забыл, бабушка.

Чимин вспомнил, что мужчина, который когда-то его зачал, сегодня должен был приехать с деньгами, чтобы в очередной раз скинуть с себя груз ответственности. Обида взяла верх, и он бросился из квартиры со всех ног. Выскочив на лестничную площадку, захлопнул дверь и на всех парах влетел в твердую грудь. Обладатель груди не шелохнулся и не издал ни звука. Чимин отпрянул, потер нос и пытался унять бешено бьющееся сердце. На черной футболке остался след от тонального крема.

— Ч-чонгук, — севшим голосом сказал Пак. — Ты ко мне?

Чон двумя пальцами оттянул свою футболку, без каких-либо эмоций полюбовался на бежевое пятно, развернулся к Чимину боком и открыл соседнюю дверь.

— Я к себе, Пак.

Дверь за ним закрылась, а Чимин остался на площадке со вспотевшим лбом. Такого он не ожидал. Чонгук жил с ним через стену, но раньше Пак его здесь не видел. Значит, переехал недавно.

Чимин вошел в лифт. Мысли об отце растворились. Чимин прокручивал в голове то, что случилось минутой ранее. Он врезался в Чон Чонгука! Чон мог разозлиться? Чимин испортил ему футболку. Если бы на его месте был парень с журфака или кто-то из одногруппников, или тот с физкультурного, или…

Чимин вспомнил мужской туалет год назад. Три пары рук на его теле. Порванная одежда. Ледяной кафельный пол. Сбитые колени. Пальцы под поясом брюк. Вода в лицо, удар в спину и блестки на мокром полу.

И брошенная, раздавленная, утопленная самооценка.

Он уперся лбом в холодную дверь подъезда. Панический ужас плавно растекался в солнечном сплетении, горел в венах, топил лёгкие. Дыши, дыши, дыши.

Как забыть, как стереть унижение? Как найти себя там, где ему никогда не было места? Ощутить, хоть на короткий миг, себя полноценным человеком и кому-нибудь нужным. Почему одно его существование не угодно сразу всем?

Улица встретила пасмурной погодой и пронизывающим ветром. Пак посильнее закутался в розовую кофту и зашагал вдоль дома. На подходе к мусорным бакам его схватили за ручку рюкзака и потащили к стене дома. Чимин с трудом успевал перебирать ногами, тащили с такой силой, что заболели плечи. Он не успел ничего предпринять, как свалился на землю, и затылок прошибло тупой болью. Его подняли за ворот кофты, схватили за локоть, кинули спиной в бетонную стену и сжали шею. Стало нечем дышать. Чимин раскрыл рот, вцепился в волосатые руки взрослого мужчины и попытался их откинуть от себя. Мужчина держал крепко, скрипел зубами и смотрел покрасневшими глазами.

Снова ненависть. И снова к нему. Как много нелюбви на одного человека.

Недостаток кислорода пульсировал в висках. Чимин трепыхался, хотел ударить мучителя ногой, но тот ловко увернулся и с размаху вдарил ботинком Паку под колено. От боли Чимин захрипел и повис на руке мужчины. Он не настолько сильный, не настолько умеет бороться, чтобы раз за разом отстаивать право на жизнь.

Чимин ощущал, как синеют губы, как льется пот за воротником кофты, как чужой палец вдавливает кадык и начинаются рвотные позывы. И в тот момент, когда глаза Чимина закатились и он опустошенной оболочкой обмяк в чужой руке, кто-то закричал. Наверное, его имя. Пусть будет его имя, пожалуйста…

***

Ничего нет. Сплошная пустота.

Прошла секунда, или час. Неподалеку говорил человек. Или напевал. Слов не разобрать.

Чимин открыл глаза. Тикали часы, совсем рядом заводилась машина. Он увидел крону дерева с кусочком неба, но не сразу сообразил, что над ним висела картина.

— Привет, — в комнату вошел Тэхен с кружкой в руке и тут же подлетел к Паку, — ты так меня напугал! На, держи молоко с мёдом. Да не торопись ты! Кашляй, кашляй. Вот так вот.

Чимин хотел спросить, как он оказался у Тэхена дома, но язык не поддавался, а в горло будто вонзили нож.

— Ты тепленького попей, — ворковал сосед, — и всё пройдет. Синяк, правда, останется. Тебе повезло, что я умею оказывать первую помощь. Что? Не веришь? Еще прокашляйся. Во-о-от, хорошо.

— Спасибо, — прохрипел Чимин, провел рукой по скуле, и его плечи опустились. Он сорвал все звездочки.

— Если честно, я в шоке, — не унимался сосед, — что это был за мудак? Как можно быть настолько жестоким? Он ведь чуть не убил тебя!

Тэхен ходил по комнате и громко выкрикивал ругательства. Его волосы наэлектризовались и торчали маленькими воинственными антеннками.

— Он бы, — начал Чимин, но закашлялся.

— Тихо, тихо, дядюшка Ким Тэ не даст тебя в обиду, — Тэхен подскочил к Паку и присел на карточки.

— Он бы не убил меня, Тэ, — Чимин попытался улыбнуться, чтобы успокоить своего спасителя, но мышцы лица свело и кончики губ задрожали.

— Откуда ты знаешь? — Тэхен стукнул кулаком по дивану.

— Потому что он мой папа.

***

Впервые Чимин увидел отца в свои десять. Коренастый мужчина пришел в бабушкину квартиру, осмотрелся, покрутил в руках фотографию, на которой бабушка провожала внука в первый учебный день в школе, и, наконец, заметил его. Пак в тот день был наряжен бабушкой в белую рубашку с воротничком и манжетами, вышитыми красным бисером, заправленную в черные обтягивающие брюки с завышенной талией.

Отец скривился, как кривятся люди от лимонного сока, подошел к сыну и двумя пальцами взял его воротничок. Поводил пальцем по бисеру и натужно произнес:

— Кто оно такое?

— Простите? — тонким голоском переспросил Чимин.

Он ждал прихода отца целый день. Укладывал волосы, убирался в комнате и репетировал их первую встречу. И теперь стоял растерянный и глядел снизу вверх.

— Кто оно такое? — повторил отец и посмотрел на свои пальцы, как если бы испачкался.

— Сынок, — шикнула бабушка.

— Ты сказала, что воспитывала моего сына, — его голос набирал силу и к концу фразы отец орал, — ты мне его фото присылала! Там был пацан!

— Минхёк, прекрати, — упрашивала бабушка и поглаживала сына по руке.

— Отвали, — он вырвался, достал из кармана брюк пачку купюр и швырнул на кухонный стол, — я ухожу.

Бабушка понеслась за ним в прихожую, что-то говорила и ахала. Чимин остался стоять посреди кухни рядом с накрытым столом и праздничным тортом, который сам выбирал на первую встречу с отцом.

В тот день, он не понял, почему родитель его отверг, но с годами пришла ясность. Не все дети желанны. Иногда они всего лишь случайность. Ошибка родителей, за которую платит сам ребенок.

Отец приезжал раз или два в год, привозил деньги, делал больно и уезжал снова. Если бы у Чимина был выбор, он бы предпочел никогда его не видеть. Но единственный выбор, который дали маленькому мальчику — между красными и желтыми розочками на торте.

«Папа». Хотел бы Чимин хоть раз произнести это слово вслух, попробовать на вкус счастье быть сыном, насладиться им. Наверняка оно, это слово, на вкус как тот самый торт из детства. Каково чувство, когда рука отца гладит по голове с нежностью, а не перекрывает воздух, сжимая шею до побелевших фаланг? Не в первый раз после встречи с отцом Чимин остается с отметинами, которые не сойдут никогда. И речь не о телесных ранах. До сих пор, к своим двадцати годам он так и не понял, кто он есть и зачем был рожден. Не существуй Чимина вовсе — ничья жизнь бы не поменялась.

Тэхена оказалось сложно убедить в том, что всё в порядке. Ким порывался вызвать полицию, грозил кулаком в окно и похлопывал Чимина по спине. Но бабушка не любила, когда опаздывают к ужину, поэтому Пак поспешил домой, прикрывая синюшную шею. У двери Чонгука Чимин остановился и прислушался — тишина. Спокойная, мелодичная тишина. Возможно, он спит, или слушает музыку в наушниках, а может, читает текст мелким шрифтом, как делал на парах.

«Как же хорошо» — подумал Чимин и потрогал улыбку на своём лице.

Как же хорошо, что на месте Тэхена тогда за домом не оказался Чонгук и не видел его в унизительном положении, когда родной отец вжимал пальцы в шею сына, чтобы в который раз показать свою ненависть. Почему не мог дождаться Чимина дома, кинуть на пол комнаты и вжать начищенный ботинок в его щёку, как делал всегда?

Стыдно перед Тэхеном, но Ким отходчивый, он, в конце концов, примет то, что видел. Как когда-то приняла бабушка. А вот Чонгук. Если в один ужасный миг Чонгук увидит, как разрушают Чимина и примет увиденное, Пак погибнет.

Он вошел в квартиру и сразу юркнул в свою комнату. Бросил на кровать рюкзак, за ним полетела кофта. Прошёл на кухню, сел на свободный стул и глотнул воды из стакана.

Перед отцом и бабушкой стояли полные тарелки еды и такие же стаканы с водой. До того как Чимин вошёл, они разговаривали, но с его приходом замолкли. Бабушка бросила мимолетный взгляд на шею внука и принялась дергано нарезать мясо в тарелке. Лица родителя Чимин не разглядел.

— Еще раз увижу эту блестящую дрянь у тебя на лице или краску, — начал мужчина с набитым ртом, — сдеру кожу живьём. Или закончу то, что начал сегодня.

— Минхёк, прекрати, — бабушка убрала невидимую крошку со стола и поправила ложку в салатнице.

— Лучше мертвый сын, чем, — он осёкся и с лицом, будто проглотил нечто омерзительное, оглядел Чимина, — чем вот это.

— Львенок, ешь, — бабушка кивнула на тарелку.

— Налей мне кофе, — перебил её отец и откинул от себя вилку. Та пролетела по столу и упала возле руки сына.

Чимин не двигался, только водил пальцем по стакану.

— Эй! — крикнул отец, а бабушкины глаза забегали от одного к другому.

— Я помою, Минхёк.

Она начала вставать, но мужчина дернул её за руку и усадил обратно.

— Оно само справится. Верно же?

Чимин вспомнил, как Чонгук записывал лекцию в тетрадь, как рисовал геометрические фигуры на полях, а треугольник Чон нарисовал с маленькими кружочками сверху. Пак подумал тогда, что рисунок получился похожим на медведя.

— Эй! — рявкнул отец и кинул использованную салфетку в лицо Чимина. — Ты меня слышал? Ну, конечно же, слышал. Ты тупой, а не глухой, верно?

Он дождался, пока сын поднимет на него влажные глаза, и рассмеялся, как смеются истязатели над изувеченной жертвой. Смехом безрадостным и черным.

— Ты, — сквозь зубы проговорил мужчина, — кофе мне налей.

— Нет, — на выдохе ответил Чимин, впиваясь ногтями в свои ноги.

— Что ты сказал? — яростно зашептал отец, брызгая слюной на скатерть, — как ты посмел открыть рот?

— Минхек, — пропищала бабушка.

Мужчина вскочил на ноги, подлетел к Чимину и, сдернув со стула, будто пушинку, потащил в комнату.

***

Чонгук развернул стул к Паку и беззастенчиво его рассматривал. Ноги Чона были широко раздвинуты, а колени касались бедра Чимина. Занятия еще не начались, поэтому в аудитории они находились вдвоем.

— Зачем тебе шарф? — наконец спросил Чон.

Чимин закрашивал в тетради грустный смайлик и не сразу сообразил, что обращались к нему. Они сидели вот так не менее десяти минут, и Чон не проронил ни слова. Десять минут назад Чонгук прошел мимо столов, сел рядом с Паком и загородил собой вид на добрую часть аудитории. По выражению лица невозможно было определить, о чем он думал. Холодное спокойствие и, на первый взгляд, незаинтересованность.

С утра синяки на шее приобрели еще более устрашающий цвет. Фиолетовый с примесью коричневого. Чимин нашел тонкий бежевый шарф, который идеально подходил под тон матовой помады, и обернул вокруг шеи.

— Ничего особенного, — Чимин заправил прядь волос за ухо и принялся ковырять нежно-голубым ногтем рисунок в тетради, — сегодня прохладно. Тебе… тебе не нравится?

Чонгук склонил голову набок, словно оценивал внешний вид Пака, но ничего не ответил. Чимин не выдержал, опустил глаза и мелко заморгал.

— Я говорю глупости, прости.

— Если замерз, сходи в столовую.

Чонгук вытянул ноги под стул Чимина, и последний пытался сконцентрироваться на словах, а не на длине чужих ног.

— Прости, я не понимаю, — заторможено сказал Чимин.

— Там чай, Пак, — сказал Чонгук, выделяя каждое слово.

— Эм, знаешь, я не хожу туда. В столовую не хожу.

— Да-а, знаю. Ты сидишь в женском туалете.

— Откуда, — Чимин до боли в пальцах ухватился за спинку стула и развернулся к Чонгуку, — откуда ты знаешь? Девочки? Девочки рассказали?

В коридоре раздался шум голосов, и через мгновение в аудиторию ввалился Инджэ, одногруппник, который не оставлял Чимина в покое с самого начала учёбы. За ним вошли остальные. Инджэ заметил Пака и усмехнулся, затем приметил Чонгука, и его пыл угас. Он уселся за первый стол у двери и сделал вид, что очень занят в телефоне.

Одна из девушек, пришедших вместе с остальными, тоже достала телефон, что-то напечатала и хихикнула. По аудитории прокатилась волна звуковых сигналов, — и вот уже все смотрят в свои гаджеты. Они переглядывались, прятали смех в кулаках и оглядывались на Пака.

— Дай мне свой номер, — громко попросил Чонгук.

— З-зачем?

— Пришлю кое-что.

Чимин продиктовал Чону цифры. Тот напечатал сообщение и кивнул на телефон Чимина, лежащий на столе.

— Что это? — в сообщении Пак увидел ссылку на интернет-магазин.

— Тебе не идут шарфы. Купи кофту с горлом.

Чимин замер, не в силах оторвать взгляд от Чонгука. Его черные глаза притягивали, и всё вокруг исчезало. Стирались голоса, очертания людей, предметов. Оставалась только тьма, космически холодная, призванная устрашать. Только, в отличие от других, Чимин её не боялся. Достаточно возродить воспоминания грубых теплых ладоней, чтобы раскинуть руки и нырнуть в темноту, комфортную и необитаемую. И пахнет так вкусно, до ощущения невесомости в животе. Цитрусы?

Чимин вернулся в реальность и обомлел. Чонгук нависал над ним так потрясающе близко, что лицо Пака почти зарылось в футболке на его груди. Прежде чем Чимин сошел с ума от близости, Чон провел пальцем по экрану его телефона.

— Кофты вот здесь, — теплое дыхание коснулась уха.

Чимин только моргал, как делал всегда, когда нервничал, чего очень стыдился. Так ничего и не сказал. Врос в стул, на котором сидел.

Чонгук отодвинулся и раскрыл тетрадь. Чимин не ожидал, что так быстро останется без Чонгука рядом, хотя он никуда и не уходил, сидел на соседнем стуле, но как только Пак распробовал его присутствие в интимной близости, даже соседний стул чувствовался другой галактикой. И он испугался не на шутку, когда неосмотрительно воскликнул:

— Гуки!

Даже Инджэ с другого конца аудитории обернулся с ошарашенным лицом. Девушки зашептались, парни насмешливо переглядывались.

Чонгук же продолжил разрисовывать тетрадь. Прошла минута, прежде чем Чон откинул длинные волосы с лица и ровным тоном сказал:

— Я слушаю.

Чимин понял, что не дышал целую минуту. Сконфуженно и несмело протянул руку и сделал то, чего никогда не делал ни с кем из людей, тем более без разрешения — коснулся своим пальцем большого пальца Чона.

— Спасибо.

До конца учебного дня они практически не разговаривали. Только иногда Чимин переспрашивал у Чонгука, если не расслышал преподавателя. Чон отвечал и на этом всё. Но Пак не расстраивался, ему было достаточно. Достаточно присутствия, взгляда исподлобья, случайных прикосновений. Чимин собирал моменты Чонгука воедино, чтобы возродить в мыслях под покровом ночи. Он придумывал их общение, прогулки и общие шутки. Какими они могли быть? Любит ли Чонгук шутить?

А потом ругал себя за никчемные фантазии. Почему наивное сердце решило так над Чимином издеваться? Разве Чонгук проявляет знаки внимания? Вокруг Чона неимоверное количество людей. А сколько красивых девушек! Даже Ынли каждое утро щебетала о Чонгуке, насколько он красив, таинственен и мускулист. Девочки собирались в туалете, закутках университета и обсуждали татуировки Чонгука, особенно после физкультуры, где Чон избавился от привычной кожаной куртки и предстал перед студентами в футболке и простых тренировочных штанах. Женская половина зала достала телефоны, и Чонгук стал настоящей суперзвездой. По рельефным рукам растекались чернила — черный рисунок с цветными деталями вился от костяшек пальцев до рукавов футболки и уходил под ткань, оставляя место догадкам. Чимин отвлекся лишь на миг, когда услышал девчачий визг. Чон уперся руками в пол и принялся отжиматься. Волосы собраны на затылке, мышцы рук переливаются под кожей. Вдох и резкий выдох у пола.

Чонгук громкий. Чонгук олицетворяет силу.

Чимин положил мяч в корзину и ушел в раздевалку.

Внешность Чона — не то, что привлекало Пака в первую очередь. Чонгук за недолгое время стал для Чимина особенным. Только вот для самого Чона Чимин - еще один человек в университетской жизни. Возможно, Чон сочувствовал студенту, которого ненавидела большая часть университета, только и всего. Но, несмотря ни на что, по утрам Чимин тщательно подбирал макияж, долго крутился перед зеркалом в разной одежде, подбирал цвет лака к очередной помаде. Впервые в жизни хотелось быть красивым для определенного человека.

Голубые линзы, черная подводка и нежно-розовый блеск. На скулах россыпь бледно-розовых страз. Черный свитер с горлом, атласные леггинсы, белые кеды. Чимин покрутился перед зеркалом, схватил маленький лаковый рюкзак и выскочил из дома, проигнорировав завтрак.

— Львенок, нельзя не позавтракав! — крикнула в след бабушка, но Пак махнул рукой и сбежал. За ужином его отчитают, но ему не терпелось увидеть поскорее того, кто позволял сердцу петь.

В аудитории уже сидели студенты во главе с Инджэ. Пак переступил порог и посмотрел на последний стол у окна. Чонгук еще не пришел.

— Он не пришёл, малышка, — сладким голосом издевался Инджэ, — Ослепительно выглядишь. Хм, обтягивающие штанишки? А достоинство куда дел?

Одногруппники взорвались хохотом. Стучали руками по столам и топали ногами. Одна девушка, Пак даже не знал её имени, встала на стул и покрутила ягодицами.

— Смотри, подружка, какая у меня юбка. Хочешь такую?

— Ага, — поддержала другая, — Чонгук тогда точно твоим будет.

— О нет! — воскликнула девушка, которая восседала в кресле преподавателя, — он же не знает еще!

Аудитория затихла. Все переглядывались. Их губы растягивались, словно в замедленной съемке. Кадр, еще кадр. Взрыв хохота, настолько оглушающий и унизительный, что Чимин попятился назад, к двери. Перед взором поплыло, в животе пульсировала пустота. Еще шаг — он полетит в пропасть. Они все сидели там и бросали камень за камнем, окружали его, и даже если бы Чимин обрушился на пол без чувств, затоптали, похоронили под грязным слоем всеобщего веселья.

Людской хохот стих. Пак выхватил из общей массы лицо Инджэ. Одногруппник погас, и его черты застыли. Девушки встали со своих мест и вытянулись. Их руки упали вдоль тел. С одним общим выражением лиц они выросли единой стеной.

Чимин шагнул назад, и его спина столкнулась с препятствием. Высоким, пахнущим выделанной кожей и лемонграссом. Да, он пах лемонграссом. Затылок согрело дыханием, а по талии прошлась рука, останавливаясь на животе. Ладонь твердая, властная. Пак, повинуясь, втянул живот, и ладонь прижалась сильнее, притягивая его к чужим бедрам.

— Хочешь сесть или уйти отсюда?

Чонгук впервые говорил не громогласно, чтобы слышали все. А на тон ниже. Его голос окрасился естественной хрипотцой, покоряя сторону Чимина, согласную быть слабой.

— Сесть, — ответил Чимин.

Или хотел ответить, но не услышал себя.

Но, Чон понял. Отпустил Пака и проследил, как тот на негнущихся ногах идет к последнему столу у окна. Стоял и смотрел, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Заслонял выход тем, кто хотел бы сбежать от надвигающегося шторма. Парни молча топтались на месте, а девушки сбились в стайку. Они все ждали действия, разборок, но не с ними. А с конкретным человеком.

Чонгук подошел к Инджэ, медленно, даже бережно обхватил его щёку. Инджэ выпучил глаза и ухватился за плечи Чона. Чимин наблюдал, как скользит обувь одногруппника по паркету, хотя с виду ничего не происходило. Вторая ладонь Чона легла на другую щёку Инджэ. Лицо студента покраснело, кисти рук напряглись, словно его прошиб мощный электрический заряд. Он весь затрясся, замычал. Кроссовки скользили, на лбу выступила испарина.

Ни лицо Чонгука, ни его поза не изменились. Он держал в ладонях голову Инджэ, постепенно притягивал ближе, чуть приподнимая над полом. И когда их лица оказались на одном уровне, Чон наклонился к уху одногруппника, и его губы зашевелились. Никто не слышал слов, только расслабленный вкрадчивый шёпот. Инджэ заскулил, и Чон развел ладони в стороны. Студент бесформенной грудой свалился к ногам Чонгука, помотал головой и попытался встать на ноги. Упал на четвереньки, снова поднялся, и, попеременно упираясь руками в пол, выскочил из аудитории.

Чимин не знал, что привлекает его в Чонгуке больше. Возможно, его невозмутимость и спокойствие. Чон не выглядел человеком, который считает себя лучше других. Но он лучше других. В нём безгранично много загадок. Чон не из тех, кто открывается всем подряд. Он мало разговаривает, но всё равно влечет к себе других. К слову, не только девушек. Чимин не знает, кто такой Чон Чонгук и насколько страшны его тайны. Но Пак не боится. А совсем наоборот. Чимину спокойно рядом с ним. Впервые в жизни, Пак понял и ощутил на себе выражение «душа на месте». Его душа и правда была на месте, и он готов был отдать её Чонгуку. Чонгуку, который прямо в этот момент вальяжно шёл мимо столов, мимо белых, как стенка, одногруппников. Который садился рядом с Чимином, загораживая своей крупной фигурой весь тот мир, который так и не принял Чимина.

Поэтому, да. Чонгук не лучше других. Он просто другой.

***

Чонгук всегда уходил по вечерам. На площадке хлопала дверь, гудел лифт. Чимин смотрел в глазок и нервничал. Не знал, почему. Разглядывал Чона и фантазировал. Куда он может идти? В спортзал? В кафе с друзьями? Хорошо, когда есть друзья, они на вес золота.

Чимин вспоминал слова студентки. «Он же не знает еще!». Она говорила о нём, о Паке. Чего не знает? Есть нечто важное, о чем должен знать Чимин? Глупости. Чонгук не обязан ничего рассказывать.

Чайник закипел, выпуская облако пара из заржавевшего носика. Свисток сломался на той неделе, поэтому чайник надо было караулить, чем Чимин и занимался последние десять минут.

Спина взмокла под обтягивающей белой рифленой кофтой с горлом, но Пак не спешил менять её на что-то более легкое. Он пребывал в предвкушении и ожидании. Ладони потели то ли от жары, то ли от переживаний. Ему понравится?

Чимин оглядел себя, пригладил рукой кофту, затем брюки, повертелся, проверяя, не испачкалось ли сзади. А вдруг на стуле лежали кусочки еды? О, Чимин не мог допустить, чтобы вещи испачкались! Не стерся ли лак с ногтей? Не забыть про лицо!

Пак взял со стола зеркальце в виде салатового зайца, покружился с ним по кухне в поисках места, где свет падает лучше всего, и, убедившись, что выглядит опрятно, снова приземлился на стул.

Он выключил газ и уже собирался налить чай, как на лестничной площадке хлопнула дверь. Чимин вскочил, чуть не опрокинув стул, поправил расклешенные черные брюки и босиком ринулся из квартиры.

— Гуки, — пропел он.

— Пол ледяной, — буркнул Чонгук, закрывая ключом входную дверь.

Татуировки на его руках холодила кожа бессменной куртки. Но Чимин предполагал, что курток у него много. Натренированные ноги выделялись под кожаными штанами. Весь черно-серебристый, покрытый пирсингом, клепками и металлическими пряжками. Даже в черных глазах горел металл.

Обычно Пак не беспокоил Чонгука после занятий. Он не хотел быть навязчивым. Да и не знал, что еще мог предложить Чону, кроме компании во время пар. Чонгук никогда никуда его не звал, не намекал на дружбу. Даже сейчас Чимин не уверен, что Чонгуку действительно интересно то, ради чего Пак выбежал на площадку.

— Смотри, — Чимин покрутился вокруг своей оси.

Чонгук никак не среагировал. Просто стоял и перебирал ключи в руке.

— Эм, вот, — Пак поправил рукав и одернул кофту, — купил. Ты, ты, наверное, спешишь.

— Кофта тебе идёт, — наконец ожил Чон, сунул ключи в карман куртки и оглядел соседа с ног до головы, — и штаны ничего.

— Спасибо, что посоветовал мне тот магазин, — просиял Чимин от того, что на него обратили внимание.

— Сегодня синие.

— А?

Площадка освещалась плохо. Свет тусклой лампы попадал только на Пака. Чимин не видел, куда именно смотрел Чон, поэтому шагнул ближе, чтобы провалиться в окружающую темноту.

— Они синие, — повторил Чонгук, и Пак вздрогнул, когда щеки коснулся палец.

— Ах, да, — смутился Пак и погладил крошечные наклейки-звездочки под глазами, щедро покрытые глиттером, — тебе нравится?

Пришлось отступить обратно, когда Чонгук сделал шаг вперед. Оба вышли на свет. Чимин пятился, Чон наступал, пока спина Пака не коснулась двери. Лемонграсс, кожа и чувство безопасности. Чем ближе Чонгук, тем оно сильнее.

— Ага, — Чонгук зачесал назад волнистые волосы и подпер языком щеку изнутри. — моей девушке такое тоже нравится. Твоя очередь советовать магазин.