Чимин никогда не влюблялся.

В книгах, которые он читал, герои окрылялись, ловили бабочек в животе, испытывали неимоверное счастье и совершали романтические поступки.

Книжная любовь, книжная влюбленность - всё, что было в арсенале Чимина. Конечно, он мечтал о настоящих чувствах и свиданиях, о поцелуях и прогулках. В его возрасте ни разу ни с кем не встречаться - редкость. Да, Пак вновь задумался о любви. Присутствие Чона так влияет.

Что он ощущал рядом с Чонгуком? Спокойствие. И его же, когда Чона рядом нет. Одно его существование дарило умиротворение и легкое волнение в груди. Между ними ничего не происходило, кроме непринужденных разговоров, но Пак, если попросить, рассказал бы в подробностях о том, как Чон любит сидеть, что может его развеселить. Хотя Чонгук никогда не смеялся и улыбался редко (на самом деле Чимин видел его улыбку единожды — в самый первый день знакомства). Но порой по еле заметному прищуру, по дрогнувшему уголку губ, Чимин понимал, что Чону весело. И понимал, когда Чонгук злится. О, зрелище действительно устрашающее для многих! Но не для Чимина, конечно. Иногда Паку казалось, что он выдумал Чонгука, создал убежище, и в один ужасный день, Чимин зайдет в аудиторию и обнаружит, что всё это время сидел один. Рядом никогда не сгущалась спасительная темнота.

Потому что Чимин много фантазировал. Удивительно, но получалось так естественно фантазировать о Чонгуке. Мечтать о нём. Думать о нём. Нет, наверное, Чимин сходил с ума. Даже если Чон настоящий, разве похоже, что они будут вместе? Разве всё шло к счастливому финалу? Нет. Нет. Нет. Чимин знал, что это неправда. А ещё он придумал себе, только представьте, что Чонгук появился в его жизни не случайно! Чимин ждал его. И он пришёл. Когда-то Пак смотрел комедийные сериалы, где за кадром раздавался смех. Если бы Чимин был в сериале, смех звучал бы безостановочно.

У Чонгука есть девушка. У Чимина только он сам. Всё на своих местах.

А еще Чимин виноват. Виноват в том, что хоть и не намеренно, но подстрекал Чона вставать на свою защиту. Подстрекал своим неумением за себя постоять. Ну почему он такой? Почему ни на что не способен? Он хотел записаться в секцию, чтобы научиться давать отпор, мочь за себя постоять, но бабушка воспротивилась. Она согласилась на лепку, на изобразительное искусство, юриспруденцию и что угодно, кроме самообороны. Сказала, что обороняться не потребуется каждый день, поэтому не стоит тратить время. Финансово Чимин был ограничен. Он мог бы скопить немного денег, не покупая печенье и шоколад. В итоге так и поступил. Только деньги пришлось копить совсем на другое.

***

Утро. Очередное и дождливое. Серое небо, серое настроение, серая планета. Безликие люди шли по улице и кутались в куртки. Чимин прислонился лбом к холодному стеклу, а там в отражении — потухший взгляд в сонных глазах, высохшие губы. Он накинул на плечи теплый плед, взял в руки рыжую подушку-кота и грелся. Как всегда босиком. В оконном стекле отражался незнакомец. Без макияжа он едва узнавал себя. Хоть и привлекательный, но макияж добавлял эмоций, добавлял жизни. Так и получается, что в Чимине нет особенностей, нет талантов, и даже внешность не выделяется без дополнительных штрихов.

В комнате не было красок, только настольная лампа светилась желтым. Чимин огляделся, и в горле пересохло. Он словно находился в незнакомом месте, где за дверью чужие люди. Вне дома тоже. И он — чужой человек сам для себя. Щелчок по кнопке на подставке лампы, и мебель, вещи, книги в шкафу — размылись густым полумраком.

В ванной Пак нанёс легкий макияж, надел ярко-желтый свитер, черные узкие брюки, туфли и черную джинсовую куртку. На скулах заблестели серебристые стразы — их больше, чем обычно. Жаль, улыбку нельзя надеть.

— Ты прекрасно выглядишь, львенок, — бабушка подвинула к нему тарелку с горячим бутербродом. — Не сутулься.

Пак не понял, как оказался на кухне. Плавал в мыслях ни о чём. Можно ли внезапно потерять реальность? Чимин слышал о людях, которые заболевают, исчезают за гранью и теряют себя. Настигнет ли его подобная участь, или возможно, он просто устал? Кровь отлила от лица, похолодели руки, словно опустели вены.

— Львёнок?

Её голос прорезался сквозь шум и казался нереальным. Как во сне. Как в чужой жизни.

— Да, бабушка, — это его голос? Безликий, ровный.

— Ты опять подсел на шоколад? — она перестала жевать и отложила бутерброд на тарелку. — Чимин, мы уже говорили об этом.

Две седые косы, красные губы, короткая челка. Он каждый день видел её такой, и говорила она одно и то же. Чимин знает, что бабушка скажет, как повернется, в какую минуту соберет тарелки и уйдет. Как заезженная пластинка, как день сурка. И ничего нового. Он просто застрял.

— Прости, бабушка, — Чимин больше не смотрел на неё и не притрагивался к завтраку.

— Сегодня без ужина. Нужно привести тебя в форму.

— Да, бабушка.

Чимин так и не позавтракал.

На лестничной площадке Пак столкнулся с соседом. Ким Тэхен стоял у лифта и светился неподдельной радостью, одетый в бежевое пальто и широкие штаны, под которыми едва проглядывала обувь.

— С добрым утром! — воскликнул он и сжал Чимина в крепких объятьях. Пак от неожиданности не нашел слов и даже обнять в ответ не успел, как Ким уже тащил его в лифт.

— Я купил кровать, как мы и договаривались, — пропел Тэхен и потрогал стразы на щеке соседа, — красивые такие. Тебе идет.

— Спасибо, Тэ, — Чимин по привычке смотрел вниз, — но мы ни о чем не договаривались. Ты, видимо, меня с кем-то перепутал.

— Да? — Тэхен задумался и покивал, — да, точно. Это был не ты. Но кровать для тебя.

— З-зачем мне твоя кровать? — Чимин остался стоять в лифте, когда Тэхен вышел на первом этаже.

— З-затем, — передразнил Ким и вытянул Пака из лифта, — затем, что она твоя. Ты можешь ночевать у меня. Так, всё. Я побежал, у меня подработка. Заходи в гости.

И скрылся за дверью подъезда.

***

В университете по-прежнему чуждо. Всё те же выкрики, всё те же люди. Они проходили мимо, рассматривали его, словно неудачный экспонат. Чимин слышал голоса, шаги вблизи, но двигался вперед с поднятой головой, плавно, не спеша.

Все полюбят тебя, Чимини

Чимин? Возвращайся, Чимин

Голоса стихли. Свой собственный - в первую очередь. По телу разливалась теплота. Фигуры людей проявились, стали, наконец, четкими. Каждый из них принялся за своё дело: разговоры, телефоны, книги. Пак знал причину их изменений. Он ощущал её на кончиках пальцев, на языке, внизу живота. Ему не нужно видеть. Под его кожу отныне встроен радар, который с точностью до метра показывает тьму, в которой безопасно.

Чонгук поравнялся с ним в коридоре и, как всегда, ничего не сказал. Шёл рядом, здоровался со знакомыми, поэтому чуть отставал, но затем в несколько шагов нагонял вновь. Ногам Чимина пришлось бы двигаться быстрее, если бы Чон не шел вдвое медленнее. Только у двери аудитории Чонгук притормозил и пропустил Чимина вперед.

Одногруппники копались в телефонах. Трое парней вскочили поздороваться с Чоном, две девушки помахали Чимину и на этом всё. Большинство предпочло игнорировать, но Чону всё равно. Чон выше этого.

Чонгук дождался, пока Чимин сядет, положил перед ним телефон с открытым сайтом косметической компании и указал на цветной набор наклеек для лица.

— Такое подойдет?

— Я не знаю, — растерялся Пак, — не знаю, что нравится твоей девушке.

Чонгук подвинулся вместе со стулом и положил руку на спинку стула Чимина.

— Выбери на свой вкус, — Чонгук снова сидел слишком близко. Позже, дома, Чимин много раз прокрутит в голове жар от шеи Чона, холодный замок на рукаве кожаной куртки и привкус духов.

— Наверное, лучше серебристые, — он бездумно перелистывал карточки товаров, не зная, как сдержаться и не повернуться прямо сейчас к Чонгуку.

А если повернуть голову и носом мазнуть по щеке Чона? А если Чон тоже повернется? Тогда они столкнутся…

— Ты теряешь контроль, Пак, — прохрипел Чонгук, и его теплое дыхание ударило в висок.

— Эм, серебристые. Вот эти, — палец Чимина остановился, чуть не продавив экран.

Чонгук забрал телефон, вернул свой стул на место и забарабанил по виртуальным клавишам, видимо, оформляя заказ. Сосредоточенный, брови нахмурены, в нижней красиво очерченной губе блестело колечко. Чимин никогда не целовался с кем-то у кого есть пирсинг. Чимин никогда не целовался с человеком, от которого мутнеет рассудок. Чимин никогда не целовался до слабости в ногах.

Чимин никогда не целовался.

Во время перерыва Пак первым выскочил в коридор. Ему срочно потребовалось уединение. Пересидеть, пережить эмоции от новой близости с Чоном. Его запах, его мужественность, его подавляющая аура — хоть и на минуту, но принадлежали Чимину. Хотелось выколоть себе глаза, отрубить руки, стереть с лица земли любое напоминание о себе, потому что Чонгук - не его. И никогда не будет. Никакой макияж, никакие стразы или одежда не сделает Пака привлекательным для Чон Чонгука.

Вот, о чем говорила одногруппница.

«Он же не знает ещё!»

Она говорила про чувства Чона, про его сердце и разум. Они не для Чимина. Потому что они знали наверняка, что Пак испытывает к новому студенту. Он выдал себя в первый же день самым нелепым образом — восхищением, смущением, отсутствием благоговейного ужаса.

Пак вбежал в женский туалет, но дверь за собой закрыть не смог. Ынли заскочила следом, схватила Чимина за руки и отвела к подоконнику.

— У меня така-а-ая новость, закачаешься! Чимин, ты только не падай, ладно?

Пак ничего не успел ответить. Ынли положила два пальца ему на губы и зависла.

— Какие мягонькие, Чимини, — она пребывала в таком восторге, что её щеки окрасились в розовый, — я бы чисто по-дружески с тобой поцеловалась.

— Ынли, — вернул её на землю Чимин и бережно убрал пальцы от своих губ.

— Ах, да. В общем, ты сейчас умрёшь. Короче, я и Чонгук. Подожди, подожди, не падай в обморок. Готов? Ну не хмурь бровки, зайчонок мой. Ну, так вот. Я и Чонгук, мы встречаемся!

Ынли чуть присела, чтобы стать с Чимином одного роста, и застыла с широкой улыбкой и приоткрытым ртом. Она ждала реакции, ждала писков и вздохов, хотя Чимину не свойственно проявлять восторги. Он только стоял и смотрел. На окно, на дверь туалетной кабинки, потолок, снова окно. Стоял и боялся отпустить руки Ынли, которыми она обхватила его запястья. Если бы Ынли в тот момент его отпустила, Чимин бы рухнул к её ногам.

Она опять говорила. Нет, даже не говорила, а щебетала. Чимин находил её милой. Она поглаживала его щеки, не переставала улыбаться. Даже её волосы, торжествуя, разметались по плечам.

Ынли с Чонгуком.

Активная, веселая, шумная Ынли. И замкнутый, уравновешенный Чонгук. Стройная длинноволосая красавица и мускулистая супер-звезда университета. Да, им судьбой прописано быть вместе. Разве Чимин мог обижаться? Он смотрел на Ынли, наслаждался её голосом, и в который раз думал, что она прекрасна.

***

Столовая. Шумная, полная людей. Столы оккупированы группами по интересам, здесь каждый знал своё место.

На первом курсе Чимин приходил сюда и садился за стол у входа, где сидели в основном тихие ребята. Они не оскорбляли его, не смотрели косо, но в их сторону то и дело летели смешки, шутки и порой кусочки еды. И Чимин ушёл. Звучит смешно, но парень выбрал кабинку в женском туалете, чтобы спрятаться от обидчиков. Унизительно даже думать об этом.

А теперь он стоял в дверях столовой и не решался взять поднос.

— Для начала, — сказал Чонгук из-за его спины, — возьми ту пластмассовую штуку, Пак.

— Я мог бы перекусить в другом месте, — Чимин обернулся. Чонгук взирал сверху вниз, вздернув подбородок.

— Иди, Пак.

Чон напоминал стражника. Руки сложены на груди, голова высоко поднята, демонстрируя мощную шею. Ноги, по обыкновению, широко расставлены. Он всем своим видом показывал, что у Пака нет шанса сбежать.

Чимин взял поднос и встал в очередь. Перед ним толпились студенты, брали с витрины салаты, хлеб и булочки. Повара наперебой спрашивали, какое блюдо положить в тарелки. Студенты переговаривались между собой, отвечали поварам, стучали столовыми приборами. У Пака закружилась голова, и он пошатнулся, врезался спиной в чужой поднос, поспешно извинился и взял первую попавшуюся плошку с витрины (на вид - морковный салат). Дал себе время подумать, старался не поддаваться страху того, что внимание публики приковано к нему одному. Он добавил к салату булочку, прослушал вопрос повара, пошел дальше и оплатил покупку. Он встал посреди столовой и крутил головой. Студенты шептались, толкались, потому что Чимин мешал им пройти.

Его нет. Нигде нет. Паника затопила с головой, потому что здесь слишком много людей, а Чимин словно застрял посреди их потока. Что-то прилетело в спину или просто задели локтем. Чимин зашагал наобум, не понимая, где выход, но студенты перегородили путь. Вдруг кто-то взял за локоть и куда-то повёл, забрал поднос и усадил за стол у окна. Теплые шершавые ладони легли на щёки. Большие, знакомые ладони.

— Гуки, — прошептал Чимин.

— Смотри на меня, Пак.

Чонгук сидел напротив, нос к носу, держал его голову, заглядывал в глаза с непроницаемым лицом. Но сейчас Пак наблюдал в космической тьме блёклые вспышки беспокойства.

— Морковный салат?

— Салат? — Чимин озирался, и сам не понял, как схватил Чонгука за руку.

— Ты взял морковный салат и булку.

— Да, — бездумно сказал Чимин, еле ворочая языком, — нет.

— Они так важны для тебя?

— Кто? — он, наконец, взглянул на Чонгука. Спохватился и попытался отпустить его ладонь, но Чон удержал пальцы Чимина.

— Они, — Чонгук кивнул на снующих студентов. — Ты глаз от них не можешь оторвать, Пак.

Чимин не выдержал. Он не хотел быть подстрекателем. Поэтому Пак пододвинулся к Чону, оказавшись аккурат между его раздвинутых ног, и горячо зашептал в губы:

— Не делай этого, Гуки! Ты не обязан. Ты не должен становиться изгоем из-за… из-за меня.

Чонгук, невозмутимый и уверенный, возвышался над ним, словно статуя. После слов Пака он даже бровью не повёл.

— Я ценю твою заботу, — Чон наконец отпустил пальцы Чимина и посмотрел на его губы, — и нашу близость.

— Ой, — Пак скользнул по стулу назад и принялся ковыряться вилкой в салате, — прости. Я не хотел. Это слишком, прости.

— Возьму тебе суп.

Чонгук встал и направился к витрине с блюдами. Он шагал расслабленно, неторопливо, его огибали студенты, извинялись, если задевали. Несмотря на однотонную одежду, Чонгук выделялся. Даже когда он скрылся в толпе, Чимин видел металлические клепки на спине куртки и копну черных волос.

Прежде чем взять у повара тарелку супа, Чон собрал волосы в узел на затылке, оголив проколотые уши, обошел очередь из студентов и оплатил блюдо на кассе.

— Там была очередь, — осторожно начал Чимин, когда Чон поставил перед ним тарелку супа и сел напротив, — я бы подождал, не страшно.

— Они были не против, — Чонгук сполз по стулу и широко расставил ноги.

— Это неправильно, — буркнул Пак, выпрямил спину и расстелил салфетку на коленях, — мы никуда не спешим. Поэтому, поэтому…

— Поэтому, что? Договаривай, Пак.

— Не поступай так, — последнее слово Чимин произнес еле слышно в ложку супа.

Захотелось зажмуриться. Боже, он только что указал Чонгуку что ему делать.

Чон не выглядел задумчивым. Он не сводил с Пака глаз, и в какой-то момент уголок его губ дрогнул.

— Хорошо. Буду паинькой.

Чимин ожидал, что Чонгук кинет короткую фразу в своём стиле, чтобы Пак и не надеялся, или промолчит. Или переведет тему. Но вовсе не рассчитывал на то, что независимый Чонгук просто согласится. Чимин не поднимал головы, и суп в тарелке стал вдруг очень интересным.

— Чонгуки!

Чимин и Чонгук синхронно посмотрели на входную дверь столовой. Оттуда на каблуках к ним неслась растрепанная Ынли. Она поправляла спадающую с плеча сумочку и постоянно одергивала юбку-карандаш. Девушка подскочила к Чонгуку, нагнувшись, положила обе руки ему на плечи и коротко поцеловала в губы. Чимин с замиранием сердца следил за Чоном. Как изменится его выражение лица, ответит ли на поцелуй. Каков он, влюбленный Чонгук? Но тщетно. Внешне ничего не изменилось. Он по-прежнему взирал на всех вокруг без интереса и хоть малейшей эмоции. Будто жизнь — самое скучное, что с ним случалось.

— Ты вывел Чимина в столовую? — Ынли прикрыла рот ладонью, — не могу поверить. Лучшая новость за сегодня. Ну? Чего молчите? Закончили? Чимин, доел? Пойдемте, тогда.

— Я еще не закончил, ребята, вы идите, — сказал Пак и слабо улыбнулся.

— Чонгуки, пойдем?

— Он ест, — Чонгук буравил взглядом Чимина.

— Он ест, — повторила Ынли, обошла стол и села на свободный стул рядом с Паком, — тут тоже неплохо, правда?

Окно, возле которого они сидели, покрылось каплями дождя. Тук. Тук. Тук. Всё чаще и громче. Стекло исполосовалось ручейками, и сквозь них виднелись размытые деревья и темно-серое небо. От стекла повеяло прохладой. Чимин вспомнил, что не взял с собой зонт и деньги на такси, но не расстроился. Если заболеет, то пролежит дома неделю, не меньше, чему он непременно обрадуется.

— Вот, черт, — выругалась Ынли.

Чимин проследил за её взглядом. В столовую вошел парень с журфака, который дружил с Инджэ и не давал Паку прохода. Чимин знал, что Идон, тот самый с журфака, был безответно влюблен в Ынли еще со школы. Настырный, не понимающий отказов, грубый и невоспитанный, Идон был в восторге от издевательств. Искал тех, кто физически слабее его, но обычно дальше оскорблений дело не заходило. Чимин стал исключением. Год назад Идон с друзьями ждал Пака в мужском туалете.

Чимин уронил ложку в суп и, сам не понимая, что делает, поднялся на ноги и рванул на выход. Повсюду раздавался смех Идона и его друзей. На спине проступил пот, и Чимин поежился. Грудь словно сдавило жгутом. Люди — размытые пятна, и только насмешливое лицо Идона маячило впереди. Ближе, еще ближе — и вот уже Идон перед ним. Высокий, с жестокими глазами и тонкими сухими губами.

— Кто тут у нас, а? — с издевкой пропел он, — То ли девочка, то ли мальчик.

— Отвали от него, — Ынли оказалась за спиной Чимина. Разозленная, какой Пак её никогда не видел.

— Зайка, я не с тобой говорю, — Идон вновь посмотрел на Чимина пристально, словно перед ним крошечный объект, который нужно рассмотреть с пристрастием, — ко мне тут мышка прибежала.

Вокруг них столпились студенты. Людям нравятся представления, что может быть лучше цирка? Только шоу с охотником и жертвой. Все ждут развязки, даже дождь за окном затих в ожидании. Столовая замолчала. Пропали звуки с кухни.

— Я хочу пройти, — хотел сказать Чимин, но его голос тоже пропал.

— Что? — Идон нагнулся к нему и приставил ладонь к своему уху, — чего мышка хочет?

— Пройти хочет.

Чимин обернулся. Чонгук шел к ним размеренной походкой, засунув руки в передние карманы черных джинсов. Ынли подскочила к Чону и взяла его под руку. Длинноволосая красавица и её рыцарь. Как, должно быть, спокойно прислониться вот так к Чонгуку, прижаться головой к груди и наслаждаться вибрацией голоса. Но единственное, чего Чимин хотел — чтобы Чона здесь не было вовсе. Чтобы Чон не видел его унижений, не настраивал против себя других. Жил обычной студенческой жизнью.

— Рад видеть Чон, — Итон вскинул руку и помахал в детской манере, — я не могу пропустить мышонка. Заберу, пожалуй, его с собой. Пойдем, поговорим, Пак?

— Я скучал, дорогой, — отозвался Чонгук и зевнул, — почему не подходишь?

С лица Идона сошло веселье, но он по-прежнему улыбался, хоть и без прежней радости.

— Тебе мало было? — сквозь зубы проговорил Идон, — чего еще тебе надо, Чон? Ты оставишь меня в покое?

— Нет.

— Почему ты не оставишь меня? — шея Идона напряглась, изо рта летела слюна, — я не брал твоего, это ты решил себе присвоить то, что нужно мне.

— Я пойду! — крикнул Чимин, прежде, чем Чон успел ответить, и спокойно добавил, — давай уйдем, Идон.

— Чимини, — с мольбой позвала Ынли, но один студент из толпы шыкнул на неё.

— Всё хорошо, — одними губами произнес Пак и пошел вслед за Идоном.

Когда отец хотел поговорить, он кричал или рычал сквозь зубы, замахивался, тащил. Всегда по-разному, но с очевидной ненавистью. И Чимин знал, к чему готовиться, интуитивно прятал голову. Но Идон, в отличие от отца, улыбался. Он шёл впереди Чимина и отпускал шутки, как если бы они были закадычными друзьями. Иногда он всего лишь позволял себе уродливые комментарии, а иногда в один миг его настроение могло измениться: улыбка стиралась, в глазах вспыхивала злоба, и он, развернувшись, бил. Когда Чимин падал, черты Идона озарялись удовлетворением.

Они дошли до закутка с окном. Дальше — выход на лестницу. Идон подвёл Чимина к окну, поднял подмышки и усадил на широкий подоконник. Упер руки в бока и с наслаждением наблюдал, как Пак вжимается спиной в стекло.

— Бить не буду. У меня к тебе предложение.

Чимин ничего не ответил, только недоверчиво зыркнул исподлобья.

— Они правда встречаются? Ну, Ынли и Чон.

Чимину потребовалось немного времени, чтобы осознать, зачем его сюда привели. Идон, влюбленный в Ынли. Человек, не понимающий и не принимающий отказов. Беспринципный, бессовестный.

— Ты не посмеешь, — на выдохе сказал Пак.

— Почему? — искренне удивился Идон, — ты — делаешь всё, чтобы они расстались. Я — обещаю больше к тебе не лезть. Вообще не лезть. По-моему, шикарные условия, разве нет?

— Я, я не могу. Я не буду. Я отказываюсь!

— А если так, — Идон подошел вплотную и схватил его за волосы на затылке. Чимину пришлось задрать голову, чтобы столкнуться с гневом в человеческом обличие, — я покажу Чону очень занимательное видео. Помнишь, Пак?

Чимин забыл, как дышать. Он вновь обескровлен, вновь падал в никуда. Опять картинки, грязные и унизительные: туалет, мокрый пол, порванная одежда, касания под поясом брюк, их смех, снова и снова, как последний круг ада.

— Оу, ты по-о-омнишь, — обрадовался Идон, — о, да! Всё помнишь. Как стоял на коленях, как клялся мне в любви. Как я трогал тебя. Вспоминаешь? Вижу, что да. И если откажешь мне в моей маленькой просьбе, Чон увидит, насколько ты жалкий. Станет ли он после такого ходить за тобой хвостом? Будет ли ему всё еще жаль тебя? А я покажу. Покажу ему, насколько ты на самом деле развязный и как сильно тебе нравятся унижения. Ты не бедная овечка, Пак. И Чон об этом узнает. Так что? Согласен?