Чимин умел копить деньги, это правда. Ничего страшного, если не поесть днём или перекусить чем-то несущественным. Ведь еще остаются завтраки и ужины дома, поэтому накопить немного — не проблема. Он прятал деньги во внутренний кармашек косметички каждый день, понемногу. Бережно складывал купюры пополам с присущей ему дотошностью, чтобы однажды стоять на четвереньках в грязной воде и тянуться к блестящей косметичке мокрыми руками, пока найковский кроссовок пинает выпавшую оттуда губную помаду.

— Не заляпай, мышь, — Идон тогда брезгливо взял деньги и оттолкнул Чимина ногой, — принесешь еще столько же, и я удалю видео. А пока застегни штаны и вали отсюда. Рубашку не забудь.

Его друзья стояли рядом, и когда Чимин попробовал встать, один из них надавил ему на плечо, и Пак вновь оказался на коленях. Он вскинул голову, чтобы поймать момент, когда студент начнет замахиваться и успеть отползти, но тот лишь усмехнулся. Без злобы, без хоть какого-то намёка на ненависть. Они все вели себя не как отец. Для них издеваться над человеком — всего лишь игра, шутка, представление. Идон и его друзья не воспринимали боль Чимина всерьез, ведь он нарывался сам.

«Ты сам виноват, мышь. Специально прячешь член, чтобы мы поискали, ха? Так давай поищем».

Через неделю Чимин нашёл Идона в одном из закутков университета, рядом с пожарным выходом. Тот стоял в окружении друзей. Они смотрели ролик на телефоне и смеялись. До Чимина донеслись обрывки голоса из видео. Его голоса.

«Я люблю тебя, Идон. Пожалуйста, встречайся со мной».

«Ты будешь хорошим, мышонок?» — это уже голос Идона.

«Я буду хорошим» — шепотом.

«Я не слышу!»

«Я буду… буду хорошим!» — вскрик и плеск воды.

Чимин остановился, сминая в ладони купюры. На грудь словно до сих пор давила нога в белом кроссовке. Закружилась голова. Он ударился о стену, прислонился к ней спиной и чудом удержался на ногах. Они видели его в таком унизительном положении! Раздетого, стоящего на коленях, облитого грязной водой, с размазанной по лицу косметикой. Они сорвали с него одежду, водили ладонями по ребрам, позвоночнику, ныряли пальцами под резинку трусов. Пак отталкивал их руки, извивался и просил не трогать. Он их просил! Почему так часто люди не слышат, а понимают только превосходящую силу?

— О, мышь, — воскликнул Идон и развязной походкой направился к нему, — принёс?

Звуки видео стихли. Студенты молча наблюдали за Чимином, но он не видел их лиц.

— Удали, — пробормотал Чимин, пытаясь поймать фокус на лице Идона, — ты обещал.

Идон взял его руку, разжал пальцы и положил купюры себе в карман. Махнул друзьям, и они ушли, оставив Пака сползать по стене на пол, вспоминая, что копил отданные деньги на занятия по самообороне. Судьба тоже умеет издеваться.

Он помнил себя тогда, помнил облегчение, которое испытал, отдав деньги. Потому что Идон обещал удалить. Да и зачем ему хранить видео, где унижали ради шутки? Ради денег. Но Чимин ошибся. И теперь сидел перед Ынли, надеясь, что она не смотрела на ту грязь, что так бессовестно хранил Идон.

Ынли отпила апельсиновый сок из одноразового брендированного стакана и поставила его на столик. Глаза девушки покраснели от слез, а губы, которые она продолжала кусать, распухли. Чимин сидел напротив и наблюдал за посетителями торгового центра, уплетающих гамбургеры за соседними столиками.

— Чимини, мне очень-очень жаль, — пробормотала она и высморкалась в скомканную салфетку. — Просто… просто Чонгуки, он, понимаешь, попал в переделку. Боже, как это сложно.

Её глаза вновь увлажнились, и Чимин протянул руку и накрыл ладонь Ынли своей.

— Я в порядке, в порядке, — она погладила большим пальцем палец Чимина. — Идон не всегда таким был. Мы с детства знакомы и раньше были не разлей вода. Я, Идон и Чонгук. А потом всё изменилось. Чонгуки всегда был закрытым, а Идон, наоборот, — веселым, порой даже взбалмошным. Я сама не поняла, как так вышло, что между ними разразился конфликт. Да я даже не поняла из-за чего! И в итоге оказалась между двух огней. А сейчас еще это видео.

Она взяла стакан дрожащими руками, в несколько больших глотков допила сок и бросила стакан в урну рядом.

— Я не знаю, что там на видео, но догадываюсь, что нечто омерзительное. Ты столько натерпелся! Но если его увидит Чонгук… чёрт. Прости-прости, дорогой, я даже не знаю, что могу тебе рассказать. Потому что это не моя тайна, не мои проблемы. Но Чимини, послушай! Чонгуки хороший, можешь не сомневаться, просто ему всегда было нелегко. Ты мне веришь?

— Я даже не знаю, во что я должен верить, — Чимин убрал обе руки под стол. — Чонгук не обязан мне ничего рассказывать.

— О нет-нет, — всполошилась Ынли, — обязан! Еще как обязан. И он расскажет, я уверена.

— Но я ведь даже не друг ему.

— Ты совсем не понимаешь, кем являешь, котеночек, — Ынли подалась вперед, — Чонгук обязательно тебе раскроется. Я его хорошо знаю. Достаточно хорошо, чтобы видеть, что ты одет в его кофту.

Чимин оглядел себя, запаниковал и поерзал на стуле. Вроде он не натворил ничего предосудительного, но откуда ни возьмись, появилось чувство вины.

— Тут ничего особенного, просто с моей одеждой, — он осекся, — с моей одеждой произошла беда.

— Со всей одеждой? — уточнила девушка, нахмурившись. — Боже, Чимини, что случилось?

— Могу я не говорить? — Чимин натянул рукава кофты на ладони и тихо добавил: — Пожалуйста.

— Конечно-конечно, я не настаиваю. Может, перекусим?

— На самом деле, мне пора, — неловко было говорить, что у него просто-напросто нет денег, чтобы за себя заплатить.

— Подожди, — Ынли вскочила, и стул, на котором она сидела, ударился о спинку другого стула. Парень, сидевший спиной к ней, недовольно зыркнул на них. — Простите-извините. Чимини, ну куда ты собрался? Я угощаю, посиди со мной.

— О, нет-нет, не беспокойся, я не голоден, — вымученно улыбнулся Пак.

— Так, котеночек, ты мне столько косметики задарил. Я хочу тоже тебя порадовать чем-то.

— Ты не обязана.

— Это моё желание, — стояла на своём Ынли, — если не хочешь здесь, то можем спуститься в супермаркет. Ну, как тебе идея?

Чимин задумался. Если бы у него были деньги, то он бы потратил их на мясо (на говядину, если быть точнее), ещё овощи и специи. Рецепт довольно простой, но получается очень вкусно, если соблюдать пропорции. Когда они с бабушкой готовили это блюдо впервые, Чимин попросил добавки, хотя бабушка не приветствовала дополнительные порции. Она говорила, что переедание не идет на пользу фигуре. Но тогда, в тот холодный день после прогулки, она разрешила Чимину переесть, и он с закрытыми глазами смаковал ложку за ложкой. Да, Чимин определенно хотел приготовить говядину с овощами снова. Не для себя, конечно. Только сказать об этом девушке не хватило смелости.

— О чём ты думаешь, Чимини?

Ынли шагала рядом в хорошем расположении духа, помахивая сумочкой. Парни, проходящие мимо, глазели на неё в надежде на внимание, но для Ынли словно не существовало никого вокруг. Чимин ни разу не видел, чтобы она флиртовала с незнакомцами.

Девушка шагнула на эскалатор, ведущий вниз, развернулась лицом к Паку и тут же оказалась на ступеньку ниже. Её лицо светилось заинтересованностью.

— Я хотел бы попросить тебя кое о чём, — Чимин сдался.

— О чем угодно, милый, — расцвела Ынли и погладила его по щеке свободной рукой.

— Это насчет Чонгука. Я заходил к нему, поэтому увидел, что у него… у него только покупной рамён. Я думаю, это не очень хорошо для его желудка. Возможно, ты не отказалась бы что-нибудь приготовить для него. Я могу дать рецепт. Мы с бабушкой часто готовим вместе, и я много знаю.

Ынли молчала весь путь до первого этажа, а Чимин не осмелился поднять глаза. Он ожидал, что она разозлится или будет в недоумении. Но когда они спустились к супермаркету, девушка обогнала его и остановилась лицом к лицу. Чимин взглянул на неё, не ожидая того, что Ынли трогательно прижмёт руки к груди и посмотрит так, как смотрят на миловидных щенков.

— О, Чимини. Конечно, мы купим всё, что ты скажешь. Ах, Чон Чонгук! Чертов везунчик. И почему ты сначала не побывал у меня дома и не заботишься обо мне. Надо было тебя раньше в гости позвать. Но сегодня я не смогу. Вы же соседи? Может, ты к нему сейчас зайдешь? Мы всё купим, а ты приготовишь.

Ынли говорила с таким упоением, что Пак не мог отказаться, даже несмотря на утреннее разногласие с Чоном. Возможно, в глубине души он был рад, что еще раз побудет с Чонгуком наедине. Совсем немного, только лишь в качестве помощника. Так приятно быть кому-то полезным.

— Да, хорошо. Я обязательно зайду к нему, — кивнул Чимин и направился за ликующей Ынли, чтобы взять тележку.

Чимин впервые находился на месте бабушки. Он уверенно шел по магазину, называл продукты, а Ынли крутилась волчком в поисках нужных стеллажей. Что-то Пак брал с полок сам, а что-то ему приносила Ынли и бросала в тележку. Они веселились, читали смешные названия конфет и вместе фантазировали о том, почему те или иные сладости называются именно так.

Они фантазировали.

В Чимине разными цветами переливалась радость, будто тысячи мыльных пузырей надувались и лопались ежесекундно. Он шёл вприпрыжку и, смеясь, разворачивал тележку, если Ынли тащилась к ней с очередным кофейным набором. Она любила кофе и однажды подсадила на него Пака.

Они общались с первого курса. Чимин дарил Ынли косметику в качестве консультанта по макияжу. Она, в свою очередь, таскала ему сладости и угощала кофе. И только теперь, бегая от неё промеж полок супермаркета, вглядываясь в её добродушное лицо, Пак осознал, что всё это время так очевидно и открыто рядом с ним прорастала дружба, которую он, зарывшись в удушающих мыслях, старательно не замечал.

На стоянке торгового центра они дождались такси, которое заказала и оплатила Ынли, и попрощались. Чимин залез на заднее сидение, поставил рядом пакет с продуктами, расстегнул куртку и прикрыл глаза. Осознание дружбы с Ынли летало над ним, освежало и радовало, пока не свалилось на голову тяжелым чувством вины. Второй раз за день. Не хотелось смотреть на вечерний город, на отличных друг от друга людей и подсвеченное небо. Хотелось вспоминать последние два часа с девушкой, которую отныне, хоть и мысленно, он называл подругой. Чимину очень понравилось думать о них, как о друзьях. Он согревался изнутри. Но в один миг Пак вспомнил, что в Чонгуке друга он не видит вовсе. Чон — нечто большее. Только Ынли об этом не знает. Разве Чимин в таком случае имеет право дружить с ней? Она не знает, что отправила к своему парню того, кто питает к нему далеко не дружеские чувства. Чимину стало противно от себя самого. То, к чему он стремился, не справедливо по отношению к Ынли. Отвратительно в рамках дружбы. Пусть он и не дружил ни с кем никогда, не имел опыта, но точно знал, что ни в одной дружбе не должно быть замешано предательства. Поэтому отныне Чимин обещает себе, что Чонгук — просто сосед. Возможно, когда-то они разделят дружбу на троих, даже если Чимину придется наживую вытащить из себя влюбленное сердце.

Добравшись до девятиэтажки и выйдя на своём этаже, Пак потоптался перед дверью Чона и после нескольких глубоких вдохов и медленных выдохов постучал. По другую сторону шаги так и не прозвучали, и он постучал громче. Вновь тишина. В свете тусклой лампы Чимин не сразу заметил, что дверь приоткрыта. Он потянул ручку и вошел в прихожую. В квартире ни зги не видно. Чимин нащупал выключатель и сощурился, когда вспыхнул свет.

— Гуки, — несмело позвал Пак, но никто не откликнулся.

Он оставил пакет на кухонном столе и направился в спальню Чона. Дверь была плотно закрыта, и Чимин постучал. Подождал немного и на счет десять вошел.

Возле кровати горел ночник, освещая только двуспальную кровать, на которой лежал ворох одеял и подушек. В середине постельного хаоса виднелась спина с чернильным рисунком на правой лопатке.

Чимин подошел к кровати со стороны ночника, присел и позвал снова:

— Гуки, ты спишь?

Чонгук не шевельнулся. Его спина еле заметно вздымалась, голова была повернута к лампе, волосы закрывали лицо. Пак протянул руку и кончиками пальцев убрал пряди, чуть задерживаясь на теплой щеке. Боялся шевельнуться, чтобы не разбудить. Смотрел во все глаза на нечто сокровенное, спрятанное в самой дальней комнате одинокой квартиры. Смотрел на то, что представлялось ему настоящим секретом, потому что Чонгук именно сейчас выглядел настолько расслабленным, спокойным и уязвимым, что у Чимина защемило сердце. Он мог бы вечно сидеть на кровати Чона и наблюдать не отрываясь, гладить по голове и рельефной спине до пояса мягких спортивных штанов, но вовремя взял себя в руки и сбежал на кухню.

Уже через час Чимин закончил с жареным мясом и овощами, попробовал контрольный раз на соль и специи, накрыл сковороду крышкой и снял голубой фартук, который нашел в одном из выдвижных ящиков. Но занавесок на окне по-прежнему не хватало, и Чимин подумал, что обязательно скопит денег, чтобы подобрать что-то неброское, сдержанное. То, что подойдет именно Чонгуку.

— Я прощён?

Чимин вздрогнул и обернулся. На пороге кухни, облокотившись на косяк и сложив руки на груди, стоял Чон. На нём по-прежнему были надеты только спортивные штаны, которые опустились настолько низко, что оголили тазобедренные косточки и волосы ниже пупка.

Чимин быстро заморгал и принялся трогать рукав своей кофты, снимая невидимые катышки, ворсинки и что угодно, лишь бы не покраснеть.

— Я не хотел вламываться, прости. Просто твоя дверь, она была открыта.

— И ты решил зайти и похозяйничать. Похвально, Пак, — голос Чона звучал низко после сна.

Воцарилось молчание, в котором отсутствовало любое напряжение. И Чимину захотелось ответить игриво, за что ему, конечно, будет потом стыдно.

— Ты не прощен, Чон, — сказал Чимин полушепотом, отвернувшись к плите, и натянул ворот кофты на нижнюю половину лица, чтобы спрятать улыбку.

— У меня отличный слух, Пак.

Послышался звук отодвигаемого стула. Затем всё стихло. Чимин достал тарелку из подвесного шкафчика, положил на неё большую порцию мяса с овощами, развернулся и поставил перед Чоном. Тот повёл носом и хмыкнул.

— Пахнет вкусно, — сказал он ровно, но через секунду выражение его лица изменилось. Чон сжал челюсть так, что заострились скулы. В черных зрачках клубилось страшное. То, что Чимин видел только в фильмах. Чистый, неразбавленный гнев. — Где звезды?

Чимин дотронулся до своей щеки и вспомнил, как сорвал стразы в порыве разочарования.

— Ах, это. Всё хорошо, Гуки, — Пак не испугался, а лишь подавил желание прижаться к Чонгуку и погладить его по голове, чтобы стереть непрошенный гнев, — там не звезды были, а обычные стразы. Я сам их отклеил. Мы поссорились, помнишь? Я просто расстроился.

— Сядь, Пак, — темнота рассеялась, Чонгук вновь стал безразличным ко всему. — Почему ты в носках?

Чимин сел на стул по другую сторону стола и взглянул на свои ноги. Ничего особенного, просто пушистые розовые носки с мордочкой кота в районе пальцев.

— Я мёрзну, — пробурчал он.

— Здесь пол с подогревом, — Чон прожевал еду и звонко бросил ложку в тарелку. Чимин сжался.

— У меня так с детства. Руки и ноги всегда мёрзнут, — затараторил Пак и впечатался в спинку стула, когда Чонгук медленно, словно дикий кот, подобрался к нему, взял стул за сиденье и пододвинул к себе. Скрипнули ножки о кафельный пол, и вот Чимин уже в метре от Чонгука. Но не успел он расслабиться, как Чон поднял его ступни в розовых носках, положил к себе на колено и обхватил одной рукой сразу обе ступни. Чимин почувствовал себя крохотным. — Что, что ты делаешь?

— Грею, — отозвался Чон и принялся за еду.

Никогда и никто до этого момента не ел то, что приготовил Чимин. С бабушкой они всегда готовили вместе. Поэтому захотелось остановить время, подольше побыть в моменте, где на неуютной кухне сидит до умопомрачения уютный Чон Чонгук, с явственным удовольствием поедает говядину с овощами и бережно, огромной ладонью сжимает чиминовы ноги в пушистых носках.

— Я не смогу тебе готовить каждый день, но я бы мог написать тебе парочку рецептов, — очнулся Пак и важный момент разбился вдребезги.

— Тогда мне придется забрать тебя себе, — Чон отодвинул тарелку и беззастенчиво уставился на гостя.

— З-забрать? Чтобы я тебе готовил? — нервничая, Чимин пошевелил пальцами на ногах, на что Чонгук заинтересованно приподнял одну бровь.

— Ты носишь мою одежду, готовишь на моей кухне и заходишь в мою квартиру, когда тебе заблагорассудится. Первые шаги сделаны, Пак.

— Но ты сам забыл закрыть дверь.

— И твоя помада в моей ванной.

Чон аккуратно приподнял ноги Чимина, встал и опустил их на стул, как нечто хрупкое. Положил столовые приборы в раковину и включил воду. Чимин наблюдал, как играют мышцы спины под кожей, пока Чонгук мыл посуду.

— Про помаду я забыл, я заберу, — заворожено пролепетал Пак.

— В гостевой спальне неудобный диван.

— Диван? — Чимин бездумно повторил окончание фразы.

— Если захочешь остаться, то будешь спать со мной.

Чимин вспыхнул и вмиг захотел пропасть в широкой кофте, что была на нём. Он вспомнил жар от кожи Чонгука и не сумел усидеть на месте.

— Не ёрзай, Пак.

— Мне просто нужно привыкнуть к твоим шуткам.

— Я не шучу, — он выключил воду и развернулся к гостю, — спасибо за ужин.

— Я уберу в холодильник, — Чимин встал рядом с Чонгуком и потянулся к плите, но Чон обхватил пальцами его запястье, — всё нормально, Гуки.

— Я сам, — прозвучало над ухом. — Иди домой.

Чимин не двигался, пока Чонгук не отпустил его руку. Затем быстро поклонился и поторопился в свою квартиру. В груди разгорелся пожар, кожа накалилась, и Пак прижал холодные руки к щекам. Только в подъезде он остановился и постучал себя по ребрам, чтобы унять то самое — маленькое и влюбленное.

Бабушка ждала на кухне, и как только он вошел, поднялась со стула. Ухоженная, с ровной осанкой, она вновь не походила на ту заботливую бабушку, которая защищала внука от собственного сына. В отсутствии отца она занимала его место. И дело не в рукоприкладстве или криках. Дело в том, что так или иначе, перед ней сейчас и всегда находилось пустое место, которому при рождении дали имя.

Бабушка, как обычно, ничего не спрашивала, только проводила внука в комнату, где на кровати лежали новые вещи: два легких белых свитера, голубые узкие джинсы, нижнее белье и три пары носков. Один из свитеров спереди был усыпан розовыми бусинами.

— На первое время тебе хватит, — сказала она сухо и вышла из комнаты.

Кукла наряжена. Миссия кукловода выполнена. Чимин разделся до трусов, залез под толстый плед, обнял рыжего плюшевого кота и провалился в сон без сновидений.

На следующий день наступила суббота. Первый не пасмурный день. Чимин проснулся в девять, оделся в разноцветный кигуруми и отправился в душ. Но, проходя по коридору, услышал голоса на лестничной площадке. Он глянул в глазок и увидел заходящего в лифт Чонгука и говорящего что-то ему вслед Тэхена. Как только створки лифта сомкнулись, Ким позвонил в дверь Чимина.

— Кто там? — выглянула из кухни бабушка.

— Это наш сосед, я открою.

Бабушка вновь скрылась на кухне, откуда пахло жареным. Раньше она бы позвала его завтракать, завлекая выдуманными названиями блюд, но не сегодня. Отец в последнее время зачастил к ним, что сказывалось и на ней тоже.

— О, привет, — помахал Тэхен, когда Чимин открыл дверь. — Я тут с подработки пришел и решил к тебе заглянуть, спросить, как дела. Милый костюмчик.

— Привет, спасибо, — Пак обулся, вышел на площадку и прикрыл за собой дверь, — всё отлично.

Чимин изучал створки лифта, размышляя о том, куда в выходной мог отправиться Чон. Возможно, у них с Ынли свидание.

— Чонгука встретил, — напомнил о себе Тэхен, проследив за взглядом Пака, — на курсы свои пошел.

— На курсы?

— Ты не знаешь? Ой, — Ким прикрыл рот рукой. — Там всё серьезно, ты лучше сам у него спроси, если интересно.

То, что Ынли знала всё о Чонгуке, вполне ожидаемо. Они дружили много лет. Но слова Тэхена поразили Чимина. Даже Ким, который знаком с Чоном примерно столько же, сколько и сам Пак, был в курсе подробностей его жизни. Чимин, который только вчера мечтал о дружбе, сегодня погряз в разочаровании. Пака снова и снова откидывали за границы дружбы, цветущей прямо перед его носом. Как не равного. Или недостойного.

— Чимин, всё хорошо? — осторожно спросил Тэхен, — если твой отец вернется, то ты не забывай, что можешь переночевать у меня. Мы же договаривались.

— Мы не…

— Всё, мне пора в душ и спать. Пока-пока! — Тэхен развернулся и бегом заскочил в свою квартиру.

Хлопнула дверь, и Чимин остался стоять на холодной обшарпанной лестничной площадке в цветастом кигуруми и наверняка потекшим макияжем, который вчера так и не смыл. Печальная брошенная кукла.

***

Весь день Чимин провёл дома. Бабушка с ним не разговаривала, что его совсем не расстраивало. Наоборот, Пак пребывал в приподнятом настроении, безостановочно листая сайты в телефоне. Изучал дизайны занавесок, прихваток и пледов, приценивался и считал, сколько придется копить, чтобы, наконец, создать уют в берлоге Чонгука. О, Чимину нравилось представлять, как же заиграет квартира Чона после небольшого преображения! Он испытывал настоящее воодушевление. И даже скрывшееся за горизонтом солнце не навеяло грусть, как оно часто бывало.

В комнате горела только лампа. Чимин, помимо всего прочего, успел закончить с домашним заданием и собирался лечь спать. Он тёр слипающиеся глаза и вяло подтягивал спадающий с плеч пушистый плед. После горячего душа по ногам и рукам растекалась приятная слабость. Пак отодвинул тетради, закутался в плед и засеменил к кровати, но стоило ему уложить голову на подушку, телефон завибрировал. Чимин потянулся к тумбочке, взял аппарат и проверил уведомления.

Неизвестный абонент добавил вас в группу

Пак разблокировал телефон, нажал на сообщение, и его бросило в пот. В группе, помимо самого неизвестного и Пака, было еще два абонента.

Гуки

Добавлен

Ынли

Добавлен (а)

Чимин рывком сел на кровати и сжал ухо плюшевого кота. Рука, держащая телефон, вспотела. Губы пересохли, горло запершило, и он закашлялся. Вытер руку о плед, прижал колени к подбородку и смотрел на пустое окошко чата.

Он вышел из приложения, заблокировал телефон и несколько раз вдохнул и выдохнул. Прикрыл глаза. По спине побежали мурашки, и Чимин поёжился. Лампа так и осталась включенной на столе, отражаясь в темном окне. Он забыл задернуть шторы. Но когда Чимин спустил ноги с кровати, телефон вновь загорелся уведомлением. Подтянув ноги к себе, он открыл созданный неизвестным чат, и там было лишь одно сообщение — видео. Черный квадрат с белым треугольником воспроизведения посередине.

Сердце забилось так сильно, что отдавало в виски. В груди похолодело, и стало страшно так, что в один миг Чимин перестал ощущать конечности.

Напротив сообщения появились две синие галочки.