Мышцы гудели. Под закрытыми веками попеременно вспыхивали ярчайшие моменты последних двух сетов. Порой Вакатоши казалось, что он до сих пор на площадке готовится то подавать мяч, то в обход блокирующих впечатывать его в пол по другую сторону сетки. Как если бы первый день турнира для Шираторидзавы еще не закончился.

Игры против лучших команд со всего Тохоку ожидаемо давались сложнее игр на межшкольных в Мияги, и в нынешнем году Вакатоши ощущал это как никогда отчетливо. Он не вымотался окончательно, но его состояние оставляло желать лучшего. Вакатоши привык чувствовать себя в разы сильнее и в глубине души не мог не раздражаться из-за того, что, несмотря на тренировки и упорную работу, он справлялся хуже обычного, тогда как Ойкава — Вакатоши улучил момент подглядеть за матчем Аобаджосай — уверенно тащил команду вперед, будто начисто позабыл о поражении двухнедельной давности.

И для него, и для Ойкавы тот финал имел огромное значение. Он был последним шансом отобраться на национальные, на шаг приблизиться к той самой победе, о которой оба мечтали. Не к одной из многих, но к единственной по-настоящему важной. И если бы они играли по одну сторону сетки, если бы носили одинаковую форму, достичь этой цели было бы проще, во-первых, и ни один из них не остался бы среди проигравших, во-вторых.

Вакатоши убрал с лица раскрытую на середине книгу. За последнее время ему довелось прочесть столько всего, что голова шла кругом, а список, который вручила Мацумото, и не думал заканчиваться. Вакатоши читал всюду. На переменах, за едой, по вечерам, даже в автобусе по дороге на региональные. И вот теперь. После двух игр устроился с книгой, хотя мог бы остаться в зале, понаблюдать за потенциальными соперниками.

— Ты в порядке? — заметив, что Вакатоши наконец пришел в движение, спросил Ямагата.

Он сидел рядом и жевал добытую тайком от тренера шоколадку.

Вообще-то этот угол они оккупировали всей командой. Побросав на пол сумки, они устроились так, как каждому из них было удобнее, но сейчас, кроме вещей и Ямагаты, никого рядом не было.

— Да, я в порядке.

Ямагата с сомнением приподнял бровь.

— А выглядишь уставшим.

— Возможно. Я стал меньше спать.

— Отстой.

Захлопнув сборник легенд и преданий из Тоно, Вакатоши убрал его в сумку. Вдохновения на дальнейшее чтение у него не было. Рассказы путались между собой, иногда несколько из них сливались в один, отчего в результате выходила полнейшая бессмыслица, и все это вместе взятое жутко отвлекало от волейбола. А самое главное, Вакатоши едва ли понимал, как прочитанные в столь короткий срок книги помогут ему лучше сдать экзамен.

Длинный список японской литературы двадцатого века был не единственным, чем одарила его Мацумото. Как будто этого было мало, она каждый день давала Вакатоши тему, на которую следовало написать полноценное сочинение. Вакатоши старался. Изводил один лист бумаги за другим, вычеркивал порой целые строки, но особых успехов не делал. Мацумото нервно закусывала губу. Она старалась искать в работах Вакатоши положительные стороны, но находить их, похоже, становилось все сложнее.

— Пойду посмотрю игру, — произнес он.

С места забросив в урну скомканный фантик из-под шоколадки, Ямагата дал понять, что услышал.

Прежде чем отправиться на трибуны, Вакатоши завернул в туалет. Там он хорошенько умылся холодной водой, чтобы смыть накопившуюся усталость. Пока он тер лицо, у соседней раковины кто-то остановился. И тоже включил воду. Выпрямившись, Вакатоши пару раз встряхнул кисти рук, а затем достал из кармана чистый платок и вытер их.

— Ивайзуми, — вместо приветствия обронил Вакатоши.

Тот кивнул его отражению в зеркале.

— Ушив… Ушиджима.

Он кашлянул и на мгновение отвел взгляд. Проигнорировав оговорку, Вакатоши невозмутимо продолжал глядеть на Ивайзуми, одновременно с этим складывая платок влажной стороной вовнутрь.

— Вы прошли в полуфинал.

Вакатоши не спрашивал, он утверждал. Как если бы сам играл за Аобаджосай, а не заботился о том, чтобы Шираторидзава на голову разбила двух своих соперников.

— Ха? Ты видел?

— Нет. Но Ойкава в хорошей форме, и ты не похож на проигравшего.

— Эм… Спасибо? — Ивайзуми небрежно вытер руки о спортивные штаны. — Завтра мы встретимся на площадке, так что вам, — он повернулся лицом к Вакатоши и осклабился, — лучше не расслабляться.

Спрятав аккуратно сложенный платок обратно в карман, Вакатоши повторил его ухмылку.

— Мы никогда не играем в полсилы.

— Тем лучше для вас, потому что мы тоже.

Стоя посреди общественного туалета одного из крупнейших дворцов спорта в Тохоку, они некоторое время будто гипнотизировали друг друга. На лицах — пугающие, почти маньяческие оскалы, в глазах — жгучее желание вновь сойтись в честной игре и либо подтвердить незыблемое превосходство Шираторидзавы над всеми остальными школами Мияги, либо прервать бесконечную череду ее побед.

Вакатоши первым протянул руку. В ответ Ивайзуми с готовностью обхватил его ладонь своей и хорошенько ее тряхнул. Он не стискивал пальцы до хруста костей, как это делал Ойкава. Рукопожатие Ивайзуми было другим: не заточенным под причинение боли, но все равно крепким, гарантирующим, что и завтра борьба между их командами развернется нешуточная.

Не обменявшись больше и словом, они вместе проследовали ко входу в ближайший сектор.

Зал утопал в грохоте сотен голосов. На трибунах, точно стараясь перекричать друг друга, скандировали болельщики. Они замолкали лишь в те моменты, когда мяч, только-только перелетевший через сетку, настигало первое касание. Стоило его вернуть обратно, как трибуны взрывались воплями. То же происходило, когда мяч падал.

Махнув напоследок рукой, Ивайзуми направился к своим. Проводив его взглядом, Вакатоши заострил внимание на игроках в бело-бирюзовой форме. Среди них Ойкава выделялся особенно — он локтями опирался на поручень, отделявший один ряд трибун от другого, и пристально наблюдал за ходом матча.

На следующий день, в воскресенье, турнир завершился. Аобаджосай проиграла в полуфинале, тогда как мужской волейбольный клуб Шираторидзавы подтвердил свое право называться сильнейшей командой Тохоку, и они вернулись в Сендай. Впереди ждало целое лето. Два месяца, за которые Вакатоши обязан был стать сильнее ради победы на национальных и чтобы достойно представить свой регион в рядах молодежной сборной. В конце сентября они отправлялись на чемпионат Азии.

Но до того, как устремиться к новым — и старым, не покоренным пока — спортивным вершинам, Вакатоши предстояло взять совсем нетипичную для себя высоту. На этот раз июльские экзамены довлели над ним куда сильнее обычного.

— Не понимаю. — Глядя, как Вакатоши после утренней тренировки дописывает очередное сочинение, покачал головой Семи. — Какая тебе разница? И раньше общий балл был нормальным, а вступительные ты потом все равно сдавать не будешь.

— Я обещал учителю.

— Но ведь не каждое обещание нужно выполнять! Не себе во вред же.

— Интересная у вас мораль, Семи-сан, — вклинился Ширабу. — По-вашему, словами можно разбрасываться?

— А то ты весь такой правильный.

— Я — нет. Но я и не Ушиджима-сан.

Наградив Семи уничижающим взглядом, Ширабу туже затянул галстук и покинул раздевалку.

— Мы растим чудовище, — благоговейно выдохнул Тендо.

— В таком случае давно пора научить его хорошим манерам.

— О, Семи-Семи, — Тендо перепрыгнул через низкую скамейку и обнял его за плечи, — это же твой звездный час! Покажи себя настоящим мудрым сэмпаем!

— Только через твой труп.

— Фу-у, как грубо!

Под их пререкания Вакатоши поставил точку и захлопнул тетрадь. Теперь нужно было показать результаты своих трудов Мацумото.

Они не виделись с пятницы, отчего непроверенных сочинений накопилось аж три штуки. Вакатоши отдавал Мацумото свои работы так скоро, как мог: если успевал в класс до звонка, то передавал тетрадь перед уроком, если опаздывал — ждал первой перемены. В выходные, кроме тех, на которые выпал турнир, они встречались неподалеку от спортивного зала, где занимался волейбольный клуб. И пока Вакатоши переводил дух и жадно глотал воду, Мацумото, как умела, объясняла сделанные им ошибки.

Слушать ее было приятно. Иногда Вакатоши казалось, что, благодаря ей, он начинал понимать, что от него требуется, но, стоило вооружиться ручкой и замереть над чистым листом бумаги, как это ощущение улетучивалось. Вновь приходилось насильно вытаскивать из себя по слову. Час, два, а то и дольше.

Потраченного впустую времени было жаль. Вакатоши мог уделить его отработкам подачи или съема, мог больше внимания посвятить растяжке или силовым, мог сделать домашнюю работу на пару дней вперед или доспать хотя бы малую часть из того, что отнимало у него ежевечернее чтение. Вакатоши легко жертвовал чем угодно, чтобы и дальше играть в волейбол, полировать свою и без того отточенную технику, но необходимость поступаться тем же самым ради экзамена вызывала у него внутреннее сопротивление. Не пообещай он учителю, что исправится, и не предложи Мацумото помочь, Вакатоши вряд ли бы продержался столь долго.

Он отдал ей тетрадь за мгновение до того, как пришел учитель, и получил проверенное сочинение после обеда, когда все взялись за уборку. Вакатоши с Мацумото выпало приводить в порядок часть коридора, которую закрепили за их классом, отчего они могли обсудить результаты проделанной за выходные работы, не отвлекаясь от возложенных на них обязанностей.

С метлой Мацумото управлялась ловко. Чтобы отросшая челка во время уборки не лезла в глаза, она убрала ее заколкой, которую одолжила у Ивасаки. Та осталась мыть парты и, покуда могла, сквозь открытую дверь следила, как ее подруга раскладывает по полочкам разницу между сравнениями и метафорами.

— Ты можешь позаниматься со мной еще? — спросил Вакатоши, когда она закончила.

— Еще? Мы ведь и так договорились, что ты до самых экзаменов никуда от меня не денешься.

Мацумото сложила ладони поверх древка метлы, и подбородком уперлась в костяшки пальцев.

— Я про сегодня.

— А… Но разве тебе не надо тренироваться?

— У нас на один урок меньше, поэтому время есть. Но если тебе нужно в клуб, это необязательно.

— Честно говоря… — начала было Мацумото и сама себя оборвала. — Ладно. Многие останутся в классе, так что мы пойдём туда, где тихо. Хорошо?

Вакатоши не возражал. Тишина ему нравилась.

Вопреки ожиданиям, после уроков Мацумото привела его не в школьную библиотеку, а к незнакомому кабинету неподалеку от лестницы на крышу. Покопавшись в сумке, Мацумото извлекла из нее ключ. Она пару раз повернула его в замочной скважине, и, отворив дверь, первой шагнула внутрь.

Это была очень маленькая комната с одним окном. Оно выходило на запад, отчего, стоило Вакатоши проследовать за Мацумото, в лицо ему ударили яркие солнечные лучи. На мгновение даже пришлось зажмуриться. Но вскоре глаза привыкли, и он смог оглядеться.

Прежде Вакатоши ни разу не приходилось бывать в настолько странных местах. Со всех стен, куда ни повернись, на него глядели десятки, а то и сотни мертвых насекомых. Кто-то когда-то изловил их, булавками приколол к листам картона и поместил в деревянные рамки под стекло, не забыв убористым почерком подписать каждый представленный вид. В одной комнате можно было увидеть и стрекоз, и разноцветных бабочек, и жуков самых разных размеров. Собранная коллекция поражала воображение.

Пока Вакатоши глазел по сторонам, Мацумото открыла окно. В душную комнатку, на оборудованную, в отличие от учебных классов и спортивных залов, кондиционером, ворвался поток свежего воздуха, который принес с собой обычные для школьного двора звуки вроде заливистого смеха и недовольного окрика: «А ну вернись, придурок!».

— Добро пожаловать в энтомологический кружок, — объявила Мацумото. — Располагайся.

Она указала на единственную парту в центре кабинета. По обе стороны от нее стояло по стулу. Больше мебели, если не считать старинного комода с покосившимися полками, не было.

Из-за тесноты Вакатоши сам себе показался в несколько раз больше, чем был на самом деле. Осторожно, чтобы ненароком не сшибить со стены рамку с насекомыми, он снял с плеча сумку и, вытащив из нее все необходимое, оставил ее на полу возле парты. Мацумото поступила так же, разве что двигалась она свободнее. Видимо, привыкла.

Они просидели вместе целый урок. Сначала друг напротив друга — Мацумото склонилась над своей тетрадью, периодически устремляя в никуда остекленевший взгляд, — а позже плечом к плечу. Вакатоши задавал много вопросов, так что Мацумото скоро надоело передавать его недописанное сочинение из рук в руки. Поэтому она взяла и передвинула стул, чтобы оказаться рядом и сразу видеть, что Вакатоши пишет.

Хоть Мацумото сидела совсем рядом, ее присутствие не отвлекало. Подобрав под себя ноги, она смотрела, как Вакатоши выводит очередную строку, и вмешивалась, только когда он сам просил о помощи или, сведя брови к переносице, чересчур долго буравил взглядом неоконченное предложение. Это помогало. Впервые с начала их занятий Вакатоши смог закончить сочинение раньше, чем почувствовал себя совершенно выжатым. Однако радоваться было рано. Это сочинение отличалось от предыдущих лишь тем, что он написал его быстрее, а часть ошибок исправил по ходу дела, не без участия Мацумото.

— Твой способ не работает, — сообщил Вакатоши одновременно с тем, как прозвенел звонок с урока. — Я стал хуже играть, но писать лучше не научился.

— Эм… Во-первых, у нас есть еще целый месяц. — возразила Мацумото. — Во-вторых, чего? Как это связано?

Не вставая, она развернулась, чтобы посмотреть на Вакатоши. Вид у нее был скорее изумленный, чем недовольный. Похоже, неожиданная параллель, которую он провел между их занятиями и волейболом, затмила вынесенный им суровый вердикт, и Мацумото даже не подумала обижаться. Зато потребовала объяснений. Их Вакатоши с готовностью предоставил.

Когда он умолк, Мацумото заговорила не сразу. Первым делом она поменяла позу — высвободила из-под себя одну ногу и, прижав колено к груди, оперлась на него локтем. После задумчиво прикусила костяшку указательного пальца. Мацумото хмурилась, но делала это растерянно. Вовсе не сердито, как в тот день, когда она решила, будто Вакатоши посчитал ее глупой, несмотря на то, что он не имел в виду ничего подобного.

— Я не знала, что все это отнимает у тебя столько времени и сил, — призналась она. — И что ты думаешь делать? Хочешь бросить?

— Нет.

Мацумото рассеянно постучала ногтями по парте.

— Я придумаю, как сделать так, чтобы ты все успевал. Дай мне несколько дней, а пока… Пока все же не бросай читать. Без этого никак. Честное слово. И вообще! — Соскочив со стула, Мацумото принялась расхаживать из стороны в сторону. — Ты, может, и не замечаешь прогресс, но он есть! Я его вижу! Вот! — Она остановилась, чтобы ткнуть пальцем в раскрытую тетрадь. — Ты стал писать те фразы, которые раньше не понимал. А теперь понимаешь! И ставишь их к месту! Чем не прогресс?

Вакатоши покачал головой.

— Этого мало.

— Мало, — передразнила его Мацумото. — Еще скажи, что на волейболе ты начал с подачи в прыжке, а не с той, которую делают снизу!

— Никто не начинает с подачи в прыжке.

— Именно!

— Но это, — Вакатоши кивнул в сторону тетради, — не волейбол.

— Да какая разница!

Мацумото схватила свою — закрытую — тетрадь и несильно шлепнула ею Вакатоши по лбу. Он опешил. Сообразив, что только что сделала, Мацумото переменилась в лице. Она отступила на шаг назад и прикрыла рот ладонью.

— Прости…

Вакатоши кончиками пальцев коснулся того места, по которому она его ударила. Больно не было.

— Прости, — во второй раз пролепетала Мацумото. Она выглядела напуганной, а не воодушевленной, какой была, пока рассказывала, насколько далеко Вакатоши продвинулся. — Я что-то увлеклась. Понимаешь, раньше я много занималась с Нацу и он… Он был просто невыносимым. И это, ну, вошло в привычку. Я совсем не думала тебя ударить! Ты ни разу на него не похож.

Вакатоши поднялся из-за парты. Теперь он возвышался над Мацумото, а не она над ним.

— В каком-то смысле это справедливо, — немного подумав, сказал он.

— Что?!

— Весной из-за моей подачи ты сломала нос.

— Э? То есть… ты не обижаешься?

— Нет. Но больше так не делай.

Мацумото с видимым облегчением выдохнула.

— Тебе не нужно меня бояться, — поблагодарив ее за занятие, произнес Вакатоши.

— А я и не боюсь!

Он приподнял уголок губ.

— Я рад.

Больше Вакатоши задерживаться не стал. Тренер ненавидел, когда опаздывали без уважительной на то причины — к ним относились лишь серьезная травма или смерть — и сурово наказывал за непунктуальность. Испытать его гнев на себе у Вакатоши не было никакого желания. Хватало и того, что его уже несколько раз отчитали за ухудшившуюся концентрацию да сбившийся режим, так что Мацумото стоило поскорее найти выход.

Однако ни на следующий день, ни к выходным она ничего не придумала. В субботу, ближе к вечеру, Вакатоши привел себя в порядок после тренировки и уехал домой — его ждал традиционный ужин в кругу семьи.

Здесь все было по-старому. Скрипучие коридоры, приглушенное бормотание радио, доносившиеся с кухни звон и шкворчание, запах готовящейся еды. Мать еще не вернулась. Парковочное место у дома пустовало, а в кабинете, который раньше принадлежал дедушке, потом бабушке, затем вместе с руководящей должностью по наследству перешел ей, было темно.

Вакатоши щелкнул выключателем. Мягкий свет лампы выхватил из мрака до отказа забитые книжные шкафы, низкий рабочий стол, на котором царил безукоризненный порядок, мягкий стул зайсу с брошенным на сиденье тонким пледом и давным-давно остановившиеся настенные часы. Вакатоши ни разу не видел, чтобы стрелки на них двигались. Бабушка рассказывала, что часы встали, когда умер дедушка, и с тех пор никто к ним не прикасался, кроме как для того, чтобы вытереть пыль.

Входить в кабинет Вакатоши не запрещали, но он не помнил, когда был здесь последний раз. И был ли вообще. Может, в детстве он лишь заглянул одним глазком, не увидел ничего интересного и с мячом под мышкой убежал на улицу. Или вернулся к себе чтобы раскрасить незаконченный рисунок.

Спустя годы это не имело значения.

Изучая корешки выставленных на полках книг, Вакатоши искал среди них ту, название которой в списке для чтения значилось следующим. Мацумото вряд ли составляла его организованно — судя по тому, как разнились годы создания, размеры и темы произведений, она выписывала их в том порядке, в каком вспоминала. Ее подход вызывал у Вакатоши легкое недоумение. Трудно было представить, чтобы его записи выглядели подобным образом. Казалось, в голове у Мацумото царил полный кавардак, но, может, в этом и заключался ее секрет?

Нужную книгу Вакатоши отыскал на одной из верхних полок. Это был роман в подклеенной скотчем обложке. Ни его короткое название, ни имя автора не говорили Вакатоши ровным счетом ничего. Снова ли ему придется читать о войне? Или он вернется к вороху коротких рассказов про встречи с ёкаями? А, может, к собранию танка. Следуя списку Мацумото, готовиться к чему-либо конкретному не было смысла — все равно не угадаешь, что тебя ждет под очередной обложкой.

Поставив на место ненужные книги, Вакатоши собрался уходить. Он в последний раз посмотрел на рабочий стол, за которым до позднего вечера засиживалась мать, на дедушкины часы, на забытый на стуле плед. Повернувшись к ним спиной, Вакатоши протянул руку, чтобы выключить свет. Но, услышав шаги, замер.

— Что ты здесь делаешь? — охнула мать.

Она возникла в дверном проеме, сгибаясь под тяжестью коробки, которую тащила от самой машины. Вакатоши положил книгу на ближайшую полку. Не проронив ни слова, он забрал у матери коробку и поставил ее, куда велели — к стене.

— Есть еще? — спросил Вакатоши.

— Да, там, в багажнике.

Коробок оказалось всего две штуки. Из-за того, что они были большими, перенести их разом не получилось, пришлось ходить дважды. Когда Вакатоши вернулся с последней, мать его поблагодарила. Она уже успела вскрыть две первые коробки и теперь разбирала их содержимое — толстые папки в твердых переплетах.

— Что это? — Вакатоши опустился на колени.

— Работа, — ответила мать.

Она доставала папки и раскладывала их по обе стороны от себя согласно только ей известному алгоритму. Заметив, что Вакатоши все еще за ней наблюдает, она подняла голову и указала на шкаф, на полке которого тот оставил найденную книгу.

— Увлекся чтением?

— Это для экзамена.

Мать нахмурилась.

— Раньше такие вещи не задавали читать целиком.

— Нам тоже не задали.

— Но ты все же собрался прочесть? — Она поджала губы.

Вакатоши кивнул. Помолчав немного, он решил, что этого недостаточно, и добавил:

— Мне посоветовала одноклассница.

— Ясно. — Мать выдержала паузу. — Как закончишь, верни туда, где взял. Твой дед… — Она прочистила горло. — Твой дед почему-то любил эту книгу.

— Я понял.

Старый роман, как и большая часть других книг, названия которых на клочке бумаги написала Мацумото, оказался далеко не самым простым чтивом. Но Вакатоши справлялся. Читал столько, сколько мог осилить за один присест, медленно, но уверенно продвигаясь к развязке мрачного запутанного сюжета.

Тем временем у Мацумото дела шли менее удачно. Пообещав подумать о новых методах обучения, она не заговаривала о них неделю, а то и больше. Как будто сдалась. Однажды, представив Мацумото очередное выстраданное сочинение, Вакатоши в лоб спросил ее об этом. «Я еще думаю», — ответила она. «Она еще думает», — хмуро поддакнула Ивасаки и за руку утащила Мацумото из класса.

Мысль о том, что до экзаменов оставалось меньше месяца, а он до сих пор не достиг хотя бы приблизительно того результата, которого от него ждал учитель, Вакатоши не нравилась. Она покидала его, только когда он был чем-то занят. Решал задачи, отвечал на уроке, читал или сосредотачивался на тренировках. Стоило заняться чем-то более механическим и простым, как она возвращалась. Поэтому идею физрука отправить их класс наматывать круги по школьному стадиону Вакатоши воспринял без энтузиазма.

Он давно оставил позади тех, кто первое время выдерживал его скорость, как вдруг вслед ему прилетело его собственное имя, которое отчаянно, прерываясь на то, чтобы схватить новую порцию воздуха, выкрикивал девчоночий голос. Не сбавляя шаг, Вакатоши оглянулся. За ним, разве что не помирая, бежала Мацумото.

— Я придумала! — на последнем издыхании прокричала она, и Вакатоши остановился.

Вскоре Мацумото его настигла. Шатаясь из стороны в сторону, она блаженно улыбалась, пока по ее непривычно бледному лицу ручьями стекал пот.

— Уф, не. не знала, что я такая дохлая.

Она растянула губы еще шире, и Вакатоши подумал, что от переутомления она вполне может грохнуться в обморок.

— Ты не дохлая, — за локоть уводя Мацумото с дорожки, возразил Вакатоши, — просто я слишком быстрый и выносливый.

— А, ну, это… это меняет дело.

Ладонью Мацумото зачесала наверх мокрую челку, что липла к не менее мокрому лбу.

— Тебе нужно присесть.

— М? Да, наверное. Только я… ха… я хотела кое-что сказать.

— Ты можешь говорить и сидя.

Отдуваясь, Мацумото издала полузадушенный смешок. Глаза у нее нездорово блестели.

— И то правда! Ой…

Она окончательно посерела, а затем ее стошнило.

Пока Мацумото отплевывалась и вытирала рот, Вакатоши осторожно похлопывал ее по спине. Бутылки воды у него под рукой, как назло, не было.

Выпрямившись, Мацумото уставилась на то, что некогда было ее завтраком.

— Вау… — пробормотала она. — И что с этим делать? Меня еще никогда не рвало на улице.

— Меня тоже, — согласился Вакатоши.

Они обменялись взглядами.

— У вас там все в порядке?

— Да, сэнсэй! — откликнулась Мацумото и помахала ему рукой. — Меня просто вырвало!

И хотя учитель сидел на нижнем ярусе трибун далеко от них, Вакатоши увидел, как стремительно он побледнел, прежде чем вскочить на ноги.

Мацумото минут десять убеждала паникующего физрука, что чувствует себя вполне нормально и ей просто нужно передохнуть, но он упрямо настаивал на визите к школьной медсестре. В конце концов оба выдохлись. Тогда Вакатоши воспользовался паузой, чтобы вставить свои пару слов. Удивительно, но, стоило ему предложить проводить Мацумото до медкабинета, как она сразу же согласилась. Учителя это более чем устроило.

Таким образом, пока остальные наматывали круги на солнцепеке, Вакатоши с Мацумото вновь оказались в маленьком кабинете с развешанной по стенам коллекцией жуков.

— Я люблю это место, — призналась Мацумото. — Здесь всегда тихо, и можно делать, что хочешь.

Она открыла окно. Со слабым дуновением ветра в душную комнату хлынул теплый июньский воздух.

— И что ты обычно делаешь?

— Разное. Но чаще читаю или делаю домашку. Это маленький клуб, поэтому сюда редко кто приходит. А ты, — Мацумото посмотрела на Вакатоши, — в своем клубе трудишься в поте лица, да?

Он кивнул.

— Круто.

Мацумото сделала глубокий вдох и на мгновение прикрыла глаза.

— Ты хотела сказать мне о чем-то, — напомнил ей Вакатоши. — На стадионе.

— М? Да, точно. Ты хорошо воспринимаешь на слух?

— У меня нет проблем со слухом.

— Я не об этом. Ай, ладно. Смотри: у тебя мало свободного времени, так? Ты постоянно тренируешься, учишься, бегаешь каждое утро… И все те книги, о которых я тебе написала — их слишком много. Ты везде таскаешь их с собой, методично читаешь строчку за строчкой, почти не отдыхаешь, но все равно движешься слишком медленно. И в целом тебе все это не особенно нравится. Я права?

Вакатоши согласился.

— Мне жаль, что я не подумала об этом сразу. — Понурилась Мацумото. — Но! С сегодняшнего дня все будет по-другому! У тебя есть наушники? Отлично. Тогда ты перейдешь на аудио-книги — их удобно слушать, пока занят чем-то другим. А еще мы сократим их количество — оставим только самое необходимое и простое для освоения. Как тебе?

— Неплохо.

Мацумото просияла.

— И еще — о сочинениях. Я думаю, тебе надо попробовать подражать кому-нибудь, а не писать от себя. Так должно быть легче. Есть ведь какой-нибудь автор, который тебе нравится?

Вакатоши задумался. Чтение никогда не было его страстью, и зачастую он ограничивался отрывками произведений, которые предлагали школьные учебники. Но это касалось художественной литературы. О спорте Вакатоши читал много, потому что понимал: одной практикой ограничиваться нельзя, без крепкой теоретической базы многого не добьешься.

— Есть кое-кто, — ответил он.

Мацумото в знак одобрения показала ему большой палец.

Тем вечером с ее заданием Вакатоши справился быстрее обычного. Некоторые слова будто сами по себе соскальзывали с кончика ручки на бумагу, хоть это и не отменяло того, что над большей их частью приходилось поломать голову.

Когда Мацумото прочла, что у Вакатоши получилось, она неверяще уставилась на него. А после обрушила целую лавину восторгов. Как если бы Вакатоши прямо сейчас, не сходя с места, нужно было номинировать на Нобелевскую премию, или какие там существуют международные награды для писателей. Впрочем, загордиться у него не вышло. Успокоившись, Мацумото мягко подчеркнула, что, несмотря на впечатляющий прорыв, им еще над многим нужно поработать.

— Я рада, что ты относишься к этому позитивно, — сказала она.

И только после ее слов Вакатоши понял, что улыбается.

В оставшиеся до экзаменов дни он и дальше старался подражать чужому слогу, для чего ему не нужно было прикладывать много усилий. Вакатоши прекрасно знал, как пишет тот, кого он выбрал себе за образец. Более того, Вакатоши знал, как он говорит. А все потому что Вакатоши подражал отцу.

Оставшиеся до экзаменов дни пролетели в мгновение ока. Уроки чередовались с подготовкой, подготовка — с уроками, летняя жара плавила мозги, цикады надрывались как потерпевшие, а Вакатоши нервничал. И чем сильнее он переживал, тем ожесточеннее становились его персональные тренировки — спортзал, где занималась мужская волейбольная команда, вновь закрыли, как и все остальные клубы. Кроме, разве что, энтомологического кружка. Он по воле Мацумото превратился в учебный класс, где все четверо: Вакатоши, Тендо, Ивасаки и, собственно, Мацумото, — обложившись учебниками, оставались после уроков.

Наконец день «икс» настал. На парту перед Вакатоши положили листы с заданиями. Сглотнув, он уставился на бланки, перевернутые пустой стороной кверху.

— Начинайте, — скомандовал учитель.

Все разом зашуршали бумагой. А потом стало тихо. Настолько, что можно было без труда расслышать, как поскрипывает чужая ручка.

Первый час пролетел незаметно. Расправившись с тестами, Вакатоши замер над главным своим испытанием — над сочинением. Тема для него показалась ему слишком легкой, не чета тому разнообразию, которым «баловала» его Мацумото, словно нарочно подбирая варианты посложнее. Вакатоши хмыкнул. Это было сродни тому, как если бы в финале Национальных он готовился сразиться против сильнейшей школы страны, а на площадку вышла бы команда аутсайдеров. Обидно, но… Разве он не мечтал победить?

Вакатоши корпел над сочинением, не обращая внимания ни на что вокруг. Он не видел и не слышал, как из класса начали выходить первые справившиеся с заданиями. Как половина парт опустела. Как в кабинете осталось не больше двенадцати человек. Все, о чем Вакатоши мог думать, умещалось на листе бумаги и не имело ни малейшего отношения к происходящему здесь и сейчас.

Текст ложился постепенно. Черта за чертой, слово за словом, строка за строкой. Хотелось верить, что он не просто чернел поверх белой страницы, но, как любила выражаться Мацумото, «имел свой голос». Вакатоши до сих пор не совсем понимал, о чем она говорила, но каждый раз, стоило ей воскликнуть, будто она слышит все им написанное, ему казалось, что во всем мире не было никого радостнее и счастливее нее. И оттого немного радостней и счастливей становился он сам.

Впервые за долгие годы учебы Вакатоши вышел с экзамена в числе последних не потому, что бесславно запутался в беспорядочной сети иероглифов, но потому, что увлекся и в порыве сказать все, что хотел, незаметно для себя написал гораздо больше, чем планировал. Сочинение не далось Вакатоши совсем уж легко. Однако в нынешний раз, как бы странно ни было это осознавать, самым сложным оказалось дождаться результатов. Их должны были озвучить в пятницу. В последний день перед летними каникулами.

Тем утром Вакатоши покинул общежитие задолго до первого звонка и к своему удивлению обнаружил возле школы Мацумото. Она сидела на траве, а рядом валялась сумка с учебниками. В руках Мацумото держала телефон. Морща лоб, она с невероятной скоростью печатала на нем что-то — кнопки так и щелкали в одном ритме с движением ее пальцев.

— Ты ела?

Вздрогнув от неожиданности, Мацумото запрокинула голову.

— Жарко же. Ничего не хочется.

Она заблокировала телефон. Угадав, что Мацумото собирается вставать, Вакатоши протянул ей руку.

— Все равно, — возразил он. — Нужно есть хотя бы немного.

— Да-да, знаю.

Она обхватила его ладонь своей, и он помог ей подняться.

Пока Мацумото подбирала вещи, Вакатоши достал из сумки еще холодный Калпис. Он купил его, возвращаясь с пробежки.

— Держи. Лучше, чем ничего.

— А? Спасибо!

Взяв бутылку, Мацумото приложила ее к щеке, отчего сразу же расплылась в блаженной улыбке.

— Кайф… Ледяная!

Вакатоши тихо фыркнул. Ему как-то не пришло на ум, что газировкой, которую он приобрел неподалеку от академии, можно было охладиться подобным образом.

— Надеюсь, линейка будет в зале, а не на улице. Или мы просто сваримся, — заметила Мацумото. — Наклонись-ка!

Озадаченный ее просьбой, Вакатоши опустил голову. Он не сразу понял что к чему, а когда понял, было уже поздно — его шея покрылась мурашками от соприкосновения с бодряще холодной бутылкой. Перемена в выражении его лица, похоже, развеселила Мацумото. Она засмеялась и переместила бутылку от шеи к щеке.

— Гораздо лучше, да?

— Да, — согласился Вакатоши. — Идем?

Лучше, чем газировка, от летней жары спасали только кондиционеры, и ему подумалось, что было бы хорошо поскорее оказаться в школе, где температура редко поднималась выше двадцати градусов. Мацумото спорить не стала. Она перекинула сумку через плечо, и они двинулись к главному входу.

— Я очень волнуюсь, — убирая уличные кроссовки в шкафчик, до которого с трудом дотягивалась, созналась Мацумото. — Не могу думать ни о чем, кроме результатов.

Вакатоши пожал плечами.

— Ты много готовилась. Этого достаточно.

Усмехнувшись, она покачала головой.

— Я не про себя. Просто… Понимаешь, будет очень обидно, если окажется, что ты зря столько трудился. Вот уж кто много готовился! Больше всех нас вместе взятых.

Мацумото помолчала. Когда она заговорила опять — они только отошли от шкафчиков — голос ее звучал тише, а сама она смотрела исключительно себе под ноги.

— Знаю, это эгоистично, но мне и за себя будет обидно. Типа репетитор из меня хуже некуда. Собственно, как я и думала.

Вакатоши поглядел на нее, но Мацумото этого не заметила. Она продолжала рассматривать плитку на полу и носки своих туфель, словно иначе непременно запнулась бы о собственную ногу.

— Я не думаю, что ты плохо учишь, — сказал Вакатоши.

— Спасибо, но ты не должен говорить это просто так. Из вежливости.

— Я говорю только то, что вижу и знаю. Не люблю врать.

Хватка, которой Мацумото вцепилась в подол юбки, заметно ослабла.

— Тогда давай посмотрим, сколько баллов тебе поставили, хорошо? А потом будем делать выводы.

Вакатоши кивнул.

— Так будет логичнее.

Направляясь к лестнице, они миновали учительскую. Стоило им оставить позади широкие раздвижные двери, из-за которых доносились голоса, шум кипящего чайника и гудение кофе-машины, как их окликнули.

— Ушиджима, Мацумото!

Обернувшись, они увидели учителя японского. Судя по блестящему от пота лицу, он совсем недавно вошел в школу и после улицы не успел привести себя в порядок.

— Идемте со мной. Это всего на минуту, вы никуда не опоздаете. Ну, давайте, смелее.

Точно подавая им пример, учитель открыл дверь и вошел в просторную, сплошь заставленную рабочими столами, комнату. Вакатоши с Мацумото последовали за ним.

— Та-ак.

Учитель со стуком поставил на стол кожаный портфель и, щелкнув застежкой, достал стопку исписанных бумаг. На верхнем листе Вакатоши заметил красные пометки: окружности обозначали верные ответы, а кресты перечеркивали ошибки. Сомнений не было. В руке учитель держал проверенные тесты.

Тряхнув ими, он сунул их Вакатоши.

— Поищи пока свой, там есть на что посмотреть. А что касается тебя, Мацумото…

Дальше Вакатоши не слушал. Он целиком и полностью сосредоточился на перебирании листов, которые от каждого неловкого движения норовили выскользнуть из рук и разлететься в разные стороны. Фамилии, написанные над работами, мелькали одна за другой. Обнаружив листок, подписанный почерком Тендо, Вакатоши остановился. Он подглядел итоговый результат и, удовлетворенно качнув головой, принялся листать дальше, пока не нашел свой вариант.

Его тестовая часть пестрела красными кружками. С ней Вакатоши справился не лучше и не хуже обычного, за исключением пары вопросов, ответы на которые он дал, вспомнив, о чем на дополнительных занятиях говорила Мацумото. После тестов шло сочинение. Прежде чем открыть его, Вакатоши сделал глубокий вдох, а затем — выдох.

Когда-то давно, еще до отъезда, отец говорил, что от любого волнения можно было запросто избавиться благодаря правильному дыханию, размеренному и глубокому. С тех пор Вакатоши исправно пользовался его советом. В младшей и средней школе — накануне трех матчей из десяти. В старшей — перед играми на национальных, где соперники не шли ни в какое сравнение с теми, кто заявлялся на отборочные этапы в Мияги. И вот теперь этот способ пригодился ему посреди пропахшей кофе и сигаретами учительской.

Вакатоши перелистнул страницу. Число под чертой, обозначающей ту строку, на которой он закончил, оказалось непривычно большим. Пускай оно и не было трехзначным, нечто подобное под одной из многочисленных своих попыток в длинный связный текст Вакатоши увидел впервые.

— Покажи, что там? — подергала его за рубашку Мацумото.

Вакатоши опустил листы, чтобы она смогла рассмотреть их, не вытягивая шею.

— Да это же…

— Да.

— В самом деле?!

Продолжая пялиться на размашисто выведенные цифры, Мацумото обеими руками схватила Вакатоши за локоть.

— Ты молодец! Ты такой молодец! — вполголоса, чтобы не получить нагоняй, пробормотала она. — Это же… Это же просто…

«Победа», — в унисон с ней подумал Вакатоши.

— Вот видишь. — Улыбнулся учитель. — Можешь, когда захочешь, да, Ушиджима? Не настолько это и сложно — с умом изъясняться на родном языке.

Вакатоши вернул ему усыпанные иероглифами листы.

— Спасибо, сэнсэй, — произнес он, а когда они с Мацумото вышли из учительской, он сказал то же самое еще раз, но теперь обращаясь к ней.

Мацумото вспыхнула.

— Какая я тебе сэнсэй! — запротестовала она. — Просто попыталась рассказать все, что знаю! И начали мы не очень удачно, если ты не помнишь, и…

Она замолчала, как только Вакатоши уверенно положил ладони ей на плечи.

— Мы оба старались, — чуть ли не по слогам, чтобы до нее наверняка дошло, припечатал Вакатоши. — Ты ошиблась сначала, но потом нашла выход. Я научился тому, чему не мог научиться годами. Мы оба справились. Оба победили.

Он крепче сжал ее плечи. Мацумото сглотнула. На них, замерших неподалеку от лестницы, оглядывались. Стайка девчонок, проходя мимо, не удержалась от того, чтобы захихикать, но Вакатоши не обратил на это внимания. Он пристально смотрел в широко распахнутые глаза Мацумото. Ему было важно, чтобы она поняла. Чтобы почувствовала то же самое, что чувствовал он — гордость за себя и пьянящую радость от того, что усилия окупились сторицей.

Испытывай он то же на региональных, вместо усталости и разочарования, Шираторидзава все четыре победы одержала бы с совершенно разгромным счетом, который Ойкаве бы и в кошмаре не приснился. Но, поскольку менять прошлое Вакатоши не умел, все, что ему оставалось, это жить настоящим. Такое положение дел его вполне устраивало. Ведь когда, если не сейчас, он мог поблагодарить Мацумото за ее труд и поддержку, а заодно признаться ей в том, что отныне будет пользоваться всем, чему она его научила, каждый раз, как его попросят написать что-то длиннее трех предложений.

Пускай по значимости этот экзамен не шел ни в какое сравнение с финалом национальных, Вакатоши все равно ощущал себя настоящим победителем. И ему было приятно делить эту победу на двоих с Мацумото, как они всей командой поровну делили победы Шираторидзавы, будто то важный матч или всего лишь проходной.