Плохо… Голова гудела как после первой попытки Иоши тренировать на нем гендзюцу или как когда они поспорили, кто дольше не будет спать. Спустя какое-то время, однако, Сэцуна нашёл, что его состояние уже достаточно приемлемое, чтобы встать. 

Первым, что он увидел, были его собственные ноги, укрытые тонким покрывалом, вторым — строгое лицо какого-то неизвестного мужчины с моном Сенджу на повязке. Внутри что-то тревожно царапнуло, но Сэцуна решил на этом не концентрироваться, списав звоночки интуиции на предчувствие знатного скандала. Ох-х, теперь им снова влетит от дяди… Тобирама будет зол. Очень. Будет ругаться… Иоши, если он узнает, что это была его идея и именно он стащил в итоге свиток из хранилища, точно не поздоровится. И как старший…

Тяжкий вздох вырвался из груди сам собой. Старшие всегда в ответе за младших. Старшие должны защищать младших. Такие истины прививались детям в их семье. Сэцуна, конечно, был младшим сыном своих родителей, и потому родных младших брата или сестры у него не было, но эту роль самым естественным образом занимал Иоши с раннего их детства. И так как отец и даже дядя против такого расклада не возражали, парень считал, что действует правильно. 

Иоши следовало прикрыть. Ему, как племяннику, должно достаться чуть меньше (хотя какой там: дети их семей давным-давно стали условно “общими” — Учиха Мадара плотно общался с отцом Сэцуны, последний дорожил другом как братом, так что в какой-то мере они с Иоши были кем-то вроде кузенов). А еще он умеет принимать свои ошибки и каяться, тогда как Иоши… Иоши, как правило, был искренне уверен, что все делает правильно. И это вечно все портило. Ну кто еще додумается спорить с Хокаге во время выговора, а? Молчал бы, и глядишь, поменьше наказания были.

— Извините, — сторожащий его Сенджу перевел на него мрачный взгляд. Сэцуне тут же стало не по себе, но он старался не подавать виду. Голос оставался все таким же спокойным и уверенным. — Как ваше имя?..

— Эши, — вполне соответствующим его внешности басом выдал тот. Фамилию называть не было смысла. Подросток покосился на родной мон. Биджу, и как только он умудрился ни разу не увидеть такого амбала. “Амбал”, заметив его интерес к повязке, криво ухмыльнулся и с каким-то злорадством добавил: — Сенджу Эши.

И что это должно значить?.. Сэцуна столь же криво улыбнулся в ответ, чувствуя себя при этом крайне неловко. Впрочем, не особенно важны сейчас странности этого типа. Прежде всего следует отчитаться (покаяться) перед дядей Тобирамой.

— Сенджу Сэцуна, — кивнул приветственно он, и перешел к делу: — Эши-сан, не могли бы вы передать Тобираме-сама мои слова? 

С порога кичиться тем, что “Тобирама-сама” для него “одзи-сан”, Сэцуна нашел неприемлемым. Он-то, конечно, сын прошлого Главы, великого Шодай Хокаге, но это же не значит, что его каждая собака на районе знать обязана. Эши на такую просьбу смешно выпучил свои мелкие глаза, так неуместно смотрящиеся на крупном лице, и даже приоткрыл рот. Вероятно, сначала Сэцуне следовало дождаться согласия… но почему-то именно на этом моменте его вежливость и спокойствие закончились. Где, биджу побери, Иоши?! Почему он очнулся в незнакомой комнате, а не у себя дома, в кабинете Хокаге или хотя бы у Юко-сан?! Неужели их проступок оказался серьезнее, чем они представляли? Это значит, Иоши сейчас может быть на допросе или в тюремной камере?! 

Беспокойство за этого придурка просто сводило Сенджу с ума. Поэтому и объяснительная получилась в не совсем положенном стиле.

— Я честно каюсь в том, что мы с Иоши проникли в хранилище и украли тот свиток, — затараторил парень, — но на самом деле это была моя идея. Мне захотелось посмотреть запретные техники и я уговорил Иоши на это. Мы проникли в кабинет Хокаге, узнали о графике патруля в той зоне и с помощью этих сведений пробрались в хранилище. Мне прекрасно известно, что сообщников также ждет наказание, но!..

Эши, до того пятившийся к выходу со странным выражением лица, наконец добрался до проема и, выглянув в него, обратился к кому-то:

— Тацуда, зови Тобираму-сама, пленник очнулся, — мужчина окинул Сэцуну оценивающим взглядом и бросил: — Правда он, кажется, не в себе. Пытается отгородить какую-то Иоши.

Внутри похолодело. Неужели все так серьезно? Даже этот тип догадался, что настоящий виновник Иоши. Ксо. И как же теперь его отмазать? Одно хорошо, сейчас, видимо, придет дядя и тогда можно будет вымаливать прощение напрямую. Этот Эши, явно бывший экзекутор (какой к биджу “пленный”? Правильно говорить “заключенный”, они же односельчане, а не враги), не шибко ему нравился. Правда, — Сэцуна помрачнел, — кажется в этот раз мы влипли во что-то серьезное. Да и в то, что Иоши здесь ни при чем, дядя не поверит. Слишком хорошо знает, кто в “тандеме” отвечает за шило в жопе, а кто за голову. Идея оставалась только одна…

Тобирама прибыл на место быстро, буквально спустя пять минут, что наводило на мысль, что ждал он где-то неподалеку. Нервы за эти пять минут, правда, успели натянуться до предела, и как только Хокаге преступил порог, Сэцуна перешел к главному. 

— Дядя, пожалуйста, не наказывай Иоши! — воскликнул он, подрываясь с места и, несмотря на предупреждающий взгляд амбала, подбегая к родственнику вплотную. Тобирама смотрел на необыкновенно эмоционального и взволнованного племянника со слабо скрываемым удивлением. — Это правда моя вина! В этот раз это была моя идея, честно! Дя...дя?..

А когда вслед за Вторым Хокаге зашел Первый, удивление отразилось и на лице Сэцуны. Все сразу встало на свои места. На отрицание тратить время не было смысла: техника сработала. 

— Папа?.. — в голосе что-то дрогнуло. Отец смотрел на него с недоумением. Живой.

***

О Мадаре в их семье говорить не любили. Предатель клана, бывший его Глава… Обсуждение его личности словно было под запретом, лишь изредка старшие братья вспоминали прошлое, делясь воспоминаниями, где Учиха Мадара был не Богом Войны, жестоким Главой Учиха, тем, кто погиб, сражаясь с Первым Хокаге, а просто отцом. Своим старшим братьям Иоши откровенно завидовал, это была его маленькая слабость. У них был отец, у Сэцуны был папа, крутой и добрый Хаширама-сан, даже у мрачной Йори-нэ, пусть недолго, но был второй родитель. А у Иоши не было: Мадара-ото-сан почему-то решил умереть вот прямо в тот день, когда его младший сын родился (Иоши подозревал, что это связано, и родился на две недели раньше ожидаемого он как раз из-за того великого сражения).

Внутри горела тревога, предвкушение, радость. Учиха беспокоился за друга, но верил, что тот выкарабкается (это же Сенджу: с его-то мозгами…), и потому не мог избавиться от восхищения одним лишь фактом: скоро он увидит отца. В живую! 

Соклановец, сторожащий его, не счел нужным о чем-либо его спрашивать, поэтому долгие-долгие минуты они сидели в тишине. И именно из-за нее, из-за тишины, сдвоенный шаг в коридоре был так слышен. С легким шорохом отъехала в сторону седзи, а внутрь ступил…

Вокруг Учиха Мадары темной аурой клубилась власть и сила, от Учиха Мадары, лишь заслышав его имя, в страхе бежали враги, армии, у Учиха Мадары было пятеро детей. Учиха Иоши считал себя главным его фанатом.

А еще Учиха Иоши совершенно не умеет скрывать эмоции, поэтому от восхищения в его взгляде великий Учиха Мадара невольно делает шаг назад. Учиха Изуна, подметив реакцию, насмешливо хмыкает.

— Это что? — Мадара выразительно покосился на младшего брата, стоящего за спиной.

— Кто, — поправляет его Изуна, держась спокойно, словно сам отреагировал на нежданно свалившегося на него соклановца совершенно нормально. — Это…

— Меня зовут Иоши, — зачаровано отвечает “это”, перебивая родича, самоконтроль которого рушится по частям. Изуна открывает рот, готовясь разразиться новой тирадой, ловит взгляд брата, закрывает. А Иоши не обращает на изменения в мимике дяди никакого внимания, смотря лишь на одного человека — своего отца.

— Значит, Иоши, — отец хмыкает (точь-в-точь как дядя Изуна, — отмечает парень). — Учиха?

— Чистокровный, — вскидывается он, но не всерьез, а скорее по привычке. Быть Учиха — гордость для любого, а сомнения в принадлежности клану одного из его наследников — то еще оскорбление.

— И откуда ты такой взялся, чистокровный? — Мадара держится расслаблено, меткий взгляд Иоши, поглощенного своим восхищением, замечает, что это все внешнее, а еще, что в глазах его надзирателя, лишь на миг, сверкает алая искра. Будь здесь Сецуна, уже взвился бы весь от напряжения и паранойи, а Иоши… Иоши плевать, он просто счастлив возможности познакомиться с кумиром своего детства.

— Я из будущего, — говорит он честно, осознавая, что лгать под шаринганом не только бесполезно, но еще и вредно. Заметив заинтересованные взгляды окружающих (только дядя смотрит, как на сумасшедшего), Иоши пускается в объяснения: — Мы с Сецуной… одолжили свиток с одной крутой техникой, а когда использовали ее, я очутился здесь.

Мадару перекосило в неверии. Иоши понял это по-своему.

— Ну, то есть, на дереве, потом на земле, а потом меня нашел… — “дядя Изуна, дядя Изуна, — повторял про себя как мантру парень, боясь ошибиться, — не…” — Не-мама. 

Костяшки пальцев Изуны, сжатых до боли в кулак, красноречиво щелкнули. Он его сейчас прибьет. 

— “Не-мама”? — Мадара, правда, скалится без намека на злость и, кажется, готов расхохотаться. Чудная динамика братских отношений. Мужчина своевольно пихает брата локтем. — Слышал, Изуна? Вот он прогресс: еще не “папа”, но уже и “не мама”.

Изуна зыркнул на Мадару с истинно зверским выражением лица. Все эти шутки били по больному и так: его часто всякие слепошарые идиоты умудрялись путать с девушкой, — но в последнее время к этой теме он был чувствительней обычного. Его жена скоро родит, и избавиться от переживаний насчет того, каким он будет отцом, ничуть не помогали кретины, зовущие его “мамой”.

— Нии-сан, будь серьезнее, — прошипел он, не найдясь, что сказать в ответ на подколы. — В такой бред без литра сакэ даже полнейший дебил не поверит.

— Но он не врет, — вставляет свою лепту Ацура, сканирующий подростка шаринганом на протяжении всего разговора. Мадара, услышав это, тут же теряет настрой к веселью и смотрит как-то иначе. Оценивающе. Задумчиво. Никто не знает, о чем думает Глава, но у Ацуры на ситуацию свой взгляд, непредвзятый. Со стороны внешнее сходство между тремя Учиха видно без шарингана, но с ним — особенно четко. У Ацуры даже есть глупая теория, которую он рискует озвучить, видят ками, лишь из-за расслабленно-домашней атмосферы. — А еще у него глаза Юко-сан.

На этих словах Изуну почти бьет током, вспоминаются собственные размышления о том, что разрез глаз парнишки действительно кого-то ему напоминают. Мадара паниковать, верить или опровергать теорию соклановца не спешит, лишь забавляется ей. А Иоши моргает, блестит знакомыми глазами и поражается наблюдательности Учиха.

— Это моя мама, — говорит он, как что-то, само собой разумеющееся. И Мадаре отчего-то становится не так весело.

— Учиха Юко, “Тень шарингана”? — напряженно уточняет он, не веря, но желая знать наверняка, идет ли разговор о его жене. Подросток немедленно кивает, полностью уверенный в своем жесте. Своей растерянности Глава Учиха не выдает ни единым движением, и только младший брат, знающий его, замечает натянутость в насмешливом тоне. — Если она твоя мать, кто же тогда отец?

— Учиха Мадара, — Иоши отвечает с готовностью, внутренне сжимаясь в ожидании реакции. Ну? Как он отреагирует? Удивится? Примет его? Или не поверит? На манер матери, он с дрожащей в голосе гордостью произносит прозвище отца: — “Бог Войны”.

— Не, ну тут литра мало будет, — ляпает Ацура и тут же сжимает голову в плечи, когда на него уничижительно смотрят оба монстра Учиха. Останавливаться вовремя он, правда, как и Иоши (почему и симпатизирует парню), не умеет. — Надо два…

Глава, уже вернувшись вниманием на “сына”, вновь косится. Снова смотрит на Иоши, на брата, на подчиненного. А пошло оно все к биджу.

— Так неси, — приказывает он, признавая, что без рюмки выдержать грядущий разговор (допрос) будет проблематично. — Чего ждешь?

Ацура послушно выбегает из комнаты. Иоши воодушевленно переводит взгляд с дяди на отца и обратно. Мадаре тошно. И правда, а глаза-то похожи…