Eta, 07 — удар.

Волнения в королевстве — это так же естественно, как то, что ты можешь умереть в замке, прибывая на службе. Ни крепкие, неприступные стены, ни стража, расставленная по коридорам, не спасёт.

Волнения — это естественно.

Смерть — не для неё. Ранения — тоже. Оби не мог позволить, чтобы её ранили, и тем более не мог позволить, чтобы её убили, но бывают моменты, когда их пути расходятся — ведь у них разные роли и обязанности, — и он не знает, на волоске ли её жизнь, он может контролировать ситуацию только со своей стороны. Это тревожит. Тревожит сильнее, чем что-либо ещё, заставляет теряться в мыслях и отвлекаться.

Если её ранят, его, наверное, хватит удар. Если его ранят, её ничего не хватит — и хорошо.

Так что когда на неё замахиваются, Оби встаёт перед ней, поворачиваясь спиной к клинку. Обнимает, обхватывает, крепко, не вдохнуть и не дёрнуться, закрывая всю и сразу, но времени на то, чтобы уклониться, не остаётся.

Он вздрагивает и издаёт нечленораздельный звук, когда лезвие входит над лопаткой, в плечо, сжимает челюсть и тихо рычит. Глаза Шираюки расширяются от ужаса, но она не может ничего сделать, не может ничего сказать, прижатая, вжатая в его грудь так, что не открыть рта и не повернуть голову. Проходит секунда, и Оби отклоняется назад, с разворота врезая ногой по руке нападающего. Клинок отлетает в сторону, кровь пропитывает одежду, и Шираюки касается раненного места, и руки её окрашиваются в алый, но этот алый совсем не такой, как алый цвет её волос. Этот алый — страшный, колючий, обжигающий, волнующий до подгибающихся в страхе ног. 

Это алый, который она никогда бы не хотела видеть.

Не на нём.

Это алый, который он никогда не сможет увидеть на ней. Иначе что-то рухнет. Что-то — внутри, тяжёлое и опасное, и тогда тому, что ей навредило, не спастись. Не спрятаться. Не исчезнуть, пока Оби не поймает его, пока не разберётся с ним, пока не уравновесит свои чувства — и её раны.