Ханна случилась слишком быстро и совершенно неожиданно. Гарри был в паре с Бенджамином, который настаивал, чтобы все называли его Бенджи, что Ханна ненавидела, и поэтому она стала называть его Би Джей — что заставляло Бенджамина краснеть, смеяться и протестовать, хотя и не слишком сильно. Бенджамин много говорил о ней, наугад за обедом или у них в офисе, заканчивал словами: “Ты знаешь, что в ней такого, но я просто не могу...”, как будто они все это время вели этот разговор. Как будто Гарри спрашивал его.

Но было что-то такое в том, чтобы видеть, как кто-то влюбляется. Видя их беспомощность, их неспособность перестать думать об этом, говорить об этом. Как они обыскивали комнату, любую комнату, а потом, казалось, были недовольны собой за то, что сделали это.

Было что-то особенное в том, чтобы смотреть на человека глазами тех, кто его любил. Ты и сам можешь влюбиться, просто так. Гарри не имел этого в виду, даже не хотел, но Ханне, похоже, не очень нравился Бенджамин, зато, похоже, очень нравился Гарри, и всякий раз, когда они разговаривали — или ходили выпить, или делили бутерброд у тележки с едой за пределами отдела — Гарри мог представить, как взволнован Бенджамин был бы на его месте. Как бы он нервничал и был взволнован, если бы ее рука сжала его руку, когда она смеялась. Как бы он был на седьмом небе от счастья, если бы она подмигнула ему через три бокала с другого конца бара.

Они закончили тем, что страстно целовались за пабом ровно через месяц после экзаменов. Она прижала Гарри к стене, руки блуждали у него под рубашкой.

— Хорошо, — выдохнул Гарри ей в рот. — Ладно. Хорошо. Ты не можешь сказать Бенджи. Ты не можешь сказать...

— О боже мой. — Ее губы влажно скользнули по его щеке. — Почему ты говоришь о нем прямо сейчас? Боже.

— Ты ему нравишься. Не говори ему, что я сказал. Блять. — Она посасывала его шею, местечко под ухом.

— Мне все равно, — пробормотала она, проводя горячими пальцами по его джинсам. — Отведи меня домой.

— Дело в том, — вот что он в итоге сказал Бенджамину через два месяца после их с Ханной тайного романа, — дело в том, что она мне нравится. Типа, она мне действительно нравится, Бенджи. И... мне жаль. Но она мне нравится.

— Пошел ты, — вот что Бенджамин сказал на это, случайно приправив это магией, случайно толкнув Гарри, когда он проходил мимо. Они оба попали в беду из-за последовавшей за этим стычки, и оба были записаны на двухнедельный курс по управлению персоналом, посвященный общению и межведомственным отношениям.

***

Во время обеда у Андромеды Рон осмотрел синяк на щеке Гарри с сочувственным шипением. Гарри прижимал к плечу спящего Тедди, мягко укачивая его, ходил взад и вперед по маленькой гостиной и говорил — тихо, чтобы не разбудить малыша, — что:

— Я мудак. Я ужасный человек. Что со мной случилось? Раньше я был хорошим, верно? Почему я?..

Гермиона фыркнула.

— Ты всегда так делал.

— Что?

— Люди всегда нравились тебе больше, когда ты видел, что они нравятся другим, — сказала она, улыбаясь, ломая корешок своей книги в мягкой обложке, когда перевернула страницу, дойдя точно до середины.

— Прошу прощения! — притворно прошептал он, кивая на спящего малыша у него на плече. — Я ничего подобного не делаю! Назови один случай, назови хоть раз, когда я...

— Джинни, — вмешался Рон.

— Чжоу, — сказала Гермиона. — Блейз…

— Блейз, — подтвердил Рон.

— Блейз веселый, — возразил Гарри, игнорируя другие примеры.

— Что ты начал говорить только после того, как увидел, как он подружился с Невиллом на вечеринке Луны.

— Тогда я не встречал его раньше!

— Мы ходили с ним в школу.

— О, ты знаешь, что я имею в виду. — Затем, положив руку на мягкую головку Тедди, поглаживаю большим пальцем. — Не так ли, Тедди? Да, это так. Ты единственный, кто понимает меня. Мой единственный настоящий друг.

— Узурпирован ребенком, — серьезно сказал Рон. — Как трагично.

И когда Малфой спросил его — скучающий, через 15 минут их молчаливого объятия через кухонный стол в Мэноре, глаза скользнули по синяку на щеке Гарри — было ли что-то новое в его жизни, Гарри сказал просто,

Нет

Учебники Малфоя по зельеварению и черновики эссе были сдвинуты на дальний конец длинного стола, чтобы освободить место для них двоих. У него было три зелья, кипевшие на медленном огне, одно из которых постоянно дымилась туманным темно-синим дымом. Две коробки с ингредиентами были открыты, маленькие пузырьки и бутылочки наполовину внутри, наполовину снаружи. Сама кухня была с высоким потолком, на полках висели медные сковородки, сушились пучки шалфея, связки сосисок и один фазан, привязанный вверх ногами. Радио было включено постоянно, обычно на одном из старых музыкальных каналов — иногда на радиопостановке, шоу, которое Малфой, казалось, слушал обычно. Что-то о путешествиях по миру. Что-то о драконах. Малфой, насколько Гарри мог видеть, большую часть своей жизни проводил на кухне, где его обеды и ужины, письма и домашние задания были разбросаны по столу из черного дерева, который занимал большую часть комнаты.

Гермиона сказала, что к нему домой приходил частный наставник, чтобы обучить его мастерству в зельеварении, потому что ни одно учебное заведение не приняло бы его. Гарри отреагировал на эту информацию с недоумением: Почему ты все еще разговариваешь с ним?

Теперь он часть твоей жизни, твоего здоровья, сказала она, качая головой и улыбаясь так, словно едва могла его понять. Почему ты этого не делаешь?

Мне нечего ему сказать, беззаботно сказал Гарри. И ему нечего мне сказать.

— А у тебя? — спросил Гарри, разминая пальцы, поправляя хватку на руке Малфоя. От этой связи у него по спине пробежали искры. Гарри проверил время. 09:03.

— Нет, — сказал Малфой слишком поздно, выглядя при этом надменно. — Ничего.

***

Узы считались Темной магией со времен закона 1766 года, когда состоятельный контрабандист зверей Бо Бас Бастион привязал к себе высокопоставленного чиновника министерства, передав ему кружевной платочек. Это привело к принятию ряда законов о владении, содержании и продаже магических зверей в Британии, что, в свою очередь, привело к Великой чуме гиппогрифов в 1768 году.

В ходе последовавшей судебной тяжбы Бо Бас Бастион, который провел большую часть своего времени в суде, отвечая на каждое обвинение притворно-шокированным вздохом и “Нет, правда?”, был приговорен к освобождению. Механизм этого в то время был не очень хорошо известен, поскольку узы обычно считались старомодной магией, магией ведьм, используемой в основном хитрыми свахами в процессе организации браков. Бо Бас Бастион, услышав свой приговор, величественно развел руками, одетый во все шелковое, зеленое, голубое и желтое, и сказал:

— Делайте все, что в ваших силах, джентльмены.

Он умер не прошло и нескольких мгновений, задыхаясь на полу зала суда. Его магическое ядро прожгло дыру прямо в его груди. Человек, с которым он был связан, выжил, правда, с трудом, и год спустя вышел из коматозного состояния, став сквибом.

С этого момента Узы были помечены как "Темная магия" и в высшей степени незаконны. Распутывания, включенные в законодательство, которое сопровождало запрет на узы, впоследствии разрешались только в том случае, если рассматриваемая ведьма или волшебник были достаточно молоды, чтобы не иметь стабилизированного магического ядра. Исследования расходились в том, когда магическое ядро вступило в свои права: до 19 века общепринятым было то, что ребенок в возрасте 7 лет считался полноценной ведьмой или волшебником. После образовательных реформ начала 20-го века и движения за магическую педагогику 1930-х годов это возрастное ограничение было увеличено до 11 лет, когда они начали свое магическое образование.

— Но! — Сказала Гермиона, подняв указательный палец в воздух. — Но! — Она подтолкнула несколько книг через стол, ища одну, нашла ее, провела рукой по странице в тонкой бумаге — постучала по ней. — Видишь ли, итак, есть теория — верно, есть эта теория — и она увлекательна. Квантовая магия теперь официально является моей новой любимой отраслью исследований. Знаешь ли ты, что некоторые заклинания реагируют по-разному в зависимости от того, сколько тел находится в комнате? В любом случае! Ладно! Есть теория! — Она попыталась откинуться на спинку стула, но вместо этого забралась на него, положив ноги на сиденье, скорчившись, слишком взволнованная, чтобы оставаться неподвижной. — Это говорит о том, что магическое ядро каждого находится в постоянном движении, что оно никогда по-настоящему не стабилизируется. И что есть способы дестабилизировать это — ситуации, в которых можно поощрять движение магического ядра, например, я не знаю. Космическое пространство.

Гарри рассмеялся, пораженный ею. На ее разум, на ее дружбу.

— Ты хочешь отправить меня на Луну?

— Нет, — сказала она. Ее улыбка была немного чересчур широкой. — Может быть.

— Может быть, Малфоя интересует Луна, — сказал он. — Ты спрашивала его?

— Он был здесь, когда я нашла это. — Она кивнула на книгу, правильно усевшись на стул. — Я могу тебе сказать, что он не испытывает особых чувств к Луне.

— Он был здесь? В вашей... в вашей с Роном квартире? Господи, Гермиона, ты действительно…

Она подняла руку, помахав ею.

— Больше не будем об этом говорить. Нет. Не-а.

— Ты знала, что он не верит в дружбу?

— О да, я слышала. Ты когда-нибудь слышал, чтобы он говорил об этике одолжений?

— Что? Нет, мы не...

— О, тогда тебя ждет десерт. Полчаса. Полчаса он читал мне нотации. — Она покачала головой, но, на взгляд Гарри, казалась слишком удивленной, но недостаточно раздраженной.

Он сказал это Ханне той ночью, когда они вдвоем свернулись калачиком в его постели, одна его рука лежала на ее мягком животе.

— Гермиона будет делать все, что захочет, — заявила Ханна. Она играла с его волосами, его кудрями. — Ты можешь либо смириться с этим, либо продолжать горевать по этому поводу.

Он скорчил гримасу.

— Это мои варианты?

— Да, Гарри, — она улыбнулась, и на ее щеках появились две глубокие ямочки. — Это твои варианты.

***

Малфой протянул ему кружку с чаем, но Гарри некуда было ее поставить. На столе перед ним лежала небольшая стопка отвергнутых черновиков, а также горстка маленьких растений, которые, казалось, мягко махали своими молодыми стеблями в застенчивом приветствии. Там были тарелки с недоеденным печеньем, несколько старых салфеток, книги, пучок лаванды, нитки, несколько пустых флаконов и две бутылки сока "Веселый Джек", который, как понял Гарри, был каким-то волшебным энергетическим напитком.

Он все еще помнил, как Малфой тихо прибирался в Гриммо во время своего пребывания там — как он делал это всякий раз, когда Гарри не было рядом.

— Ты знаешь, — сказал Гарри, рука с чашкой зависла над столом — неуверенный, что делать, куда ее поставить. — Я всегда считал тебя организованным типом.

— О, черт возьми... — Малфой отодвинул бумаги в одну сторону, растения — в другую. Между ними появился маленький квадратик стола. — Вот. Организация.

Гарри издал сухой смешок и поставил кружку, все еще держа ее в руках, согревая пальцы. Даже с включенной плитой кухня Мэнора была прохладной комнатой, широкая плитка удерживала холод. С самого лета они встречались только у Малфоя, никогда на Гриммо. Гарри не предложил, чувствуя себя сбитым с толку и противоречивым из-за идеи возвращения Малфоя в свой дом. И Малфой, к его чести, казалось, никогда не возражал.

Сбоку от кухни были двери, которые вели в узкий сад, и в тот день они почти полностью запотели. Сквозь стекло было видно только расплывчатое пятно заснеженного кустарника. Зимние птицы порхали вокруг, неясные очертания за стеклом, влетали в заснеженный подлесок и вылетали из него, деловито болтая.

Малфой подул на свою собственную кружку. Он рассеянно подтолкнул мизинцем палочку, которую оставил на столе, и дымовые часы запнулись, дрогнули. Он раздраженно подтолкнул ее снова, на этот раз костяшками пальцев, и в воздухе между ними ожили полные часы.

Малфой протянул руку. Гарри накрыл ее своей. Связь дрогнула, и они оба резко вдохнули и выдохнули, чуть ниже сели в своих креслах. Малфой вздохнул, на мгновение откинув голову назад. Когда он выпрямился, то схватил одно из печений с тарелки.

— Итак, Грейнджер сказала тебе, что мы летим на Луну? — сказал он, все еще жуя, скромно приложив палец к губам.

— Да. Она также сказала, что ты в восторге от этого.

— О, конечно. Видишь ли, эта планета была так добра ко мне, что я решил попытать счастья на другой.

Гарри, который какое-то время рассматривал печенье, тоже взял одно.

— Луна — это не планета.

— Неважно. Оно тебе нравится?

— Например, что?

— Печенье.

Гарри перестал жевать. Он пожал плечами, двигая обеими их руками.

— Я полагаю.

— Ты полагаешь? Это так ты потребляешь большую часть пищи, Поттер? Оценивая его вкус, пожимая плечами?

— Ладно, Господи. Это ты сделал или что-то в этом роде?

Малфой сделал глоток чая.

— Возможно, — сказал он в свою кружку.

— Оно нормальное. Милое. — Затем, спустя вдох: — Лимон?

Малфой посмотрел на него, приподняв одну бровь. Его рот двигался, как будто он пробовал какой-то вкус.

— Апельсин.

Гарри пожал плечами, как бы говоря: достаточно близко. Между ними воцарилось молчание. Снаружи все еще щебетали птицы.

Сердцебиение Малфоя было ровным под хваткой Гарри, твердый ритм, который подчеркивал движение пальцев Малфоя, когда они двигались, поглаживая маленькие дорожки на его коже. Он делал это с самого начала, и Гарри не обращал на это внимания. Он знал, как это нравится Связи — чувствовал, как она вознаграждает их маленьким горячим всплеском всякий раз, когда он делает то же самое.

Дымовые часы пыхтели в течение нескольких секунд. 10:11, 10:10, 10:09 . . .

— Ты думаешь, Гермиона что-то заподозрила с теорией ”ядро в движении"?

Малфой хмыкнул, прищелкнул языком.

— Кто знает. Видишь ли, лучшие разрушители страны не смогли придумать ничего лучшего, так что кто знает. Это был бы не первый раз, когда Грейнджер спасла мир, каким мы его знаем, не так ли?

Гарри не мог понять, серьезно ли Малфой. Вместо ответа он отхлебнул чаю, затем немного подождал.

— Потому что я бы с удовольствием сводил Ханну куда-нибудь. Типа... в отпуск. Полноценный, а не два дня. Без необходимости аппарировать обратно. Я хочу, чтобы мы действительно просто... уехали вместе. На какое-то время. — Затем, возможно, больше для себя, — Я никогда раньше по-настоящему не ездил в отпуск.

— Как печально, — категорично сказал Малфой. Гарри впился в него взглядом, и Малфой снова отхлебнул чаю, добавив: — Я полагаю, Ханна твоя...?

— Да. Так и есть.

— Понимаю. Что ж. — Малфой поставил свою кружку. — Возможно. Кто знает, — повторил он, затем прочистил горло. Он посмотрел в сторону темных окон. Его пальцы остановились на коже Гарри.

***

Дело в том, что Ханна была именно тем, что нравилось Гарри. Дело было не только в том, что она ему понравилась, скорее, он пригласил ее на ужин к Рону и Гермионе, и в итоге она добрых час или два разговаривала с Роном о квиддиче. Она заставила Невилла покраснеть от комментария, а затем крепко обняла его и, подвыпив, извинилась, все время смеясь. Они с Гермионой играли в карты, визжали и хлопали в ладоши над какой-то шуткой. Она предложила им пойти потанцевать, а потом первой заявила, что устала и хочет пойти домой, навеселе, сказав Извините! Простите! Я знаю! Моя идея! Это была моя идея! Простите!

— Итак, — спросил Гарри по Каминной сети на следующий день после этого. У него кружилась голова от этого, от Ханны, от того, что у них было. — Что ты думаешь?

— Она… — начал Рон, и Гермиона закончила быстрым,

— Джинни. Она Джинни. Она точь-в-точь как Джинни.

— Она брюнетка!

— Ага, — сказал Рон. — И примерно на этом различия заканчиваются.

— Ладно, значит, у меня есть типаж. У меня есть типаж, подайте на меня в суд! — Он рассмеялся. Но он все еще хотел знать, все еще задавался вопросом: — Она вам все-таки нравится?

— Конечно, — сказала Гермиона. — Мы любим Джинни.

Дело в Ханне было в том, что она ему нравилась — нравилась такой, какой она была, и ее смех, и ее рот, и ее губы на его губах. Он хотел быть рядом с ней, почти всегда, почти постоянно. Ей было тепло — казалось, у нее никогда не мерзли пальцы или ступни, какой бы морозной ни была погода. Она была веселой и раскованной в постели, ничего подобного он никогда раньше не знал: она улыбалась в ответ на его поцелуи, хихикала над его прерывистым дыханием, напоминала ему о чем-то, что он не должен забыть купить на следующий день, пока он был внутри нее, собираясь кончить.

Но дело было в том, что даже когда ее руки и ноги обнимали его, когда все его чувства переполняли его, а ее веснушчатая шея была запрокинута назад — даже тогда жажда отсутствующего прикосновения зудела в нем. Он лежал рядом с ней в постели, потный и выжатый, и его кожа чувствовала себя неловко, желая чего-то, что могло бы ослабить дрожь от Связи внизу. Это не было ужасным чувством, недостаточно отвлекающим, недостаточно нарушающим сделку, просто... как будто ты поел во сне и проснулся с пустым желудком, все еще голодный. Смущенный.

— Ты много прикасаешься, — сказала она однажды после того, как они занялись сексом, когда он провел руками по ее спине, вниз по рукам. В ее голосе звучало удовлетворение.

Он о чем-то задумался, не осознавая этого.

— Да, — ответил он, пряча уголки своих губ в изгибе ее плеча. — Ты такая теплая, — таково было его объяснение. — Ты так хороша.

Угу, был ее ответ прямо перед тем, как она заснула.

***

Зима в том году резко закончилась. Снег на его дворе растаял за одно утро, обнажив старое полотенце, выпавшее из окна. Сломанная садовая метла, картонная коробка. Мертвые растения, старые горшки, корни сорняков. Казалось, что только на следующий день крокусы снова взошли, сорняки снова заползли внутрь, на кустах робко распустились почки. Полосатый кот вернулся, мяукал у французских дверей, царапал стекло, желая, чтобы его впустили.

Гарри хранил монету со свадьбы своих прадедушки и прабабушки в ящике на кухне, рядом с тупыми ножами и щеткой для грибов. Иногда он доставал её, наблюдал, как лимонное дерево расцветает на золотистой поверхности, наблюдал за несуществующим ветром, дующим сквозь его ветви.

— Я хочу лимонное дерево, — сказал он однажды утром, глядя на свой сад с чашкой кофе в руке. Наблюдая, как кошка вылизывает неглубокую тарелку с водой, которую он ей дал.

Ханна обняла его сзади, целуя в шею.

— Тогда купи лимонное дерево, — сказала она.

— Я так и сделаю. — Он держался за тепло своей чашки. — Так и сделаю.

— Конечно же сделаешь. — сказала она и игриво ущипнула его за плечо, прежде чем отправиться обратно наверх. Мгновение спустя стон труб сказал ему, что она включила душ.

***

За первый год существования Связи они пересматривали контракт в общей сложности 21 раз.

Первый раз это произошло, когда Малфой обжег обе ладони после того, как на него взорвалось зелье. Ясенец еще не сотворил своего волшебства, когда Гарри появился тем вечером, и Малфой стоял с обеими руками, обернутыми марлей. Гарри беспомощно рассмеялся, глядя на его жалкий вид, желая знать — что! Что ты наделал!

В этом пункте оговаривалось, что в случае повреждения одной из их кистей, предплечий или соответствующих конечностей должна быть использована другая рука. Этот пункт должен был быть изменен на список допустимых форм прикосновения в случае недееспособности обеих рук. Список был согласован после ужасной ошибки с обеих сторон, когда Гарри весело вытащил рубашку Малфоя из брюк и провел руками по обнаженному пространству его подтянутого живота. Он сделал это небрежно, возможно, забыв о последствиях Связи, когда ей давали более широкий радиус действия, когда ей давали возможность стрелять дальше, чем на длину руки.

Через пять минут после принятия позы Малфой прислонился спиной к кухонному столу, плотно прижав руки к бокам, а Гарри встал у него между ног, позволяя своим прикосновениям блуждать. Связь бурлила у него в животе, подталкивая его вперед. Он внезапно почувствовал головокружение от этого, опьянение, и Малфою пришлось остановить его сдавленным Поттер, когда его открытый рот коснулся плеча Малфоя, а пальцы скользнули вверх, задевая сосок.

Гарри тихо простонал низкое Боже и сделал неуверенный шаг назад. Его руки все еще были на ребрах Малфоя, дрожащие, двигающиеся в такт быстрому подъему и падению его дыхания. Он сосредоточился на этом до конца долгих оставшихся минут, и ни на чем другом.

Вдыхай, выдыхай.

Вдыхай, выдыхай.

Второй пункт, требующий правок, был 5.2, Отмена, после того, как Гарри опоздал сообщить Малфою, что он хочет перенести их встречу с 6 на 8, и Малфой отказался, заявив, что Гарри не мог просто предположить, что он может бросить свою жизнь и изменить ее по своему желанию.

— Что за жизнь! — Гарри сказал, горько и подло. Он хотел пригласить Ханну куда-нибудь поужинать.

Новый пункт предусматривал предварительное уведомление за целый день о любых изменениях во времени, датах или месте назначения.

Третья правка появилась после того, как Гарри явился на встречу полупьяным, ввалившись после выпивки в отделе. Это подпадало под пункт 16.3 Презентация и взаимодействие. Четвертая правка появилась вскоре после этого, в соответствии с тем же пунктом, когда Малфой заболел гриппом. Пятая была мелкой местью, шестая была ради Нарциссы, седьмая и восьмая были блестящим вкладом Гермионы.

Девятая была предложена Ханной и была немедленно отклонена, заставив Малфоя замолчать и покраснеть до корней волос.

— Ни в коем случае, — сказал он. — Никаких гостей. Я здесь не устраиваю шоу.

— Она просто хочет пойти со мной один раз, — пожаловался Гарри, сбитый с толку реакцией Драко. — Она хочет быть частью моей…

— Нет. Это мое последнее слово по этому поводу. Нет.

Следующие несколько правок были сезонными. Четырнадцатое наступило, когда Малфой сдал экзамен по прикладным зельям, и Гарри, даже не зная, что такое Прикладные зелья, случайно спросил об этом. Ему целый час читали лекцию о ценности химических составов и теоретических композиций, и он заставил Малфоя принести контракт и потребовал, чтобы он написал: Объявить о любых серьезных изменениях в жизни заранее, а не в лекции с обратной силой. Фактический пункт, который Малфой согласился записать, гласил: Сообщать о важных жизненных событиях. Затем он добавил, после последовавшего спора: 13.3.b, значимые жизненные события представляют собой любые изменения, которые могут повлиять на продолжение назначений, как это предусмотрено в пунктах 1.1 — 1.2.

От пятнадцати до двадцати были, так или иначе, связаны с состоянием кухни Малфоя и с тем, как это раздражало Гарри, как он всегда неожиданно проливал зелье локтем.

Двадцать первая наступила на следующий день после двадцать первого дня рождения Гарри, согласно пункту 17 Прочая информация.

Рон и Гермиона устроили ему вечеринку-сюрприз, которая не была сюрпризом, потому что Гермиона думала, что он плохо отреагирует на комнату, полную людей, кричащих на него, когда он войдет. Так что он знал, что это произойдет, и не ожидал, что будет удивлен, только чтобы насладиться компанией своих пьяных друзей.

Чего он не ожидал, так это того, что Малфой задержится у стола с закусками, поедая сыр с самого кончика острого ножа. Он выглядел неловким и неуместным, надменным из-за всего этого. Его глаза были повсюду одновременно, но он быстро отводил взгляд. Но спина у него была прямая, бокал с вином свободно лежал в руке.

— Я пригласила его, — сказала Гермиона, когда заметила его пристальный взгляд. — И я не хочу об этом слышать, — она остановила его еще до того, как он начал жаловаться.

Вечеринка развивалась именно так, как Гарри и предполагал: Дин требовал, чтобы музыка звучала громче каждые пять минут, Джинни и Ханна сначала ладили, только чтобы понять, кем они были друг для друга, а затем пытались преодолеть возникшую неловкость, слишком громко смеясь над одной из них. Чужие шутки. Когда Рон наполовину накрыл Гарри, настаивая, чтобы он выслушал, нет, послушай, приятель, ты просто такой хороший, ты такой хороший друг, и я просто действительно…

И на протяжении всего этого, после каждого выпитого пива, после каждой рюмки, которую его заставляли выпить, после каждого раунда, когда его пьяная компания друзей пела фальшивую С днем рождения, он обнаружил, что его глаза метались в поисках Малфоя.

Сначала Малфой был один. Затем, в какой-то момент, Луна подошла, чтобы поговорить с ним, и закончила тем, что кивнула с отстраненной улыбкой на то, что казалось еще одной из его лекций. Затем они с Гермионой горячо поспорили на кухне, а затем он исчез на некоторое время, что выбило Гарри из колеи, ему было трудно сосредоточиться сквозь алкогольный туман.

В конце концов Малфой вернулся, выглядя немного запыхавшимся.

— Куда он ходил? — Гарри спросил Гермиону, но Гермиона не знала, о чем он говорил, и не очень хорошо слышала его из-за громкой музыки.

Малфой ушел незадолго до полуночи, появившись в гостиной уже в пальто и шарфе. Быстрым жестом он нахлобучил шерстяную пастушью шапочку и поправил волосы под ней.

— Я ухожу, — сказал он Гарри, подходя ближе, чтобы тот мог его услышать. Запах его, Мэнора, последовал секундой позже. Запах мыла, зелий и лаванды. Внутренняя сторона губ Малфоя была окрашена в фиолетовый цвет от вина.

— Хорошо, — сказал Гарри, кивая. В руках он держал бутылку пива. Ханна была рядом с ним, разговаривая с кем-то еще, рассеянно запустив руку под рубашку Гарри, держась за ее край.

— С днем рождения, — сказал Малфой и легким жестом дотронулся двумя пальцами до обнаженного запястья Гарри. И с этими словами он исчез.

На следующий день, под бдительным присмотром Гарри, Малфой добавил пункт 17.5: Каждая сторона будет информировать другую при посещении светского мероприятия, где ожидается как Вечеринка А, так и Вечеринка Б.

***

Во время одного из самых неприятных случаев во второй год его пребывания в должности аврора, Гарри заперли в коробке.

Поступили сообщения о незарегистрированных магических зверях, появляющихся через решетки маггловского лондонского метро, и после полутора месяцев отслеживания смутных намеков, путаных отчетов очевидцев и того, что они всегда аппарировали на мгновение позже, чтобы уловить что-то необычное — они получили зацепку. Оказалось, что старая профессорша Магического бестиария решила посмотреть, до какой степени она может разводить немагических зверей с магическими, и решила использовать пустые пещеры заброшенных туннелей-труб в качестве своей лаборатории.

Это было захватывающее зрелище: зелья, клетки и аквариумы, освещенные промышленными лампами, цепи, поскрипывающие на бетонных балках. Профессора там не было, когда Гарри и Ю нашли ее лабораторию, и, возможно, они ослабили бдительность — очарованные аквариумом, в котором плавали животные, похожие наполовину на акул, наполовину на крыс.

— Ебать, — сказал Ю шепотом. Где-то поблизости капала труба, эхо разносилось по подземелью.

Гарри опустил палочку, осматривая пустую стеклянную коробку. Он отстраненно задавался вопросом, какая магия удерживает её от разрушения, какая магия удерживает звук внутри. Он едва коснулся рамы, и с тихим хлопком оказался внутри коробки, прижатый к коленям, запертый.

Потребовалось пять часов, три старших аврора и один очень раздраженный Нарушитель, чтобы вытащить его оттуда.

Сначала это было забавно — история, которую он рассказал Ханне в тот вечер, когда вернулся домой, смеясь над собой, над собственной дерзостью. Он также рассказал эту историю Рону и Гермионе за ужином на следующей неделе, затем Невиллу за выпивкой и Андромеде, держа Тедди на бедре, пока она готовила садовый сервиз для послеобеденного чая. Он даже рассказал об этом Малфою, жестикулируя, когда они сцепили руки, и со ртом, набитым печеньем, повсюду были крошки.

Малфой не думал, что это смешно, и не смеялся, когда должен был. Он просто забрал тарелку с печеньем у Гарри, качая головой.

Но потом, не прошло и недели, как коробка появилась во сне. Он снова был в ней, а коробка была на лодке, и лодка тонула. Гермиона была на палубе, замерзшая, тоже спускаясь под воду. Гарри кричал и бил кулаками по стеклянным стенам — или пытался, но его конечности были медленными и тяжелыми. Вода не просочилась внутрь, но коробка упала в морскую пучину, и он ничего не мог с этим поделать. Только наблюдать, как темнота становилась все темнее, холод все холоднее, поверхность все дальше и дальше исчезала из виду.

Он проснулся, тяжело дыша и кашляя, и потянулся за своей палочкой — рефлекс, которого у него давно не было. Ханна попыталась успокоить его, заставить замолчать, положила руки на его потное лицо, но он оттолкнул ее прикосновение и направился в ванную, чтобы умыться. Там у него перехватило дыхание. Когда он ушел, он сделал несколько неуверенных шагов в сторону старой комнаты Регулуса, прежде чем понял, что он делает, и остановился. Вернулся к себе.

На следующей неделе на Бенджамина обрушилось страшное заклятие, когда они преследовали контрабандистов волшебных фейерверков по улице в Ньюкасле. Гарри был прямо с ним. Он хотел противостоять этому, хотел остановить, но только наблюдал, замерев, как заклинание ударило Бенджи в плечо и сбило его с ног.

— Я не знаю, что со мной не так, — сказал Гарри Ю, закрыв лицо руками.

Они находились в приемной больницы Святого Мунго, ожидая услышать, стабилизировалось ли состояние Бенджамина. В последовавшей тишине Гарри не объяснил, что он имел в виду. Он и сам не был уверен, что знает.

— Что не так с любым из нас, — наконец ответил Ю в той сухой манере, в которой он обычно говорил — как будто, возможно, под поверхностью скрывалась шутка.

Гарри застонал в свои руки. Он пробормотал что-то, что, возможно, было слишком правильным, но прозвучало совсем не так, как надо. Ю оставил его, чтобы принести чаю, мимоходом коснулся макушки Гарри — похлопывание, как краткое утешение.

Бенджамин вернулся в отдел к понедельнику, а Гарри не хотел идти на работу. Он стоял на кухне до последнего возможного момента, прежде чем ему пришлось выйти, наблюдая за садом в его осеннем унынии. Это все еще выглядело беспорядочно. В прошлом году он даже не пропалывал сорняки. Полосатый кот давненько не заходил.

Ханна казалась озадаченной, расстроенной. Она уже была в пальто и шарфе.

— Ладно, — сказала она. — Но почему ты не хочешь идти?

Гарри подумал о Бенджамине, задыхающемся на земле. Он подумал о шкатулке и Гермионе в море. Гермиона в озере во время Турнира Трех Волшебников. Он подумал о Роне, оставившем их в лесу. Он думал о том, когда вернулся Рон. Он подумал о том, как проснулся в больнице Святого Мунго два года назад, думая, что умирает.

Он подумал о своем столе в департаменте с маленьким кактусом, который он получил от Невилла. О снимке в рамке, на которой Рон, Гермиона и он летом после их восьмого курса. Это было у пруда за Норой. На колдографии Рон бомбочкой бросился в воду, подплыл к краю, вылез обратно — снова прыгнул в воду. Гермиона рассмеялась, пораженная волной воды, которую её каждый раз окатывало. Гарри стоял в стороне, отпрыгивая в сторону от брызг, его лицо застыло в круговороте удивления и восторга.

Он подумал о бумажной волоките. Подумал о том, как шел по темному переулку с палочкой наготове, позволяя Люмосу указывать путь. Его сердце колотилось в горле, в висках.

— Я не знаю, — сказал он. Сглотнул. — Я не знаю, Ханна.

— Тогда ладно, — сказала она, затем оставила его нахмурившимся, сжав его руку. — Но я собираюсь уйти. Дай знать Робардсу. Я в офисе, если я тебе понадоблюсь.

На какое-то время дом наполнился запахом камина, углей и паленых волос. Затем он утих, и Гарри сел в кресло, все еще глядя в сад.

Когда его кофе остыл и в доме воцарилась тишина, он положил монету на стол и засек секунды между каждым несуществующим дуновением ветерка, треплющего рельефные линии лимонного дерева.

***

Ханна порвала с ним в тот день, когда Рон и Гермиона обручились. Гарри оказался на их диване, запрокинув голову назад, смеясь — потом немного поплакал, продолжая смеяться.

— Я очень рад за вас, — сказал он. Затем, во весь голос, — Я счастлив! Черт возьми!

Рон дал ему еще пива, хотя то, что он держал в руке, было все еще наполовину полным. Гарри сделал такой же жест, но Рон просто покачал головой и велел ему пить. Гермиона с минуту улыбалась тонкой сочувственной улыбкой, вертя на пальце свое гранатовое кольцо. А потом, как будто она ничего не могла с собой поделать:

— Но ты не предвидел, что это произойдет? Вообще?

— Что? Нет! А ты? Что... — Он вопросительно посмотрел на Рона, и Рон вздохнул, надув щеки.

Гермиона быстро объяснила это:

— Ну, я думаю... Я не знаю, но для нас это выглядело как... Ну, ты на самом деле не казался, как бы это сказать. Вовлеченным. В ее жизнь, то есть. — Она заметила выражение его лица и добавила, — Я слишком сурова? Рон говорит, что иногда я бываю слишком резкой.

Рон издал протестующий звук, но Гарри прервал его:

— Что ты имеешь в виду, не вовлеченным! Я был с ней через день, каждые выходные — я водил ее сюда, к Невиллу, я был абсолютно...

— Она была у тебя, Гарри. Она пришла к тебе домой. Она тусовалась с твоими друзьями. Как часто вы ходили к ней? Ты вообще знал ее друзей? Это не… — она прервала Гарри, когда он сел прямо, все еще держа две бутылки в руке, начиная контраргумент, — Это не критика. Я просто говорю, что... Насколько ты был увлечен, на самом деле?

Гарри уставился на нее, затем за ее спину, на книжный шкаф во всю стену за ее плечом. Его челюсть на мгновение задвигалась, перебирая ответы. Он сдулся с выдохом, поставил одну из бутылок на стол.

— Это нелегко, — сказал он, теперь его голос звучал тише. — Не у всех есть то, что... — он неопределенно махнул рукой. — То, что у вас есть.

На мгновение воцарилась тишина. Затем Рон сказал немного обиженно:

— Эй.

— Мне жаль. Мне жаль, — глаза Гарри снова наполнились слезами, как это было у них в привычке. Он посмеялся над собой, прижал руку к глазам, хмыкнул. — Я рад за вас! Правда! — Он тяжело вздохнул, наполовину рассмеявшись, наполовину всхлипнув. — Черт возьми.

На следующий день, тихо сидя в тусклом пятичасовом свете кухни Малфоя, Гарри поначалу почти ничего не говорил. Пальцы Малфоя, теплые от того, что он весь день корпел над зельями, погладили небольшой шрам у локтя Гарри. Малфой, казалось, даже не замечал, что он это делает, читая пергамент с собственными заметками, пока часы пыхтели. 13:34, 13:33, 13:32…

Малфой нацарапал несколько цифр на своем пергаменте, заменил их новым расчетом. На нем были очки для чтения, низко сидящие на носу, и Гарри стало интересно, как давно они у него. Как так получилось, что он не заметил этого раньше? Кончики его волос были мокрыми от пара его зелий, и несколько прядей прилипли к подбородку. К шее. Он заправил их за правое ухо. Где-то вдалеке церковный колокол пробил час.

— Гермиона и Рон помолвлены, — сказал Гарри.

Малфой промычал в знак согласия.

— Да, — сказал он, не поднимая глаз, проводя кончиком пера по абзацу. — Сегодня утром я получил сову.

Гарри осторожно прикоснулся кончиком ногтя к коже Малфоя.

— Мы с Ханной расстались.

Малфой кивнул, пробормотав:

— Да. Я понимаю.

Гарри внезапно заподозрил, что эта информация тоже могла быть включена в письмо. На плите громко булькало одно из зелий. Вырвался ярко-розовый пузырь, поднялся вверх, а затем мигнул и исчез.

— В любом случае, что ты варишь? Что все это... — Гарри кивнул на вечно беспорядочный стол, котлы на плите.

На этот раз Малфой взглянул на него поверх оправы своих очков.

— Заказы, — сказал он и вернулся к своей работе.

— Какого рода заказы?

— Разные виды.

— Ладно. Хорошо. А что это за розовое? Что он делает?

Малфой отложил перо и выпрямился. Он выглядел так, словно вот-вот сорвется, но сдержался, что бы это ни было. Он коротко вздохнул.

— Клиент попросил зелье, которое могло бы помочь с рубцеванием неправильно зажившей шинировки. Розовое, — он произнес это слово с ударением, иронично складывая его, — Это первый набросок.

— Хорошо. Ладно. — Он откинулся на спинку стула, его хватка на руке Малфоя скользнула ниже. — Я не знал.

Малфой поджал губы.

— Знал что?

— Что ты... что это то, что ты делаешь. Готовишь новые зелья. Которых еще не существует. — затем, — Это то, что ты делаешь, верно?

Малфой посмотрел на него, и на его губах появилась улыбка, не имевшая ничего общего с юмором. У него было такое лицо, которое складывалось само по себе, что на щеках проступали морщины.

— Каждый раз, — сказал он, — я думаю, что ты… — Но он остановил себя, фыркнул, снова покачал головой — личный жест. Вместо этого он сказал: — Да, Гарри Поттер. Это то, что я делаю. Это моя работа.

— Верно, — Гарри немного растянул слово. — Ты мог бы упомянуть об этом. Я не уверен. Иногда ты... — Он поднял брови, медленно кивнул, думая о правильной формулировке. — Многословный.

Взгляд Малфоя проследил за движением подбородка Гарри.

— А, — сказал он. — Понятно. Что ж.

Часы отсчитали время, напугав их обоих. Когда Малфой убрал руку, Гарри остановил его, поймав его пальцы на отступлении. Малфой посмотрел на свою рукоятку. Он потянул и сказал: “Отпусти”.

С кривой улыбкой Гарри отпустил ее.

***

За неделю до Рождества в том году Малфой объявил ему — как предусмотрено в пункте 17.5 — что он должен присутствовать на праздничном ужине Андромеды, и что Гарри не должен, “цитируя Грейнджер, закатывать истерику”. Он сказал это, показывая Гарри на дверь Мэнора, стоя в холодный коридор с его клетчатыми плитами.

— Я не знал, что ты общаешься со своей тетей, — сказал Гарри, обматывая шарфом шею и лицо, не проявляя никакой другой реакции.

— Это... — Малфой сглотнул. — Случилось недавно.

— Понятно, — сказал Гарри, подражая голосу Малфоя. Он улыбнулся про себя, когда Малфою стало не смешно. — Хорошо. Твоя мать тоже будет присутствовать?

Малфой засунул руки в карманы и прислонился к дверному косяку. В подтяжках и с одним закатанным рукавом, в серых отутюженных брюках, он производил впечатление весьма привлекательной фигуры. Очки для зелья у него на шее.

— Нет. Она останется во Франции.

— Ясно. Ну, ладно. — Гарри застегнул куртку до упора, надвинул шляпу на лоб. Он ушел вот так, через парадную дверь, прямо в снег. Ему нравилась прогулка. Ему нравилась тихая погода, шуршание снега. Ему нравилась тишина, опустившаяся на город, своего рода сбитая с толку тишина.

***

Дом Андромеды внутри был больше, чем снаружи. Буквально, в конструкции было больше чар расширения, чем в дереве, больше магии, чем в камне. То, что снаружи казалось лачугой из двух комнат — ветхая крыша, поддерживающая хрупкий на вид дымоход, — внутри было лабиринтом лестниц, коридоров и комнат, подверженных постоянным изменениям в зависимости от погоды, уровня влажности или того, насколько Тедди нравился человек, который проходил через дверь.

Когда Малфой присоединился к вечеринке — в своей пастушьей шапке, стряхивая снег со своего плотного пальто перчатками на меху, — две лестницы с громким хлопком исчезли, и на втором этаже появились три двери, которых раньше там не было.

Вечеринка замерла, и Малфой замер на полпути, шарф был перекинут через его руку.

— Ах, — сказала Андромеда, наблюдая, как Тедди наблюдает за Малфоем. Всего за минуту до этого ребенок плакал, чтобы его взял на руки Билл, который отвлекся, разговаривая с дальним родственником (со стороны Тонкс), когда забирал Тедди. Тедди продолжал плакать в объятиях Билла, и он все еще был там, слезы высыхали на его лице, когда он смотрел на Малфоя.

— Ты ему нравишься, — добавила Андромеда. — Наверно. Здравствуй, племянник. Пожалуйста, входи. Напитки вон там.

Разговор после этого налаживался медленно, но после хорошей кружки глинтвейна Молли удалось перестать поглядывать туда, где расположился Малфой — у столика с напитками, охраняя тарелку с выпечкой, которую он принес с собой. Напряженность в челюсти Билла, казалось, тоже смягчилась, пусть и совсем немного. Гермиона взяла Тедди у Билла и посадила его себе на бедро, затем передала его Малфою, который неловко пожал малышу руку. Тедди пробормотал ему несколько фраз, сказал что-то о своей ручной крысе и о том, что ему нравится синий цвет. Малфой, прочистив горло, ответил:

— Понятно. Верно. Замечательно.

А затем, когда его спросили о его собственном выборе, он запнулся и сказал:

— Я... я не уверен. Изумрудный привлекателен. Определенные оттенки баклажана тоже.

Тедди рассмеялся, как будто Малфой рассказал ему анекдот.

Гарри наблюдал за происходящим из кресла у камина, наполовину сосредоточившись на игре в шахматы, которую он вел с Роном. Рон, несмотря на всю свою самоотверженность, казался не менее заинтригованным, время от времени поворачиваясь на своем месте, чтобы посмотреть, кто подойдет к Малфою следующим.

— О, интересно, — сказал Рон, когда Флер пошла наполнить свой стакан и спросила Малфоя о печенье, которое он принес. Они вдвоем выглядели совершенно неуместно в доме, полном джемперов, веснушек и кудряшек. Они могли бы быть братом и сестрой, с их аккуратно подстриженными светлыми волосами, с этими яркими глазами. И полными губы, которые, казалось, все время были чем-то раздражены.

Они завели то, что оказалось быстрой беседой на французском, которая продолжалась добрый час. Гарри не был уверен, спорили они, соглашались или обсуждали погоду. Затем гости выпили по третьей порции глинтвейна. Рон выиграл свою третью партию в шахматы за ночь, и в доме стало теплее, немного размыто по краям. Огни были приглушены, елка зажжена, и всем гостям было предложено присоединиться к несколько подвыпившему пению рождественских гимнов. Тедди заснул на руках у Молли, его отнесли наверх, а Малфой в какой-то момент оставил свой пост охранять печенье — сел, прислонившись к спинке дивана, разговаривая с Чарли. Малфой, казалось, снова читал одну из своих лекций, только на этот раз медленнее. Высоко на его щеках, по обе стороны лица, виднелись два румяных пятна. Время от времени он отводил взгляд от Чарли. Он выглядел застенчивым, нервным.

Чарли слушал, нахмурившись, заинтересованный. Кивал, задавал вопросы.

Гермиона подошла, чтобы прислониться к Гарри, и он фамильярно поприветствовал ее, легко обняв за талию. Склонив голову к его плечу, она проследила за его взглядом через комнату, затем издала тихий звук.

— Что ты думаешь?

— Что я думаю о чем?

Гермиона кивнула, ее волосы защекотали шею Гарри. Она имела в виду то, как Чарли потянулся, чтобы коснуться руки Малфоя, как Малфой наклонился к ней, глядя на него, а затем быстро отвел взгляд, не зная, куда девать глаза.

Глубоко в животе Связь поднялась уродливо и громко — кислотный удар по позвоночнику, требующий, чтобы он двигался, чтобы он сделал шаг, чтобы он сломал и уничтожил все, что происходило между Малфоем и Чарли. Гарри пришлось закрыть глаза на это, вдохнуть. Гермиона заметила, как его рука сжалась на спине ее платья.

— Эй, — сказала она, успокаивая его, положив руку ему на грудь, обеспокоенная. — Эй, Гарри.

Он сказал, что все дело в вине. Он сказал, чтобы она не волновалась, он вернется домой и отоспится. Сначала он легко распрощался — несколько поцелуев, объятий, — а потом не смог ничего с этим поделать, не смог удержаться. Он пожал крепкую руку Чарли на прощание, затем повернулся к Малфою, протянул руку и, взяв его за запястье, наклонился. “Счастливого Рождества”, - сказал он и коснулся губами теплой щеки Малфоя.

Он все еще чувствовал исходящий от него жар, рев Связи между ними, когда, спотыкаясь, выбрался из Камина на площадь Гриммо — голова кружилась, все болело, он нетвердо стоял на ногах.

***

У Гарри вошло в привычку приносить книгу — или даже остатки бумажной работы — чтобы занять себя в те дни, когда Малфой был рассеян, делая заметки, просматривая свиток или лихорадочно пересматривая его. В некоторые дни целые двадцать минут проходили в тишине. Оба они читали, строчили, нежно держась за руки друг друга.

А потом, в другие дни, все, что они делали, это отвлекали друг друга, раздражали, дергали и подталкивали, так что, когда Гарри уходил, он сделал это, едва попрощавшись — просто хмыкнул и пробормотал: Господи, ты невыносим, за чем последовало Малфоевское мелодраматичное Уходи, уходи из моей жизни!

Их первая встреча после Рождества была именно такой. Гарри влетел в гостиную, прокричав на весь дом "Привет".

— Я здесь! — донесся ответ из кухни, как будто Малфой был где-то еще. Гарри вошел в комнату, потирая руки от холода, уже на полпути к разглагольствованию о том, чтобы установить в доме надлежащую систему отопления, даже зачарованную — что угодно, на самом деле, лишь бы не было сквозняков. Малфой напевал, явно не слушая, и Гарри взял дело на себя, чтобы поставить чайник, порыться в шкафчиках в поисках печенья.

Он нашел банку органов пищеварения под Стазисом. Положил её поверх стопки книг о драконьей шкуре и спросил:

— Так как поживает твоя мама?

Малфой взглянул на него снизу вверх, нахмурившись.

— Хорошо. Почему ты спрашиваешь?

— Ты рассказал ей о рождественской вечеринке?

— А тебе-то какое дело?

Чайник засвистел. Гарри налил воды в две кружки.

— Просто спросил, — сказал он, передавая одну кружку Малфою, а другую ставя на свое обычное место напротив. — Тебе нравится вечеринка?

— Ты в настроении, — заключил Малфой мгновение спустя. Он провел ладонью по палочке на столе, и часы выплыли наружу. Он вытянул руку, рукав которой уже был закатан. Гарри натянул джемпер на локоть и соединил их руки. Сегодня, несмотря на холод в комнате, она казалась липкой и теплой.

Гарри кивнул на свитки Малфоя, книги, открытые повсюду вокруг него.

— Это за счет миссис Полл?

— Нет. Я на самом деле изучаю кое-что... — Он провел рукой по волосам, что делал редко, откинув половину их в сторону. — Ты знал, что драконья шкура сохраняет свои свойства и способность расти более недели после ее удаления из…

— Драконья шкура?

— Да. Видишь ли, скорость разложения, когда дело доходит до драконов, намного медленнее, чем...

— Это Чарли тебе сказал?

Малфой нахмурился, глядя на него.

— Не совсем. Он упомянул цифры продолжительности жизни драконов, что заставило меня задуматься, поэтому я написал ему сову и… Эй! — Малфой выдернул руку из хватки Гарри, которая внезапно стала жесткой. — Что с тобой такое?

Гарри разжал и сжал кулак. Его костяшки пальцев щелкнули. Он вдохнул, выдохнул. Попытался расслабиться. Он задавался вопросом, делала ли Связь то же самое с Малфоем, когда он был с Ханной. Он внезапно вспомнил тот раз, когда Гарри упомянул, что Ханна присоединилась к сеансу — вспомнил резкое замечание Малфоя, Нет. Это мое последнее слово по этому поводу. Нет.

— Извини, — сказал он. — Извини, это... — он замолчал, закрыл глаза, покачал головой. Он снова протянул руку, осторожно, и Малфою потребовалось мгновение, чтобы снова привыкнуть к этому. Чтобы обхватить пальцами руку Гарри. Связь, расстроенная тем, что была разорвана раньше, приятно гудела вверх по его руке, шее, челюсти. Эффект от этого всегда был похож на выпивку на пустой желудок: головокружительный, оставляющий его не в себе, но в восторге.

— Это Связь, — закончил Гарри, наблюдая, как тикают часы с маленькими клубами дыма. — Я думаю, это играет на руку. И когда ты разговаривал с Чарли, и я…

Малфой быстро понял, что имел в виду Гарри, прервав его.

— Это смешно, у меня нет намерения ухаживать за Чарли Уизли, я просто интересовался чисто рабочими вопросами, нет абсолютно никакой причины... — Он замолчал. Он начал громко, но к концу стал мягким. Его глаза были прикованы к тому месту, где ладонь Гарри охватывала по кругу его руку.

— Иногда так бывает, — сказал Малфой после паузы. — Связь. Она… становится такой. Ты не должен обращать на это никакого внимания. Я обнаружил, что лучший путь вперед — просто не обращать на это внимание.

— Для тебя это было так же? — Гарри сглотнул. Он опустил взгляд на стол. Он не притронулся к своему чаю. — Когда… я был с Ханной?

Гарри почувствовал, как Малфой пожал плечами в движении своей руки.

— Все было в порядке, — сказал он. И затем снова, без всяких надежд, мгновение спустя: — Все было в порядке.

Когда Гарри уходил тем вечером, он сделал это с румянцем на шее, его сердце колотилось где-то внизу живота. Они с Малфоем стояли у камина несколько долгих, растянутых минут, на дюйм слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно. Связь пульсировала, нуждающаяся и раздраженная, и Гарри качнулся на ногах, как пьяный, прижимаясь к груди Малфоя.

— Иди, — сказал Малфой срывающимся голосом. — Тебе нужно идти.

— Да, — выдохнул Гарри. Его взгляд был прикован к учащенному сердцебиению на шее Малфоя, к румянцу на его подбородке. Малфой крепко вцепился в мрамор каминной полки.

— Уходи, ради Мерлина, — выдавил Малфой, и Гарри бросил щепотку летучего пороха, объявляя о своем пункте назначения сквозь пересохшее горло, чувствуя себя совершенно медлительным и глупым.

Он принял душ, прежде чем отправиться в постель, потрогал себя под горячей водой, вспоминая дыхание Малфоя рядом с его. Он отбросил эту мысль, решительно, сознательно блуждая в другом месте — но когда он пришел, это был фрагментированный образ Чарли, Малфоя, длинных пальцев и грубого голоса, говорящего Уходи, тебе нужно идти.

***

После ссоры Гарри с Бенджамином, после его разрыва с Ханной, после многомесячной напряженности между Ю и Мэнни из-за украденного сэндвича из комнаты отдыха — после двух с половиной лет совместной жизни младшие авроры начали успокаиваться. Быстрая дружба, с которой они начинали, превратилась во что-то более тихое, менее сдержанное. Это облегчало жизнь, когда он приходил поздно, снова задержавшись на кухне в понедельник утром. Стало легче, когда дружеский окрик из коридора без всякой причины заставил его сердце учащенно биться, отправил в ванную умыться — успокоить нервы. Теперь было легче, когда Ханна не замечала так много, когда Мэнни не последовал за ним и не спросил, все ли с ним в порядке, не положил свою тяжелую руку на плечо Гарри, когда последнее, чего Гарри хотел, это чтобы к нему прикасались.

Теперь Гарри был в паре со старшим аврором Лестером, который напоминал ему Артура, если бы у Артура были усы и неограниченный творческий потенциал, когда дело доходило до ругани. Затем быстро выяснилось, что ассоциация была неспроста: Лестер был одним из двоюродных братьев Артура.

— Грязный дядюшка Лестер? — такова была реакция Рона, когда Гарри рассказал ему об этом за выпивкой. — Ты работаешь с грязным дядюшкой Лестером?

Гарри скорчил гримасу.

— Почему грязный?

— Мама всегда так его называет. Однажды он пришел на Рождество сразу после работы над делом, не приняв душ, и был весь в этом...

— Он мне нравится! Он милый, его ничто не беспокоит. Он мне нравится.

— Нравится кто? — спросил Блейз, включаясь в их разговор, как будто его позвали, оставляя обсуждение Невилла и Гермионы на другой стороне стола.

— Мой дядя, — сказал Рон.

Блейз кивнул.

— Поворот сюжета, но я не против.

В ответ Гарри сменил тему так, как обычно делают три кружки пива: резко.

— Блейз! — объявил он. — Вопрос!

— Да! Спрашивай!

— Вы друзья с Малфоем, верно?

— Ах. Драко не верит в дружбу.

— Верно, да, это я слышал. Итак. — Гарри немного побарабанил по столу, возможно, демонстрируя легкость, которую он не совсем ощущал в этой теме. — Ты не знаешь… Он…? Он ведь не ходит с кем-то на свидания, не так ли?

— Кроме тебя?

Гарри просто бросил на него равнодушный взгляд в ответ. Рон, вместо этого, с любопытством посмотрел на Гарри, переводя взгляд с него на Гермиону и обратно. Драко Малфой, как они неофициально договорились, подпадал под тематическую юрисдикцию Гермионы.

Улыбка Блейза превратилась в смех, и он, пожав плечами, сделал глоток своего напитка.

— На самом деле, приятель, твоя догадка так же хороша, как и моя. По-моему, я даже никогда не слышал, чтобы он употреблял слово встречаться. Я думаю... Боже, — засмеялся он, вспоминая. — Раньше он называл это ухаживанием. «За кем сейчас ухаживает Пэнси?» «Вы слышали, что Поттер начал ухаживать за Чанг?» Ах, — вздохнул он. — Благослови Господь.

— Благослови кого? — хотел знать Невилл, пьяно наклоняясь к Блейзу. Невилл тоже быстро напивался, становился любвеобильным. Улыбка Блейза стала мягкой, когда он сказал, тише:

— Тебя, детка.

При виде этого Гарри замер. До этого момента он не понимал, что сидел за столиком с двумя парами, и от осознания этого у него по шее побежали мурашки от смущения. Он не был уверен, почему. Невилл поднял лицо, почти касаясь носом Блейза. Гарри сглотнул и посмотрел на свой стакан.

Конец вечера застал его и Рона снаружи паба, они кутались в шарфы, ожидая остальных членов группы, которые все еще были внутри — разговаривали с барменом, ходили в туалет, спорили о том, кто оплатит счет.

Гарри наблюдал, как их дыхание вырывается на холоде. Дальше по улице смеялась пьяная толпа.

— Как долго они были вместе?

Рон потер руки, подул на них.

— Блейз и Невилл? Какое-то время. Несколько месяцев?

Гарри кивнул.

— Вау.

— Ты не знал?

— Нет. Боже, — Он невесело посмеялся над собой. — Разве я плохой друг? Я не задаю много вопросов. Я должен, я должен просить больше. Боже. Почему он мне не сказал?

— Приятель, он, вероятно, предположил, что ты заметил. — Рон улыбнулся сквозь стучащие зубы, легонько толкнув его. — Эй. Ты неплохой друг. Просто... у тебя есть свои дела, понимаешь. Но да. Задавать вопросы — это хорошо. Наверно.

Гарри кивнул, как будто делал мысленную пометку. Он тоже начал дрожать, несколько раз подпрыгнул вверх-вниз, чтобы согреться.

— И я знаю, что это не по моей части, — продолжил Рон, теперь уже торопливо. — Но если ты хочешь узнать что-то о жизни Малфоя, тебе, вероятно, следует спросить его. Я знаю, это тяжело, и я знаю, что тебе это не нравится, но если бы ты спросил, он мог бы... Он не тот, кто мы думаем... кем мы его считали, я обещаю, он...

— Да, хорошо. Хорошо. Да. — Гарри выпустил воздух, который он задерживал. От этого у него запотели очки. — Так как у тебя дела? Как дела? Как Гермиона?

Рон усмехнулся через мгновение, спокойно восприняв смену. Он снова толкнул Гарри.

— Это ты так задаешь вопросы?

— Да. Гарри рассмеялся, одним облачком выдохнув. — Как у меня дела?

— Ужасно, — сказал Рон, когда остальная группа, спотыкаясь, вышла из паба, громко переговариваясь друг с другом. Ночь была яркой и ясной, над головой ни облачка, и Гермиона обняла его за талию, когда заметила, что он смотрит вверх, любуясь звездами.

— Мило, — сказала она полусонным голосом. Гарри крепко обнял ее, стало чуть менее холодно, и промурлыкал в знак согласия.

***

Морозы только начинались, время года было на пороге перемен, когда Малфой сказал ему, что у него есть подарок.

— Вроде того, — объяснил он, взволнованно роясь на кухне в поисках котла определенного размера. Его очки для зельеварения снова висели на проволоке у него на шее, а очки для чтения — в кармане рубашки. — Вроде того. Воспринимай это как... — Легкий пренебрежительный взмах. — Запоздалый подарок на день рождения. Рождество. Пасху. Неважно.

В тот день дом казался светлее, свет, льющийся из сада, отливал желтым оттенком. Снег растаял, и кто-то убрал большую часть кустарника, поставил маленький столик. На нем тоже лежали безделушки Малфоя для приготовления зелий — маленькая горелка, несколько больших пинцетов, несколько мисочек с дымящимися настойками.

Малфой опустился на колени, открыл шкаф, бормоча:

— Ради Мерлина, где этот проклятый… ах! Вот где. — Он достал котелок размером со Снитч и поднялся на ноги. Он поставил его на столешницу, на конфорку, которая была лишь немного больше.

— Хорошо. — Он хлопнул в ладоши, потер их, повернулся к Гарри. — Чаю?

Гарри, который в замешательстве наблюдал, как он передвигается по комнате, воспользовался моментом, чтобы ответить. Он медленно кивнул и сказал:

— Полное разоблачение? Прямо сейчас я немного напуган.

— О, не драматизируй. — Заявление затянулось, когда Малфой широким взмахом волшебной палочки включил чайник и тремя касаниями подозвал к краю стойки кастрюлю и две чашки. Когда он садился за стол, он делал это, отодвигая стул вбок, освобождая место, чтобы он мог скрестить ноги, положив лодыжку на колено.

— Ты упоминал, что хочешь поехать в отпуск, — сказал он. На его щеках горел румянец, а губы казались искусанными до крови, сухими. Сердце Гарри забилось немного быстрее в груди.

— Конечно, — сказал он осторожно.

— Я кое-что нашел. Я думаю. Это ранняя стадия, и это не продлится долго, но! — Он улыбнулся, довольный собой, глаза блестели. Чайник засвистел и сам снялся с огня, налил сам в заварник. — Но, если я прав, а я обычно прав, это продлит... Ну... — Он неопределенно махнул рукой между ними, принимая заварник, когда он подплыл к нему, поставил его на стол. Две кружки последовали следом.

У Гарри перехватило горло. Стук его сердца все еще усиливался.

— Продлить? Как? На сколько?

— На неделю, — сказал Малфой, и его взгляд потемнел, когда он увидел ответ Гарри, а улыбка стала застенчивой. — Не навсегда, но. На одну неделю.

Из чайника вылился чай. На этот раз Гарри заколдовал часы, чтобы они парили над ними. В его дыму всегда были маленькие частички грома. Он не мог понять почему. Он закатал рукав, и когда рука Малфоя легла в его хватку, он почувствовал, как бьется его пульс. Сегодня он был теплый, теплее, чем обычно.

Гарри улыбнулся в ответ, неуверенно.

— Это зелье?

— Нет. Ну, да, но нет. Как бы. Немного.

— Это связано с теорией Гермионы? Ты достал лунный камень или...?

— Нет, нет, ничего такого… Нет. Это... иначе. Совсем другое. — Малфой облизнул потрескавшиеся губы, потеребил зубами нижнюю. Он не стал давать никаких дальнейших объяснений. Гарри думал, что это последует быстро — обычно так и происходило, — но между ними воцарилось лишь молчание. Тишина и неуверенная, кривая улыбка Малфоя. Его кривые клыки зацепились за губу.

Гарри проигнорировал жар, пробежавший по его спине.

— Ты тоже планируешь поехать в отпуск?

— Нет. Ну, да, но, — он нежно сжал руку Гарри. — Сначала мы попробуем с тобой. Я останусь здесь.

— Подожди, так что... погоди-ка. Я что, эксперимент?

— Эксперимент, подарок. — Он пожал плечами, сделал глоток чая. — Семантика.

Гарри прищурил глаза.

— Это опасно?

Улыбка Малфоя дрогнула.

— Абсолютно нет.

— Видишь ли, это не совсем похоже на правду.

— Ну. — Малфой поднял свою чашку в притворном приветствии. — Тогда тебе просто придется довериться мне, — сказал он небрежно, как будто это был самый простой из всех шагов.

***

Гарри удалось взять недельный отпуск в конце апреля. Он вертелся у стола Робардса, когда они записывали это карандашом, и, поставив маленький крестик сбоку от семи дней — целых двух страниц его ежедневника — привел его в трепет. Робардс спросил, есть ли у него какие-нибудь грандиозные планы, какие-нибудь пункты назначения, и Гарри понял, что он не... он даже не добрался до этой части.

Он провел добрый день за своим столом, составляя список мест, о которых он знал. Даже не хотел туда ехать, просто знал о них, знал, что они существуют. Затем он составил еще один список людей, которых он знал, которые могли бы захотеть поехать с ним, которые могли бы поехать с ним, которые не были связаны тем или иным образом. Оба были на удивление короткими. Оба оказались в камине по раздраженному взмаху его палочки.

— Куда бы ты отправился? — он спросил Малфоя тем вечером. В комнате пахло фейерверком. Волосы Малфоя были убраны с лица и завязаны короткой лентой. На его щеках были крупинки пепла.

Он на мгновение задумался над этим вопросом. Гарри думал, что его ответ прозвучит насмешливо, но когда Малфой заговорил, его голос звучал задумчиво, серьезно.

— Я бы, наверное, навестил знакомого. Друга семьи. Он бы показал мне окрестности, я бы исследовал сельскую местность. Немного поужинал, выпил. Прогулялся. — Он на мгновение задержал взгляд на Гарри, затем отвел глаза. — Что-то вроде этого.

— Правильно. — Гарри окинул взглядом профиль Малфоя, впадину его скулы. — Это звучит... мило.

Малфой промычал в ответ, не подтверждая и не отрицая. Гарри отбарабанил обратный отсчет секунд по пятнам его двух родинок. Он, казалось, ничего не заметил.

В ту ночь Гарри написал Чарли в Румынию. Всего на несколько дней, нацарапал он на пергаменте. Особых хлопот не будет, просто нужно немного отдохнуть, и я бы с удовольствием посмотрел на драконов. Пожалуйста, дай мне знать! Он сделал паузу, быстро перечитав свое письмо, решив, что оно ему понравилось. Он подписал его:

Всего наилучшего, Гарри.

***

Он прибыл с помощью портключа в виде снежного шара. Он отправился, согласно расписанию, из назначенного зала отправления на первом этаже Министерства.

Лондон, который он оставил позади, был мрачным, покрытым пеленой настойчивого дождя, который продолжался несколько дней. Он приземлился на солнечном склоне холма, и его чуть не унесло сильным ветром. Закинул сумку на плечо и собрался с духом, когда ветер подул в его распахнутое пальто и раздул его, взъерошив волосы. Внизу раскинулся маленький городок, голубые и оранжевые крыши усеивали холмистый спуск, а в колыбели долины стоял маленький замок, весь в башенках и пиках. Две фигуры поднимались на холм, размахивая руками и выкрикивая приветствия. Одним из них был Чарли.

— Привет! — крикнул Гарри в ответ и так же безумно замахал руками, спускаясь к ним.

Они встретились на полпути, дикие ветры украли смех Гарри, когда Чарли заключил его в медвежьи объятия, раскачивая взад и вперед, крича: “Гарри Поттер! Гарри Поттер прибыл навестить меня!” Лицо Гарри было прижато к теплой шее Чарли, и он не мог перестать улыбаться. Не тогда, когда Чарли отпустил его, не тогда, когда он представил его своему коллеге — Лоу, ясноглазому валлийцу, — не тогда, когда Чарли повел его в сторону города, положив руку на плечо Гарри. Не тогда, когда они втроем сидели в маленьком кафе за ланчем — чтобы унять тошноту Гарри от портключа — и Чарли копался в пакете, который Молли дала Гарри, настояв, чтобы он передал дальше.

— О, джекпот, — сказал Чарли, открывая потрепанную жестяную коробку. — Помадка.

Лоу широко развалился на своем месте, положив одну руку на спинку стула Чарли, а другую широко положив на стол. Тыльная сторона его ладоней была покрыта татуировками, которые тянулись вверх по рукам, исчезая под рукавами. Он стащил новый шарф Чарли — на этот раз Молли выбрала фиолетовый цвет — и свободно повязал его ему на шею.

— Так чем бы ты хотел заняться? — спросил Лоу. Его усмешка была ленивой.

Гарри ел луковый суп. Он все еще пытался сдержать улыбку в перерывах между ложками.

— Посмотреть на драконов. Определенно драконы. И, — он взволнованно вздохнул, — Может быть, ты мог бы показать мне окрестности? Я бы хотел посмотреть здешнюю сельскую местность. Сходить куда-нибудь выпить. Погулять. Я не знаю. — Он рассмеялся. — Это звучит правильно?

— Звучит идеально, — сказал Лоу, и Чарли кивнул, пытаясь говорить, но все еще работая над липким кусочком помадки.

— Мы можем заняться драконами завтра, — выдавил он, жуя и глотая. — Я должен быть на поле большую часть дней, но Лоу может показать тебе окрестности. Он работает по ночам.

— Конечно, — добавил Лоу, и что-то в этом заставило Гарри покраснеть, заставило головокружение расцвести в глубине его живота.

Чарли рассмеялся, раздраженный, и попросил своего друга остановиться, спросил, может ли он продержаться две минуты, не флиртуя ни с чем, что выглядело бы отдаленно одушевленным. На это Гарри вслух поинтересовался, не считает ли Чарли его лишь слегка одушевленным, и Чарли сказал почти, и Гарри не смог удержаться от смеха — живот напряжен, голова запрокинута, а сам он расслаблен.

Когда они покончили с обедом, Лоу повез их по городу на своей маленькой потрепанной машине. Там пахло собаками, а заднее сиденье было завалено пустыми бутылками и походными ножами разного размера. Гарри опустил окно и смотрел, как мимо проносится сельская местность. Холмы, деревья, зелень, насколько он мог видеть. В воздухе пахло, как в самом разгаре весны. Счастье нахлынуло на него с силой, начиная и заканчивая впадиной на груди, где кулон, свисающий с кожаного ремешка, касался его кожи.

Малфой дал его ему тем утром. Две недели, предшествовавшие каникулам, он был рассеян, углубившись в свои записи, время от времени прерывая бессмысленную болтовню Гарри словами Ради Христа, Поттер, я пытаюсь сосредоточиться.

В те дни на кухне поместья тошнотворно пахло зельями. Беспорядок на столе Малфоя взорвался, расширился и возрос, достигнув кухонной стойки и пола. Сам Малфой был возбужден, но выглядел изможденным, и несколько раз, когда он потрудился встать, чтобы приготовить им чай — в эти дни это была в основном задача Гарри — он, казалось, немного прихрамывал, предпочитая левую ногу правой.

Но когда Гарри появился тем утром, кухня в Мэноре была чище, чем он когда-либо видел. Стол был пуст, если не считать нескольких растений в горшках, мягко покачивающих своими стеблями. Плита была чистой, никаких булькающих зелий, никакой синей жижи, стекающей по шкафам. Двери в сад были открыты, и в комнате пахло лимонами.

Малфой пил кофе, стоя, прислонившись к столу. Он ждал Гарри.

— Все готово к отправлению? — он спросил. Его голос звучал грубо. Он выглядел измученным.

Сам Гарри нервничал, не находил себе места всю ночь, но на кухне он просто усмехнулся и проигнорировал свое беспокойство. Малфой не дал ему много объяснений, когда полез в карман и достал коробку. Бросил её Гарри. Это было похоже на маленькую шкатулку для драгоценностей. В ней была длинная грубая кожаная нить, с которой свисал маленький круглый стеклянный кулон.

— Кулон, — сказал Драко. — На какое-то время это должно имитировать эффект... — Он почти умолк, но, казалось, слишком устал, чтобы фильтровать свои слова. — Наших прикосновений.

Так и было. Гарри надел его почти сразу, заправив под ворот рубашки, позволяя ему прилегать к коже. Он мгновенно нагрелся, превратившись в маленькую светящуюся точку на его грудине, распространяющуюся по всей груди. Связь ослабла, замурлыкала, как кошка, нашедшая местечко на солнце. Гарри положил руку на кулон, на свое сердце, и закрыл глаза, а затем засмеялся. Он чувствовал себя спокойным. Идеально. Идеально.

— Это работает, — вот что сказал Малфой тихим голосом. Он наблюдал за ним.

— Да. — Гарри улыбнулся, несчастный. — Да, — повторил он, едва переводя дыхание. Он подошел и встал рядом с Малфоем, прислонившись спиной к столу. — Вау.

Малфой фыркнул.

— Ты не можешь его снять. Ты должен постоянно носить его. Спать, принимать душ, что угодно.

Их плечи соприкасались, тыльные стороны ладоней соприкасались, но это не имело значения. В любом случае, ему казалось, что прикосновения Малфоя были повсюду. Внутри него, в его кровотоке. В его сердцебиении, тяжестью в ушах.

— Вау, — снова сказал он. — Ты хорошо справился.

Небрежно, без предисловий, Малфой повернул руку и свободно переплел свои пальцы с пальцами Гарри. Связь уже бурно протекала через него, настолько удовлетворенная, что он едва мог различить воздействие сухой ладони Малфоя на свою. Но когда эти длинные пальцы коснулись его, его сердце замерло под кулоном.

Малфой позволил своей голове свеситься набок, упав на плечо Гарри.

— Просто чтобы быть уверенным, — пробормотал он сонным голосом.

Гарри сглотнул.

— Ты вообще спал?

— Пфф. — Со своего места Гарри мог почти видеть, как веки Малфоя опустились. — Спать, — сказал он уничижительно.

— Драко, — прошептал Гарри, мягкий от тепла Связи. — Ложись спать, ага?

— Да, — пробормотал он в ответ, тяжело прижимаясь к Гарри.

Вот каким Гарри оставил его тем утром: сонным, нетвердо стоящим на ногах, когда он наблюдал, как Гарри вылетел из камина в гостиной. Их взгляды встретились, когда Гарри объявил о своем пункте назначения, Министерстве магии, тяжелым, как ни странно, образом. На краткий миг ему отчаянно захотелось остаться. Связь ошеломила его, сбила с толку от того, что он был удовлетворен, наблюдая, как он оставляет Малфоя позади. Драко, мягкое притяжение в его сердцевине дало о себе знать всего секунду спустя.

Это мягкое чувство поддерживало его в тонусе и тепле в течение всего дня. Через очередь в министерстве, через путешествие с портключом. Оно вспыхнуло снова, когда Чарли обнял его, когда Лоу ухмыльнулся ему, обнажив острые зубы. Это все еще было там, когда Гарри сидел на заднем сиденье машины, ветер врывался в открытое окно, и в этот момент он подумал: вот какой была бы его жизнь, если бы не Связь — простой, свободной. Радостной. Боль ушла из поясницы, из низа живота.

Маленькая, более тихая часть его пискнула, чтобы сказать, что без Связи этого особого блаженства тоже не было бы — того тепла, которое он чувствовал, пульсируя от веса кулона, того, как это затуманивало его разум удовлетворением. Это, прошептала та часть его. Это, это, это.

***

Чарли и Лоу жили в просторной хижине вместе с двумя другими укротителями драконов. Она была спрятана за высокими соснами, которые выходили на поляну — участок мха и травы, испещренный небольшими подпалинами. Лоу объяснил, что Чарли подумал, что было бы забавно однажды привести домой одного из молодых парней, и это прозвучало так, как будто не только Чарли помог осуществить этот план.

В их доме было тепло и беспорядочно. Повсюду валялись тарелки, носки и всякие драконьи штучки. Кровать Гарри была выдвижной в гостиной, хотя в ту первую ночь он почти не сомкнул глаз: он был пьян и полон энергии, счастливый, слушая, как снаружи громко стрекочут сверчки. Он вертел в руках кулон, не мог удержаться, чтобы не прикоснуться к нему. Каждое прикосновение его пальцев к коже посылало по телу теплую волну — летний ветерок, этот первый глоток утреннего кофе. Прикосновение губ любимого человека.

В конце концов он задремал как раз в тот момент, когда небо за окном начало светлеть, как раз в тот момент, когда утренний хор начал свои тихие призывы. В конце концов Чарли разбудил его, несколько раз встряхнув за плечо и протянув кружку дымящегося кофе. Гарри был слаб, но спешка все еще была, наполняя его организм. Он улыбнулся в свою кружку, закрыв глаза.

— Хорошо спалось? — спросил его Чарли, забавляясь хорошим настроением Гарри.

Гарри хмыкнул, кивнул. Его ухмылка стала шире. Он ничего не мог с этим поделать.

В тот день они пошли посмотреть на драконов. Лоу отвез их на своей машине; Аппарация была слишком громкой, распространила бы слишком много магии по территории и напугала новых драконов. Чарли повернулся на переднем сиденье, чтобы все еще разговаривать с Гарри, пока они ехали, объясняя свои процедуры, вид раненых драконов, которых обычно принимает убежище — с какими травмами они столкнулись, почему они произошли. Чарли сказал ему, что заброшенные электростанции были большой проблемой. Им нравилось гнездиться там, нравились тишина и тепло, но они, как правило, путались в ржавой проводке — впадали в панику и причиняли себе боль. Их приносили в святилище с глубокими, гноящимися порезами на боках, а их когти были в полном беспорядке из проводов и ткани.

— Это ужасно, — сказал Гарри, и Чарли согласился.

Заповедник был огромным. Гарри почувствовал запах еще до того, как увидел его: сера, дерево и грязь. Запах драконов. Территория простиралась вокруг подножия холма, сплошь небольшие каменные здания и низкие металлические заборы. Кроме того, магические границы разграничивали логово каждого дракона. Зрелища было достаточно, чтобы у него перехватило дыхание, остановилось сердцебиение: десятки драконов, насколько он мог видеть, все бегали, летали и кружили под своим собственным куполом магии. Неподалеку, в логове поменьше, молодой Огнезвезд выдул для себя огненное кольцо и пролетел прямо сквозь него. Он захихикал над своим собственным достижением, звуча как гигантская сорока.

— Вау, — сказал Гарри и не смог придумать, что еще добавить.

— Ага. — Чарли хлопнул его по плечу, смеясь, подталкивая его вперед. — Добро пожаловать в рай.

День был солнечный, и ветер немного стих. Вскоре Гарри пришлось оставить свою куртку, повесив ее на забор, и он работал до седьмого пота, помогая Чарли с его заданиями. Проверял драконов, находящихся под его опекой — двухмесячного антиподного Опалового глаза, который кашлял красивым алым облаком, перуанского Змеезуба, у которого не было ноги, сварливого Гебридского черного и любопытного Коротконогого, который громко пыхтел в ухо Гарри, — чистил их логова, убеждаясь, что никаких инфекций не было у них под чешуей, в ушах.

В какой-то момент Чарли увели на короткую консультацию, а Гарри задержался, прошелся по территории, щурясь на солнце. Это был прекрасный весенний день. Шум языков, действий, но все это делалось со спокойствием, поскольку преследовалась только одна цель: сохранить драконам жизнь. Не было никакой опасности, которая исходила бы из-за стен волшебной крепости, из долины драконов. Нет бездонной пропасти потенциальных преступлений, нет тайн, которые нужно разгадать. Ничего, кроме леса, земли и вида возбужденного дракона, катающегося по грязи.

В итоге Гарри закончил маленьким антиподным Опаловоглазым. Офелия, сказал ему проходивший мимо укротитель. Он сидел, скрестив ноги, на траве, зачаровывая маленький огненный шар с кончика своей палочки, размахивая им, чтобы она погналась за ним — попыталась поймать, проглотить, укусить. Время от времени она уставала от игры и плюхалась животом кверху к нему на колени. Он почесывал ее, и она кашляла в него своим алым дымом, заставляя его задыхаться и смеяться.

— Кто-то влюблен, — прокомментировал Чарли, когда снова нашел Гарри. Офелия висела у него на плечах, покусывая его волосы.

— Я забираю ее домой, — сказал Гарри совершенно серьезно. — Я забираю ее домой и ращу в своем саду. Не так ли? — он адресовал вопрос маленькому дракону. Она попыталась укусить его за руку. — Это ”да", — сообщил он Чарли.

Чарли рассмеялся и помог высвободить Гарри из крепких объятий Офелии. Гарри вел себя драматично, покидая ее, стонал, тянулся назад, когда Чарли вытащил его из-под купола магии, кричал: Я вернусь, любовь моя!

Офелия моргнула, как рептилия, и склонила голову набок, глядя на него. Затем она отвлеклась на пролетающую мимо стрекозу и сразу же отправилась на охоту.

В тот вечер Чарли пригласил его поужинать в городской паб. Лоу работал ночью и не пошел с ними. Это было маленькое заведение, теплое и душное, с пылающим огнем в очаге. Стены были обшиты деревянными панелями. Пиво, которое им подали, было на вкус как хлеб, и ударило Гарри в голову быстрее, чем он ожидал.

Они говорили о работе Чарли, о драконах. Они поговорили о Лоу, который, по словам Гарри, казался милым парнем, и Чарли точно знал, что Гарри имел в виду, и сказал ему с кривой усмешкой, что нет, они не были вместе. О, я... я не думал, что ты такой, — солгал Гарри, изображая невинность. Чарли просто рассмеялся и сказал: Конечно, конечно, ты не думал.

Затем Чарли спросил его о его собственной работе, и у Гарри перехватило горло. На этом разговор затих.

— Ты счастлив? — спросил Чарли совершенно неожиданно. — Гарри?

Гарри просто уставился на свое пиво. Его пустая тарелка. Игра света от камина на их столе.

— Могло быть и лучше, — сказал он в конце концов.

Краем глаза Гарри увидел, как Чарли кивнул.

— А Малфой?

Гарри фыркнул.

— Счастлив ли он?

Чарли улыбнулся.

— Не то, что я имел в виду, но да.

Гарри пожал плечами. Он не знал. Пиво сделало его тяжелым и расплывчатым, и радостный прилив все еще был силен под его кожей, несмотря на то, что упоминание о работе тяжелым грузом давило ему на грудь. Был ли Малфой счастлив? Было ли это чем-то, что он должен был знать?

Чарли проводил его до дома. Гарри прислонился к нему, когда они шли к домику, прижимаясь ближе, чувствуя руку Чарли на своем бедре, поддерживающую его. Прикосновение было таким приятным, таким близким, и он хотел большего. Но Чарли только посмеялся над неуклюжей попыткой Гарри придвинуться ближе, сказал ему, что он пьян, пожелал ему спокойной ночи. Он уложил Гарри на выдвижную кровать, и Гарри лишь смутно осознал, что рядом с ним на пол поставили стакан воды. Прикоснулись тыльной стороной ладони к его щеке. Сонный и опьяненный, он пальцами автоматически обхватили кулон. Он тихо застонал от этой комбинации, а затем быстро и полностью погрузился в сон.

***

На следующий день Лоу взял его прокатиться по местности, пока Чарли был на работе. Гарри был отвлечен, когда они тихо садились в машину. Он смутно помнил предыдущую ночь, и у него было ощущение, что он выставил себя дураком перед Чарли. Он беспокоился из-за этого, бессмысленно перебирая мысли. Лоу заметил его настроение и начал болтать с ним, постоянно и бессмысленно, рассказывая какую-то историю о своей тете Тьенеке, двух ее парнях и неудачном заклинании гламура, которое пошло не так. Это сработало, и вскоре Гарри рассмеялся. Казалось, это подстегнуло Лоу, и через полчаса их поездки Гарри знал о созвездии своей семьи больше, чем о созвездии большинства людей.

У Лоу был отец-маггл, а мать — ведьма, он был наполовину голландцем, но вырос в Уэльсе. Он был слизеринцем, из тех, кто, по его собственным словам, всегда искал приключений в других общих комнатах. Он признался, что был безнадежно влюблен в Билла Уизли большую часть своего времени в школе (“Но опять же, кто не был. Боже, это тело”), именно так он подружился с Чарли: сначала в качестве стратегического шага, а затем — неохотно — в качестве утешительного приза.

— А Чарли знает, что он — утешительный приз? — спросил Гарри, смеясь. Они припарковали машину возле зарослей соломы, и Лоу показывал ему группу деревьев, которые срослись друг с другом.

— О, я напоминаю ему каждый день, — сказал Лоу, положив руку на покрытый мхом ствол. — Чтобы он не забыл.

Гарри фыркнул, ухмыляясь и стараясь не делать этого. Он покачал головой. Лоу подмигнул ему, быстрый жест, который он видел у него раньше, чтобы показать, что он шутит. Но сейчас, в тишине леса, что-то в этом — в улыбке Лоу, в том, как его острые зубы прикусили нижнюю губу, — казалось другим. Предвосхищающе.

Гарри удивился этому. Он несколько раз взглянул на Лоу, когда они вернулись в машину, и Лоу, казалось, чувствовал это каждый раз — оглядывался в ответ, уголки его рта подергивались от веселья.

Ему не пришлось долго раздумывать. В какой-то момент Лоу попросил его достать солнцезащитные очки из бардачка, но Гарри не смог их найти. Продолжая вести машину, Лоу наклонился, порылся и тихо выругался, когда тоже не смог их найти. Но когда он снова отклонился, тепло его руки коснулось ноги Гарри и задержалось, едва касаясь. Инстинктивно Гарри погнался за ним, чуть раздвинув ноги. Мгновение, и взгляд Лоу метнулся между дорогой, глазами Гарри и его промежностью. Мгновение, и затем его рука вернулась: на колено Гарри, нежно, и когда он немного раздвинул ноги шире, прикосновение переместилось вверх. Рука Лоу была горячей и тяжелой, высоко на его бедре.

Он держал её там, пока они мчались по продуваемым ветром дорогам, окруженным с обеих сторон высокими соснами. Подлесок был размытым пятном ярко-зеленого цвета. Глаза Лоу не отрывались от дороги, когда Гарри положил свою руку поверх руки Лоу и двинул ее вверх, пока она не накрыла наполовину твердый член Гарри, обтянутый его джинсами. Он сжал свою руку поверх руки Лоу, и тот тихо выругался.

— Черт. Боже. — Лоу съехал на мягкую обочину дороги. Он остановил машину. — Я хочу отсосать тебе, — сказал он Гарри, уже двигаясь, отстегивая ремень безопасности.

Гарри мог только сказать да, да, возясь со своим собственным ремнем, а затем и с джинсами. Его руки дрожали, и Лоу присоединился к нему, расстегивая их, торопливо бормоча давай, давай, давай, а затем отодвигая их в сторону. Он один раз потёр Гарри через штаны, прежде чем вынуть член Гарри. Теперь он был полностью возбужден, и у него была всего секунда, чтобы полюбоваться тем, как он выглядел — румяный и подергивающийся в татуированной руке Лоу, — прежде чем Лоу опустился на него, наклонившись вбок со своего водительского места.

Это длилось недолго, кулон позаботился об этом: Лоу сосал его быстро, хорошо и горячо, а Гарри запустил одну руку в его волосы, другой обхватил кожаный ремешок, и Связь обострилась и запульсировала, как никогда раньше. Гарри застонал, толкаясь в рот Лоу, и Лоу одобрительно замурлыкал. Гарри выругался, сосредоточился на звуках вокруг него — цикадах, ветре в деревьях, влажном чавканье Лоу, обхватывающего его языком — и кончил сильнее, чем когда-либо за последние годы. Чем когда-либо за всю свою жизнь.

— Господи, — выдохнул он, все еще приходя в себя добрых несколько минут спустя. Лоу вскарабкался на него, поцеловал его открыто и влажно, держа в руке свой член, дроча на коленях Гарри, дыша ему в рот.

Когда они вернулись в хижину в тот вечер, Чарли уже был дома с территории. Он протянул им обоим холодный напиток, когда они сидели в гостиной, Гарри и Лоу на импровизированной кровати Гарри. Поверх смятых простыней.

— Хороший день? — спросил Чарли, косо держа свою бутылку.

Гарри невольно покраснел. Он сказал: “Конечно, да”, — и сглотнул. Лоу перекинул руку через спинку дивана. Гарри чувствовал исходящий от него жар.

На следующий день Гарри снова пошел с Чарли к драконам. Он провел утренние часы, играя с Офелией, пытаясь заставить ее расправить крылья. Она этого не сделала. Тем не менее, она довольно впечатляюще ударила Гарри хвостом по лицу, отчего у него на щеке осталась сердитая красная отметина. Затем, около полудня — как и договаривались — Гарри отпросился, сказав, что обещал Рону и Гермионе позвонить по Каминной сети. Чарли, который вышел из одного из логов в кожаных перчатках до плеч, был слишком рассеян, чтобы обратить внимание на подробные рассуждения Гарри, и сказал ему прокатиться вверх по долине с одним из других тренеров. Он мог аппарировать оттуда.

Гарри так и сделал. Он аппарировал в хижину, слегка пошатываясь, с бьющимся сердцем. Лоу ждал его без рубашки в дверях его спальни. Он поприветствовал его: Блять, да, — и положил руку ему на затылок, притягивая его в поцелуй, который затащил его в его комнату. У Гарри все еще хватало присутствия духа, чтобы пинком захлопнуть за ними дверь.

Лоу уложил его на спину, на кровать, объезжал его быстро и жестко, двигая бедрами маленькими тугими кругами. Он чувствовал себя потрясающе вокруг члена Гарри, чувствовал себя потрясающе на нем. Его татуировки змеились вверх по рукам, вниз по груди. Гарри провел по ним одной рукой, другой не в силах отпустить ожерелье, прижимая его ближе к своей потной груди.

Лоу был невероятно привлекателен, весь в подтянутых мышцах, ярких глазах и улыбке, которая выглядела как воплощение опасности. В их взаимодействии было что-то такое, что заставляло чувствовать, что это игра, танец. Гарри хотел перевернуть их, хотел довести Лоу до крайности, а затем сдержаться, посмотреть, что это с ним сделает. Посмотреть, может ли это заставить улыбку мужчины дрогнуть, может ли это заставить его умолять. Лоу наклонился, чтобы поцеловать Гарри, и Гарри задвигал бедрами быстрее, сильнее, и в тумане своего возбуждения — и с его очками, потерянными на тумбочке — Лоу расплылся, и непрошеное воспоминание обрушилось на Гарри, как шторм. Драко, заползающий к нему на колени в гостиной дома 12 по площади Гриммо и запускающий руки в волосы Гарри. Тяжело дыша, прижимаясь к его щеке, говоря Господи. Боже. Пожалуйста.

Вот как кончил Гарри, одной рукой сжимая бедро Лоу в тисках, а другой вдавливая кожаную ленту в его кожу.

Они повторили это еще дважды, прежде чем Чарли вернулся домой. Один раз, когда Гарри пытался приготовить бутерброды для них обоих, Лоу подошел к нему сзади, прижался вплотную и запустил руку в боксеры Гарри, прижавшись ртом к его шее.

— Все эти авроры-любители, — прошептал он с улыбкой в голосе. Рука, которая не была на члене Гарри, царапала его грудь, его грудные мышцы. Они закончили тем, что Лоу склонился над кухонным столом, а Гарри медленно покачивался в нем, их тихий смех вскоре превратился в прерывистое дыхание, стоны.

В другой раз это было в душе, когда Лоу сказал, что ему нужно очиститься от грязи, и Гарри присоединился без особых вопросов. Полностью разрушая цель, сказал Лоу, улыбаясь Гарри в рот.

Когда Гарри вышел из душа — в джинсах, но без рубашки, вытирая голову полотенцем, — оставив Лоу мыться как полагается, Чарли был в гостиной, в одном из кресел. Он закинул ноги на кофейный столик, в руке у него было пиво. Он улыбнулся Гарри, немного криво.

— Эм, — сказал Гарри. В другой комнате все еще работал душ. — Чарли, — начал он, но не знал, как закончить предложение. Чарли покачал головой, все еще криво улыбаясь. Он открыл рот, чтобы заговорить, затем остановил себя — сделал это дважды. Гарри бросил полотенце на диван, сел в кресло рядом с Чарли. — Ты сказал... — Он сглотнул. Сейчас ему было трудно вспомнить, почему он решил, что это хорошая идея. — Когда ты сказал, что ты, что вы двое не были... я действительно не…

— Мы не такие. Нет, Боже, мы... — Чарли нервно рассмеялся, решительно покачав головой. — Все в порядке! Все в порядке. Мы — нет. Я просто не... — Он пожал плечами, неловко улыбаясь. — Ожидал этого. В любом случае. В любом случае! — Он вздохнул, отвел взгляд, оглянулся. Его взгляд скользнул по раскрасневшейся груди Гарри.

Его дискомфорт изменился. Он нахмурился.

— Гарри, что это?

Гарри потребовалось мгновение, чтобы понять, что имел в виду Чарли. Кулон. Его рука взметнулась к нему, почти защищая.

— О, эм. Хорошо. Это... — Он вспомнил Малфоя, то, что тот сказал ранее на этой неделе, бросая ему коробку. Наклоняясь к нему. Держа его за руку. Он слабо сказал, — Знак внимания.

Чарли посмотрел на него в ответ, совершенно серьезно. Он поставил свой бокал на стол, опустил ноги.

— Это драконья кожа. Малфой дал это тебе?

Гарри сглотнул.

— Да?

— Черт, — выдохнул Чарли. — Я не думал, что он... Гермиона знает, верно? Она помогла тебе это протестировать?

Паника, старая знакомая, быстро пробилась сквозь размытое пятно его удовлетворения под кожей.

— Проверить что?

Чарли выдержал его пристальный взгляд, как будто пытался понять, серьезно ли Гарри. Его сердцебиение громко отдавалось в ушах.

— Чарли. Проверить что?

— О боже, — был ответ Чарли на это, вставая со своего места. Гарри хотел спросить еще раз, но затем палочка Чарли была направлена на камин, вызывая пламя, устанавливая соединение для международного вызова пожарной охраны.

***

Он не мог аппарировать через границы, что означало, что ему пришлось использовать междугородную сеть из нескольких публичных адресов, которые Чарли поспешно написал для него на клочке бумаги, вырванном из уголка газеты. Из Синая он отправился в Министерство в Бухаресте, оттуда в Будапешт, оттуда в Вену, оттуда во Франкфурт. Там у него была задержка примерно на два часа из-за протечки на втором этаже их отдела, а в Брюсселе они доставили ему проблемы с оформлением документов на поездку, задержав его еще на час или около того.

К тому времени, когда он пересек границу и аппарировал в Мэнор, он с облегчением обнаружил, что Защита впустила его. Гермиона пыталась несколько раз ранее той ночью, но безрезультатно.

Он нашел Малфоя в его кресле в гостиной. Он был призрачно бледен, губы казались синими. Под его носом было красное пятно, как будто он вытер кровь. Его глаза были впавшими и дикими, расфокусированными. Воротник его рубашки выглядел грязным, подол серого джемпера тоже.

Он прерывисто вздохнул при появлении Гарри. Его взгляд замер.

— О, хорошо, — сказал он. Голос у него был разбитый, как наждачная бумага. — Ты вернулся, — добавил он тише, и с этими словами его глаза закатились, закрылись, а тело обмякло в сиденьи.