Министерство появилось вокруг них. Сначала размытое, затем четкое. Сначала странно темное, а затем яркое, — мягкий вечерний свет отеля резко контрастирует с лампами, освещающими кабинку прибытия и за ней длинный коридор транспортного отдела. Вечер был тихий, только горстка людей входила и выходила из кабинок, служащий Министерства лениво проверял бумаги. Заклинаниям перевода, которые все еще звенели в ушах Гарри, потребовалось некоторое время, чтобы освоиться с языком. Холодок пробежал по его телу, хотя было не совсем холодно, на острове все еще царило лето: просто жара не задерживалась в стенах Министерства таким же образом, не окутывала его с такой легкостью, как в Луксоре. Рядом с ним Драко глубоко вздохнул.


В коридоре диспетчер вынудил их выйти из кабинки, возможно, во второй или в третий раз. Они отдали свой портключ и пошли собирать свои чемоданы, несколько ошеломленные, дезориентированные.


— Мы вернулись, — сказал Гарри, оглядывая знакомый вестибюль по пути к камину. Отблески огня отражались от темных плиточных полов, пространство в основном пустовало, расчищенное к летнему сезону и раннему вечеру. Гарри проходил через этот самый зал почти каждый день в течение многих лет. Теперь это казалось воспоминанием из другой жизни.


Драко вообще почти ничего не говорил. Между его бровями пролегла небольшая морщинка, складка. Гарри ухватился рукой за предплечье Драко, удерживая его, его шаг был на долю секунды медленнее. Перед ними тянулась длинная вереница министерских каминов, огонь в которых слабо горел. Время от времени один из них расплывался в зеленый цвет, вспыхивал, и через него проходил сотрудник, работающий допоздна, с портфелем или сопровождаемый шквалом записок.


Гарри потянул Драко за руку, заставляя его остановиться, когда они приблизились к одной из каминных полок.


— Ты пойдешь со мной? — спросил он, ставя свой чемодан и подходя ближе. — На Гриммо? — Была часть его, которая чувствовала себя странно, своего рода в когнитивном диссонансе при попытке протянуть руку, пытаясь удержать Драко в своих объятиях в Министерстве. Но мысль была маленькой и незначительной под громким ревом желания — желания, чтобы болтовня Драко началась снова, желания, чтобы легкость Луксора без усилий перетекла в здесь и сейчас.


Улыбка Драко, на взгляд Гарри, была слишком натянутой, поэтому он положил руки на шею Драко, прижав большие пальцы к линии его подбородка. Он погладил, наклонился для поцелуя. Прикоснулся губами.


— Очень хорошо, — сказал Драко, когда Гарри отступил. — Ты иди вперед. Сначала я заскочу домой.


Гарри бросил на него взгляд. Драко с улыбкой перевел дух, очарованный — казалось, против своей воли — нежеланием Гарри отпускать его.


— За свежей одеждой, — объяснил он. — Заберу почту. Это займет всего лишь мгновение. Господи, неужели ты действительно не можешь так долго обходиться без меня?


Это было сказано в шутку, в нерешительной попытке поднять настроение, но что-то в этом было не так. Нет, подумал Гарри, сразу почувствовав себя глупо из-за этого. Должно быть, это отразилось на его лице, потому что в ответ Драко отвел взгляд — покраснел, нахмурившись еще сильнее.


— Всего лишь мгновение? — Гарри храбро подхватил его тон, потянув Драко за воротник.


Драко оглянулся на него. Он кивнул, коротко промычав в знак согласия, и Гарри снова поцеловал его. Дважды, трижды, заставляя его сердце биться быстрее, заставляя их дыхание стать немного прерывистым.


— Увидимся, — сказал Гарри в поцелуй, ухмыляясь, когда Драко на секунду приник к его рту. Он сделал два шага к камину задом наперед, держа чемодан в руке. Драко выпятил челюсть в ответ, в безмолвном иди уже.


Гарри шагнул в огонь, сердце подскочило к горлу, и назвал номер дома.


Все шторы на площади Гриммо были раздвинуты. Это был один из тех летних вечеров, когда надвигался горячий ливень, когда вдалеке гремел гром, наэлектризовывая воздух. Вечер был теплым, с легким дуновением прохладного воздуха, ничего похожего на вечную жару Луксора, которая могла согревать и охлаждать, но всегда оставалась раскаленной по своей сути. Гарри вошел в гостиную и обнаружил, что скучал по дому. Он скучал по запаху дерева, по тому, как это пространство хранило воспоминания. То, как тишина звучала по-разному в каждой из комнат. Он был счастлив вернуться, и быстро обрадовался, что Драко тоже скоро вернется.


На кухне открылся и закрылся шкафчик. Вошла Алмар, поедая ложкой что-то похожее на джем — прямо из банки. Она вздрогнула, увидев его, он тоже немного вздрогнул, и она рассмеялась — подошла поприветствовать его.


— Ой! Привет! — сказала она, не зная, куда деть варенье, обнимая его липкими руками, отведенными в сторону. — Я думала, ты должен быть не раньше семи!


Гарри обнял ее в ответ.


— Семь по луксорскому времени, — объяснил он, когда она отпустила его, все еще оглядываясь в поисках места, куда положить джем.


— Конечно! Конечно! — Казалось, она решила вернуться на кухню. — Извини, не поняла, я бы не стала лезть в твои дела, я просто подумала, ты позволил мне остаться здесь, и было бы неплохо…


Она украсила кухню жалкого вида плакатом с надписью: Добро пожаловать обратно! как будто разные буквы были переставлены или написаны задом наперед. Два маленьких шарика подпрыгивали, а бисквит стоял на столе под заклинанием Стазиса.


— Не многовато ли этого? — Она поставила банку на столешницу, взглянула на него. — Немного перебор, да? Я просто хотела испечь торт, но потом мне показалось, что это что-то вроде вечеринки, а потом, я не знаю. Ты еще не должен был приехать! К тому времени я, наверное, передумала бы насчет воздушных шаров.


Ухмылка Гарри была отчасти гримасой.


— Это... очень продуманно, — сказал он. Они разговаривали перед тем, как он ушел? Неужели Гарри пообещал что-то, чего не смог выполнить? Сейчас это было трудно вспомнить — дни, предшествовавшие поездке, были размытыми, наполненными мечтами о Драко и убийственно коротким периодом концентрации внимания.


Алмар быстро вымыла руки и вытерла их тряпкой.


— Кстати, ты хорошо выглядишь. Очень... — Она сделала паузу, рассматривая его с кухонным полотенцем в руке. — Солнечно.


— Алмар.


— Ох, дорогой, — Она улыбнулась, плотно сжав губы. Накинула полотенце на ручку духовки. — От винта.


Гарри перевел дыхание. Он снова оглядел кухню, на милое проявление заботы Алмар. Он так часто бывал здесь раньше, чувствуя себя неловко перед лицом чьей-то привязанности. На этот раз он хотел сделать все правильно.


— Алмар, — начал он. — Ты прекрасна. И забавная, и…


— ...и умная, и симпатичная, бла-бла-бла, продолжай. Покончи с этим, как можно быстрее, пожалуйста, как с пластырем.


— Это было странное время. Я был странным и… возможно, не очень честным. По отношению к тебе, или к себе, или…


— Агрх. — Она посмотрела в потолок, прислонившись спиной к стойке. — Я не могу поверить, что переживаю это еще один раз.


— Я… — Он вздохнул, недовольный собой. — Прости, я не... я никогда...


— Использовал твои слова? — Она пожалела об этом в тот момент, когда сказала, это было ясно — ее лицо исказилось. — Прости. Это было подло. Я не это имела в виду.


Двери в сад были открыты. Снаружи полосатый кот пытался поймать пчелу. Вдалеке прогрохотал гром.


— Как мне это сделать? — Гарри спросил. — Что я должен сказать?


— Ты хочешь, чтобы я сделала это за тебя?


Да, хотел сказать Гарри, но это был бы неправильный ответ.


— Ты мне нравишься, — сказал он. — Я хочу, чтобы мы были друзьями. Просто не...


Алмар кивнула.


— Просто не. — Она быстро моргала, снова уставившись в потолок, глаза были влажными. — Хорошо. По крайней мере... я не влюблена в тебя или что-то в этом роде. Это бонус.


Гарри неуверенно улыбнулся.


— Конечно.


— И мы только что поцеловались. Было всего-то несколько свиданий. Но ты позволил мне... — Она выдохнула, посмотрела на него. — Почему ты позволил мне?


— Эй, мне жаль. Это из-за меня. Это так, — добавил он, когда она бросила на него прищуренный взгляд. Он протянул руку, предлагая ей подержать ее. Мгновение она скептически рассматривала это, затем, фыркнув, приняла. Ее рука была меньше его, мягче, теплее. Он сжал ее.


— Ах, точно. Вот почему, — сказала она, грустно усмехнувшись. — Ты очарователен. Я забыла об этом.


Он притянул ее ближе, и она подчинилась, позволив прижаться к его груди в полуобъятии.


— Я позаботилась о твоих дурацких растениях, — сказала она приглушенно. — И твоем глупом коте.


— Спасибо. Правда. — И затем, — Это не мой кот.


— Неважно, — сказала она, в то же время, как Драко вошел в кухню с небольшим Ох. Его взгляд быстро осмотрел комнату — заметил торт, гирлянду, Гарри и Алмар, обнимающихся посреди зала. Нет, хотел сказать Гарри, видя, как непонимание расцветает в глазах Драко и разрастается в считанные секунды. И это тоже было в характере Драко: слишком быстро делать поспешные выводы, предполагая, что он часто бывает прав, а когда ему больно — слишком быстро справляться, набрасываться, отступать.


— Драко, — сказал Гарри, и Алмар отстранилась, выскальзывая своей ладон из его.


— Я понимаю, — сказал Драко. Выражение его лица было непроницаемым, тщательно скрываемое безразличие. — Должен ли я был дать тебе еще минутку?


— Ох, — сказала Алмар и сделала шаг назад.


— Нет, — сказал Гарри и Драко, и Алмар, пытаясь удержать их обоих на месте — пытаясь собраться с мыслями, выяснить, с чего начать распутывать. — Послушай. Нет, ты не...


— Итак, когда ты сказал, что это из-за тебя, ты имел в виду, — начала Алмар, и Гарри прервал её быстрым:


— Нет! Послушай, я...


Драко рассмеялся: уродливый и надрывный звук. Он не смотрел на Гарри. Он смотрел в сторону, в сад, и безразличие превращалось во что-то болезненное.


—Я знал, — тихо сказал он.


Гарри сделал шаг, затем остановился.


— Драко. Послушай меня. Нет ничего…


— Мне нужно уйти, — сказала Алмар, но Драко поднял руку и сказал:


— Пожалуйста. — Он имел в виду, что вместо этого уйдет, все еще держа в руке свой чемодан. Он повернулся, чтобы вернуться в гостиную, а Алмар направлялась к входной двери, и Гарри мог рыдать от беспомощности всего этого — этого глупого момента, этого маленького и незначительного момента, разворачивающегося перед ним. Снова прогремел гром, на этот раз за ним быстро последовал дождь, тяжелые капли застучали по окнам, по крыше.


— Вы можете просто! — крикнул Гарри, останавливаясь в дверях кухни. — Остановиться! На секунду!


Они вдвоем сделали паузу, и Гарри воспользовался своим шансом, начав со слов:


— Драко, не уходи. Я умоляю тебя, я... — Он сглотнул, слова застряли у него в горле. Его рот зашевелился, мгновение ничего не говоря. Затем, — Алмар, мне так жаль. Мне так жаль, но мне нужно просто…


— О, ради... — При упоминании Алмар терпение Драко лопнуло, и он направился к камину, набрал щепотку летучего пороха, даже когда Гарри яростно крикнул: Нет, Драко, и объявил место своего назначения. Языки пламени взметнулись вверх, унося грязный пепел за решетку.


— Черт, — сказал Гарри. Его сердце бешено колотилось. Он засунул ладони под очки, потер лицо. Когда он снова поднял глаза на Алмар, она стояла в прихожей, уставившись в пол. Одна рука на дверной ручке.


— Это ужасно, — сказала она затем тихим голосом.


— Я знаю. — Он посмотрел на каминную полку. Пламя погасло. — Я объясню. Скоро, я обещаю, но мне просто… нужно…


Она кивнула. Открыла дверь. Он подошел к камину прежде, чем она закрыла дверь за собой. Его руки были потными, летучий порошок прилипал к ладони, когда он бросал его в огонь. На мгновение он запаниковал, подумав, что, возможно, Драко поставил защиту, что он не пустит его внутрь, но огонь провел его так же аккуратно, как и всегда. Гостиная поместья была залита тем же тусклым грозовым светом, что и на Гриммо: дождь барабанил по стеклам, гром отдавался эхом вдалеке.


Драко рылся в ящике своего секретера, стоя спиной к Гарри. Его мускулы казались больше под тканью рубашки. Гарри видел, как он застегивал её всего несколькими часами ранее.


— Драко, — сказал он, но Драко не обернулся. Он перебирал бумаги, что-то ища.


— Драко. Черт возьми, посмотри на меня.


— Вот оно, — сказал Драко, доставая лист пергамента, который был спрессован и развернут. Он протянул его Гарри. — Подпиши это.


— Господи, Драко. Нет. — Он шагнул вперед, попытался оттолкнуть протянутую руку Драко с дороги — попытался подойти ближе, но Драко отошел от него. — Драко, я…! Я не собираюсь подписывать какие бы то ни было утрированные...!


— Утрированные! — Драко разразился лающим смехом. Каждое его движение было подчеркнуто, когда он положил пергамент на низкий кофейный столик и подошел к бару. Его руки, сжимавшие горлышко бутылки, за которую он взялся, дрожали.


— Я не знаю, что, по-твоему, ты видел, — начал Гарри, понизив голос. — Но я обещаю тебе. Я обещаю, это не то, что...


— Ты не был честен с ней перед отъездом, — сказал Драко. — Ты не думал, что это проблема, когда трахал меня.


— Боже, Драко. Это то, что мы делаем? Ведем себя чертовски грубо, чтобы не казалось, что нам на самом деле...


— Я ошибаюсь? — Драко повернулся к нему с бокалом в руке. Лед позвякивал в стакане.


Гарри издал недоверчивый смешок.


— Я! Она и я, мы не были...! Мы — никто. Мы едва были на нескольких свиданиях, едва целовались, это было не похоже на...!


— Да, очень своеобразно. Странно, как это работает. Люди предполагают что-то, когда ты прикасаешься к ним, целуешь их и ужинаешь с ними.


На короткую секунду воспоминание о прикосновении к руке Драко в больничной палате промелькнуло у него в голове. Воспоминание о том, как целовал его у стены в коридоре, об ужине, молча разделенном за столом. Но показалось, что это не имело смысла — как будто это вообще не вписывалось в разговор и быстро исчезло.


— Я… из-за чего ты на меня сердишься? — Гарри спросил. — Из-за нее? Потому что в этом нет необходимости, я обещаю тебе, что она сама очень расстроена из-за меня.


Драко рассмеялся тем же пустым, ужасным смехом. Он покачал головой. Однако его веселье, каким бы ироничным оно ни было, быстро исчезло. Он кивнул на бумагу, лежащую на столе между ними.


— Йовтвев разработал прототип. Ему нужна твоя подпись для продвижения исследования.


— Разрушитель проклятий? — Это вышло мягче, чем он хотел.


На челюсти Драко дрогнул мускул.


— Он… что? Я не получал письма об этом.


— Это верно, — сказал Драко. — По моей просьбе.


Сердце Гарри застряло комом в горле.


— Почему?


— Потому что я достойный сожаления монстр. — Он сказал это так, словно это была шутка, без всякого юмора.


Драко.


— Прекрати…! Перестань произносить мое имя и просто... — Он на мгновение закрыл глаза, опираясь кончиками пальцев на поверхность мокрой панели. — Подпиши эту богом забытую штуку.


— Я… нет. Ты… слишком чертовски быстр, я даже не могу…


Драко закатил глаза и отвернулся от него, повернувшись к нему в профиль.


Гарри не прекращал говорить, настаивая на том, что он …не понимаю. Зачем тебе?.. Ты несешься со скоростью миллион миль в час, Драко, и я просто... я даже не могу думать, когда ты...


— Вот именно. Именно это я и хотел сказать. — Драко сделал глоток своего напитка, первый с тех пор, как налил себе. Когда он заговорил снова, его голос звучал еще хуже, он растягивал слова. — Это — неприемлемо. И опасно. Мы... подвергаем друг друга опасности. Мы…


— Только когда мы врозь! Только когда...!


— Нет. Нет, не только когда мы врозь. На прошлой неделе ты... — Он покраснел, глядя на свой напиток. — Позаимствую твои слова — не мог даже мыслить здраво.


— Что? Ты... ты думаешь, я…? Ты думаешь, я хочу тебя, потому что я не в своем уме? Ты думаешь, что только это проклятие заставило меня...


— Я не думаю, что это произошло, Гарри. — Он сглотнул. — Я знаю, что так и было.


Недоверчивый вздох вырвался у Гарри в порыве.


Боже мой, это твоё глупое высокомерие. А как же тогда ты? Ты тоже был не в своем уме на прошлой неделе? — Затем он с несчастным видом добавил, — Сегодня утром?


— Этим утром твой член был у меня во рту, и ты называл меня дорогим, так что ясно, что я…


— Не надо. Не придавай этому значения, не притворяйся, будто...


— Я не могу! — Его голос сорвался, и он поморщился, на мгновение вообще отвернувшись. Гарри мог видеть только форму его уха, тень его щеки. — Я не могу этого сделать, — сказал Драко, затем, опустив взгляд на свой напиток. — Сегодня ты хочешь меня, — сказал он. Фраза показалась ему знакомой, — Может быть, завтра. Но я уже достаточно хорошо знаю тебя, и послезавтра что-то изменится. Ты проснешься, и что-то в кровавой воде заставит тебя остановиться, или западные ветры подуют вглубь материка, или сорока пересечет твой путь, и ты отвернешься, и я тебе больше не буду нужен. Или, что еще хуже, тебе будет скучно со мной, с тем, что у нас есть, и к чему это приведет меня? Где я буду, Гарри? — Лед в его напитке таял, тихо потрескивая в паузе, которую Драко оставил между своими словами. — Я скажу тебе, где, — добавил он грубо, нахмурившись, выглядя слишком похожим на себя в юности. — На скромном расстоянии, наблюдая, как ты выбираешь кого-то другого вместо меня.


Гарри посмотрел на него, не зная, что сказать. Как можно доказать любовь за одно предложение? Как он мог использовать слова, какими бы скользкими они ни были, когда все, что ему было нужно, — это действовать осторожно, легко? Он знал только, как пройти сквозь стену. Он знал только, как упасть и как разбиться.


— Нам не одиннадцать, Драко, — сказал он наконец, делая маленький шаг вперед. — Это не ты пытаешься пожать мне руку. Мы не те дети. Так много изменилось. Я изменился, ради бога, ты


Но эти слова снова привели Драко в ярость.


Ничего не изменилось. Ты точно такой же. Я точно такой же. Я все еще хочу сегодня того, чего хотел в одиннадцать. Чего я хотел в шестнадцать, в девятнадцать, на каждом чертовом шагу, Гарри, просто...! — Улыбка, панически растянувшая его губы, промелькнула на его лице. Он взглянул на Гарри. Затем на стол. — Просто подпиши бумагу.


Гарри почувствовал жар во всем теле. Он не был уверен, что правильно дышит.


— Что ты хотел от...?


— Боже! — Драко стукнул донышком своего стакана по дереву. Подавил смешок. — Ты действительно настолько слеп к окружающему миру, Гарри? Я хотел тебя так... Господи, помоги мне. Так долго. Я принял одно из худших решений в своей жизни, желая тебя. Пытаясь заставить тебя заметить это. А потом произошла эта... эта проклятая связь, и какая-то часть меня, скажу я тебе — маленькая, извращенная часть, которая думала: теперь он должен будет захотеть меня. Теперь у него не будет выбора, кроме как хотеть меня. Но ты никогда этого не делал, не так ли? Это никогда не был ты. Это было... это жалкое проклятие, оно хотело меня, а ты просто... ты смотрел на меня. И все, что ты увидел, было... царапиной от твоего зуда, своего рода облегчением, не говоря уже о том, что я был фанатиком и дураком и... — Он говорил бессвязно, его голос дрожал, и Гарри захотелось подойти к нему. Но он не мог. Он прирос к тому месту, где стоял.


— И я был, — закончил Драко, — дураком. Я и есть он. Так что не мог бы ты, пожалуйста, ради всего святого, подписать эту чертову бумагу, чтобы я мог хотя бы попытаться быть...


— Нет. Остановись. Я... — Гарри вздохнул и на мгновение закрыл глаза. — Мне нужна секунда.


— Зачем? Чтобы ты мог решить, хочешь ли ты пожертвовать собой ради бремени...


— Господи, не мог бы ты…! — Гарри на секунду отвел взгляд, покраснев. Он облизнул губы. — У тебя вся эта история продумана, не так ли? Ты хочешь меня, а я, возможно, не захочу тебя вернуть, и поэтому это должно закончиться плачевно и…


— Ты не любишь меня, Гарри.


— Ох. Хорошо. Ладно.


— Ты не любишь.


— А почему, собственно, я этого не делаю? Почему это должно быть настолько за пределами сферы...


Драко дернулся, как будто хотел разбить стакан о стену. Он этого не сделал, вместо этого подавив желание, позволив гневу дрожать в его голосе, когда он сказал:


— Потому что это история! Не так ли? Я тот, кто я есть, и точно такой же, как моя несчастная двоюродная бабушка, мне суждено остаться именно таким. — Он издал звук, как будто это была шутка. — Господи, Гарри. Я ведь не наткнулся на эту чертову монету, знаешь? Конечно, я отправился на ее поиски. Конечно, я знал, что она должен была быть, что она у нее была. Я потратил дни на её поиски, потратил по меньшей мере месяц, снимая эти проклятые чары определения местоположения — все это, просто чтобы я мог... — Он указал на комнату. — Заманить тебя сюда. Прошли годы с тех пор, как мы... Я просто хотел увидеть тебя. А потом ты... — Он на мгновение запнулся, поднес дрожащие пальцы руки ко рту. Затем, — Я знал о письмах. Что они существовали, не о проклятии, Мерлин, я мог бы знать — должен был, учитывая историю моей семьи. Я эгоистичен, Гарри. Я совершаю плохие поступки, движимый плохими мыслями, и моя любовь к тебе — гнилая штука, и ты просто подпишешь бумагу, чтобы мы могли жить дальше и избавиться от этого фиктивного брака.


Гарри смотрел на него напряженное мгновение, его собственное сердцебиение и тяжелое дыхание Драко были единственными звуками между ними. Он все еще выглядел таким милым, даже в своем несчастье. Даже его боль была дорога Гарри. Это был любопытный хаос эмоций: с одной стороны, это был гнев, злость на то, что Драко страдает; желание избавиться от всего, что могло так разбить его сердце, вызвать слезы на глазах. На другом конце этой странной платформы было перевернутое чувство — чистая и безмолвная ярость от того, что он сыграл роль в шоу, о котором он не знал. Это было знакомое чувство, то самое, которое ассоциировалось у него с загадками, трюками и организованной жизнью, которое не имело к нему никакого отношения, а все зависело от желаний других. Он почувствовал все это сразу: любовь, боль и гнев, уродливый комок всего этого, застрявший высоко в груди.


— Подпиши, — сказал разбито Драко, — Проклятую. Бумагу.


Гарри вызвал бумагу щелчком пальцев. Пергамент крутанулся в воздухе, а затем с резким звуком упал ему в руку. Гарри сделал знак своей палочкой. Место под именем Драко по-прежнему было пустым, хотя там было начало строки — как будто Драко однажды приложил ручку к бумаге, а затем передумал.


— Великолепно, — сказал Драко, подходя, чтобы вырвать бумагу из ослабевшей хватки Гарри. Он свернул её, продолжая идти, прочь из комнаты, в фойе. Гарри стоял там, слушая, как открылась и затем закрылась входная дверь.


— Твою мать, — прошептал он. Дождь прекратился, гром прокатился дальше по городу. Он все еще слышал его через промежутки времени, где-то вдалеке.


К тому времени, когда Гарри прокрутил разговор в уме на высокой скорости — к тому времени, когда слова врезались в него, трансформируясь и меняя цвет с каждым ударом сердца — к тому времени, когда он бросился к двери и выбежал в летнюю бурю, сломленный из-за всего, что произошло — Драко уже ушел. На улице были только деревья с тяжелыми листьями, качающиеся на ветру, и густой запах дождя на горячем асфальте.


***



Первые два часа Гарри сидел в кресле, расположенном так, чтобы ему были видны и фойе, и камин. Он держал свою палочку крепкой, липкой рукой, вздрагивая от каждого шума: шипения огня, тиканья часов, детских криков на улице. Ни один из них не предвещал возвращения Драко.


В конце концов, устав ждать и сидеть на взводе, он сплел собственное охранное заклинание через сеть защиты Драко — тонкую нить, обвивающуюся вокруг сохраняющейся магии Драко, что-то, что потянет его за собой в тот момент, когда Драко вернется. И он должен вернуться обратно: он ушел, не имея ничего, кроме одежды на себе, своей палочки и этого жалкого клочка бумаги.


Гарри даже не читал его. Даже не просмотрел его. Он просто хотел наброситься так же, как Драко, — хотел соответствовать едким колкостям, которые он вплетал в свои бессвязные речи. Фиктивный брак, как он это назвал. Гнилая штука. Он видел Гарри непостоянным и нерешительным, склонным к капризам, переменчивым в своих желаниях. Больнее всего было то, насколько неправдивым это казалось, насколько далеким это было от опыта Гарри во всем этом. Он думал, что отдал себя честно и правдиво, а в худшем случае боролся только с тем, как произнести слова, а не с самой эмоцией.


На кухне он приготовил себе чашку чая. Его руки не слушались, и он уронил её. Она отскочил от твердого кафельного пола, и ручка отломилась. Он собрал осколки, положил их на столешницу и почувствовал, что его магия нестабильна и расплывчата внутри него. Он исправит это позже. Он исправит это, как только Драко вернется.


Ночь наступала очень медленно, пятнистое от шторма небо становилось темно-синим, а затем потемнело перед заходом солнца. Кухонный стол выглядел так, как будто была предпринята нерешительная попытка навести порядок. Книги были сложены стопкой, котлы выстроены в ряд, хотя в некоторых из них все еще оставались остатки зелий, которые пролились на поверхность, и высохли. Несколько растений, которые Драко держал на кухне на протяжении многих лет, переросли свои горшки, и одно из них сидело с торчащими из дна корнями, выглядывая как капризный ребенок. Оно помахало Гарри своими маленькими стебельками, и Гарри вздохнул и неохотно помахал в ответ.


Должен ли он позвонить Рону и Гермионе, подумал он, отыскивая новую чашку для своего чая. Затем он вспомнил живот Гермионы, ее распухшие лодыжки, то, как она сказала будь осторожен, и решил подождать.


Он все еще чувствовал запах Луксора на себе, на своей одежде, на своей коже. Он вышел в сад, прижимая чашку с чаем к центру груди. Ветер дул ему в лицо и трепал волосы, отчего он чувствовал себя немного легче. Они сидели здесь вместе на дне рождения Драко в прошлом году. Ты поцелуешь меня снова, сказал тогда Драко, и Гарри подумал, что он противоречит, что он хочет приставать. Теперь тот день перестроился, каждая его частичка, и едкие слова Драко приобрели новую форму: изнурения, тоски. Он хотел Гарри даже тогда и не знал, как еще попросить об этом.


Это плохая идея, — снова и снова повторял Драко, и Гарри больше не мог пить свой чай. Он остыл в его руках. Он оставил его на столе, возвращаясь в дом, и бродил по комнате, в голове у него был полный сумбур.


Воспоминания о мгновениях приходили к нему, а затем уходили. Хогвартс, Драко, кричащий ему с дерева. Драко замахивается для удара за пределами Хогсмида. Драко в Большом зале, быстро отводящий взгляд, когда Гарри посмотрел на него. Драко в туалете для девочек, безумный взгляд на лице Гарри. Драко, такой юный, стоит на скамеечке у мадам Малкин, утопая в мантии, в несколько раз превышающей его размер. Привет, сказал он высоким и тонким голосом. Тоже в Хогвартс?


Он поднялся по лестнице, держась рукой за перила. Некоторое время назад огни зажглись сами по себе, мягко освещая дорожки вокруг дома. Лестница была устлана ковром, и Гарри не мог не подумать, что это дом для семьи. Он предположил, что это было когда-то давно.


Он не был в комнате Драко с тех пор, как произошел несчастный случай, с того отпуска. Он нарушит законы магии, как однажды сказал Блейз, для тех, кого он…


Гарри не обращал внимания, когда был в этой комнате в прошлый раз. Он не мог бы, иначе он бы запомнил это — комнату, которая выглядела так, как будто в ней одновременно жили первокурсник Хогвартса и профессор. Кровать с балдахином была аккуратно застелена, занавески раздвинуты, простыни туго натянуты, а подушки аккуратно разложены. Однако диванчик у стены в настоящее время использовался в качестве хранилища для книг и пергаментов. Самопишущее перо было небрежно оставлено, и чернила капали на подушечку. Там был тщательно организованный книжный шкаф, затем стеллаж с книгами, набитыми под всеми мыслимыми углами. Там был прекрасный уголок для чтения и куча одежды в корзине. Там были молодые растения, парящие на разной высоте, письменный стол, который на удивление был очищен от мусора, и рабочий стол, покрытый черенками, стружкой и порошками, все под собственным куполом магии. Ковер был персидским и немного потертым, на обоях — замысловатая паутина из веток и яблок, а у открытого окна посажен куст розмарина. Он раскачивался на ветру.


Гарри пошел закрыть окно. Дождь пробрался внутрь, образовав лужу на подоконнике, прямо вокруг маленького фарфорового блюдца. В его центр был помещен хлопковый бутон, а на нем была косточка — маленькая лимонная косточка с одним стеблем, выходящим из центра и заворачивающимся в лист. Драко, должно быть, сделал это в тот момент, когда приехал, прежде чем направился к Гарри. Должно быть, он добился этого с помощью заклинания роста. Гарри знал, насколько ненадежными они могут быть, как осторожно волшебник должен был удерживать свою магию.


Гарри промокнул воду краем занавески и уселся в нише эркерного окна. Он выглянул на улицу и стал ждать. В конце концов он так и заснул, затем кивнул, проснувшись, и, шаркая ногами, направился к кровати Драко. Он снял ботинки, носки и, откинув простыни, забрался под них. Кровать пахла Драко, как и всё в комнате. Гарри сонно вызвал Патронуса. Он моргнул ему, спокойно ожидая отправки. Гарри наблюдал за ним тяжелым взглядом, пока он в конце концов не рассеялся, медленно тая серебром. Это была бы первая ночь за неделю, которую он провел в одиночестве. Его тело чувствовало себя неловко из-за этого, свободно лежало в постели, и он был уверен, что не заснет.


Однако в конце концов он это сделал. То был прерывистый и беспокойный сон со сновидениями, которые проникали в саму комнату, сновидениями, в которых он слышал шаги на лестнице. Сновидения, в которых Драко проскальзывал под простыни, целовал его в затылок, прижимал к себе — называл его любимым.


***



Утром Драко все еще не было дома, и Гарри был зол. Злой и голодный, его тело болело от плохого сна в одежде предыдущего дня. Он порылся на кухне и сердито расправился с половиной банки печенья на завтрак, бормоча обрывки спора, который у него был с Драко, которого там не было.


— Никогда не говорил мне! — сказал он вслух садовым дверям, открывая их, чтобы впустить утреннее солнце. Вслед за этим он спросил: — Как я?.. — наливая себе стакан воды. Затем: — Предполагал...! — между двумя большими глотками.


— Конечно, может быть, я бы не очень отреагировал, я не знаю, но... — признался он на лужайке снаружи. Он был босиком, земля под ногами была холодной. — …просто, это именно то, что мне было нужно, еще одна вещь, человек, принимающий решение полностью вне…


Черный дрозд запел на ветке, подергивая хвостом вверх. Гарри чувствовал запах себя, пота и страдания на своей мятой рубашке. Он снял её, раздраженно схватившись рукой за спину и стянув через голову. Он тяжело опустился на садовый стул, все еще прохладный с утра, слегка согретый солнцем.


Обрывки предыдущего вечера всплывали на поверхность, а затем тонули. Я принял несколько худших решений в своей жизни, — сказал Драко, — желая тебя.


Гарри закрыл глаза. Открыл их.


— И где я был... — Он покачал головой в сторону бегоний в горшках. — Где я был все это время?


Лепестки трепетали на ветру. Гарри мысленно проходил по комнатам, по историям, в которых, как ему казалось, он присутствовал, думал, что пережил, и начал задаваться вопросом, понимал ли он их вообще.


Он позвонил Гермионе в полдень и хорошо изобразил, что с ним все в порядке. Подключение к камину размыло его лицо настолько, что она, должно быть, не заметила, и Гермиона продержала его на коленях у камина добрых полчаса — казалось, скучая на диване в своей гостиной, балансируя тарелкой на своем большом животе — заставляя его пересказывать каждый день в мельчайших подробностях. Он рассказал ей о конференции, реке, базаре. Он даже упомянул Масуди, но не семью. Не Амсу. Ни Драко, ни лимонное дерево, ни то, как уверенная рука Драко держала его, когда он вел его обратно в их комнаты — когда он усадил Гарри и рассказал ему об истории, и ожиданиях, и о тех, кого мы носим с собой в сердце, даже когда мы этого не хотим.


Как всё прошло с Драко? — спросила она, накручивая вилкой спагетти со своей тарелки. Ты звонишь от него, так что я предполагаю, что вы оба достаточно хорошо провели время. Кстати, где он? Драко! — позвала она, как будто Драко мог задержаться на краю комнаты — его можно было убедить присоединиться к разговору.


Он вышел на секунду, — был ответ Гарри, горло сжалось. Но хорошо. Это было прекрасно. Послушай, Гермиона, я должен…


Хорошо? Прекрасно? Гарри. Что…


Гарри притворился, что приближается еще один звонок. Гермиона, скорее всего, раскусила это, использовала их последние секунды связи, чтобы потребовать предоставить больше информации — полные предложения, я требую полные предложения — в следующий раз, когда Гарри зайдет. Гарри неопределенно согласился, поспешил попрощаться, а затем позволил себе упасть спиной на ковер, как только звонок погас. Он прижал ладони к глазам. Интересно, где Драко провел ночь, подумал он. Со вспышкой ревности он задался вопросом, пошел ли он в чей-то другой дом, оказался ли он на пороге Монти, был ли он…


Но нет. Он вспомнил выражение лица Драко, когда тот увидел Алмар на кухне Гарри. Увидел торт, воздушные шары.


Блять, — сказал он себе, затем встал, чтобы написать записку. Ему пришлось аппарировать на ближайшую Общественную Совиную станцию и пять раз проверить камеры, прежде чем уйти. У него не было адреса, только имя Драко, но для этого у них были совы. Неотслеживаемые, быстрые, такие, которые не уйдут, пока им не передадут ответ. Гарри было все равно, какая из них полетит, главное, чтобы она сделала свою работу.


Его записка была отправлена в два часа дня. К тому времени, когда сова вернулась, снова был вечер. Это застало Гарри в кабинете на втором этаже, нервно заламывающего руки в вязаном шарфе, который Драко оставил на спинке стула. Это был один из шарфов Гарри, тот, который Драко, должно быть, стащил в какой-то момент. Гарри вспомнил, как искал его без особого энтузиазма, а затем сдался.


Сова выглядела взъерошенной и усталой. Это была собственная записка Гарри, которая была прикреплена к лапке птицы, когда она протянула ее Гарри. Получатель так и не был найден.


— Блять, — сказал Гарри, держа бумагу в дрожащей руке. Шарф упал на пол. Сова улетела обратно в ночь с тихим уханьем.


Ему потребовалось несколько попыток, чтобы вызвать Патронуса. Пот выступил у него на спине, раздражение и растерянность из-за того, что его оставили, превратились во что-то другое.


— Я волнуюсь, — сказал Гарри трепещущему существу, позволяя ему донести сообщение. — Дай мне знать, что с тобой все в порядке.


Серебристое существо вылетело в окно точно так же, как это сделала сова. Гарри ощущал связь в течение нескольких минут, затем почувствовал, что она исчезла: натянутый магический канат ослабел. Он попробовал это еще три раза, думая, что, возможно, его попытки были недостаточно сильными — возможно, он не был сосредоточен, не старался изо всех сил. Каждый раз Патронус снова исчезал в течение нескольких минут, не находя места назначения для доставки своего сообщения.


— Блять, — сказал Гарри слабым голосом. Он оперся на край офисного стола. — Твою мать.


***



В ту ночь он не спал. Он перевернул дом вверх дном, что-то ища. Хоть что-нибудь. Он обнаружил, что разговор Драко с болгарским разрушителем проклятий, детали которого были неразборчивы, происходил на жаргоне, который Гарри не мог понять. Он нашел письмо, в котором Йовтвев ответил на просьбу Драко не сообщать Гарри о возможном развитии событий. Мне понадобится подпись каждого! Оно было датировано маем. Май, подумал Гарри, снова разозлившись, потом опечалившись, потом встревожившись, все сразу. Четыре месяца назад. Четыре месяца.


Он также нашел все фотографии, которые он подарил Драко, вставленные в рамки и хранившиеся в ящике стола. Он нашел рецепты, множество рецептов, нацарапанных быстрым почерком Драко на оборотах черновых расчетов. Он нашел дневник, маленькую книжечку в желтом переплете, в ящике прикроватного столика. Он уставился на книгу — одурманенный и затуманенный — добрых пятнадцать минут, прежде чем открыть ее на случайной записи. Его собственное имя выскочило у него из головы, и он быстро закрыл её снова, сердце подскочило к горлу. В конце концов он как можно быстрее перешел к самой последней записи. Прошло несколько недель с тех пор, как Драко писал в последний раз, и все это состояло из одной строчки: Монти ушел, говорилось в нем. Решено — все-таки поедем в Луксор. Гарри присоединится.


— Где ты? — спросил Гарри пустую комнату, сидя на полу, прислонившись спиной к каркасу кровати. Он был окружен бумагами, безделушками. Обрывками жизни Драко.


Ответа не последовало.


На рассвете он заскочил на площадь Гриммо, просто чтобы сохранить ощущение, что он движется, что-то делает. На кухне он снял плакат, убрал торт. Воздушные шары уменьшились сами по себе и теперь лежали на полу. Он поздоровался с кошкой, которая спала на ветке яблони. Он поздоровался с пчелами, с садом и почувствовал себя совершенно разбитым, совершенно нездоровым. Он хотел найти сменную одежду, и в итоге просто схватил пару джинсов — ему не хотелось вылезать из свежей рубашки, которую он украл из гардероба Драко. Он порылся в кабинете, поднимая бумаги, книги, и нашел их старый договор, свернутый и засунутый в пыльную вазу. Он взял его, сунул в задний карман.


Гарри знал, что в пределах страны есть способы сделать себя незаметным. Хотя магия была нелегкой и обходилась недешево. Был ли Драко так зол на него, так упрям, что зашел так далеко — или ему причинили боль, или его удерживали где-то против его воли? И кто это сделал? Какие враги, новые или старые, кто бы... что бы…


— Гарри? — Невилл выглядел полусонным из-за Каминной связи, его футболка была небрежно натянута через голову, волосы в беспорядке. Гарри ждал до семи, чтобы позвонить. Он думал, что уже достаточно поздно.


— Привет, эй, извини, я… я тебя разбудил? Я не хотел, я просто...


Блейз появился из-за плеча Невилла с опухшими глазами.


— Время видел? — сказал он грубым голосом, и Гарри не смог найти в себе сил ответить. Не мог найти слов, чтобы влезть в разговор в неторопливом темпе.


— Драко, — сказал он. — Ты что-нибудь слышал о нем?


Это, казалось, довольно быстро их разбудило. Блейз положил руку на плечо Невилла, когда спросил:


— Что ты имеешь в виду?


— Он… я не… он ушел. Позавчера. Когда мы... после того, как мы прибыли, и я не уверен...


— Что случилось?


Гарри облизнул губы. Он надеялся, что у них может быть немедленный ответ, простой ответ — Драко заходил два дня назад, и мы поклялись жизнью не говорить тебе, извини! — но теперь, когда они этого не сделали, он хотел как можно скорее перейти к следующему действию. Он не хотел объяснять, потому что это не имело значения, все, что имело значение, было…


— Так ты ничего о нем не слышал? Ни совы, ни сообщения, ничего?


Невилл взглянул на Блейза, затем, нахмурившись, уставился в огонь.


— Нет. Ничего. Гарри, что ты...


— Если бы он куда-нибудь пошел, где бы это было? Мог ли он пойти к своей матери? Это... он бы сделал это?


— Гарри, — сказал Блейз, и это прозвучало ужасно в эхе звонка — как умиротворение. — Твоя догадка так же хороша, как и моя.


Гарри почувствовал, как недосып давит ему на глаза. Ломит в спине.


— У тебя есть ее адрес? Не мог бы ты написать его, пожалуйста? — Он протянул руку через камин, и Блейз пошел записывать информацию. — Я должен идти, я... пожалуйста, свяжитесь со мной, если вы что-нибудь услышите от него. Даже если он скажет этого не делать. Что-нибудь, пожалуйста, да?


— Это опасно? — спросил Невилл, когда Блейз передал записку по связи. — Вы... вы оба в опасности?


Гарри знал, о чем он спрашивал. Он неопределенно покачал головой и сказал:


— У меня достаточно времени. У него есть время вернуться. Много времени. Просто... Он вернется.


— В ту минуту, когда это начнет причинять боль, — сказал Невилл. — Гарри, отправь сообщение. Мы не позволим, чтобы тебя снова отвезли в больницу Святого Мунго, хорошо? Ты не позволишь этому дойти до...


— Не говори Гермионе, она слишком беременная, — были последние слова Гарри, прежде чем он отключил связь, пот выступил у него на затылке.


Вернувшись в поместье, он добавил случайные бумаги, которые взял из дома, к коллекции на полу Драко. Он чувствовал, как Связь, сухая и туго натянутая, снова начинает натягиваться — как края пристрастия за час до того, как наступит голод.


Находясь наверху, ему на мгновение показалось, что он услышал какое-то движение снизу. Он побежал вниз по лестнице, выкрикивая имя Драко, но там никого не было. Ему потребовалось некоторое время, чтобы снова отдышаться. Он умыл лицо под небольшим краном в туалете, затем встал, склонившись над раковиной: глаза закрыты, вода стекает по горлу и пропитывает рубашку.


Думай, приказал он. Успокойся и подумай.


Он пошел в Министерство. Ему пришлось ждать изматывающие нервы два часа, прежде чем он смог сесть на ежедневный портключ в Париж, а затем должен был держать большой надувной банан вместе с пятью другими людьми, у одного из которых на плече сидела обезьяна. По прибытии он вышел в шумную духоту города и аппарировал в следующее общественное место. Ему предстояло совершить несколько прыжков, но он очень устал после двух подряд. Он сел на валун рядом с будкой общественного телефонного автомата, вокруг него были только пшеничные поля, склоняющиеся под ветрами.


Было уже далеко за полдень, когда он добрался до замка. Он попытался аппарировать на саму территорию, но защитные чары были подняты и отбросили его на небольшую пыльную дорогу впереди, за коваными воротами. Ему пришлось раздвинуть несколько лоз, чтобы найти его, пришлось срезать заросли, но вот оно: герб Малфоев, четыре дракона и королевская буква "М" под ним, написанная маленькими буквами: Sanctimonia Vincet Semper. Гарри поднес к нему свою палочку. Ответа не последовало — даже явного толчка магического тока, пропущенного через него. Некоторое время он ходил взад и вперед по территории, ища дыру в ограждении — или, точнее, в самом заборе, — но ничего не нашел. Он послал несколько заклинаний оповещения на ворота, на здание, которое он мельком увидел между деревьями, но безрезультатно.


В итоге он был расстроен и взбешен этим, у него сильно разболелась голова в основании черепа, и он забарабанил в ворота, выкрикивая фамилию Малфоя. В конце концов он сдался и прислонился лбом к холодному металлу, все еще держась руками за прутья.


Маленькая машина, тащившая тележку, проехала по дороге позади него, поднимая пыль. Машина остановилась в нескольких метрах впереди, и мужчина высунулся из окна с сигаретой во рту и что-то крикнул Гарри.


Гарри потребовалось некоторое время, чтобы понять.


Personne! Il n'y a personne!

Пусто. Дом был пуст. Территория была пуста.


Гарри повернулся спиной к воротам и опустился на землю, подтянув колени. В тот день солнце палило вовсю, и ласточки парили высоко в небе, кружа группами по восемь особей. Цикады квакали, как оголенные электрические провода. Пыль от машины все еще висела в воздухе, делая воздух мутным.


Гарри не был уверен, как долго он сидел там, ожидая, когда кто-нибудь появится. Никто этого не сделал. День остыл к тому времени, когда он начал свое путешествие обратно в Париж, устало аппарируя, делая большие перерывы между каждым прыжком, чтобы прийти в себя. Во французском министерстве он просидел в ожидании на мраморной скамье до наступления темноты, наблюдая за суетой людей, передвигающихся по атриуму.


Его нервы устали. Его сердце не замедляло своего биения, но он был измотан и чувствовал, что может спать сутками. Он все еще мог ходить, когда ушел обратный портключ — фрисби, который держала группа из трех человек. А в британском министерстве он все еще мог пробраться в вестибюль, к каминам. Однако к тому времени, как он вернулся в поместье, ноги едва могли унести его от камина и через гостиную. Он вытянул свою палочку, ища изменения в охранных заклинаниях, которые он установил, — ничего. Он все еще звал, не зная, что еще можно сделать:


— Драко.


Он эхом разнесся по фойе.


Дом был пуст.


Было темно, наступала ночь, и часы тикали.


Где, этого требовала магия внутри него — тянула, царапала, впивалась ногтями в его позвоночник. Где, где, где.


— Я не знаю, — сказал Гарри, медленно поворачиваясь вместе с ней. Он подтягивался вверх по ступенькам, одна за другой, держась рукой за перила. Он остановился на полпути, тяжело дыша. Его сердцевина свернулась кольцом, требовала. — Господи, — прошептал он себе под нос, кряхтя, затем преодолел последние несколько шагов и с громким стуком прислонился к стене галереи.


Отправь письмо, сказал Невилл. В ту минуту, когда это начнёт причинять боль. Ты не позволишь этому стать таким…


Прижимаясь плечом к панелям стены, Гарри добрался до спальни. К кровати. Его кожа болела. Дышать было больно. Простыни пахли Драко, и это немного облегчило ситуацию, на долю секунды, достаточную для того, чтобы его разум прояснился.


Патронус. Ему нужно было послать Патронуса.


— Черт, — прохрипел он, едва переводя дыхание. Он боком рухнул на кровать, и его руки медленно и неуклюже потянулись за палочкой. Он не мог взять себя в руки как следует. Она выпала из его пальцев, затерялась в простынях.


Нет, подумал он, пораженный мыслью, что это его прикончит: его палочка выскальзывает из рук, скрытая куском ткани. Он закрыл глаза и не смог открыть их снова. Из его носа текло что-то мокрое. Его разум затуманился, а затем не предложил ему ничего лучшего, чем цикл звона шипящих Уизби, повторенный несколько раз, бессмысленный и перекрывающийся вопящими мыслями о боли. За этим последовало воспоминание о том, как Драко сказал ему: Тебе нельзя доверять в вопросах вкуса. Затем воспоминание о Драко, слушающем радио на площади Гриммо, затем о нем в Луксоре, напевающем ритм вальса, его губы на линии волос Гарри.


Образ юного Драко, которого вели по бальному залу, стоящего на ногах танцующей Нарциссы, не был его собственным воспоминанием. Но это осталось, видение влажного цвета, когда Гарри уснул.


Где, спросил он у Связи, и не совсем воспоминание о вальсе поднялось вокруг него, потянуло его вниз.


***



Когда Драко пришел за ним, это вырвало его из болезненных глубин сна, как вдох соли.


Он резко проснулся от резкого вдоха через нос, его глаза резко открылись от тяжести, которую он пытался удержать закрытыми. Его лицо было напряженным, сухим, а кожа на губах трескалась, когда он двигал ртом. В комнате было темно, не в фокусе — его очки соскользнули с носа, — но из коридора лился мягкий оранжевый свет.


Гарри почувствовал, что это был он, еще до того, как увидел его. Силуэт Драко был обрамлен дверным косяком. Его рука была прижата к раме, плечи поникли. Не похоже было, что он еще долго будет держать себя в руках.


Гарри не был уверен, что он настоящий. Возможно, ему это померещилось. Ему казалось, что он уже представлял это раньше.


Но затем Драко, спотыкаясь, сделал шаг в комнату, в резкую линию тени. Он тяжело дышал, как будто у него перехватило горло.


— Гарри? — сказал он в темноту срывающимся голосом.


Вот он, сказала тишина в глубине Гарри. Вот он.


Гарри набрал полную грудь воздуха. Он хотел протянуть руку, но не смог. Драко сделал еще один шаг вперед, прежде чем его колени подогнулись. Он ухватился за спинку стула, оттолкнулся и самым медленным шагом направился к Гарри. В блеклой ночной тени он едва просматривался, едва различимая фигура, движущаяся по комнате.


— Гарри, — снова сказал Драко, опускаясь на колени у кровати — постепенное движение падения.


Гарри мог разглядеть взмах его волос, его руки на краю матраса. Он разжал пальцы, вцепившиеся в простыни. Это было последнее из того, что в нем было, последние крупицы того, на что он был способен: протянуть руку, дотянуться.


Драко встретил его хватку на полпути. Он сжал пальцы Гарри и притянул их к себе, положил руку Гарри на острый бугорок своей собственной щеки — поймав треугольник света под углом. Гарри резко вдохнул, звук застрял у него в горле. Облегчение было настолько острым, что само по себе было еще и болью, как лед, заливающий ожог.


Кожа Драко была липкой от его прикосновений, влажной. Его волосы упали на тыльную сторону руки Гарри, когда он удерживал их на месте, его пальцы сжимали запястье Гарри, убеждаясь, что Гарри не отдернет. Его дыхание обдувало кожу на запястье Гарри.


— Я здесь, — Гарри обнаружил, что говорит, слова вырвались непроизвольно. Он чувствовал, что его рот принадлежал не ему. Гул возвращался к жизни. Он был оборванным проводом, севшей батарейкой.


— Я здесь, — сказал ему в ответ Драко, все еще смутный силуэт в ночи. Твердый, дрожащий под прикосновениями Гарри.


— Иди сюда, — сказал ему Гарри. Его большой палец соскользнул, остановившись у виска Драко. Он не мог толком потянуть, не мог вытащить, но Драко все равно двинулся вперед — медленно, тяжело, и забрался на кровать, не ослабляя хватки Гарри. Удерживая его на месте уверенной рукой на запястье Гарри.


Его тело ударилось о тело Гарри, а затем всё встало на место. Сила вернулась к Гарри не сразу — она покалывала, расплывалась, пробегая по нему и вырывая из него стон, когда он заставил свои руки двигаться, чтобы схватиться за шею Драко сзади, когда Драко зарылся лицом в шею Гарри.


— Я здесь, — едва слышно пробормотал Драко, его губы были влажными от прикосновения к коже Гарри.


Гарри поежился.


— Я здесь, — повторил Драко. Затем, его руки шарили по бокам Гарри, ища способ проникнуть под — под ткань, подол — чтобы добраться до кожи, — Я… любимый мой, я…


Его пальцы прижались к изгибу позвоночника Гарри, к его разгоряченной коже, и они оба ахнули, содрогнулись. Гарри запустил руки в волосы Драко, прижимая его к себе. Рот Драко ощущался как клеймо на его шее. Слишком жарко, но недостаточно.


— Ты ушел, — с трудом выдавил Гарри.


— Я не… — Драко вцепился в него, притянул ближе, сокращая расстояние, которое оставалось между ними. — Я здесь, я... прости, мне так жаль, любовь моя, я…


— Тсс. — Несколько мгновений Гарри не мог этого вынести. Не мог расслышать ни единого слова, ни звука, мир вокруг него болезненно сфокусировался: ночной воздух комнаты был похож на наждачную бумагу, глухой стук сердца Драко — на усиленный бас.


Да, Связь гласила об этом, отдаваясь эхом в собственном колеблющемся сердце Гарри.


Да, здесь. Здесь.


***



Он не столько мечтал, сколько перебирал воспоминания. Он прокручивал в голове то, что произошло, то, чего не было — то, чего он боялся когда-то давно. Вещи, которые, как он думал, он хотел. За гриффиндорским столом сидела Джинни. Там были его родители, готовившие ужин в Годриковой впадине. Там была Ханна, засыпающая у него на плече. Там были заклинания, летящие по переулку. Кто-то прижимает его к себе, кто-то целует его.


Гарри не мог дышать. Его тело дергалось, боролось, болело.


Драко сидит за столом. Драко готовит на кухне Гарри. Драко засыпает у него на груди, Драко держит его за руку после пробуждения, лицо изможденное. Драко прижимает его к себе, целует — Драко уходит, и Гарри хочет побежать за ним, но прикован к месту, и это было ненастоящим, это было ненастоящим, но Гарри не мог пошевелиться, не мог…


В комнате царила кромешная тьма. Это было похоже на ночь, как за час до того, как край рассвета начал розоветь на далеком горизонте. Гарри, казалось, в полусне потянулся за своей палочкой. Но он не нашел ее в беспорядке на кровати, а вместо этого держал пальцы, как будто вокруг невидимой палочки, отведя локоть назад, готовый к броску. Его сердце бешено колотилось в груди.


Он прижимал Драко к полу.


Драко смотрел на него снизу-вверх, расфокусированно. Его глаза блеснули в темноте, изучая лицо Гарри. Гарри положил руку на обнаженную грудь Драко. Его сердцебиение было почти гулким из-за скорости, с которой оно мчалось.


Драко нерешительно протянул руку. Он остановился на полпути, затем закончил движение — обхватил ладонью щеку Гарри. Его прикосновение было теплым. Весь он был теплым, под Гарри — мягким от сна и от ночи.


— Это я, — прошептал он.


Гарри некоторое время оставался неподвижным, переводя дыхание. Драко провел большим пальцем по скуле Гарри, взад и вперед.


Локоть Гарри подогнулся. Он согнулся, падая вниз со сдавленным звуком и всхлипом, приглушенным изгибом шеи Драко. Драко сделал глубокий вдох, задержал его.


Руки Гарри легко нашли путь к бокам Драко, к изгибу его ребер. Это было такое знакомое прикосновение. Такой знакомый жар.


— Куда ты уходил?


Драко ответил не сразу. Он потянул Гарри за край рубашки и тихо и спокойно сказал: “Прочь”. Гарри немного приподнялся, позволяя Драко снять рубашку. Позволяя ему поднять взгляд, медленно провести рукой по спутанным волосам Гарри, а затем потянуть его обратно вниз, пока они не оказались грудь к груди. Ощущение такого количества кожи было приятным, успокаивающим, гудящим внутри Гарри — усталое удовлетворение. Свежевыстиранная простыня, наброшенная на кровать.


Гарри бросился в это ощущение, не совсем по своей воле. Волосы на его груди царапнули кожу Драко, и Драко издал тихий звук, вцепившись в него. Это было странно, воспоминания накладывались друг на друга.


— Болгария, — сказал Драко, прижимая Гарри к себе, положив руку ему на затылок. Он повернул голову и произнес свои следующие слова в линию челюсти Гарри. — Я только хотел… я был зол. Глуп. — Он сглотнул. — Они закрыли границу. Я понял это слишком поздно. Я...


Казалось, он ожидал, что Гарри прервет его. Гарри этого не сделал, и поэтому Драко замолчал.


Запасы французских гоблинов увеличились на 2%, подсказала его память. Болгарское министерство на грани закрытия из-за раскола в палате представителей по поводу нового законодательства о привидениях. Вспышка стычек вдоль границ латвийских регионов.


— Я устал, — наконец сказал Гарри.


Драко кивнул, его щетина задела щетину Гарри. Его пальцы скользнули от шеи Гарри вниз по спине, вниз по позвоночнику, затем снова вверх. В его волосы.


Снаружи несколько раз прокричал черный дрозд, первый из рассветного хора. Гарри считал секунды до ответного крика, словно между громом и молнией. Как будто расстояние между вопросом и ответом говорило о близости собеседников.


Он заснул прежде, чем успел прийти ответ, чувствуя биение сердца Драко под своей щекой.


***



Было утро, и Драко сидел в ногах кровати, лицом к камину. Он разговаривал с кем-то. Потребовалось несколько мгновений, чтобы комната обрела четкость, чтобы Гарри понял, что произошло в тот день: понял спутанные волосы на затылке Драко, сгорбленные плечи, когда он бормотал то одно, то другое, кивал. Чтобы понять окружающую их комнату, растения, покачивающиеся у окна, солнечные квадраты света, пробивающиеся сквозь стекла.


Его первой мыслью было, как странно рассматривать это пространство сейчас, когда в нем находится Драко. Видеть, как он сидит там, солидный и реальный — человек, который наполнил комнату всеми ее безделушками. Книги, бумаги, беспорядочные груды одежды в корзине. Украденный шарф Гарри, перекинутый через спинку стула.


Его второй мыслью было, что у него болят мышцы. Вполне возможно каждая. Он тихо промычал, немного пошевелился. Во сне он положил под голову подушку и держался за нее — растянувшись на животе, подтянув одну ногу, занимая большую часть кровати.


— Нет, я не... Нет, все в порядке, — ответил Драко на отдаленный вопрос из Камина. Он на секунду оглянулся через плечо на Гарри и подтвердил, что видит, что Гарри проснулся, положив руку поверх простыни туда, где была нога Гарри, сжимая его лодыжку.


Драко снова повернулся к камину. Он хмыкнул над другим вопросом. Сказал:


— Спасибо вам. Да. Я… да. Мы дадим вам знать. Я… что?


Он погладил свод стопы Гарри. Пальцы Гарри подогнулись.


— Нет, — сказал Драко. — Возможно, завтра, но… нет.


Гарри снова на мгновение закрыл глаза. Он смутно узнал голос Невилла, просившего держать его в курсе событий.


— Будет сделано, — сказал ему Драко, и мгновение спустя соединение прервалось с шипением пламени. В помещении воцарилась тишина. Гарри услышал шум проезжающей снаружи машины. Солнце, должно быть, отразилось от его окон, потому что свет ярко вспыхнул в комнате как раз в тот момент, когда Гарри снова открыл глаза.


— На тумбочке, — начал Драко, не глядя на него — лицо вполоборота, подбородок на плече. — От боли.


Маленький флакончик. Гарри застонал, пытаясь сесть. Это убрало прикосновение Драко со своей ноги, и он немедленно захотел вернуть его. Он откупорил флакон, быстро осушил его и стал ждать — неловко скрючившись, наполовину приподнявшись на кровати, — пока это подействует.


Это не заняло много времени. Оно стекало по его позвоночнику, по ходу дела ослабляя узлы на спине. Он облегченно вздохнул, смеясь, и Драко снова отвернулся к камину. Он наклонился вперед, упершись локтями в колени. У него было две родинки, одна под правой лопаткой, а другая посередине позвоночника. Края его шрамов выглядывали из-под ребер, как длинные пальцы в насмешке над объятием.


Гарри сполз с кровати. Он выпутался из простыни, все еще в джинсах, подошел и сел позади Драко, обхватив его ногами, подтянув колени.


Драко напрягся. Легкая дрожь пробежала по его плечам. Гарри наклонился к нему, поцеловал выступающую верхнюю часть позвоночника, и в ответ на это Драко издал лишь тихий звук приоткрытых от удивления губ. Жар затопил его, связь между ними становилась все крепче. Смягчалась. Гарри наклонил голову, поцеловал родинку под лопаткой Драко.


Драко вздрогнул, мышцы напряглись под его кожей. Затем он повернулся — подсунул руки под колени Гарри, притягивая его ближе, наклоняясь над ним, положив руку под спину Гарри. Он толкнул их дальше по кровати одним, двумя, тремя рывками. Гарри держался, положив руку на шею Драко, на его плечо, у него перехватило дыхание.


Вот так они и лежали: Драко нависает рядом, зажатый между ног Гарри, и Гарри смотрит на него снизу-вверх, сердце колотится в горле — усталое, его магия истощена. Глаза Драко были яркими и налитыми кровью. Его волосы упали вокруг них. Его губы были потрескавшимися, распухшими, а на лбу и подбородке виднелось пятно грязи. Летняя веснушка еще не поблекла. Она все еще была там, где Гарри видел её в последний раз, высоко на щеке.


— Я влюблен в тебя, — сказал ему Гарри. Дрожь пробежала по нему, по его голосу. — Мне плохо без тебя. Как ты можешь этого не видеть?


Драко закрыл глаза. Он наклонился, прижался лицом к груди Гарри. Его дыхание вырывалось горячими клубами, прерывистое. Гарри сглотнул, почувствовав, как его кадык прижался ко лбу Драко.


В последовавшем за этим небольшом промежутке тишины жук постучал в окно, пытаясь проникнуть внутрь.


Драко медленно поднялся, не сводя беспокойных глаз с лица Гарри. Он приложил дрожащую руку ко лбу Гарри, костяшки пальцев к выступу его скулы.


— Ты прекрасен, — сказал он. — Иногда я позволяю себе забыть.


Это было то, что Гарри хотел услышать? Его сердце распирало от этого. В груди у него что-то сжалось. Он понял, что это может быть как счастье, так и печаль. Все, что он знал, это то, что это давило на основание его горла, заставляя его слова выходить хриплыми, когда он говорил.


— Что случилось, Драко?


Драко не переставал гладить его по лицу. Его ухо, линию его челюсти.


— Я думал... я думал, что так будет проще. Что я мог бы сделать это проще. Что если бы я мог дать тебе что-нибудь, способ... Решение, что угодно, любой вариант, кроме...


— Я не хочу никакого другого варианта, если это означает, что...


— Я ездил в Болгарию, — вмешался он. — Я смутно знал о границе, но не думал, что ситуация... обострится так быстро. Или нет, это ложь. Я вообще ни о чем не думал. Я просто взял последний доступный портключ и ушел. У меня не было адреса Йовтвева, мы общались через его сов, и это заняло… Боже. Я появился у его двери в час ночи, выглядя, возможно, сумасшедшим. Кажется, что-то кричал. — Он улыбнулся сам себе, криво и осуждающе. Гарри не улыбнулся в ответ. Это было больно слышать.


Драко вздохнул.


— Конечно, всё, что он мог сделать для меня в тот момент, это дать мне немного виски и диван для сна. И на следующий день… Ладно. У них было Министерство на грани закрытия, а транспортная отрасль бастовала. Я застрял на третьем этаже плохо вентилируемого муниципального здания Пловдива на два дня вместе с тремя американцами и одним немцем.


Драко откинул волосы Гарри со лба. Прижал ладонь к шраму Гарри.


— Как ты вернулся?


— Ах. Немец был магглорожденным. — Драко, казалось, на секунду отвлекся на линию волос Гарри. — Он умеет водить автомобиль. Это было настоящее приключение. Большую часть этого нам приходилось быть под чарами. Дэвид, один из американцев, был довольно искусен в трансфигурации бумаг, понимаешь, хотя в итоге мне пришлось подкупить довольно угрожающего вида….


— Разрушитель проклятий, — сказал Гарри, внезапно став резким. Драко пытался втолковать правду. — Что он сказал?


У Драко перехватило дыхание. Он отпустил его, отвел взгляд, позволил своей руке соскользнуть с щеки Гарри к ключице. Он подвинулся, чтобы лечь, положив голову на грудь Гарри — прижался ухом к его сердцу. Он собрал волосы так, чтобы они не мешались, и быстрыми пальцами зачесал их назад. Он снова вздохнул, продумывая свои слова.


— Он показал мне свои расчеты, — сказал Драко. — Его теория, прототип, над которым он работает. Но я был... слишком зол, чтобы слушать. Я хотел... непосредственности. Он не мог дать мне этого.


Сердце Гарри завязалось в сложный узел.


— Ты все еще этого хочешь?


Пальцы Драко были легкими под впадиной ключицы Гарри. Они прослеживали её путь.


— Ты не сердишься? Из-за... монеты? Или... — На меня осталось невысказанным.


Гарри мог чувствовать гул голоса Драко в своей собственной груди. Он ответил:


— Гнев был бы легче, не так ли? Я злюсь, ты злишься, я что-то говорю, и ты уходишь, или ты что-то говоришь, и я ухожу, и нет ничего лучше. Ничего не исправить.


Пальцы Драко замерли. Начал вычерчивать круги.


— В каждом варианте этого сценария, — сказал Драко, теперь тише. — Во всех отношениях, которые я наметил, я думал, что это может пойти — вот так, говорю тебе. Как я... — Слова застряли у него в горле. Он попробовал еще раз. — Как я себя чувствовал. Что я сделал. Я никогда не представлял, я никогда не думал…


— Я думаю, в твоей голове, — Гарри подчеркнул свои слова, обхватив ладонью затылок Драко под водопадом его волос, проведя пальцами по складке его шеи, — есть версия меня, которая может испытывать только одну эмоцию одновременно. Эмоции должны происходить по очереди. Что если я возбужден, я не могу также расстраиваться, или... если я зол, я не могу любить тебя одновременно, или…


— Я… да, верно, очень хорошо. — Драко явно был поражен этими словами. Он прижал руку к груди Гарри, когда тот немного приподнялся. — Боже, — сказал он, тяжело дыша. Он оттолкнулся на небольшое расстояние от Гарри, повернув голову в сторону. Он посмотрел в окно. На дверь. Он к чему-то готовился. — Я...


Он сглотнул. Гарри вздохнул и стал ждать.


— Дело в том, — напряженно сказал Драко. — Я хотел тебя, так или иначе, сколько себя помню. И я... я не имею в виду это в шутку, и я не могу смириться с тем, что невозможно сказать это так, чтобы это не прозвучало как таковое, но... — Он облизнул губы. Посмотрел вниз, избегая взгляда Гарри. — Я хотел тебя, когда ненавидел. Когда ты меня не видел. Нет, я... позволь мне сказать это, — поспешил добавить он, когда Гарри попытался ответить, поспорить. — Я полагаю, что сделал тебя совершенно несчастным, пытаясь... действовать в обход моего собственного сердца. Моих желаний. Но я никогда не хотел этого, ты же знаешь. Я бы никогда не хотел, чтобы ты был так привязан ко мне. Я просто... я просто хотел, чтобы ты был рядом. После войны, я подумал, возможно... после всех испытаний и... всего этого. Я подумал, что, возможно, есть... какой-то способ. Я не обманывал себя, я думал, что это будет чем-то вроде неохотной дружбы. Где я пригласил бы тебя на чай, и ты бы притворился, что терпишь мое общество, хотя и находил мои остроумные замечания довольно... очаровательными...


Он сделал паузу, на мгновение сжав губы в тонкую линию. Гарри положил руку ему на талию. Он был таким теплым под прикосновениями Гарри. Таким любимым. Было странно говорить такими отстраненными выражениями, когда он был зажат между ног Гарри. Когда Гарри мог только пытаться подавить боль в собственном сердце, слушая — желая отрицать этот образ своего прежнего "я". Не зная, насколько правдиво он мог бы.


— А потом, — продолжил Драко. — После. На площади Гриммо. Я подумал... возможно, если я все сделаю правильно, ты... увидишь меня. Возможно, я мог бы заставить тебя... нет, не заставить. Убедить тебя почувствовать что-то, что угодно, и тогда все это было бы не так сложно. Я понятия не имел, как вызвать у кого-либо какие-либо эмоции, кроме раздражения, поэтому я просто действовал совершенно противоположным образом, с помощью которого я когда-либо действовал, рядом с тобой. Я держался особняком, прибрался, когда тебя не было, и, конечно, приготовил ужин, ради чего стоит…


— О, боже, — Гарри поспешил прошептать между словами Драко, — я, возможно, никогда не прощу себя за ту ночь, когда ты...


— Нет, нет. Ты… Гарри. Ты заслуживал того, чтобы у тебя была своя собственная жизнь. И мне нужно было... мне нужно было сделать что-то свое на этот раз. Построить что-то свое. Что я и сделал. — То, как он произнес последнее, прозвучало неуверенно, как будто предложение было еще не закончено, как будто за ним должно было последовать однако и свести все на нет.


Хотя за этим ничего не последовало. Фраза просто закончилась, и Гарри позволил ей задержаться на мгновение — позволил своим мыслям кружиться и работать, сбивчиво, как они чувствовали в ответ. Он быстро осознал несколько вещей, каждая из которых мягко приземлилась. Истины, которые не появлялись из ниоткуда, а скорее были известны в расплывчатом виде раньше. Это было замечено краем глаза и теперь находилось в фокусе.


Любовь Драко не была гнилой вещью. Это было доброе чувство, которое Гарри встречал лишь несколько раз: в объятиях Молли перед тем, как сесть на поезд в Хогвартс; в возвращении Рона в лес; в расписном потолке Луны с надписью друзья, друзья, друзья. Это была любовь, которая росла не на самой плодородной почве, не при самом солнечном свете и не при самой тщательной заботе, и все же расцвела — дала плоды, совершенно вопреки всем ожиданиям, и стала отяжелевшей от них.


И, в свою очередь, его собственная любовь возникла не полностью сформировавшейся всего полторы недели назад. Последние три года он провел, наблюдая, как этот человек становится самостоятельным, и кто бы не нашел в этом любви? Видеть, как кто-то разучивает па для танца, а затем уверенно движется по танцполу? Видеть, как кто-то примеряет одежду, идеально сшитую для него, видеть, как он открывает для себя хороший вкус, мягкое прикосновение?


Люди всегда нравились тебе больше, когда ты видел, что они нравятся другим, — однажды сказала ему Гермиона, и эта фраза внезапно зазвучала по-другому. Он не был уверен, как именно, но чувствовал, что это как-то связано с тем, что кухонный стол Драко был завален зельями, пергаментами и книгами. То, как он записывал рецепты на обороте черновиков. То, как он был втянут в дружбу, сам того не желая, и как все, кого он подпускал к себе поближе, в конечном итоге оказывались отчаянно преданными ему. Постоянно злился на него.


Драко смотрел вниз на свои руки, его длинные пальцы сжимали впадинку на шее Гарри. Он приподнялся на локтях, балансируя возле груди Гарри. Он позволил волосам скрыть его лицо.


— Как ты себя чувствуешь? — спросил тогда Гарри. Он потянул Драко за волосы, заправляя их за ухо. — Ты голоден, дорогой?


Драко посмотрел на него, застигнутый врасплох. Смех, который он издал в ответ, был прерывистым.


— Я голоден?


— Ты голоден, — повторил Гарри объяснение. — Тебе больно, тебе нужен душ, я могу что-нибудь сделать...


Драко наклонился, нахмурившись, и прижался лбом к щеке Гарри. Он моргнул, его ресницы защекотали кожу Гарри, и при следующем движении Драко их носы соприкоснулись — дыхание Драко коснулось губ Гарри.


Поцелуй Драко был таким легким, что причинял боль. Так осторожно, что Гарри не смел дышать. Едва заметное прикосновение, вообще почти никакого давления. Пальцы Драко танцевали у основания шеи Гарри. Когда Драко отстранился, их губы задержались в прикосновении чуть дольше.


Глаза Гарри все еще были опущены, отвлечены ртом Драко, когда он сказал:


— Приготовить нам завтрак?


Ответ Драко: “Ты приготовишь?” прозвучал низко и грубо и заставил Гарри наклониться, чтобы поймать его рот в еще одном поцелуе. На этот раз более тяжелом, как будто они ничего не могли с этим поделать. Как будто это было естественным развитием их отношений: Гарри, не думающий о нем, кроме того, как прекрасен изгиб верхней губы Драко, и Драко, не понимающий мир, кроме прикосновения щетины Гарри к нежной коже под его ртом.


Драко оказался на спине, а Гарри на нем сверху, обе руки Гарри вцепились в его волосы, наклоняя голову Драко под лучшим углом. Драко застонал, задрожал, и Гарри пришлось на мгновение отстраниться — чтобы жарко задышать ему в подбородок. Его губы болели. Драко, должно быть, покусывал их, посасывал, хотя Гарри не мог вспомнить, когда и как.


— Завтрак, — сказал Гарри, напоминая им обоим. И когда Драко потянулся, чтобы поднять то, что они оставили, Гарри толкнул его обратно в кровать рукой и поднялся.


— Я собираюсь приготовить нам завтрак, — снова объявил он, нетвердо держась на ногах, настаивая в основном для себя. У него была на то причина. Ему нужно было приготовить завтрак.


Драко уставился на него, прерывисто дыша. Он был растрепан, раскраснелся. Возлюбленный.


— Тебе не понадобятся твои очки? — спросил он немного позже. Он протягивал ему очки Гарри. Видимо выудил их из глубины кровати.


— Да, — сказал Гарри и убедился, что надел их, только когда был на полпути к двери — неуверенный, смог бы он уйти, если бы мог ясно видеть румянец на груди Драко. Потемневшие зрачки.


Гарри еще не совсем твердо стоял на ногах. У него закружилась голова, когда он спускался по лестнице и снова шарил на кухне в поисках кастрюли. Но нет — он должен был приготовить завтрак. Он налил себе стакан воды, поставил чайник и отправился на поиски яиц. Он был не искушён, когда дело доходило до ужинов, до блюд, которые требовали координации и продуманности, но завтрак он мог приготовить.


Наверху он услышал, как открылась и закрылась дверь. Звук открываемых кранов, жужжание работающего душа. Гарри взбил яичницу, пожарил сосиски на сковороде и быстрым движением магии распахнул французские садовые двери. Впуская щебет птиц, шум далеких машин. Он включил радио и обнаружил, что оно все еще работает на станции Драко — той, где звучали мелодии из жестяных коробок времен его бабушки.


Гарри потушил огонь и отправился на поиски остальных необходимых предметов. Это было достаточно просто: Драко, хаотичный и привередливый одновременно, вел очень аккуратное домашнее хозяйство. Скатерти хранились в сложенном виде в нижнем ящике комода; свечи находились в жестяной коробке в задней части кладовой; хорошие бокалы стояли за стеклянной витриной, очищенные от пыли.


Гарри убрал со стола. Он сделал нерешительную попытку собрать книги и переложить их в другое место, затем быстро сдался — взмахнул палочкой, отправив беспорядок в угол комнаты. Он встряхнул, а затем разгладил красиво вышитую скатерть на столе. Он поставил тарелки, столовое серебро, кувшин с приготовленным им лимонадом. Он срезал несколько цветов из сада и положил их в пустую бутылку из-под зелий. Он также зажег свечи, хотя пламя было почти невидимым при ярком свете дня. Он очень старался не чувствовать себя слишком глупо.


К тому времени, как Драко спустился вниз, все было накрыто: корзинка с булочками, ваза с фруктами. Две чашки кофе стояли у их тарелок, поднимая в воздух клубы пара. Гарри сидел за столом, нервничая из-за всего этого.


Драко остановился в дверном проеме, пораженный. Его волосы были мокрыми, а кожа порозовела после душа. Он надел пижамные штаны, влез в кожаные тапочки, которые купил в Луксоре. Он был без рубашки, в своем шелковом домашнем халате. Гарри обожал его, продолжал натыкаться на это чувство, как на новый предмет мебели — забывая, что он там был, забывая обходить его.


Рот Драко задвигался, казалось, он не знал, что спросить. В конце концов, он остановился на


— Что...


— Знаешь, по чему я скучаю? — сказал Гарри и ногой выдвинул стул Драко из-под стола, приглашая его сесть. Драко издал рассеянный звук в ответ, осторожно садясь. Он был сосредоточен на скатерти.


— По твоей пижаме с сортировочными шляпами.


— Моей… — Драко потрогал край ткани, посмотрел на цветы. Затем, — Прошу прощения?


— Твоя пижама. — Гарри положил теплую булочку на тарелку Драко. — Та, на которой сортировочные шляпы. — Он положил немного яичницы рядом с рулетом.


— Как, во имя всего святого, ты узнал о моей пижаме с сортировочными шляпами?


— Что ты имеешь в виду, откуда я знаю? — Гарри взял апельсин из миски и начал чистить его. — Раньше ты ее носил.


— Господи, неужели я? — рассеянно сказал Драко, не сводя глаз с пальцев Гарри. Затем его взгляд возвращается к столу, — Что все это значит?


— Ах. Кажется, это называется завтрак? — Драко был готов ответить, но Гарри остановил его, покачав головой, быстро сказав: — Нет, я… — Он отложил апельсин. — Я хотел... Я в долгу перед тобой. Не только из-за этого, но и из-за многих других вещей, и мы доберемся до них, и я сделаю — чего бы это ни стоило, я сделаю это, но я просто...


Драко затаил дыхание, ожидая конца заявления Гарри. Гарри вертел в руках апельсин. Он снял последнюю полоску кожуры, разделил плод пополам.


— Когда я говорю тебе, что я в тебя влюблен, — продолжил он, кладя Драко на тарелку порцию апельсина для него, — Ты мне веришь? Или ты думаешь, что это — магия? Что это говорю не я?


Драко посмотрел на свою еду. Он отломил дольку апельсина, но есть не стал. Он положил его на край тарелки. Его волосы начали высыхать.


— Я верю, что ты веришь в это, когда говоришь это, — сказал он наконец. — Я верю, что ты так это чувствуешь.


— Но не то, что это правда?


— Ну, правда может означать целый ряд вещей, в зависимости от…


Гарри тяжело откинулся на спинку стула, прервав его:


— Господи, Драко, я говорю не о семантике. Я просто спрашиваю, насколько убедительнее мне придется...


— Я говорю! Это не семантика, это... — Драко оперся локтем о стол. Прикоснулся пальцами к губам, коротко, дрожащими. — Мне плохо без тебя, — сказал ты. И это правда, Гарри. Ты был вынужден связать мое отсутствие с...


— …я совсем не это имел в виду, вообще. Вообще, Драко, черт возьми... — Гарри сделал вдох и выдохнул его со смехом. Он провел рукой по волосам. У него была на то причина. — Ты рассказываешь себе эти истории о нас. О тебе. Обо мне. Как будто мы существуем по законам твоего договора, как будто то, как ты прикасаешься ко мне, может вписаться в пункт, но. Но ты забываешь, как... Боже, Драко, по этой логике, почему я позволил тебе уйти в прошлом году? Следуя этой логике, зачем мне было просить о встрече с Монти? Зачем бы я вообще позволил тебе покинуть какую-либо комнату, когда все, чего я хотел, это...


— Я не знаю! Я не знаю, почему…


— Я скажу тебе почему! Потому что я тоже чертов глупец, и я принимал глупые решения. Когда я отпустил тебя, это был я. Я, я сделал это. Не Узы, не магия, не…


Гарри выдохся. Драко испуганно посмотрел на него.


— И я просто хотел, чтобы ты был счастлив, — закончил Гарри на выдохе. — Я не знал, сможешь ли ты быть со мной. На что это похоже для тебя? Звучит ли это так, будто мое сердце сделало это вынуждено? Не взаправду?


Подбородок Драко задрожал. Он крепко сжал челюсти, мышцы напряглись.


Гарри потянулся через стол. Протянул ладонь в знак просьбы.


— Я закончил обсуждать условия моей привязанности. Дело сделано. Я.. я влюблен в тебя. Я ни на что не гожусь без тебя. Дело сделано. Ты это видишь? Ты можешь мне поверить, когда я это говорю?


В воздухе между ними витал сильный запах цитрусовых. Мягкий порыв ветерка ворвался в комнату и взъерошил цветы в их импровизированной вазе. Задул одну из свечей.


Драко положил руку на сгиб локтя Гарри, точно так же, как он делал бесчисленное количество раз до этого. Он провел большим пальцем по складке, затем пригладил волосы на руке Гарри так, как ему нравилось. И все же, после всего случившегося, Гарри был поражен тем, какими длинными были его пальцы. Какими осторожными могли быть его прикосновения. Драко прикоснулся пальцами к тонкой коже на тыльной стороне ладони Гарри, провел ими по впадинам его ладони, затем зафиксировал свою руку в захвате Гарри. Повернул её, чтобы сплести их пальцы вместе.


Он сильно покраснел, когда поднял руку Гарри, чтобы поцеловать ее. Чтобы поцеловать внутреннюю сторону его запястья. Связь, как всегда, гудела между ними, сонный звук, который просачивался в летний день — жужжание насекомых снаружи, жужжание старых труб за стенами. Жужжание камина, жужжание между двумя песнями по радио.


— Очень хорошо, — тихо сказал Драко. Его взгляд на мгновение метнулся к Гарри, хотя он быстро снова сосредоточился на запястье Гарри. Краска распространилась по его шее. Он снова поцеловал руку Гарри, немного влажно, и заключил, — Ты на вкус как апельсин.


Ответ Гарри был произнесен наполовину со смехом, наполовину на выдохе.


— Иди сюда, — сказал он срывающимся голосом.


Держа руку Гарри у своих губ, Драко пошел.