Ибрис отмывала кровь больше часа. Когда закончила, она молча вышла из комнаты и вынесла во двор бадью с грязной водой и ведро с тряпками. Вернулась, взяла початую бутылку настойки, трубку и ушла на улицу.

Роше кивнул в сторону двери. Иорвет встал. Вместе они вышли во двор.

Ибрис сидела на лавочке под окном и дымила. Рядом с ней стояло ведро с горящими лоскутами ткани. Чуть поодаль лежала пустая бадья рядом с грязно-алым снегом.

Капитаны скромно сели рядом. Сначала молчали, нервно переглядывались. Роше попытался завязать диалог. Иорвет ущипнул его за бок и покачал головой. Вернон склонил голову и поднял одну бровь. Эльф вновь покачал головой и прижал палец к губам. Человек покрутил пальцем у виска. Иорвет толкнул Роше в плечо.

— Во имя богини, вы даже молча умудряетесь поссорится, — прикрикнула Ибрис, — поженитесь уже и не трепите мне нервы!

— Чего? — протянул Роше, — мы не…

— Заткнись, Вернон, я шучу. Я… Прощения хотела попросить, что наорала, — вздохнула медичка.

— За то, что наорала недавно, или за все время, что орала? — с легкой усмешкой заметил Иорвет.

— Я кому-то сейчас тресну.

— Понял, только за этот раз. Ничего, мы зла не держим. Эта dh’oine…

— Умерла. И ребенок умер. Я не спасла, — холодно ответила медичка, — пуповиной задушился малыш. Глазки у него были мамины, голубые…

— Ты не виновата. Бежать далеко, она долго терпела, — пробурчал Иорвет. Он демонстративно смотрел вдаль.

— Знаю. Я не первый раз роды принимаю. Просто девка молодая и…. Похожа… — прошептала Ибрис. Она прикрыла глаза на секунду и поджала губы. Медичка вздохнула, открыла глаза и неожиданно бодро заговорила, — так, я понять не могу, вы страх потеряли? Вы хуле выперлись раздетые? А ну-ка бегом в дом, иначе как дам тростью!

Еще пару дней Ибрис молчала больше, чем обычно. Она перестала вышивать по вечерам и долго смотрела в окно. Наблюдала, как вьюга гонит снег по поляне и шагает деревья. Роше пытался ее ободрить — наливал чай, предлагал поиграть в гвинт. Иорвет предлагал расчесать волосы. Но Ибрис все отмахивалась, мол, чего ерундой страдать.

В один день Иорвет увидел, как Ибрис пишет. Склонившись над столом, она строчила что-то в старой книженции. Эльф попытался заглянуть, его заметили. Но, вместо угроз и ругани, Ибрис вдруг вежливо попросила отойти. Что это слишком личное.

Позже оба старались вывести ее на разговор, поддержать. Ибрис нахмурилась и избила гостей полотенцем. Тогда стало ясно, что хозяйка дома в норме.

Дни вновь стали однообразными и пролетали незаметно. Капитаны восстанавливали силы. Вернон даже смог взять в руку меч, но долго размахивать им не вышло. Тело дало понять, что ему еще нужно время. Роше только морщил нос и ругался одними губами. Вот-вот весна, а он не может сражаться. Так он точно не найдет Бьянку и Талера.

Он думал о них каждый чертов день. Каждый раз, когда ложился спать, голова предательски подсовывала фантазии о кровавой бойне, где друзья пали за Темерию. Пускай он знал, что Бьянка отличная воительница, а Талер живучий, как таракан, сердце все равно ныло от мысли о том, что их нет в живых. Конечно, Роше гнал думы о смерти, но костлявая шла по пятам постоянно. Дышала в затылок и жаждала забрать его с собой. Но каждый раз Вернон упрямо ускользал от когтистых лап.

И каждый раз мог стать последним.

Иорвет всеми силами старался сделать вид, что ему все равно. Он никогда не говорил о своих «белках», никогда не показывал досады, что не может похвастать былой ловкостью. Но иногда, когда он думал, что его никто не видел, Роше замечал, что эльф нервно поглаживает царапины на любимой трубке и изредка хмурит брови.

Когда его действительно никто не видел, Иорвет прижимал любимый платок к губам, вдыхал едва различимый хвойный аромат и думал о том, как бы быстрее добраться до скоя’таэлей и крепко-крепко сжать Киарана в объятиях. Если он переживет эту зиму.

Очередным ленивым вечером, когда капитаны играли в гвинт, а Ибрис вышивала, в дверь постучали. Иорвет и Вернон тут же подскочили и мигом рассовали карты по карманам. Хозяйка дома кинулась к окну, взглянула на незваных гостей. Она испуганно обернулась и кивнула в сторону своей спальни. Там она откинула выцветший ковер, под которым оказалась створка. Капитаны открыли ее, прыгнули в темную яму. Дверца над ними захлопнулась, а сверху плюхнулся ковер.

Незваные гости теряли терпение и тарабанили в дверь. Когда Ибрис открыла, в дом вошли трое. Пол под грузными шагами завибрировал. На голову посыпалась пыль от трухлявых досок.

— Почему так долго? — отчеканил грубый голос. По плечам пробежали мурашки. И Иорвет, и Вернон узнали грубый акцент — Нильфгаардцы.

— Простите уж, — вздохнула Ибрис, — я хромоногая, тяжко мне.

— За холмом мы нашли тела рыцарей. Они пропали осенью. Ты знаешь о них что-нибудь? — продолжал нильф, расхаживая по избе.

— Здесь рядом, что ли? — удивилась хозяйка дома, следуя за гостями, — нет, ничего не слышала. Куда мне, капитан? Я ж дальше огорода своего не выхожу.

— Этот отряд преследовал двух опасных преступников, — шаги смолкли, а нильф заговорил тише, — сокрытие врагов Империи карается смертью.

— А то я не знаю, — фыркнула Ибрис, — надо мне больно шеей рисковать ради преступников каких-то.

— Не шути со мной, реданка, — сквозь зубы процедил капитан отряда.

— Да кто шутит, капитан? — медичка стукнула тростью по полу.

Роше внимательно слушал. Он дышал через раз, лишь бы не выдать себя. Казалось, если он шевельнется, то его тут же услышат. Створка откроется, а вместо Ибрис покажется перекошенная рожа нильфа, который пустит болт сначала в Роше, а потом в Иорвета. Каждый миг тишины тянулся часом. Пальцы нервно дрогнули и Вернон прижал их к губам.

— Если мы найдем их, или хоть намек на то, что они тут были, то одной смертью ты не отделаешься, — пригрозил нильф, — обыскать дом!

Самообладание дало первую трещину. Если их найдут, думал Вернон, он схватит Ибрис и приставит нож к ее горлу. Будет кричать, что заставил хозяйку помочь им. Быть может, хоть так ее пощадят. От одной мысли, что Ибрис могут убить из-за них, в груди щемило, а руки тряслись еще сильнее.

Нильфгаардцы шарили по шкафам, двигали мебель и раскидывали вещи. Тяжелые сапоги прошлись прямо над головой. Нильфы обыскивали комнату Ибрис, не жалея вещей. Пронюхивали все, словно гончие.

Один из нильфгаардцев остановился прямо над головой. Вернон зажал рот рукой и задержал дыхание. Сердце билось где-то в горле, кровь шумела в ушах. Нильф опустился на одно колено, потер ковер рукой. Но в момент, когда Роше готов был выскочить и напасть первым, рыцарь поднялся и продолжил осмотр комнаты.

Но спокойно выдохнуть Роше не смог. Нильфгаардцы полезли в погреб — именно там Ибрис спрятала оружие и такой узнаваемый дублет в полоску.

Даже через прослойку почвы слышались голоса, ощущалось, как нильфы швыряют мешки с зерном, чтобы найти под ними доказательства. Иорвет прикрыл глаз. Промерзшая земля отдавала холод. Сначала замерзли пальцы, а уже через несколько минут от мороза дрожало все тело. В яме было тесно настолько, что эльф прижимался к теплому человеку и слышал, как сильно бьется его сердце. Но самое главное, что Роше теплый. Рядом не так холодно. Рядом не так тревожно.

Закончив с обыском, нильфы собрались в комнате с печью.

— Нашли что-нибудь? — спросил капитан. Они заговорили на своем языке. По коже пробежали очередная толпа мурашек.

— Нет, ничего. Даже вещей нет. Она бы не успела спрятать их, — ответил второй рыцарь.

— Оберштер нас вздернет, если мы убьем ее, — фыркнул капитан, — был приказ только допросить. Уходим. 

— Ну что, капитан? — устало спросила Ибрис, — нашли, что искали? Идите уже, еще убирать все после вас.

— Закрой рот! — прорычал нильф.

Ибрис вскрикнула и упала на пол. Трость глухо звякнула в углу. Самообладание дало вторую трещину. Вернон до боли сжал пальцы и стиснул зубы. Он дернулся, захотел встать, но остался на месте. Он все еще не мог держать меч. Вылезет — всех троих переубивают. Оставалось только слушать крик Ибрис и грубую нифльгаардскую речь.

Незваные гости ушли, хлопнув за собой дверью. Выждав еще несколько минут, Иорвет распахнул створку, откидывая ковер в сторону, выпрыгнул и помчался к Ибрис. Роше кинулся следом.

Хозяйка дома лежала на полу, приподнявшись. Она пыталась стереть кровь с губ, но только размазывала ее по лицу и ладоням. Иорвет поднял ее, усадил на полу у печи. Вернон взял полотенце, набрал воды с бочки и стал осторожно смывать алые разводы. Кровь остановилась, но Ибрис продолжала мелко дрожать и тихо всхлипывать.

— Иорвет, принеси снега, — скомандовал Вернон, мягко стирая остатки крови.

Эльф взял второе полотенце, осторожно приоткрыл дверь, впуская мороз в комнату, и вернулся с холодным компрессом. Ибрис взяла холодное полотенце и прижала к больной ноге. Она застонала, всхлипнула еще сильнее. По щекам побежали слезы. Вернон прижал голову Ибрис к плечу и погладил по волосам. Иорвет молча смотрел. Дышал шумно, сжимал кулаки и кривил губы. Он сорвался и прыгнул в погреб. Через несколько минут выпрыгнул в своем зеленом балахоне, на котором остались крохи земли, и с мечом в руках. Иорвет подошел к двери, поморщился, схватился за живот. Подождал секунду, захотел открыть дверь, но Роше перехватил его руку.

— Ты головой совсем не думаешь? — прорычал человек, — снимай это дерьмо с себя, ты никуда не идешь.

— Ghoul y badraigh mal an cuach, — выругался эльф. Он вырвался из хватки, взялся за ручку. В этот раз Роше церемонится не стал — он толкнул Иорвета в стену и прижал горло предплечьем.

— Слушай сюда, — Вернон заговорил прямо в лицо эльфу, — ты сдохнешь, если пойдешь следом. Их трое, а ты один, раненый, без лука. Грохнут тебя, а когда поймут, что Ибрис врала им, вернутся и грохнут ее. Это в лучшем случае, могут сначала по кругу пустить. Так что снимай это с себя и помоги донести ее до кровати.

Иорвет оттолкнул человека, оскалился. Подумав секунду, он бросил меч в угол, а следом снял балахон. Вместе с Роше они осторожно усадили Ибрис на кровать. Вернон принес еще снега, завернул в тряпицу, прижал к опухшему носу и губам. Хозяйка дома не могла перестать плакать. Холод не помог, и нога все еще болела так сильно, что, казалось, из глаз полетят искры.

— Белая мазь, на самом верху, — попросила Ибрис. Иорвет метнулся к шкафу и принес нужную баночку. Он задрал юбку знахарки до колена и замер. Нога ниже колена сильно изгибалась в сторону. Иорвет видел такое — это следствие неправильно сросшегося перелома.

Опомнившись, эльф размазал снадобье по голени и прижал холодный компресс. Ибрис облегченно выдохнула и прикрыла глаза. Она всхлипнула и прижалась к Иорвету, ткнулась носом в шею.

Атаман обнял Ибрис, потер подрагивающие плечи. Роше сел рядом и сжал худую руку медички. Так они просидели еще с полчаса. В тишине, нарушаемой только тихими всхлипами Ибрис. Вернон жмурился и морщил нос, дышал ровно. Иорвет бросил взгляд на пульсирующую вену на лбу человека. Эльф как никогда понимал своего врага. И полностью разделял его чувства. В иных обстоятельствах они бы давно перерезали нильфов, как псов.

Роше прикрыл глаза и медленно выдохнул. Весна не за горами, а Нильфгаардские оберштеры уже подошли к Понтару. Это не отряд разведки, который преследовал их. Значит, Темерия уже пала. В груди болезненно кольнуло. Только бы они не попались, только бы остались живы.

Ибрис очередной раз всхлипнула. Роше подвинулся ближе, убрал прядку темных волос за ухо и коснулся пальцами влажной щеки. Медичка подняла красные глаза, встретилась взглядом с Верноном и заплакала еще сильнее.

Иорвет обнял Ибрис крепче, прижал нос к ее лбу. В горле комом встало сожаление, но Иорвет просто не знал, как выразить его. Как успокоить и поддержать. Он не привык успокаивать плачущих. Скоятаэли плакали редко и чаще скрывали слезы. Поддержка в отряде ограничивалась похлопыванием по плечу, парой фраз о будущем успехе и предложением глотнуть чего покрепче. Иногда утешением становились мимолетные объятия. Только между теми, кто близок. Ибрис стала одной из близких. Той, кого язык не поворачивается назвать dh’oine.

В мрачной тишине раздался негромкий голос Иорвета. Он пел вполголоса на старшей речи, растягивая ноты. Мотив знакомый — схож с колыбельной, которую пела Ибрис. Медичка подняла голову. Она поняла, что эльф помнит ту ночь. Помнит ухаживания, теплые руки и колыбельную.

Роше растерянно смотрел на эльфа. Он слышал, как Иорвет играл на флейте, но его пение — ни разу. Голос у него походил на волшебное звучание излюбленного инструмента — мягкий, мелодичный, с чистым тембром.

К концу песни Ибрис успокоилась. Она все еще слегка дрожала, но плакать перестала.

— Спасибо, — прошептала она.

Нога у Ибрис разболелась к ночи еще сильнее. Поэтому медичка легла спать раньше обычного. Иорвет и Роше сидели рядом пока она не заснула. После вышли, тихонечко прикрыв дверь. Они прошли мимо бардака в кухне и решили, что уберут все утром, сейчас они слишком устали. Но, несмотря на это, лечь они не смогли. Оба сидели на кроватях, упершись локтями в колени, и смотрели в пол.

Никто не решался поговорить. Хотя, наверное, стоило. Хотя бы о грызущем чувстве вины, что Ибрис избили из-за них.

Роше поднял голову. Иорвет сидел с закрытым глазом, кусал опухшие губы и хмурился. Он сжимал кулаки, вздрагивал, хотел встать, но останавливал себя. Эльф иногда ругался на старшей речи и тер шрам. Теперь он не прятал ранение. По началу носил тряпку на лице — скорее, по привычке — но позже перестал. Ибрис только фыркала: «у каждого есть шрамы. Они доказывают, что мы остались живы там, где не должны были. Что мы еще сражаемся».

Роше поддержал ее в этом. На его теле тоже было множество шрамов. Как мелких, полученных в пьяных стычках в молодости, так и больших, с историей. Чего только стоил шрам на голове, который он прятал под шапероном. Этот след — немое напоминанием о том, какой путь Вернон прошел от шлюхиного сына до капитана особого отряда Его Величества. Это напоминание о последнем дне рядом с матерью.

Кто изуродовал Иорвета, Роше не знал. Хотя, слово «изуродовал» слишком громкое. Он оставался таким же красивым, как все эльфы. Любые дамы позавидуют его пушистым длинным ресницам и ровной бледной коже.

— Хватит пялится, dh’oine, — вздохнул эльф.

— Я спать, — коротко бросил Роше. Он забрался под одеяло с головой. Его словно поймали за чем-то постыдным, аж кровь прилила к лицу. Пару минут спустя человек услышал, как зашуршало одеяло. Иорвет тоже лег.

Утром на плечи упала уборка. Выругавшись матом на проклятых нильфгаардцев, капитаны принялись разбирать погром.

Вернону досталась комната с кроватями. Он убрал стекло, оттер остатки безвозвратно утраченных лекарств, заправил все кровати. Дело нехитрое, только от это дело отняло все силы. Роше насупился — не могло отсутствие солдатских тренировок так сильно повлиять на здоровье. Он регулярно делал разминку — это утро не стало исключением. Надо будет посоветоваться с Ибрис чуть позже.

Закончив с одной комнатой, Роше присоединялся к Иорвету в комнате с камином. Там нильфы особенно постарались. Они пролетели ураганом, оставив после себя кучу разбросанных вещей и осколков.

Иорвет подмел полы, собрал в кучу разбросанные дрова, расставил на место стулья. Но в какой-то момент чужие шаги стихли окончательно. Роше закончил расставлять посуду на полки, обернулся и увидел, что дверь в комнату Ибрис открыта. Человек стиснул зубы и поспешил выгнать слишком любопытного эльфа из чужой спальни.

Ибрис тихонько посапывала, свернувшись калачиком. В доме царила мертвая тишина, нарушаемая свистом ветра за окном. Иорвет стоял в углу, у открытого сундука и пялился на его содержимое. Роше подошел ближе. Эльф не двигался, смотрел стеклянным глазом и даже не дышал.

— Не буди ее, — сквозь зубы процедил Вернон, схватив Иорвета за плечо, — пошли отсюда.

Эльф молча указал на сундук. Роше опустил голову, вдохнул, а выдохнуть не смог

Ларец до верха был набит детскими вещами. Слева лежали платьица разных размеров, сандалики и ботиночки, ленточки, аккуратно сложенные кофточки и юбочки. Сверху лежали куколки, кривая деревянная лошадка, маленький меч из почерневшей от времени древесины. В угол уложили с десяток бусиков из сухой рябины, костей и клыков волков. К стенке прижалась стопка бересты с рисунками угольком.

Иорвет взял один. Среди детской мазни он разобрал образ девушки в юбке, которая держит трость. А в углу красовались кривая подпись «мама».

Некоторые рисунки смазались, а одежда выцвела. Кофточки и рубашечки истрепались временем. Которого прошло слишком много.

Послышалась возня. Роше тут же кинулся отвлекать Ибрис, пока Иорвет быстро возвращал вещи на место. Медичка потянулась, почесала затылок и разлепила опухшие веки.

— Доброе утро, — сонно пробурчала она, — вы что тут делаете?

— Зашли проведать тебя, — Роше улыбнулся, — как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Нога болит. Принеси, пожалуйста, мазь.

Ходить даже с тростью Ибрис было тяжко. Поэтому ее гости поступили как настоящие джентльмены. Роше взял на себя приготовление завтрака, пока Иорвет ухаживал за хозяйкой дома. Он расчесал ей волосы и заплел изящную эльфскую косу. Обсуждать прошлый вечер не стали Ибрис попросила не думать об этом. Ну было и было. Она тратила лекарства и силы на них не для того, чтобы отдать на растерзание Нильфгаарду.

Днем Роше и Иорвет взяли на себя домашнюю работу. Пока они трудились мысли уходили на второй план. Но к ночи тяжелые думы камнем рухнули на голову. И все о войне.

Эти оберштеры — первый эшелон, фронт наверняка все еще достаточно далеко за Понтаром. Но это значит только одно — Темерская армия разбита, или вот-вот будет. Наталису не удалось. А Роше сидит здесь, в глуши Редании, пока его земляки умирают в борьбе с бесчисленной Нильфгаардской армией. От беспомощности хотелось кричать и бить посуду. Под кожей зудела жажда действий, желание ворваться в бой и переманить преимущество на свою сторону. Да только Роше достаточно умен, чтобы осознать — он бесполезен.

На фронте от него никакого толку. Единственный шанс — объединение с Радовидом. По весне двинуться не на юг, а на север, в Новиград. Этот вольный город — кладезь информации и ниточек, уходящих во все стороны северных земель. Оттуда выйти на реданского короля дело простое. Тем более, что в Новиграде крутится огромные суммы, которые сыграют на руку в войне.

Достаточно, решил Вернон. Голова уже болит. Одними мыслями делу не помочь. Этими мыслями он вредит самому себе, вот-вот наступит оттепель, ему нужно собрать как можно больше сил. Да только спать Роше не мог. Когда закрывал глаза, то видел окровавленное лицо Бьянки.

Нужно успокоится.

Роше поднялся и вышел из комнаты. Он думал, что посидит немножко один, допьет травяной чай и уснет. Но место за столом уже заняли. Ибрис вышивала в свете одинокой свечи. Она склонилась над столом, сгорбилась, всматриваясь в ткань. Услышав шаги, она выпрямилась и потерла глаза.

— Ты чего не спишь? — вполголоса спросила она, — болит чего?

— Нет, просто не спится. А ты чего сидишь? — Роше сел на свободный стул.

— Просто не спится, — с легкой улыбкой ответила медичка, — у тебя взгляд измученный. Все о войне переживаешь?

— Да, — Вернон вздохнул и опустил голову, — оберштеры здесь. Значит, Темерия пала.

— Еще не все потеряно. Не весь Север пал, — Ибрис ободряюще похлопала гостя по плечу, — к оттепели вы готовы будете идти в путь. А ты уж точно что-то придумаешь.

— Это не так легко, как кажется, — голос у Роше звучал раздраженно.

— А когда было легко? Пройдет время, но ты справишься. Я верю в тебя.

Роше зажмурился и покачал головой. Ибрис подсела ближе, ласково коснулась подбородка Вернона, вынуждая поднять голову и открыть глаза. Хозяйка дома тепло улыбалась и перебирала вьющиеся волосы гостя. Она слегка надавила на затылок, и Роше поддался. Он сгорбился, уткнувшись лбом в чужое плечо. Руки Ибрис тут же переместились на спину, ласково погладили напряженные мышцы.

Ибрис была теплой, пахла травой и дымом. Она напоминала родную мать Роше — та рвала на опушке какое-то пахучее растение и натиралась им, чтобы от нее не воняло. Издержки «профессии». Роше хорошо помнил, как матушка укладывала его спать — точно так же обнимала и гладила. Иногда рассказывала сказки, которые придумывала сама. Вернон еще будучи мальчонкой спросил ее, почему же она не стала писательницей — настолько интересны были ее рассказы. Матушка только грустно улыбалась и пожимала плечами.

Сейчас он как будто на секунду вернулся в один из таких вечеров. Когда он чувствовал себя в безопасности и знал, что все хорошо. Или будет, стоит солнышку вернулся на небо. С годами Роше понял — ни черта хорошего не было и не будет. Но матушка была светом среди непроглядной тьмы. Она так ярко горела, чтобы осветить сыну дорогу….

… Что сгорела дотла, не успев довести мальчика и до трети пути.

В теплых руках Ибрис он вновь чувствовал отголоски надежды на счастливое будущее. Пустые, быть может, но именно эти отголоски давали силы.

— Расскажи мне, — прошептал Роше, — почему ты одна?

— По собственной глупости, Вернон, — с горькой усмешкой ответила Ибрис, — я была слишком труслива, чтобы сказать правду самым близким. Поэтому они ушли.

— Муж?

— Муж.

— Почему? Что же ты скрыла?

— Тебе знать ни к чему. У тебя есть свои дела. Больно надо тебе решать проблемы сбердившей одинокой ведьмы.

— Не называй себя так, — строго выдал Роше, — ты хороший человек.

— Ты слишком много обо мне не знаешь, — снисходительно сказала Ибрис.

Вернон готов был поспорить. Но в горле за секунду образовался ком и сильно запершило. Он закрывал рот ладонью и пытался откашляться. Словно вода в легкие попала и никак не хотела выходить. Ибрис похлопала его по спине.

— Ну все, все, — тихо сказала она, когда Вернон, наконец, нормально вдохнул, — пора баиньки. Иди, ложись.

Роше вдохнул еще раз полной грудью, выдохнул. Нехотя, но он послушался. Отрываться от тепла не хотелось, но в сон клонило нещадно, под веки словно песок насыпали. Вернон поплелся к постели, но остановился на пороге комнаты. Он подумал минуту, обернулся и спросил.

— Почему ты с нами нянькаешься?

— Я, вроде, говорила, что не могу оставить Родину без защитника, — Ибрис улыбнулась, склонив голову, — да и… Нет, ничего. Ложись спать.