14:36
Окрестности Лондона, Англия.
6 июня, 1867 год.
Впервые ярмарка в этих местах была переполнена людьми и пестрила таким разнообразием красок. Сегодня там собрались представители самых разнообразных сословий, а всё для одной цели: хоть краем глаза поглядеть на троицу лошадей, которую недавно привезли из заграницы. Почему такой ажиотаж вокруг небольшой кучки лошадей? Всё просто: они являлись представителями арабской породы. Арабские скакуны отличались выносливостью, плавностью аллюров и долголетием, а так же способностью размножаться до глубокой старости, потому особенно ценны были кобылы. Каждый уважающий себя аристократ не мог упустить шанса хотя бы побороться за такую лошадь, потому сегодня на аукционе решится судьба трёх счастливцев, у которых окажется больше всего денег.
Феликс Свон, сын местного сквайра*, тоже прибыл на эту ярмарку вместе со своим дворецким, однако заходить в толпу не стал, лишь смерил её несколько потерянным взглядом и поспешил к чёрному входу одной из палаток, по пути здороваясь с несколькими господами, что являлись друзьями его отца.
Попросив дворецкого подождать снаружи, Феликс нырнул в спасительный полумрак палатки и облегчённо вздохнул. Все эти люди действовали ему на нервы. Эдакие важные аристократы в богатых одеждах и с пустыми взглядами — как раз подстать его отцу. Все они одинаковы. Хотя отец Феликса не всегда был таким, он изменился после смерти своей первой жены, матери Феликса и его единственного кровного брата Кристофера.
Возле входа в палатку дремал крепкий коренастый мужчина в несвежей белой одежде. Сдерживая улыбку, Феликс легонько толкнул его пальцем в плечо. Мужчина громко всхрапнул.
— Дядя, — хихикнул Феликс.
Мужчина потянулся, громко зевнул и открыл глаза с восточным разрезом, как у самого Феликса. Ли Минсок был родным братом матери Феликса, Ли Чорин. Всю свою жизнь он посвятил лошадям и работе с ними. Сегодня он и его напарник прибыли на ярмарку с целью продать лошадей — тех самых арабских скакунов.
— Ёнбок-а, — радостно протянул Минсок, сгребая племянника в свои медвежьи объятья. — Как же ты вырос за этот год! Боже мой, я так переживал, что ты не успеешь к началу аукциона!
— Я не мог не повидаться с тобой, — пробурчал Феликс куда-то в грудь мужчине, чувствуя себя безумно счастливым. Дядя был единственным человеком, который понимал его. С ним было легко, очень легко. К сожалению из-за того что Феликс жил в Лондоне, а Минсок постоянно путешествовал, отдавая всего себя своей работе, виделись они нечасто.
— Пойдём же, у нас мало времени, — дядя потащил Феликса в полумрак палатки, где пахло сеном, кожей и лошадиным потом. В центре палатки расположились четыре импровизированных стойла, в каждом из которых стояли жующие отруби лошади.
— Почему четыре, все же говорят про три? — удивлённо спросил Феликс.
Минсок не обратил на его вопрос внимания, попросив подождать. Вскоре к ним подошёл Джерри — напарник дяди — и, сверившись со временем по своим золотистым карманным часам, накинул на блестящего вороного жеребца недоуздок уздечка без повода и трензеля, служит для того, чтобы вести лошадь и повёл его наружу. Толпа взорвалась криками.
— Он же жеребец, да? — спросил Феликс Минсока, на что в ответ получил утвердительный кивок. — И видно, что молодой. А вон та явно кобыла. Почему он так хорошо себя ведёт и не бросается на неё?
— Любую лошадь можно воспитать. Ты должно быть наслышан о горячем темпераменте арабских лошадей, но посмотри на него сейчас, — дядя кивнул на плавно рысящего жеребца, которого им было видно через приоткрытый полог палатки. — Лично я не вижу здесь никакой дикой, непослушной лошади. Просто мы сразу, когда он был ещё жеребёнком, понятно и правильно объяснили ему что к чему. Ну-ка, пошли, — Минсок потянул Феликса к одному из стойл, где стояла серая кобыла. Феликс несколько завороженно уставился на неё, следя за тем, как быстро исчезает кашица из отрубей из её ведра.
— Нравится? — с полуулыбкой спросил дядя.
Парень несколько заторможенно кивнул.
— Что ж, она твоя.
— Что? Как моя? Дядя, ты…
— Шшш, — Минсок приложил палец к его губам. — Считай её подарком на твой будущий день рождения. Сомневаюсь, что мне удастся приехать к тебе в этот день.
Феликс почувствовал приступ грусти из-за этой новости, но даже она не омрачила его восторг. Своей лошади у него ещё никогда не было: отец был против. Причину он так и не объяснил, но Феликс догадывался, что дело было в том, что случилось с его старшим братом.
— Спасибо большое, — спохватился парень и поклонился, согнувшись чуть ли не пополам. Дядя, по-доброму посмеиваясь, потрепал его по волосам и, покопавшись в своих карманах, достал оттуда сухарик.
— Вот, угости её, — Минсок сунул сухарик Феликсу в руку и подтолкнул племянника к кобыле.
Феликс протянул угощение на открытой ладони, и лошадь аккуратно взяла его. Её губы были мягкими, похожими на бархат.
— С давних пор арабских лошадей считали «пьющими ветер», потому я называл её Анемона, дочь ветра. Ты же, как полноправный хозяин, можешь дать ей другое имя, — Минсок ласково похлопал по шее вновь начавшую есть отруби кобылу.
Феликс покачал головой.
— Анемона ей подходит.
Минсок с улыбкой кивнул и снова потрепал его по волосам.
— Ну, мелкий, мне тоже пора, чует моя душонка, сегодня будет особенно удачная сделка.
Феликс с сожалением кивнул.
— И когда мы увидимся снова?
— Не знаю, — вздохнул дядя. — Слушай, у меня тут задание для тебя есть, — он залез в нагрудный карман своей белой куртки и вытащил оттуда письмо с печатью из красного сургуча. — Это нужно передать твоему отцу. Я сам хотел зайти к вам, но мне передали, что Майкл уехал.
— Да, у него там какие-то проблемы на работе. Я отправлю ему по почте, — улыбнулся Феликс в ответ и стиснул Минсока в крепких прощальных объятьях.
Вернувшись домой в поместье своего отца — Майкла Стива Свона, Феликс оставил Анемону на попечении своего дворецкого и отправился к себе в комнату, чтобы переодеться и приклеить на конверт почтовую марку из своей многочисленной коллекции. Он собирался уже выходить из дома, когда его остановил строгий женский голос.
— Далеко собрался?
Феликс раздражённо скрипнул зубами и обернулся, приветственно кланяясь своей мачехе. Её звали Розали Карен Свон и она была безумно красива, особенно выделялись её русые кудрявые волосы, водопадом ниспадающие на плечи, и огромные голубые глаза. Розали уже была замужем, но вскоре её супруг скончался от чахотки, оставив Розали с четырёх летним ребёнком на руках. Тогда то она и познакомилась с отцом Феликса и вскоре он женился на ней.
Сам Феликс первое время правда пытался поладить с мачехой, а вот она ни в какую не желала признавать своего пасынка, потому отношения между ними были весьма напряжённые.
Вот и сейчас, смерив его одежду пренебрежительно-оценивающим взглядом, она поджала губы, как всегда оставшись чем-то недовольной.
— Я спрашиваю: куда собрался? И что это за лошадь на заднем дворе? — Розали кивнула на окно, из которого было видно Анемону, гордо вышагивающую вслед за конюхом.
— Это подарок от дяди, — пробормотал Феликс.
— Ты же знаешь, что отец запретил тебе заводить свою лошадь.
— Знаю, — понуро ответил парень.
— Разговаривать с ним будешь сам, — вздохнула Розали. — Это что? — женщина кивнула на конверт в его руке.
— Это письмо от дяди, он попросил передать его папе. Я хотел по почте отправить.
— Дай сюда, — Розали забрала конверт и аккуратно вскрыла его, игнорируя возмущённого Феликса. Внутри оказался один единственный жёлтый листок весьма помятого вида, сложенный в несколько раз. Женщина развернула его и подошла к тумбочке со свечой, чтобы получше разглядеть текст. Она пробежалась глазами по бумаге и её брови тут же недоумённо поползли наверх.
— Это ещё что?
— Что? — Феликс подошёл ближе, заглядывая ей через плечо, и тут же отшатнулся назад, увидев на листовке знакомое улыбающееся лицо. От волнения его колени внезапно начали дрожать, а сердце усиленно стучать, отзываясь ритмичным стуком в ушных раковинах. Имя под изображением было другое, но Феликс не сомневался. Это был портрет его брата, Кристофера Свона. И красовался он рядом с красной надписью «Разыскивается живым или мёртвым». И ценой в десять тысяч американских долларов.
— Но как это возможно, — прошептала Розали. Её глаза бегали от лица Феликса и обратно на портрет. — Кристофер же…
Кристофер же погиб почти десять лет назад. Тогда самому Ликсу было всего семь и он мало что запомнил. В ту ночь вспыхнула конюшня и все суетились, пытаясь вывести лошадей и одновременно потушить пожар. Вывести удалось всех, кроме Оперетты — лошади Кристофера. Крис тогда сам бросился её спасать прямо в сердце пожара. Но ему не удалось выйти и он сгорел вместе со своей лошадью, да так, что от обоих даже костей не осталось. Феликс до сих пор помнит тот ужас, который он испытывал, когда чёрный экипаж, запряжённый вороными меринами, через весь город вёз пустой гроб. И как вскоре этот гроб опустили под землю, а на каменной могильной плите высекли имя Кристофера.
После выяснили, что причиной возгорания был незакрытый фонарь, забытый конюхом. Обыкновенный светильник, вот чего стоила жизнь Криса.
Вскоре после этого заболела мать Феликса. Суровый климат Англии совершенно ей не подходил, а смерть сына стала для неё слишком большим ударом. Буквально через пять дней болезнь взяла своё и Феликсу вновь пришлось одеться в чёрное и, изо всех сил сжимая руку отца, который за эти дни постарел лет на двадцать, смотреть как земля погребает ещё один гроб. Теперь на могильной плите было имя Ли Чорин.
Феликс помотал головой, отгоняя неприятные воспоминания. Это сейчас совершенно не важно, главное Кристофер жив. И судя по всему, находится он где-то в Штатах.
— Надо срочно отправить это отцу, — решительно сказал Феликс. — Мы должны найти Криса.
— Нет, — вдруг ответила Розали и резким движением скомкала листок.
— Что вы делаете? — опешил Феликс.
— Феликс, хоть раз воспользуйся своими мозгами. Этот Кристофер, он же буквально преступник, просто представь, какой будет удар по репутации твоего отца, если он отправится искать его. Это же очернит всю нашу семью!
— Как вы вообще можете думать о какой-то там репутации, когда речь идёт о моём родном брате! — воскликнул Феликс, чувствуя неприятное жжение в носу, свидетельствующее о накатывающих слезах. — Не важно, что он натворил, он тоже всё ещё часть нашей семьи!
— Часть семьи говоришь? Тогда почему же он ни разу не написал нам? Не попросил о помощи? Нет, Ёнбок, это уже не семья. Он перестал быть её частью, когда пропал десять лет назад. Тогда он почему-то не подумал, что будут чувствовать твои отец и мать, хороня пустой гроб, — Розали кинула странный взгляд на Феликса и внезапно поднесла листок к огню. Бумага сразу же ярко вспыхнула. Феликс ошарашено проводил глазами осыпающийся пепел и внезапно почувствовал приступ ярости.
— Что вы наделали?! — крикнул он.
— Не кричи! — повысила голос Розали в ответ.
— Мамочка, что случилось? — вдруг раздался тонкий мальчишечий голос и из ближайшей комнаты выглянул Густав — самый младший сводный брат Феликса. Ему было всего три года. Помимо Густава были ещё две восьмилетние сестры-близняшки — Кэти и Дори, и Даниэль — сын Розали от первого брака.
Взгляд Розали тут же смягчился. Она отряхнула ладони от пепла и аккуратно взяла сына за пухлую ручку.
— Пойдём, уже время обеденного сна. Давай я спою тебе колыбельную, — в этот момент она казалась воплощением доброты, её лицо светилось счастьем. Своих родных детей Розали действительно любила и в обычные дни эта любовь заставляла Феликса тосковать по своей матери, но не в этот раз.
Едва за Розали и Густавом закрылась дверь, Феликс злостно пнул несчастный столик с большим аквариумом, попавший ему под горячую руку. Пинок вышел неожиданно сильным, столик свалился на бок и аквариум перевернулся, заливая водой всю прихожую. Феликс внезапно разрыдался от чувства собственной беспомощности и, глотая слёзы, уселся прямо в воду, переворачивая сосуд обратно и собирая в оставшуюся в нём воду жалобно трепыхающихся золотых рыбок. Истерика накатывала на него с новой силой, потому Феликс прижал к себе аквариум и принялся наблюдать за мечущимися рыбками, роняя слёзы в воду и сотрясаясь всем телом.
Розали выглянула из комнаты и ахнула.
— Ёнбок, что ты здесь натворил?
Парень вздрогнул, услышав своё второе имя. Так его называла мама, а после неё только дядя. Но от них это звучало ласково и нежно, а голос мачехи сейчас был наполнен режущим холодом.
— Да пошли вы все, — тихо пробормотал Феликс, но Розали всё равно услышала.
— Миссис Эрингтон, — крикнула она, обращаясь к своей личной горничной, которая тут же появилась, словно этого и ждала. — Вы знаете, что делать. Потом уведите его в комнату. И уберите здесь всё.
Не смотря на то, что отец Феликса был человеком добросердечным, нарушений дисциплины он не терпел. Потому в их доме для наказания провинившихся был особый воспитательный кнут, которым наносили хоть и не вредящие телу, зато очень болезненные удары по спине. Феликса таким образом наказывали не в первый раз, так что он не испытал совершенно никаких эмоций. Лишь лежал и дрожал от сдерживаемых слёз. Однако в этот раз его били сильнее, чем обычно и это заставило его проваляться в постели весь оставшийся день. Ближе к полуночи к нему вдруг заявился Даниэль. Отношения между ними нельзя было назвать тёплыми, однако и отстранёнными они друг от друга не были. По крайней мере так считал Феликс.
— Чего тебе, — лениво протянул Феликс, пытаясь повернуть голову и тут же морщась от боли.
— Я тебе мазь принёс, — робко сказал Даниэль.
— У меня сил нет, — равнодушно произнёс Феликс.
Даниэль со вздохом подошёл к его кровати и аккуратно стянул одеяло, открывая вид на голую спину, усеянную красными полосами с кровоподтёками. Болезненно поморщившись, он принялся плавными движениями втирать мазь, заставляя Феликса стискивать зубы от боли.
— Феликс, я столько раз тебе говорил не спорить с матушкой, — вздохнул Даниэль. — И каждый раз ты меня не слушаешь.
— Я не виноват, что твоя мать никогда не считается с моим мнением.
— Не виноват, — эхом отозвался Даниэль. — Но ты же знаешь почему она так делает.
— Да, это потому что она не считает меня своим сыном. И ещё знаю, что Розали хочет, чтобы большая часть наследства досталось тебе, — равнодушно ответил Феликс.
— Если ты продолжишь так себя вести, именно это и произойдёт.
— Я тебе много раз говорил, что вообще не претендую на наследство. Я хочу всего добиться самостоятельно.
— Вечно у тебя всё не так, как у людей. И всё то ты пытаешься пойти всем наперекор. Зачем?
— Не знаю.
Даниэль улыбнулся с какой-то затаянной нежностью.
— В этом весь ты, — он погладил Феликса по голове и, закончив мазать спину, накрыл одеялом.
— Ну, я пойду. Спокойной ночи.
— Спокойной, — отозвался Феликс. — Даниэль, — позвал он парня. Даниэль замер в дверном проёме, вопросительно глядя на него. — Спасибо.
Сводный брат улыбнулся и вышел из комнаты.
Феликс повалялся ещё немного и вскоре с удивлением обнаружил, что мазь подействовала и его спина больше не болит. Тогда парень встал с кровати и подошёл к окну, в которое светила Луна. Сегодня было полнолуние.
Глядя на Луну, Феликс очень часто сравнивал себя с ней. Она, посреди бескрайнего чёрного неба и бесчисленных звёзд, была одна. И Феликс в этом огромном доме, наполненном людьми, был совершенно один.
Вскоре его мысли снова переключились на Кристофера. Феликс был почти уверен, что отец отправил бы людей, чтобы найти его, если бы только узнал о сыне, несмотря на все доводы Розали.
И всё же, в словах мачехи была доля правды. Почему Крис, если он действительно был жив, ни разу не увиделся с ними? Почему он вообще пропал в тот день? И главный вопрос, почему его объявили в розыск?
А вдруг Кристофер убил кого-то? Просто так на листовках же не печатают.
— Эх, Крис, знал бы ты как мне тут тоскливо, — вздохнул Феликс. — Почему то мне кажется, что ты бы меня понял.
Феликсу действительно было тоскливо и неуютно. Огромный дом будто давил со всех сторон, ощущаясь тяжёлым грузом. Иногда парень всерьёз задумывался о том, чтобы сбежать, но ни шанса, ни повода как-то не предоставилось. Да и страшно тоже было, если честно.
Феликс поражённо вздохнул и вцепился пальцами в подоконник. А ведь сейчас был и повод, и шанс: дядя очень вовремя подарил ему Анемону. Что ж, если Розали не хочет, чтобы отец искал Криса, он найдёт его сам. И обязательно спросит у него, где же он был столько времени и почему ушёл.
Феликс как можно тише нацепил на себя свою самую удобную одежду, собрал все деньги, что бесцельно накопил до этого и вылез в окно — благо его комната находилась на первом этаже — чувствуя себя героем из своих любимых романов.
Незаметно пробраться в конюшню было легко и парень даже не боялся, что его кто-то обнаружит: храп конюха, который в последнее время пристрастился к алкоголю, было слышно даже на улице.
Разбудить Анемону тоже было несложно. Феликс быстро поседлал её, взяв из амуничника первое попавшееся седло и уздечку. На первое время хватит и их, а потом он где-нибудь подберёт те, что будут подходить его лошади. Однако, садясь верхом, Феликс немного волновался, ведь до этого он никогда не ездил на этой лошади и не знал как она ведёт себя под седлом.
В последний раз оглянувшись на дом, Феликс даже ощутил прилив непонятной тоски, но тут же отогнал её прочь. Он уже сделал свой выбор.
Феликс легко поднял Анемону в галоп и вскоре покинул территорию, принадлежащую сквайру Свону.