На низком столике, за которым они иногда пили чай или, ещё реже, виски, лежали листы с мелкими напечатанными буковками. Они, как будто, так и ждали прикосновений чьих-то холодных и дрожащих рук. Их следовало подписать. Бэкхён, неохотно, отчаянно сопротивляясь давлению злодейки-судьбы, переводит взгляд на сидящего в кресле мужчину и невольно залипает. Рукава простой чёрной рубашки закатаны, а пиджак мирно лежит на полу, забытый и покинутый своим хозяином, как какая-нибудь безделушка. Рядом с бумагами блестит наполовину пустая бутылка чего-то чарующего красного, как может выглядеть только дорогое вино. Которое сам Бэкхён презирает, а сидящий в кресле мужчина, как оказалось, вполне терпимо относится к его существованию и даже потреблению. Хотя раньше за ним Бэк подобного не замечал.

В руках старшего мелькает бокал. Мужчина задумчиво покручивает его и пристально рассматривает покачивания бордовой жидкости, подчиняющейся движениям его руки. Губы изогнуты в презрительной усмешке, волосы взъерошены. Выглядит он не слишком презентабельно, а даже несколько побито. Брюнет не видит жмущегося в дверном проёме парня. Но знает, что Бён здесь. Словно навеянное шестым чувством ощущение присутствия колышет расслабленное сознание и беспощадно бьёт по стенкам черепной коробки.

— Я ждал тебя, Бэкхён…

— Я знаю, — едва заметно кивает парень, отчаянно цепляясь за дверной косяк, как утопающий хватается за брошенный спасательный круг. Бэкхён тоже тонет. В собственных чувствах, которые вот-вот пропадут с лица земли, как и то, ради чего хотелось жить эти месяцы.

— Нужна твоя подпись, — негромко продолжает Кёнсу, уже не боясь причинить вред любимому бывшему любимому жестокими словами. Он просто устал. От лжи Бэкхёна, от собственных крупиц любви, и даже от себя самого. Почему противное чувство внутри до сих пор хочет лишь защищать? Почему Бэкхён продолжает вести себя так, будто Кёнсу что-то для него значит?..

— У меня нет ручки, — шепчет Бэк, бережно храня в душе частички надежды. Её не хотелось отпускать. Возможно, Кёнсу передумает? Возможно ли вообще ожидать такое от человека, разорвавшего все связи с тем, кому нежно признавался в любви под надзором величавой луны?

Кёнсу молча тянется к столу и достаёт из-под одного листа шариковую письменную принадлежность, разбивая всё, что Бэкхён хотел бы сохранить. Разбивая самого Бэкхёна, как статуэтку неразлучников, стоящую на их когда-то общем камине. Разбивая на стеклянные осколки привязанность, что между ними оставалась. И беззвучно предлагая Бэкхёну пройтись по ним босыми ногами.

— Я люблю тебя, — выпаливает Бён, содрогаясь от одной только мысли, что однажды он вернётся после работы не в их небольшую квартирку в Сеуле, а куда-то в совершенно другое место. И больше Кёнсу не обнимет его, не поцелует, обещая защищать от всех опасностей мира. Больше жизнь Бэкхёна не будет напоминать самую прекрасную в мире сказку. Не будет больше ничего…

— Тебе нужно подписать бумаги, — твёрдо повторяет До, с негромким стуком поставив бокал на стол, и теперь уделяя всё своё внимание сжавшемуся Бэкхёну. Он так и не подошёл ближе. Даже не сдвинулся. И пусть часть Кёнсу не хочет отпускать Бэка, это необходимо. Лучше выкинуть из памяти все хорошие воспоминания, чем продолжать слушать ложь и наивно верить в неё. Да и Бён знает, что теперь старший верить ему не будет. Даже если Бэк скажет правду, Кёнсу не сможет поверить. Будет искать частички лжи в каждом слове, боясь найти очередную ложь, которая может разрушить их отношения. Вновь разрушить. — Мы уже всё решили. Ты должен подписать.

— Я могу объяснить, ты же знаешь, — начинает Бэкхён, решая до последнего цепляться за призрачную надежду на возвращение Кёнсу в их жизнь, давно переставшую быть «их жизнью». Есть Бэкхён, есть Кёнсу. Они чужие друг другу люди; вряд ли прежние чувства могут вернуться в одно мгновение и подарить им обоим счастье. Потому что ничего не бывает вот так просто.

— Знаю, — перебивает младшего Су, коротко кивнув. Почему-то хочется нагрубить или унизить. Сделать всё, чтобы Бэкхён перестал смотреть загнанно и жалобно, чтобы возненавидел До всеми фибрами своей нежной души и, наконец, убил в себе эту любовь. Потому что она играла с ним в очень жестокие игры, вредившие только самому парню. То не была попытка загнать свои эмоции куда подальше, как продолжал оправдывать себя Кёнсу. Сам он давно нашёл в себе силы попрощаться с когда-то смыслом жизни и отпустить своего маленького мальчика одного в океан под названием «Большой и опасный реальный мир». Как бы это ни было больно и страшно. Кёнсу ведь тоже боится. Боится проснуться без парня, который ещё вчера был До Бэкхёном. Боится, что жить без любви, как цели существования, не получится. В конце концов, До Кёнсу тоже человек. — Но это будет правильно. Не оправдывайся, даже если хочешь так сделать. Не унижайся.

Бэкхёну требуется пару секунд на принятие того факта, что возвращать Кёнсу ничего не собирается. Парень собирает по кусочкам оставшееся самообладание и вытягивает губы в улыбке. И если бы До знал Бэка чуть хуже, поверил бы в её искренность. А так… Они только играют. Их взгляды встречаются, позволяя прочесть чужие чувства лишь на мгновение. Бён отводит глаза первым, покосившись на бумаги, неподвижно лежащие на столе, но даже так приковывающие к себе чужое внимание. А Су не может перестать разглядывать донсэна. Он выглядит вовсе не жалко, как отчасти хотелось бы мужчине. Единственное, что выдаёт его нервозность — закушенная нижняя губа. Но всё остальное совсем не изменилось. Кёнсу помнит каждый сантиметр Бэкхёна, которые тщательно изучал на протяжении шести месяцев. Глазами, как сейчас. Пальцами, нежно поглаживая бархатную кожу. Губами, оставляя отметины, шепча такое родное, но теперь кажущееся чужим «ты только мой». Бэкхён теперь уже не принадлежит Кёнсу, но окончательно разорвать эту связь почему-то не хочет. Иначе бы сразу подписал бумаги о разводе. Он по-прежнему носит обручальное кольцо, в то время как До своё давно уже снял и бросил в одну из полок прикроватной тумбочки. Кёнсу хочет скорее забыть, а Бэкхён — помнить. Помнить всё, что было между ними за эти такие долгие, но на деле очень даже короткие месяцы.

— Я подпишу, — наконец, кивает Бэк, заправив за ухо выбившуюся прядь розовых волос, в которые постепенно превратился его «рыжик на голове», как шутя называл причёску друга Чанёль. — Я всё подпишу, — кивает он, убеждая себя в том, что поступает правильно и не пожалеет. Ручка так неправильно удобно ложится в ладонь, а наскоро выведенная подпись до отвратительного красиво смотрится на белоснежной бумаге, словно намекая, что так и должно быть. Как будто так правильно.

— Можно последний вопрос перед тем, как ты навсегда исчезнешь из моей жизни? — спрашивает До, возвращая в руку бокал с плещущимся там вином и отпивая немного помогающего забыться напитка.

— Если ты спросишь, ради чего я врал тебе эти полгода, я не смогу ответить. Я просто любил тебя и не хотел причинять боль. Думал, ты никогда не узнаешь об этом. О том, что я должен влюбить тебя в себя. Я… Я сам влюбился. Я не думал, что способен на такие чувства. Правда. Я хотел защитить тебя от всего этого, — нервно тараторит Бэкхён, путаясь в словах и едва ли донося до Кёнсу хоть часть того, что необходимо было сказать. Но не особо хотелось, на самом деле. К чему оправдания, если они больше никто друг другу? К чему унижаться и просить прощения за элементарное желание уберечь любимого?

До медленно качает головой, окидывая явно собирающегося покинуть эту комнату Бэкхёна. Последний вопрос, ниточкой связывающий их судьбы, задан. Правда… Кёнсу не интересуется, почему Бэкхён продолжал врать ему. Всё, что было нужно знать, ему рассказал Сехун. Тому, видите ли, надоело молчать. Один разговор смог разрушить любовь всей жизни До, оставив его собирать осколки треснувшего счастья. Пусть так. Пусть всё решено. За свои ошибки принято платить. Кёнсу не знает, почему за ошибки Бэка платит он, но если такова воля судьбы, он готов подчиниться. Не хочет, но готов.

— Я хочу знать, когда ты перестал играть в любовь, и влюбился, как ты говоришь, по-настоящему, — негромко произносит До, вставая и делая шаг к замершему Бэкхёну. Как только можно было поверить этим лживым тёмно-кофейным глазам, рыскающим сейчас по лицу Кёнсу в попытках предугадать его дальнейшие действия?

— Когда ты сказал Чанёлю, что не собираешься ни с кем делить меня. Что я только твой и больше ничей. Что я — причина, по которой ты продолжаешь жить, — тут же отвечает Бэкхён, ни секунду не сомневаясь в том, что его чувства зародились после этого, пусть и подслушанного им, разговора. Именно тогда сердце при виде До начинало биться быстрее, а ноги подкашивались.

— Ты подслушал, да? — Кёнсу не нуждается в ответе, и так всё понятно. Если бы Бэк не услышал это, он влюбился бы в него? Вряд ли ответ на этот вопрос мужчина когда-нибудь найдёт. Да и есть ли смысл искать то, без чего вполне можно жить? Теперь уже.

Бён осторожно кивает и в последний раз окидывает гостиную взглядом. Вместо совместных фотографий висят лишь пустые так и не выкинутые рамки. На полках осел слой пыли, а спальня, которую Бэкхён краем глаза видел, когда шёл сюда, выглядела и вовсе не жилой. Кёнсу решил переехать в другое место? Спрашивать, наверно, не стоит. Не стоит злить старшего ещё больше.

Тишину нарушает звук рингтона, сообщающий своему владельцу о новом сообщении. Бэкхён быстрым движением включает экран телефона и открывает переписку.

— За мной приехали, — извещает он Кёнсу, замечая мелькнувший интерес в глазах старшего. — Увидимся… когда увидимся, — шепчет Бэкхён, напоследок мягко улыбнувшись, и скрывается в темноте коридора. Кёнсу слышит, как он открывает дверь и в голубоватом свете ламп его Бэкхён уходит. Уходит из квартиры До, а заодно и из жизни, забирая с собой всё хорошее, что ещё оставалось. Маска слетает с лица мужчины, а сам он практически падает в кресло. Квартира предстаёт в очень неприглядном свете, а всё из-за отсутствия в ней Бэкхёна. Хотелось верить, что избавившись от плохих воспоминаний, станет легче. Вот только не стало. Всё, что хоть как-то связано с Бэкхёном, не могло быть плохим. И хорошие воспоминания без него — уже не хорошие, а так… пустышка.

Вино не помогает прогнать образ светловолосого мальчишки, однажды встретившего До в библиотеке. Теперь образ Бён Бэкхёна, пожалуй, ничего не сможет прогнать. Жаль? Определённо. Так жаль, что хочется локти кусать от досады, но винить некого. Кёнсу сам решил развестись. Кёнсу не любит ложь, но, кажется, ради Бэка смог бы. Даже если каждое утро ему пришлось бы выслушивать порцию иллюзионных обещаний или чего-то подобного. И дело не в привычке или смирении. Дело в Бёне, вернее в его отсутствии. Без него всё вмиг окрасилось в чёрно-белые тона.

Оставался последний шанс, поэтому мужчина, слегка торопясь и с резким стуком поставив бокал на ковёр, тянется к пиджаку, так и оставленному в стороне от кресла. Телефон, такой же как у Бэкхёна, потому что покупали они их вместе, находится быстро. Как и контакт, который просто сил не хватило переименовать — он так и остался не иначе как «мой малыш». Кёнсу судорожно жмёт на кнопку вызова и прикладывает аппарат к уху, но что он скажет? Что соскучился? Что не сможет без Бэкхёна? Это глупо и они оба это понимают. И сам Су, и его абонент, ответивший незамедлительно.

Бэкхён-и, ты уже уехал? Вернись, пожалуйста, ко мне, в наш дом. Я люблю тебя. Я не хочу потерять тебя. Возвращайся, ладно? Мы придумаем, что можно сделать. Главное, мы будем вместе…

— Вы что-то хотели, мистер До? — слышится холодный, как северный ветер, голос на другом конце невидимого провода. Голос, так непохожий на Бэка и удивительно — до дрожи — похожий на голос человека, которого вполне можно было ненавидеть. И вдруг стало наплевать на абсолютно всё. Пусть о нём будут думать плохо, он живёт не ради одобрения общества. Пусть репутация семьи До будет запятнана. Пусть Сехун подавится гениальностью своего плана. До Кёнсу просто нужен Бэкхён. Странно было раньше не понимать подобных простых истин. Человеку просто нужен человек.

— Где Бэкхён? — он не собирается церемониться с тем, кто разрушил любовь его жизни. Кто пригрозил, что это может стать достоянием общественности, если они не разведутся. И Кёнсу так глупо ему поверил. Сехуну не нужен позор семьи До, и даже деньги перестали иметь тот смысл, что был раньше. Сехуну нужен Бэкхён, посмевший забыть о наличии у себя парня. Бэкхён, влюбившийся в Су и напрочь забывший о Сехуне.

— Ты упустил его, До. Мы улетаем в Калифорнию. Не ищи Бэкки.

А потом раздаются холодные методичные и чуждые мужчине гудки. Сехун не расскажет об этом звонке Бёну, совершенно точно. И последний продолжит верить в ненависть Кёнсу. Забудет, вычеркнет из жизни, разлюбит. Может даже не вспомнит никогда о своей первой настоящей любви. А Су будет помнить. О том, как светловолосый Бэкхён доставал его в библиотеке. О том, как они сходили на первое свидание, потому что До проспорил. О клубе, в котором они так сильно напились, что умудрились переспать. Об их втором сексе в университетской аудитории. Так просто забыть о внезапно возникших чувствах к простому пареньку у закоренелого натурала — невозможно. Бён, словно, испортил его. Заставил поверить в голубую любовь, а после признался в том, что лгал. Лгал ради получения наживы, чтобы подло ограбить семью До и сбежать вместе со своим любимым Сехуном.

Их история любви должна была закончиться расставанием. Больно. Очень больно, но в то же время знание того, что Бэкхёну намного больнее делает… ещё хуже, на самом деле. Жаль только, что изменить ничего уже не получится.

Поэтому До остаётся только продолжать существовать в ярком, но кошмарно пыльном Сеуле и наслаждаться любимым одиночеством, пока от него не поедет крыша. Пусть так. Пусть весь смысл был в том светловолосом мальчишке. В конце концов, все мы рождались для чего-то. Может, До Кёнсу родился для Бён Бэкхёна?