Примечание
Он ушёл. Ушёл и больше не вернётся, как бы Чонин не ждал. Осколки хрупкой любви оставляют на душе глубокие порезы. Чонин даже не надеется, что кто-то захочет помочь выбраться из бездны отчаяния. Но такой "кто-то" находится. Совершенно случайно и неожиданно, будто подарок небес.
Постепенно, лениво, будто неохотно, наступает утро. Лёгкими касаниями оно пробуждает мир ото сна. Парень пытается сопротивляться, но утро опускает лучи ещё сонного солнца на пляж, рождая на воде блики, которые на долю секунды ослепляют. У камней, прячась от дневного света, стелется туман, оставшийся после ночи, не желающий погибать. И яркое светило милосердно разрешает пожить подольше. Чонин носком кроссовка поддевает лежащий недалеко камень и задумчиво хмурится. Набирает в руку песок, желая найти какой-нибудь особенный камешек, но песчинки утекают сквозь пальцы. Он продолжает пробовать, сильнее сжимая ладонь и вновь терпит неудачу.
Дыра в груди покрывается рубцами, продолжая болеть фантомной болью, потому что реальность сыра и неприглядна. Родной Сеул со временем превратился в город скорби, жестоко напоминающий об одиночестве с помощью мест, где Чонин гулял со своей любовью. Раньше. Теперь же никто больше не обнимет, не прошепчет слова любви, не разделит радости и печали. Никто не придёт, хоть клятвенно обещал всегда быть рядом. Отсутствие старшего ударами кувалды отзывается в голове. Солнечные лучи хотят развеселить человека, играя с наручными часами, но он отмахивается от них. Не до этого сейчас.
Любимая работа больше не кажется самым необходимым для счастья. Наоборот, Чонин старается как можно быстрее взять отпуск и привести себя в порядок. С растрёпанными чувствами невозможно слащаво улыбаться клиентам, постоянно хочется набить кому-нибудь морду.
Он задирает голову к небу, щурится из-за солнца, лениво встающего с кровати-горизонта. Но что-то всё ещё не так. Рассвет не приносит должного успокоения и счастья. Без хёна начало нового дня не имеет смысла. Без его руки, которую можно было крепко сжать своей и получить в ответ тихое шипение. Он всегда был таким — ворчливым немного и не получающий от ласки столько удовольствия, сколько получал Чонин. Теперь Ким думает, что всё встало на свои места. Если Лу Хань любил другого, улыбка Чонина могла быть ему противна. Перед глазами проносятся воспоминания того вечера, перевернувшего всё. И больно, потому что любовь не прошла, закалившись в холодных родниках грубости.
— Ты сегодня поздно, — начинает донсэн, отрываясь от книги и бросая взгляд на настенные часы. — Голодный?
— Я изменил тебе, — как гром среди ясного неба. Чонин мысленно содрогается от равнодушия, которым разбрасывается Лу, и голову не поднимает. Глупая надежда на шутку теплится в душе. Или даже на проверку. Но китаец слишком серьёзен. Он стоит посреди комнаты, стискивая ручку мокрого зонта и позволяя каплям катиться по лицу.
— С кем? — вырывается у Кима раньше, чем приходит осознание, что это не так уж и важно. По крайней мере, сейчас.
— Ты его не знаешь, — утешает Хань.
— Надеюсь, у вас всё будет хорошо…
— Будет. Но уже без твоей помощи, — Лухан недовольно кривит губы в усмешке, увидев изменившееся выражение лица Кима. Он продолжает смотреть в пол, на ковёр, куда угодно, кроме когда-то самого родного человека. Китаец неспеша уходит. Где-то на периферии сознания слышится шорох натягиваемой куртки и громкий хлопок входной двери. Он ушёл. С пустым кошельком, в дорогущем деловом костюме, пусть и с зонтом. Но самое противное — Чонин волнуется.
Он распахивает окно, впуская в тёплое помещение запах мокрого асфальта и озона. Нигде не видно тоненькую фигурку, торопливо спешащую куда-то. Ким обзванивает все номера, которые смог найти в записной книжке Лу, иногда не попадая пальцами на кнопки, ёжась от сквозняка и отчаянно пытаясь восстановить дыхание.
Он готов простить всё, если хён вернётся.
Как назло, никто из общих друзей ничего не знает. Только Сехуна удаётся застать в более-менее трезвом состоянии в законный выходной и потребовать ответа. О говорит про внезапно начавшуюся дружбу с какими-то японцами, бубнит ещё пару фраз, непохожих на человеческую речь от слова совсем и желает удачи в поисках. Чонину хочется разбить Хуну его идеальный нос за подобную «помощь», но времени нет. Собственно, как и остального. После ухода Лухана у Нини остаётся только он сам.
Волны с брызгами разбиваются о прибрежные камни. Юноша подбирает полы пальто и устраивается на самом устойчивом из них. Уйти — выше его сил. Уйти значит признать реальность. И как бы сейчас она ни была хороша, в ней по-прежнему недостаёт одного очень важного кусочка пазла. Хоть Чонин изменился с того дня, он этому не то что бы рад. Да, свой магазинчик он любит, всячески холит и лелеет его. Но, в итоге, в колесе жизни осталась свобода. Ким больше не может бросить всё, собрать вещи за полчаса и уехать в другую страну. Он продал свободу за иллюзию счастья, решив, что так будет легче.
Что и говорить, легче не стало. Пришлось влюбляться в стабильность.
Но море всё также манило, звало его к себе. Простирающееся до самого горизонта, чистое и тихое. Как самое лучшее успокоительное.
На самом деле, Ким скучает по прежнему себе и временам, когда на душе цвели розы от бесконечной любви к светлым волосам и эльфийским чертам лица. Со временем многое забылось. Цветы почти завяли, заросли сорняком и утроили количество шипов на стеблях. Чтобы в следующий раз было не так больно. Правда, Ким не уверен, что сможет пустить кого-то ещё настолько близко.
Экран телефона, который до этого парень машинально вертел в руках, загорается зелёным светом и аппарат начинает вибрировать, оповещая о звонке. Абонент настойчив. Его не останавливает то, что трубку Чонин не берёт ни в первый, ни во второй раз. Наконец, терпение заканчивается. Палец грубо жмёт на зелёную сенсорную кнопку, и Ким прикладывает мобильник к уху, вслушиваясь в беспорядочную речь незнакомца на другом конце «провода».
— Я ничего не понимаю, — признаётся Чонин, и человек, наконец, решает повторить то же самое помедленнее.
— Я нашёл на улице телефон, который сейчас держу в руках. Рядом никого не было. Я подумал позвонить по номерам, чтобы вернуть пропажу. Но единственный контакт — этот номер. Должно быть, ваша девушка потеряла телефон.
— Девушка? С чего вы это взяли?
— Номер был подписан, как ≪Моя любовь≫, — просто отвечают ему.
— Где вы находитесь? — вежливо интересуется парень. В динамике слышатся беспорядочные голоса, кто-то кричит о том, что нашёл браслет с волчонком, и Чонин получает ответ на вопрос. А после связь прерывается. У моря она всегда плохая. Словно вода блокирует плохое, запрещая нарушать покой. Чонин сжимает телефон в руке. Мысли сбивчиво скачут, играют в догонялки, никак не хотят формироваться во что-то разумное. ≪На мосте Мапо≫ продолжает звучать в голове, как поставленная на повтор аудиозапись. У Кима мурашки бегут по спине, начинают дрожать руки и губы пересыхают. Это же не может быть то, что он думает, верно? Лухан не стал бы хранить его номер. Но волк на кожаном шнурке был только у него. Ещё и Мапо — мост самоубийц.
Чонина захлёстывает паника, он подрывается с места и тут же садится обратно, напряжённо вглядываясь в водную гладь, где только что мелькнули светлые волосы. Будто призрак Лу решил в последний раз посмотреть на бывшую свою любовь и навсегда пропасть. Но, судя по имени контакта, вовсе не бывшую. Тогда к чему всё это было?
Когда Ким первым же рейсом возвращается в Корею и бежит к злополучному мосту, его там ждут. Он сразу узнаёт человека, с которым разговаривал, по белому телефону Лухана в руках. Мир словно распадается на пиксели. Небо мрачнеет. Огромных усилий стоит удержаться на ногах. Голос пропадает. Будто Лу дышит в затылок. Стоит в паре шагов и тепло улыбается. Только обнять его не получится, потому что тело уже на пути в морг. Чонину улыбка китайца ломает рёбра, скручивает внутренности и смертельным ядом пробирается в мозг. Чонин делает осторожный шаг, и стоящий у ограждения моста к нему оборачивается, вытягивая губы в такой же нежной, как у Лу, полуулыбке.
— Вы ждали меня… всё это время? — выдыхает Ким.
— Я просто знал, что вы придёте. Этот телефон очень ценен, верно?
Незнакомец продолжает улыбаться, поймав руку Чонина на пути к своей и превратив пожатие в крепкий замочек сплетённых пальцев.
— Вы…
— Бэкхён, — представляется брюнет и кивает так, будто всё понимает. Его рука тёплая, глаза — карие и смеющиеся. В них скрыт секрет, который Чонину не узнать. Он весь как одна сплошная неразгаданная головоломка максимального уровня сложности. — Как думаешь, мы узнаем истинную причину смерти твоего парня?
— Только если ты решишь мне помочь, — выпаливает Чонин. В душе медленно догорает надежда, решив, что зря она вообще там зарождалась. Какое дело чужим до Кима и его ядовитых чувств к не заслуживающему этого мертвецу?
— А я уже решил. Я помогу.