Уильям Чан всегда был равнодушен к китайской опере. Вот серьезно. Все эти разукрашенные мужчины, затянутые в кучу цветастых тряпок, может, и считались красивыми для кого-то, а также образцом женственности и черт знает, чего еще, но сам Уильям относился к этому скептически. И когда ему предложили роль в этой дораме, он согласился не раздумывая, но только с одним условием — к самой опере он не будет иметь никакого отношения. Его заверили, что ни в коем случае, для этого уже есть Второй Мастер.

Второго Мастера играл популярный айдол Лэй — и Уильям только вздохнул, не понимая, почему кто-то берет айдола на такую большую роль. Впрочем, не понимал он недолго. В первый же рабочий день Лэй — даже не Лэй, а малыш Чжан Исин — выложился на полную, провел на съемочной площадке дольше всех и учился не переставая. Кажется, так было почти всегда — Уильям не мог ручаться, ведь в основном они снимались раздельно. Но потом… Потом была та самая сцена в опере.

Он даже не представлял, что малыш Исин может так хорошо играть. Так двигаться. Так выглядеть с таким макияжем и в цветастых тряпках. Быть таким.

Они начинают больше общаться. Теперь Уильям свободно заходит к нему в гримерку, если есть время, и наблюдает за тем, как Исину наносят грим. И удивляется тому, как это, оказывается, долго, сложно и муторно. И тому, как Исину поднимают брови. И тому, как младшему удается столь изящно двигаться в этом бесконечном ворохе одежды, которую на него надевают сразу три до одури уставших помощника.

Которые, что вполне ожидаемо, частично разбредаются, частично засыпают к тому моменту, когда съемки окончены, и всем нужно готовиться расходиться по домам.

— Что делать, гэгэ? — растерянно озирается Исин, боясь самостоятельно снять даже массивные заколки с волос, что уже говорить о сложных завязках на спине и груди.- Может, стоит позвать кого-нибудь?

— Не нужно никого звать, — вздыхает Уильям, подходя ближе и задумчиво пробегаясь пальцами по завязкам одежд, — у тебя есть гэгэ. Гэгэ поможет.

Исин даже не думает спорить.