У Чонина вены на шее слегка выступают, когда он голову поворачивает и в окно кофейни смотрит. А Ифань в этот момент, если честно, совсем немного умирает и кусает собственные губы, когда хочется кусать чужую кожу и прикусывать эти самые вены. Ифань кулаки стискивает почти до боли в ладонях, и думает о том, что на руках у Чонина тоже вены выступают, стоит ему поднять что-то тяжелее кружки с кофе и блокнота с ручкой.

Стоит ему только подумать о том, как напрягается каждая мышца тела, как напрягаются руки, шея, как тоненькие сеточки вен набухают под этой самой кожей…

— Ифань, вытри слюну, на прилавок капает, — вскользь бросает руководитель кофейни и уходит к себе в кабинет. Ифань прилавок вытирает на всякий случай, но глаз с Ким Чонина старается не сводить.

— Повторите кофе, пожалуйста, — просит Чонин, и Ифань тут же подрывается, чудом не роняя стоящий рядом стул. Для Ким Чонина — что угодно, кофе, пирожное за счёт Ифаня, сам Ифань, хоть на этом самом столе… кхм.

— Чонин, встретимся сегодня? — хрипло спрашивает Ифань, ставя перед Чонином белоснежную чашку, и надеется, что в голосе не будет слышна неуверенная мольба. Хотя… Кого он обманывает, боже.

Чонин бросает на него укоризненный взгляд. Его главное правило — никто не должен знать. И такое пренебрежение не может остаться безнаказанным, но по чужому лицу явственно читается, что Ифаню хреново настолько, что ломает и крошит, а ещё, кажется, руки дрожат и хочется до одури.

— Я приеду вечером, — говорит он наконец, и Ифань готов скулить от удовольствия, потому что не были вдвоем они уже две недели, а для Ву Ифаня это перебор. Особенно если он видит Чонина где-то кроме своей постели или просто своих широко разведенных ног.

Он точно знает, что будет сегодня вечером, стоит Чонину войти в его квартиру. Ифань встретит его уже подготовленным, как всегда, и будет долго стоять перед ним на коленях и целовать чужие руки — от запястий и выше, насколько дотянется. Облизывать чужие пальцы, трепетно целовать сколотый ноготь на указательном, а потом вбирать в рот и сосать эти самые пальцы, умирая от желания кончить. Сжимать свои колени крепко, сводить бедра — лишь бы хоть немного полегчало.

Если он будет хорошим и послушным, Чонин разрешит чуть подняться, сесть к нему на колени и целовать его шею и плечи — а сам будет долго разминать Ифаня пальцами. Трогать его член и промежность, вталкивать пальцы в его подготовленную задницу, изматывать и сводить с ума, потому что знает, что Ифань от его пальцев без ума, но давать ему больше, чем одну фалангу, он даже не подумает.

А потом, когда Чонин будет его драть — быстро и отрывисто, как он любит, Ифань будет послушно подставлять задницу и про себя умолять Кима быстрее кончить. Ведь когда Чонин вытащит из него член, он небрежно трахнет Криса пальцами — и этого Ифань каждый раз ждёт, как второго пришествия. Потому что только от его пальцев он кончает так сильно и верно, только его пальцы заполняют его так правильно, так хорошо и полно.

Потому что член Чонина хорош, сам Чонин — великолепен, а вот его кожа, венки под карамельной кожей и в особенности пальцы — чёртово искусство. Или фетиш — Ифань плевать, как это называется.

Но если Ифань фетишист, то Чонин — точно ходячий фетиш.