Нрав — Страх

Кем бы ни был загадочный «он», которому надо перезвонить, один только испуганный вид Эда так и вопит сигнализацией «Телепортируйся прямо сейчас, и лучше в другой мир, если хочешь жить». Потому что, ну, серьезно, Эд может кого-то бояться?..

А потом подсознания ощутимо касается волна ужаса, который испытывает Антон, и вот это уже заставляет внутренне содрогнуться.

— Что такое? — спрашивает Арс и невольно тянется к руке Антона. — Кто это?

Огромные глаза даже не смотрят на него, да это и не нужно. Потом Антон бросает короткое «Идем», и Эд тут же срывается с места, будто растворяясь в темноте. Сам же Антон почему-то идет быстрым, но человеческим шагом — чтобы Арс мог за ним поспевать или чтобы оттянуть пугающий момент.

Арс ни о чем больше не спрашивает.

Знает, что если нужно — расскажут.

Уже у лестницы Антон вдруг останавливается и на несколько секунд замирает. Застывает каменным изваянием почти так же, как в первые дни их знакомства. «Почти» — потому что он больше не похож на бесчувственную тень. Его ладони мелко подрагивают, спина напряжена так, что под черной тканью футболки видны очертания лопаток, а еще в наступившей идеальной тишине даже Арс улавливает тихий судорожный выдох.

Антону страшно.

Арс давно уже понял, что даже бессмертное существо, способное убить человека за пару секунд, существо, неприспособленное к эмоциям, отказавшееся от них, все-таки способно чувствовать. Но тот факт, что вампир чего-то настолько сильно боится…

В дрожь бросает от одной мысли о том, что же это может быть.

Кто это может быть.

Вот только в этот момент Арсу как-то плевать на саму опасность. Все, чего он хочет сейчас, это обнять Антона и сказать ему правильные слова, чтобы он перестал бояться. Чтобы его мальчик больше не трясся от ужаса.

А с другой стороны, хочется нервно улыбнуться от осознания того, насколько этот страх делает вампира похожим на человека.

И Арс почти не испытывает желания задавать важный вопрос: это кем нужно быть, чтобы даже заставить мертвеца дрожать?..

Антон наконец моргает и, будто решившись, быстро скользит вниз по лестнице. Арс тоже спускается, мгновенно упираясь глазами в Эда — тот стоит рядом с открытым окном и крепко сжимает в руке телефон.

— Ну чо? — говорит нервно, кусая губы, и Арс громко сглатывает. Потихоньку его накрывает осознанием того, что происходит нечто очень-очень плохое.

Потихоньку он понимает — если вампир боится, нужно сначала испугаться в тысячу раз сильнее и спрятаться в бункер, а потом уже радоваться тому, что этот самый вампир совершенно по-человечески ссыт. Фигурально.

Только у Арсения же всё всегда наоборот.

— Я или ты? — спрашивает Антон, явно волнуясь не меньше, хоть и пытается этого не показывать.

— Вообще он мне написал, — признается Эд, и его аж передергивает. — Но просил…

— Сука, просто прочитай.

Эд вообще никак не реагирует на резкость, и от этого передергивает уже Арса. Потому что если видеть Антона испуганным — тяжело, то смотреть, как потряхивает Эда, — нечто из разряда сюрреализма. И оттого вдвойне жутко.

Тот послушно — Эд, мать его! — читает одно короткое предложение: «Передай своему другу, что я жду».

Несколько мгновений тишины. А потом, прежде чем Арс успевает произнести хоть слово, Антон делает шаг вперед, как бы прикрывая его плечом. Осознанно или нет — какая, в сущности, разница? Но это простое действие на несколько долгих секунд окутывает Арса ощущением безопасности и тепла.

Вообразил себя героем, да, Арсюшка? Представил, как будешь спасать бедного мальчика от его же сущности? Глупый, глупый Арсюшка… В итоге именно он, похоже, будет тебя спасать.

Безопасность за спиной вампира. Тепло рядом с его неживой кожей. Даже звучит, как полнейшая глупость, сочетание вот ни разу не сочетаемых понятий… Но, черт возьми, Антон — его соулмейт.

Впервые в жизни Арс начинает понимать, что это на самом деле значит.

— Еще рано, — не говорит, а почти рычит Антон. — Мы еще ни в чем не разобрались, я не…

— Шаст, — резко перебивает Эд и хмурится. — Если он скажет ехать, мы поедем. Ты ж, бля, сам это знаешь.

Они смотрят друг другу в глаза, не мигая, и Арсений даже не уверен, что правда хочет знать, что происходит. Он не настолько идиот, чтобы не понимать, что речь идет о нем, но это тот случай, когда подробности вообще не нужны. И так понятно — все плохо… Неведение — это страшно, но не зря же его называют блаженным. Иногда лучше бояться того, чего не знаешь, этакой абстрактной опасности, особенно если заведомо ясно, что ты с ней не справишься. Особенно если есть рядом тот, кто защитит. Арс мог бы просто сесть, притвориться «девой в беде» и ждать спасения.

Вот только речь сейчас не только и не столько о нем, сколько об Антоне. А Антон стоит и, несмотря на уверенный голос, трясется почти.

И Арс, не думая даже, подается вперед, чтобы положить руку на плечо, за которым стоит.

Антон не вздрагивает — спокойно оборачивается, будто почувствовал близость прикосновения за миг до того, как оно произошло.

— Я могу что-то сделать? — спрашивает Арс вполголоса, не поднимая взгляда от подбородка Антона. Рассматривает гладкую белую кожу, приоткрытые ровные губы, родинку на носу — но не решается посмотреть в глаза. Не хочет собственным страхом пугать еще больше.

— Нет, — выдыхает Антон почему-то слишком ровно. Даже дергает уголком губ в намеке на улыбку — Арс как раз смотрел, поэтому успел заметить. — Разве что согласишься свалить на другое полушарие.

— Не поможет, — фыркает Эд. — Все, я звоню Паше.

Одно слово — и по коже пробегает озноб. Антон наверняка чувствует, как рука, до этого лежащая так мягко, с силой стискивает его плечо. Будь оно человеческим, наверняка остались бы синяки.

— Паше?.. — переспрашивает Арс хрипло.

Антон весь напрягается и, будто нехотя, поворачивается к Эду, сквозь зубы бросая:

— Не тому.

Эд поднимает голову от телефона и вскидывает брови.

— Что?

— Не звони, Эд, я сам.

— А того Пашу не нужно предупредить? — Арс только сейчас вспоминает про свой глупый звонок и задумывается, не вовлек ли он старого друга в свои новые проблемы.

Но Антон качает головой.

— Нет, конечно. Зачем?

— Да сука, вы про кого?! — ругается Эд, и это раздражение наконец делает его похожим на себя.

— Неважно, — бросает Антон, уже набирая номер.

— Погоди, а почему это «неважно»? — возмущается Арс. — Я ни черта не знаю, что происходит, но он мой друг и тво… короче, ему нужно сказать!

— И втянуть в это дерьмо? Не думай даже.

— Тоха, блять. — Эд сердито складывает руки на груди.

— Забудь.

— Ладно, проехали, — сдается Арс и устало трет переносицу. Что-то они все втроем перенервничали, как бабы, честное слово. — А вы-то какому Паше звонить собрались?

— Неважно, — передразнивает Эд, разве что язык не показывает.

— Я бы сказал, ненужно.

Антон как-то по-особенному выделяет последнее слово. Кивает будто бы самому себе. Потом, не оборачиваясь на Арса, подносит телефон к уху и отходит. А Эд… Арс не успевает понять, в какой момент тот неожиданно оказывается перед его лицом.

…Через секунду Арс просыпается от того, что вздрагивает всем телом.

С минуту он тупо моргает, глядя в потолок. Затем резко садится.

Он в кровати с постельным бельем богатого бордового цвета, в комнате, которую ему выделили в самый первый день пребывания здесь. За окном — яркий свет дня. А сердце колотится, как после дикого кошмара.

— И что за херня?

Вопрос, в общем-то, риторический.

Потупив минут пять, Арс наконец осознает реальность: ему просто-напросто стерли память последних часов. Потому что разговор с Антоном, танец под его Skyfall и особенно — страх в двух парах красных глаз Арсению уж точно не могли присниться.

Он быстро умывается, одевается и чуть ли не с ноги открывает дверь из своей спальни, намереваясь брать дом штурмом и требовать объяснений — но необходимости в этом нет. Антон стоит напротив его двери и хмуро смотрит куда-то в пол.

— Упс, — как-то совершенно не к месту шутливо выдает Арс и растягивает губы в улыбке. Боевой настрой улетучивается, стремительно сменяясь желанием заставить это милое лицо хоть немного посветлеть. — Доброе утро.

Антон, как ни странно, спокойно отвечает:

— И тебе доброе, Арс.

А потом поднимает взгляд и смотрит с такой вселенской усталостью, что вместе с желанием в чем-то разбираться исчезает и настроение задавать вопросы. Зачем? Когда можно просто довериться и плыть по течению.

Ему ведь расскажут, если произойдет что-то глобальное, правда? Предупредят с утра, если, например, начавшийся день должен будет стать для него последним?

Отбросив свой первоначальный план (который заключался в требовании, по сути, нахрен не сдавшихся ему ответов), Арс быстро соображает в голове новый. Тот, который смутно придумал еще вчера, а теперь неожиданно, сымпровизировав, увидел мысленно во всех красках, четко расписанный по пунктам.

Он буквально ощущает, как улыбка на его лице становится ярче.

— Тох?

Антон вопросительно ведет бровью.

— А пошли гулять?

*

— Здравствуй, Тошик.

— З-здравствуйте.

— Ладно тебе, заяц, не трясись так. Тебе же нечего бояться, да?

— Да.

— Ты же ничего не натворил, за что тебя могут наказать, да?

— Д-да.

— А, может, ты наоборот не сделал чего-то, что должен был?

— Павел Ва…

— НЕ СМЕЙ. Произносить. Мое. Имя.

— П-прост-тите.

— Тошик, дорогой, тебе не кажется, что ты стал слишком смелым?

— Я…

— Чего молчишь?.. Не кажется, значит. Я человек терпеливый, сам знаешь, но ты заставляешь меня слишком много о тебе думать. Я ведь давно уже мог прислать в твое болото парочку людей. Твоя игрушка уже через пару часов была бы у меня, а ты сам вместе с дружками развеялся бы пеплом над Невой. Красиво звучит?.. Молчишь? Значит, красиво.

— Я все сделаю, как обещал. Мне нужно еще немного времени.

— А я вот не пойму, Тошик, чем ты там занимаешься? Уж не другого ли покупателя ищешь? Ты же не дурачок совсем, математику учил в школе. Вот скажи мне, что дороже: миллиард-другой или твоя жизнь?

— Никого я не ищу! Я привезу его, как обещал. Всего неделька. Пожалуйста.

— Я же говорю, ты смелым стал. Что ж, это не так и плохо. Показывай свою смелость, Тошик, это дело хорошее… Только не со мной.

— Простите.

— Хорош извиняться. Ты ж смелый. Ну вот и хватит тянуть кота за причиндалы. Три дня у тебя. А лучше меньше. Напомню, что твой крайний срок — даже не вчера, а две недели назад.

— Я все понял.

— И да, Тошик… Слышишь меня?

— Слышу.

— Обещанная пара моих людей уже сидит в твоем болоте и наблюдает за тобой из-за кустов. Если вдруг что — мне стоит сказать слово здесь, чтобы тебя, твоих дружков и твоего дома через секунду не стало там. Слышишь, да?

— С-слышу…

— Ну вот и умница.

— Эд…

— Шаст, нам пиздец.

— Да знаю.

*

— А пошли гулять?

План, который созрел в голове у Арсения, определенно остается слишком условным, но какая разница? Тут можно импровизировать, как душе угодно. Так что Арс начинает с малого.

Правда, понять не может, почему в ответ на его предложение Антон как-то съеживается весь и прячет глаза.

Я сегодня узнал, что такое страх…

— Помнишь, в какой-то наш разговор ты сказал, что разучился общаться с людьми? — Антон осторожно кивает, явно все еще не понимая, к чему Арс ведет. — Вот я и решил напомнить тебе, как это делается.

«Вряд ли чудо случится, и ты снова станешь человеком только от того, что будешь вести себя, как человек. Но так, возможно, у тебя появится желание найти хоть какой-то способ. А если способа не существует… Что ж, тогда я сделаю всё, чтобы ты смог оставаться с человеческой душой как можно дольше».

— Арс, я не уверен, что это хорошая идея, — говорит Антон, нервно сглатывая и опуская глаза.

Почему-то у Арса ощущение, что боится он вовсе не оказаться среди людей. Тем более, что он уже был в городе, в самом центре, — когда нагло ворвался к нему, Арсу, на урок.

Страх помогает понять,

Почему трудно жить и так легко умирать.

— Эй. — Антон несмело смотрит ему в глаза и чуть заметно улыбается в ответ на мягкий зов. — Всё будет хорошо. Правда же?

Под этим вопросом Арс подразумевает действительно всё. С ними — сегодня, когда они пойдут в город, завтра, когда будут дома, через неделю, через месяц и через год, когда одному богу известно, что произойдет. С их теперь уже общими друзьями — Эдом и Стасом. С самим этим домом. С этим городом, возможно.

С их будущим — общим, если у Арса хоть что-то получится.

…Страх нам мешает любить…

В ответ Антон облизывает губы, смотрит ему в глаза с каким-то невыразимым чувством…

И ничего не говорит в ответ.