Our Last Night — Skyfall

К полудню все участники операции уже собрались на базе.

Честно сказать, Паша приятно удивлен. Да нет, он шокирован и в ужасе от количества вампиров на его собственной территории. Причем по большей части незнакомых, хоть Шастун и уверял, что все они живут в Петербурге.

Сам Шастун явился одним из последних, с Арсением за ручку — кто бы сомневался. И, судя по округлившимся глазам, сам знатно охренел. Часть вампиров здоровались с ним рукопожатием, а то и объятиями, другие смотрели прохладно и только приветственно кивнули.

Но все они здесь.

Одиннадцать вампиров, включая Шастуна и его Эдика.

Десять охотников и Арсений, который, разумеется, потащится с ними, потому что его и Шастуна знают — выбрать им подставные пары не получится.

Паша обводит взглядом гостиную, в которой никогда не было столько народу и уж точно не было столько вампиров разом, не сдерживает нервный смешок, который сам собой рвется с губ. Несколько вампиров косятся на него — услышали, что б их, — но тут же снова смотрят прямо перед собой.

Напряжение в комнате, кажется, можно пощупать пальцами, но при этом иррационально нет чувства опасности. Как бы ни враждовали, как бы ни презирали друг друга вампиры и охотники, сейчас они вынуждены сплотиться перед общим врагом. И прекрасно это понимают.

Пожалуй, ничего фантастичнее этого с Пашей уже не случится.

Он пересекается взглядом с незнакомой вампиршей, которая внимательно изучает его, сидя в стороне от остальных, и отчего-то ощущает неожиданный прилив сил. Прочищает горло, привлекая к себе внимание, и говорит:

— Я так понимаю, все прибыли? Никого больше не ждем?

— Да, здесь все, — отзывается Шастун, выходя к нему, и впервые с момента прибытия отпускает ладонь Арсения. — И так намного больше, чем я рассчитывал.

«А я — тем более», — нервно хихикает Паша про себя, но, конечно, не озвучивает.

За эти несколько секунд короткого диалога все быстро прекратили тихие разговоры и распределились по комнате. Почти все вампиры сидят на диванах и креслах, охотники по большей части стоят вдоль стен — ясное дело, им спокойнее быть настороже. Спорить или осуждать никто и не думает.

Паша обращает внимание, что почти все охотники смотрят на него, тогда как вампиры — на Шастуна, что значит, сегодня он делит пост командира с… со своим братом. Тот, конечно, не пытается лезть вперед и без вопросов слушается его приказов, но, наверное, понимает, что именно он сейчас в ответе за неживую часть отряда.

— Место известно? — спрашивает Паша, обращаясь ко всем сразу.

— Да, — отвечает Дмитрий, который Позов, и еще несколько вампиров кивают. — Старый особняк на окраине.

Он называет адрес, и Амчи тут же, без дополнительных указаний, выводит на экран карту, потом передвигается за ноутбук и принимается быстро-быстро клацать по клавиатуре в поисках всей имеющейся информации.

— Точный план сейчас продумаем, — продолжает Паша, — а пока нужно понять, какое у нас соотношение сил.

Он мнется, не уверенный, что корректно задавать вампирам такой вопрос. Но тут Шастун интуитивно улавливает его мысль и спрашивает сам:

— Чтобы всё рассчитать, нужно знать, у кого из вампиров какой иммунитет. Ребят, вы не могли бы махнуться местами, чтобы как-то обозначить группировки?

Обращается он в основном к сидящим рядом с ним, потому что остальные и так уже распределены и сидят со своими. Несколько вампиров перемещаются ближе к товарищам.

— Спасибо, — проговаривает Шастун, оглядывая их, и Паша не может не отметить, что у него, оказывается, есть неплохие задатки лидера.

Семейное, что ли?

Вернее, очевидно, что семейное, просто Паша был уверен, что после перерождения все человеческие качества и черты характера у вампиров отваливаются, разве что остаются воспоминания о себе прежнем, но больше не имеют никакого смысла.

Теперь же он сомневается, что вообще что-то знал о вампирах. А может быть, так на Антона действует окрепшая связь с родственной душой?

Следующие полтора часа пролетают быстро. План придумывают в основном охотники, но подключаются и вампиры, то и дело давая советы и подсказки, исходя из знаний о себе подобных. Постепенно все распределяются на пары и позиции на месте — спасибо Амчи за найденный план здания, — и к обеду начинают расходиться, чтобы снова встретиться уже вечером. Уже на балу.

Каждый четко знает свои действия, у каждого своя роль и выданное оружие. Каждая пара приходит в четко определенное время, у каждой есть понимание, в чем сильная сторона вампира и охотника, плюс все обещают пообщаться друг с другом и придумать легенду о знакомстве.

— Не думаешь, — говорит Шастун перед тем, как тоже уйти собираться, — что нас даже слишком много? Скольких Прилучный ожидает получить? Я имею в виду… не будет ли слишком странно, что так много вампиров нашли пару?

Паша отмахивается, делая вид, что очень занят бумагами.

— Если что-то пойдет не по плану, мы даем отбой тем, кто идет в конце, вот и всё.

— Может, стоило сразу об этом предупредить?

— Чтобы начали собачиться за порядок? — Паша закатывает глаза. — Нет уж, хрен там.

— Погоди… Да стой ты! — Шастун нагло хватает его за плечо, вынуждая остановиться, но тут же отпускает. Обходит, пытается заглянуть в глаза, и Паша устало смотрит на него в ответ. — Но мы с Арсом приходим последними…

Неясно, что Шастун пытается найти в его лице. Так или иначе, не дурак и должен всё понять.

— Потому что только твой соулмейт — обычный человек, — отвечает Паша невозмутимо. — Если можно хоть чуть-чуть минимизировать риски, я это делаю.

Он уходит, надеясь, что это будет достаточно красноречивым знаком к завершению разговора. Обсуждать что-либо еще с Шастуном нет ни малейшего желания.

Уже подходя к своей комнате, Паша вдруг понимает, что впервые в жизни повернулся спиной к вампиру, не испытывая при этом ни тени опасения. «Стареешь, Воля, — сетует он сам на себя. — Совсем отбило инстинкт самосохранения».

…За полчаса до выхода он стоит у зеркала и борется с галстуком, тихо матерясь себе под нос. Сколько лет уже взрослый самостоятельный мужик, и никогда не было проблем с тем, чтобы банально одеться. А тут, видите ли, разнервничался, аж пальцы перестали слушаться.

— Да что б тебя!..

— Помочь?

Он вздрагивает и смотрит вперед, в отражение, встречаясь глазами с вампиршей, которая стоит у порога и легонько улыбается, но не приближается, спокойно дожидаясь разрешения. Паша поджимает губы.

Только потому, что сегодня он должен притворяться соулмейтом этой… женщины, он кивает и опускает руки вдоль тела. Следя за каждым медленным движением через зеркало, он отчаянно пытается вспомнить ее имя — но почему-то, хотя почти всех вампиров он запомнил, именно она вылетела из головы.

Она обходит его, неожиданно оказываясь ниже, даже несмотря на каблуки, и без всяких комментариев принимается распутывать узел, в который превратился алый галстук.

— Волнуетесь? — спокойно спрашивает она, не глядя Паше в глаза.

Он невольно замечает, что сейчас, когда ее собственные, такие же алые, как этот галстук, прикрыты длинными ресницами (накладные или свои такие?..), легко можно представить, что она всего лишь девушка.

— Не сказал бы, — говорит Паша, и под конец фразы голос предательски подводит, приходится откашляться. — Скорее я…

— В растерянности? — предполагает она и неожиданно понимающе улыбается, так и не поднимая взгляда. — Сложно, наверное, работать с теми, на кого привыкли охотиться.

В ее тоне совсем нет упрека, но отчего-то Паше становится неуютно. Как будто он виноват, что занимается тем, чем занимается!..

Навязчивый внутренний голос напоминает, что любой вампир виноват в своей сущности еще меньше, чем он. У охотников, по крайней мере, есть выбор.

— Это на удивление неплохо получается, — говорит Паша нейтрально.

Девушка хмыкает и легонько кивает, как бы давая понять, что поняла его позицию. Коротким движением она разглаживает ткань его рубашки, на секунду задерживаясь ладонью напротив сердца — или это только кажется? Так или иначе, она тут же убирает руку и отходит на шаг назад.

— Итак, как мы познакомились? — деловито уточняет она, отворачиваясь; ее длинное мерцающее в полумраке платье открывает спину, но волосы стекают по ней темными волнами. — Для легенды, я имею в виду.

«По крайней мере, так гласит легенда…»

Вместо ответа Паша не сдерживается и зачем-то спрашивает:

— Почему вы прячете глаза?

Она хмыкает, но так и не смотрит на него, стоит спиной, изучая книжные полки.

— Вам же некомфортно общаться с вампиром, разве нет?

— Не волнуйтесь. — Почему-то ее логика веселит, становится даже как-то… легче, что ли. — Уж что меня меньше всего шокирует в вам подобных, так это цвет глаз.

— И всё-таки лишнее напоминание… Но если так вам будет проще — что ж, хорошо.

Она оборачивается и смотрит прямо на него. Не с вызовом, как можно было ожидать. Смотрит так, будто ждет, что он отшатнется.

Но вместо этого он неожиданно вспоминает имя. Ляйсан.

Теперь даже странно, как можно было не запомнить такое необычное и красивое имя. Что ж, Паша не соврал — видом красных глаз его точно не напугать. Так что он только натянуто улыбается и говорит:

— Мы могли бы встретиться на каком-нибудь мероприятии. Где вы любите бывать?

Ляйсан медлит, внимательно глядя на него, а потом улыбается и пожимает плечами — и правда, совсем как живой человек. Может, не так давно обращена? Нужно будет узнать. Для легенды, конечно же.

— Не люблю скучные встречи, скорее уж что-то юмористическое. Там легко отдыхать. А вы?

Паша изумленно моргает, вдруг осознавая, что… Они и правда могли бы встретиться при совсем других обстоятельствах.

*

Антон и не думал, что способен так сильно бояться за кого-то.

Он был уверен, что момент, когда он своими руками отдавал Арсения в руки Прилучному, станет худшим в его жизни — или существовании. Но сейчас он снова делает то же самое: держит Арса под руку и ведет прямиком туда, откуда они оба могут не выбраться.

Самое мучительное, что он должен притвориться, что ему нет дела до своей пары, что он пришел сюда с намерением отдать его в обмен на собственную жизнь. Что совсем не мечтает каждую секунду лишь о том, чтобы схватить его в охапку и побежать прочь. Что…

— Антон, — зовет Арсений и легонько сжимает его ладонь. — Мы не опоздали?

Он широко улыбается, а его глаза в прорезях красно-золотой маски сверкают весело и беспечно. Как же хорошо вошел в образ… Вот, что значит актерское образование.

— Мы как раз вовремя, милый, — улыбается Антон в ответ, надеясь, что не переигрывает, что хоть немного дотягивает до уровня своего партнера.

Впрочем, неизвестно, насколько пристально за ними наблюдают.

Ребята Прилучного постарались на славу: особняк приобрел совсем новый вид, зажжены свечи, играет живая музыка, на столах расставлены бокалы с дорогим алкоголем — как будто и не прошло пары столетий с тех пор, как здесь проводились званые вечера для высшего общества.

Все гости одеты в элегантные костюмы, кто-то и вовсе пришел в бальных нарядах, а кто-то пренебрег заданным стилем и выбрал привычные черные джинсы. И лишь одно объединяет всех людей в этом странном смешении эпох: маски на лицах, скрывающие в тени цвета глаз.

Антон прислушивается; несмотря на музыку и гул голосов, он с содроганием понимает, что здесь сильно больше человеческих сердец, чем было на утреннем собрании. Скольких же вампиров соблазнила мысль о возвращении себе жизни — или банальное любопытство.

Всего пару раз Антон и Арсений сталкиваются со своими товарищами — но, разумеется, делают вид, что незнакомы. Краем глаза оба проверяют, все ли на обозначенных позициях; впрочем, будь это не так, давно был бы дан сигнал тревоги.

Всё идет по плану — и это слишком хорошо. Лучше бы мелкие проблемы начались и закончились прямо сейчас.

Впрочем, проблема возникает уже через несколько минут — вернее, ее существование становится очевидным. Прилучного нигде нет. Ребята стоят на постах почти по всему дому, плюс несколько человек снаружи, но до сих пор его никто не обнаружил, иначе подали бы сигнал.

До полуночи, а значит до наступления зимы, остается меньше получаса.

В какой момент он планирует появиться?..

Антон размышляет об этом, задумчиво наблюдая за несколькими танцующими парами — поразительно, как вампиры соскучились по таким торжествам. Должно быть, для тех, кому больше ста лет, этот скромный, в общем-то, бал — настоящая отдушина. Как раз перед тем, как снова стать человеком.

Каково это — радоваться такой возможности и знать, что за нее расплатишься жизнью родной души? И всё ещё интересно, как так вышло, что столько вампиров нашли свои пары?

Арсений легонько тянет его к себе, привлекая внимание, и Антон чуть наклоняет голову, подставляет ухо. Он уверен, что Арс не станет говорить чего-то, что может их выдать, не дурак ведь, и всё-таки на секунду укалывает легкой паникой.

Но Арсений говорит лишь:

— Потанцуем?

Антон хмурится и переводит на него взгляд. Точно же, Арсений — танцор, наверняка заинтересован тем, как всё здесь обустроено. Антон щурится, внимательно глядя ему в глаза через прорези маски, пытается разглядеть, правильно ли понял.

Он сам танцует весьма и весьма посредственно, остались жалкие ошметки навыков из старшей школы, но ведь правду, наверное, говорят: главное в танце — хороший партнер. Да и, пожалуй, сейчас он сделал бы что угодно, о чем бы Арс ни попросил.

После того, что между ними было, связь как будто сошла с ума — или дело в том, что происходит сейчас? Так или иначе, Антон до дрожи боится хотя бы на секунду выпустить Арсения из рук.

Поэтому он дергает уголком губ и кивает, но не идет первым — дает понять, что и в этом танце вести должен Арсений. И когда тот понимающе перехватывает его ладонь и тянет за собой, не разрывая зрительного контакта, Антон на секунду забывает, где они и зачем. На эту секунду кажется, что они — всего лишь влюбленная пара, которая выбрала местом для романтического свидания стилизованный бал-маскарад.

Мелодия как раз сменяется следующей, и Антон чуть нервно опускает свободную ладонь на плечо Арсения; тот сжимает его талию, подтягивает его ближе к себе.

— Просто расслабься и доверься мне, — проговаривает Арс, продолжая неотрывно смотреть на него.

Антон еле заметно кивает.

Они начинают двигаться по залу. Танцующих немного, поначалу всего три пары, но постепенно присоединяются еще несколько — Антон замечает краем глаза. Он старается не думать слишком сильно, а больше чувствовать, прислушивается к каждому мелкому движению Арсения и послушно расцепляет ладони, когда это нужно, кружится и поворачивается спиной по велению его рук.

И сам удивляется, как легко это получается. Может быть, немного скованно. Вероятнее всего, не слишком плавно. Но кого вообще волнует, как они выглядят?

Вдруг это их последняя возможность потанцевать? Нельзя упускать такой шанс.

В какой-то момент Антон осознает две вещи. Первая — теперь он понимает, почему вампиры с таким воодушевлением согласились прийти сюда, ведь и правда есть что-то магическое в том, чтобы танцевать на балу, как будто напоследок.

Вторая — остальные пары чуть расступились, давая им с Арсом больше места, а музыка будто стала играть чуть громче. Кажется, большая часть гостей замерла и смотрит на них.

Самое забавное, что Антону всё равно. Пусть смотрят, если так хочется, сейчас он весь сосредоточен в одном-единственном, своём человеке, который улыбается ему со всей нежностью и любовью.

Вампирам не следует произносить имя Бога, но — Господи, как же сильно Антон его…

Он запинается об эту мысль ровно в тот момент, когда танец заканчивается легкой поддержкой: Арсений чуть наклонил его, позволяя откинуться назад, и уверенно придерживает за спину. И смотрит прямо в глаза, внимательно и чуть встревоженно, будто спрашивая, что случилось.

Нет, нельзя позволять себе поверить. Нельзя даже думать об этом, потому что риск того не стоит. Антон никогда и ни за что на это не пойдет.

Тут раздаются негромкие аплодисменты, и приходится вернуться в реальность. Они оба выпрямляются и неловко кланяются, особо не глядя по сторонам. Все смотрели на их танец. Все, включая…

— Какая прекрасная пара, — слышится позади, и лишь чудом Антон не отскакивает с шипением, отталкивая Арсения в сторону ближайшего охотника.

Вместо этого он усилием воли оборачивается с приклеенной к лицу улыбкой, а Арса легонько отводит к себе за спину.

— Доброй ночи, Павел Валерьевич, — проговаривает он почти сквозь зубы, а мысленно твердит себе: «соберись, блять, сейчас не время выебываться, еще рано».

И только теперь Антон замечает, что и Павел пришел не один. С ним, понятное дело, кучка приближенных, этаких телохранителей, но всё-таки ближе всех к нему, прямо за спиной, стоит…

— Полагаю, вы знакомы. — Неожиданная улыбка на каменном и бледном, будто мраморном лице Павла выглядит жутко. — Ирина. Моя главная помощница.

Ира не комментирует его слова и вообще ничего не говорит, только смотрит, как и в единственную их встречу, не мигая.

Антон чувствует, как паника, до этого лишь покалывающая и необоснованная, накатывает на него стремительной волной. Они предполагали, конечно, что ведьма может оказаться на стороне Павла, но чтобы так близко… До конца неизвестно, на что она способна, а это означает одно.

Их шансы прямо сейчас растаяли, вместе с надеждой выполнить свою задачу или хотя бы просто уйти отсюда.

— Пройдемте со мной, — ухмыляется Павел. — Хочу пообщаться с вами двумя.

Он разворачивается, без какого-либо опасения подставляя спину. Еще бы, с ним столько союзников, плюс способная ведьма, которая, как приклеенная, следует за ним, плюс все вампиры в этом зале, уверенные, что на них снизошло благословение в его лице.

Антон сжимает руку Арсения с такой силой, что тот едва слышно шипит от боли, но даже не дергается — только с трудом перебирает пальцами, чтобы переплести свои с его, и сжать так крепко, как вообще способен человек.

Так, схватившись друг за друга, они идут, возможно, прямиком в руки смерти. Но в осознании ее такой близкой есть один огромный плюс: всё остальное перестает быть страшным. Сгорают все сомнения и страхи.

Антон отправляет сигнал через кольцо на свободной руке — и знает, что в этот момент все «их» вампиры и люди в зале почувствуют легкий, но заметный разряд тока по телу.

Если всё пойдет, как надо, обратный отсчет запущен прямо сейчас.

*

Они оказываются в зале поменьше, с горящим камином, черным резным столиком посередине и живыми алыми розами вдоль стен; не то чтобы Арсений ожидал склеп со скелетами или что-то похожее на тот заброшенный завод, и всё-таки он иррационально рад, что здесь так… уютно.

Насколько может быть уютно в компании одного из самых страшных вампиров на земле, могущественной ведьмы с неизвестными намерениями да еще четверых вампиров самого недружелюбного вида.

По крайней мере, пока его руку до боли сжимает Антон, Арсению ничего не страшно.

Ладно, врет. Страшно, конечно же: и за себя, и за Антона, и за присутствующих здесь друзей и, можно сказать, родных. Но всё-таки, будь он сейчас один, совсем сошел бы с ума. А за руку с любимым человеком можно побороть любые страхи.

Прилучный останавливается у столика. Арсений машинально изучает его лицо и удивляется. Так странно — он почему-то представлял ссохшегося старика или, по крайней мере, кого-то жуткого и престарелого, а Прилучный оказался молодым мужчиной, почти симпатичным. Вернее, он точно был симпатичным до перерождения, но долгие десятилетия — столетия? — бессмертия не могут не отложить отпечаток даже на самом красивом лице.

Арсений вдруг вспоминает, что неуязвимость Павла и нескольких его приближенных — способность обходиться без человеческой крови. Может быть, дело как раз в этом? В отсутствии подпитки?

Тем временем Павел берет в руки серебряный кубок, до этого стоящий на столике, и оборачивается к ним.

— Признаться, вас двоих я не ждал, — говорит он без всякой интонации. Есть ощущение, что он вообще забыл, что такое эмоции. — Столько усилий, чтобы забрать тебя, Арсений, а в итоге… пришли сами. Зачем же?

Отвечает Антон, без заминок и без сомнений:

— За лекарством.

— Но ты ведь знаешь, — продолжает Павел, едва заметно ухмыляясь, — что ценой твоей жизни станет жизнь твоего драгоценного соулмейта.

Арсений сжимает его руку крепче. Потом понимает, что нужно было наоборот отпустить, а может, вообще притвориться, что был не в курсе. Да что угодно сделать, хоть как-то помочь, отразить от них подозрения! Они же буквально стоят лицом к лицу с тем, кого собирались убить, и малейшее неправильное слово будет стоить жизни им обоим!..

Однако Павел не ждет ответа.

— Не знаю, зачем вы здесь. Так или иначе, вы уйдете ни с чем. Если только… — Он чуть склоняет голову в сторону замершей неподалеку Иры. — Еще не поздно всё же передумать.

И прежде, чем они успевают возразить, мир меняется.

Несколько секунд Арсений вообще не понимает, что произошло. Он спал, и всё произошедшее оказалось сном? Его телепортировали в другое место? Или как раз сейчас он спит? А может, он уже мертв, и перед ним открылся рай?..

Если так, то врата рая выглядят, как закатное солнце и Петербург с высоты крыши — знакомой крыши, понимает Арсений через мгновение. А через еще одно понимает и то, что он здесь не один.

Первая реакция — оттолкнуть Антона в тень, пока не обжегся. Но прежде, чем он успевает сказать хоть слово, до него доходит: Антон спокойно стоит рядом, продолжая держать его за руку, и, прищурившись, смотрит прямо на солнце.

На нем больше нет маски, и во всё ещё ярких лучах отчетливо видно: его глаза зеленые.

Let the sky fall

When it crumbles

We will stand tall

Face it all together.

Все мысли уходят на второй план, и следующие несколько секунд Арсений просто смотрит на него, замерев и не дыша. Он много раз видел Антона-человека в своих снах, но тот всегда погибал. То под мотоциклом, как это и произошло на самом деле, то любыми другими способами. Но всегда эти глаза стекленели, жизнь утекала из них.

Теперь же они блестят от подступивших слез. Антон сам этого не осознает, а потом несколько раз моргает — и ошарашенно касается своей щеки свободной рукой.

И вздрагивает. Арсений чувствует, потому что продолжает крепко держать его.

— Уверен, что не хочешь такого будущего? — раздается одновременно из ниоткуда и отовсюду, и оба вздрагивают снова, по щелчку вспоминая, кто они и где.

Антон смотрит на Арсения, и его взгляд тут же резко фокусируется, обретает знакомую силу и уверенность в том, что нужно делать. Арсений почти физически ощущает, как Антон сейчас цепляется за него, как за реальность, и прогоняет прочь видение, в котором снова может смотреть на солнце.

— Не такой ценой, — шепчет он.

— А я спрашивал не тебя.

И вот сейчас, в этот самый момент, Арсений чувствует страх Антона, как свой собственный. Тот резко мотает головой, хватая его за запястья уже обеими руками.

Put your hand in my hand

And we'll stand.

— Арс, нет, не вздумай!.. — тараторит очень быстро.

— Разве мое слово что-то значит? — проговаривает Арсений, не отводя взгляда. И из последних сил контролирует мимику, чтобы не выдохнуть с облегчением, когда по глазам — зеленым — скользит понимание.

«Я бы не стал делать что-то такое без твоего ведома. Так что, считай, у тебя есть мое слово».

— О да, Арсений, сейчас всё зависит именно от него.

Арсений улыбается. Ведь, что ни говори, а Павел не знает истинный секрет лекарства. Он не может представить, что сейчас они могут спутать ему все планы — вообще все, — если Антон всё же примет верное решение.

Если сегодня Арсению и суждено умереть, то точно не так. Не отдав жизнь своей паре. Потому что их чувства позволят разделить эту жизнь на две половины, как Вселенная разделила их души.

«Просто расслабься и доверься мне».

— Выбор за тобой, — тихо произносит Арсений, улыбаясь и глядя на Антона во все глаза. — Я свой уже сделал.

Говорят, между влюбленными двадцать шагов. И каждый должен сделать свои десять — не больше и не меньше, — чтобы прийти к истинной любви. Арсений не может сказать, сколько шагов сделал он — десять, одиннадцать или все девятнадцать… Но между ними определенно остался один шаг. Единственный шаг, который горит пламенем цвета крови, бурлит фонтаном лавы, оглушает изнутри фальшивой симфонией и сотрясает ударами тока в ритме неровного сердцебиения.

И этот шаг принадлежит Антону.

Тот стоит перед ним, дрожа и плача совсем по-человечески. Мотает головой, но уже не так, как раньше, не в мольбе остановиться, но в неверии и в страхе, что ничего не выйдет. Антон размыкает губы, чтобы что-то сказать.

А в следующую секунду раздается выстрел.