polnalyubvi —

Песня последней встречи

Зима началась незаметно.

Ее первый день должен был быть омрачен страхом, или безысходностью, или скорбью, а может быть, всем вместе. Но в конечном итоге это был самый обычный день, похожий на любой другой, разве что поспать хотелось немного дольше.

После того, как Прилучного и его банды не стало, Арсений почему-то ожидал, что они будут выходить из особняка в серые утренние сумерки, любоваться падающим снегом и с облегчением осознавать, что всё закончилось. Что смена сезонов означает приближение чего-то нового и — безусловно — хорошего.

Но они вышли на улицу, когда еще было темно, в самый пик обыкновенной городской ночи, под ногами была слякоть, а в голове — дикая усталость и желание проспать до самого обеда.

Арсений крепко держал за руку Антона, вот только больше этот жест не казался чем-то придающим силы и поддерживающим. Напротив, казалось, он вытягивает всю энергию, потому что подсознательно Арсений уже знал: как бы крепко он ни цеплялся за него, как бы ни пытался удержать его рядом, это не удастся, пока Антон не будет готов сделать тот самый, единственный шаг навстречу.

Но эти мысли были слишком тяжелыми для того вечера, поэтому тогда он ни о чем не думал и уж точно ничего не говорил. Антон помог ему дойти до машины, и Арсений отрубился быстрее, чем они отъехали на несколько метров.

Утром он проснулся уже дома, в своей кровати. Антона рядом не было, но он пришел через пару минут с кофе и свежей выпечкой, неловко улыбаясь и устраиваясь рядом на кровати.

Арсений отчаянно пытался не думать, и всё равно думал о том, что если Антон не возьмет себя в руки и не решится (если не поверит в собственные чувства), то они так никогда и не проснутся рядом.

Арсений никогда не проснется раньше него, не будет умиляться перекошенному во сне лицу, не будет поправлять спутанные от подушки волосы, не принесет ему кофе — или зеленый чай, — не разбудит поцелуем.

Сколько их еще, таких моментов, которых у них никогда не будет? И дело же не в Арсении — он легко мог бы обойтись без подобных пробуждений, но лишь потому, что его партнер всегда вскакивает раньше или работает в ночную смену, а уж точно не потому, что, блять, мертв и не нуждается во сне и еде.

— О чем ты думаешь? — тихо спросил Антон, внимательно глядя ему в глаза.

Арсений пожал плечами и не ответил, потому что врать не хотелось, а заводить этот разговор они оба не были готовы. Да и зачем? Столько раз уже всё обсудили. Здесь нужно только время.

Проблема в том, что Арсений не уверен, что может дать Антону это время. Не тогда, когда в ответ нет никаких гарантий.

Он и сам не понял, в какой момент его силы и запал закончились, как по щелчку. Может быть, когда увидел Антона человеком в том видении и понял, что в одиночку не вывезет борьбу за воплощение видения в жизнь.

Может быть, когда Егор принял лекарство с благодарностью и счастливой улыбкой, обнял их обоих, а Эд ошалело смотрел на Антона и как будто не знал, точно ли ему можно радоваться.

А может быть, когда Антон вертел в руках склянку с лекарством и, казалось, был готов сделать с ним что угодно, хоть вылить в огонь, но только не принять.

Арсений, честно, сделал всё, что мог.

И вот теперь, глядя на неожиданно пушистый снег, который стремительно покрывает улицы, вертя в руках телефон, в котором прочитано сообщение от Егора, осознавая, что Антон поверил в чувства Эда сильнее, чем в свои… Арсений понимает, что не готов.

Он не сможет встречаться с человеком и не знать, услышит ли однажды, что этот человек так и не захотел жить.

Да что уж там — точно знать, что именно это он и скажет.

Поэтому, когда входная дверь хлопает, Арсений прикрывает глаза и с болью слушает нарочито веселый голос Антона:

— Обалдеть, Арс, ты видел, какой снег! И мороз — там все дороги льдом покрылись.

«Вот только ты этого не чувствуешь», — мысленно отвечает Арсений.

Он уже не знает, преувеличивает ли, разгоняет ли драму на ровном месте. Подумаешь, не чувствует холода! Это даже хорошо. Удобно.

Еще немного, и Арсений начнет сходить с ума от того, что в его голове столкнулись все возможные моральные принципы. Он перестает понимать, что правильно, а что нет, но просто обсудить это с Антоном не может, потому что у Антона не получится рассуждать беспристрастно.

Собственно, именно по этой причине Арсений вчера поговорил с Сережей Матвиенко.

Стоило бы рассмотреть всё ещё раз с другой, человеческой стороны, но из знакомых людей, которые в курсе ситуации, разве что Паша — а он из-за недавно обретенной пары тоже не сможет не перекладывать ситуацию на себя.

— Арс? — тихо зовет Антон.

И когда Арсений оборачивается, он уже видит по глазам, что Антон прекрасно понимает, что ему сейчас скажут.

— Нет, — говорит он сам сразу же, не пытаясь выслушать.

Арсений вяло улыбается.

— Да знаю.

Антон хмурится, но ближе не подходит — только смотрит на него с таким отчаянием, как будто это Арсений, а не он сам собирается сказать, что не хочет быть живым.

— Арс, — начинает Антон снова, — поговори со мной. Пожалуйста.

Хочется мстительно сказать, что Антон-то с ним не говорил, даже слушать ничего не желал. Но, во-первых, они вроде взрослые люди, а во-вторых, может, Антону и правда нужно было время, и теперь он передумает?

Арсений ведь не просит принимать лекарство прямо сейчас или завтра. Всё, о чем он просит, это согласие всерьез обдумать такой вариант.

— Давай поговорим, — медленно произносит он, кивая. — Ты же знаешь, о чем пойдет речь.

Антон кивает тоже, и видно, как он разом напрягается, сжимает кулаки, как заостряются черты его лица.

— Я могу представить твои аргументы, — проговаривает он, не двигаясь. — Мне несложно поменять нас местами, да это, знаешь, и не нужно… Мы ведь оба сейчас стремимся к одному, правда? Спасти жизнь друг друга.

Он натянуто улыбается, как будто сказал какую-то сомнительную шутку, но Арсению не смешно совсем. Ему больно.

— Я могу пойти тебе навстречу. — Арсений сглатывает, не в силах сказать то, что определенно нужно сказать. — Могу отказаться от этой идеи. Пообещаю тебе, что не заговорю об этом первым. И мы не будем рисковать, пока ты сам об этом не попросишь.

Он отчетливо видит, как по лицу Антона скользит недоверие и облегчение, как он неконтролируемо начинает улыбаться и будто бы готовится выдохнуть, лечь на пол и засмеяться от радости.

Хочется выть от ощущения бессилия и безысходности.

— П-правда? — совершенно обалдело переспрашивает Антон. — Нет, погоди, правда? Ты не против…

— А ты, Шаст, — перебивает Арсений, — ты сможешь пообещать мне, что однажды всё-таки передумаешь?

Он замирает в ожидании ответа. На секунду его опаляет сомнением и надеждой — вдруг Антон и правда… Вдруг он сейчас пообещает? Вдруг всё ещё может быть хорошо?

Но Антон резко мрачнеет. Очень долго он молчит, не глядя на Арсения и обдумывая ответ, подбирает слова.

Тоже знает, что от этого зависит всё. Но, очевидно, решает, что соврать не имеет права. Потому что наконец снова смотрит на него и обреченно выдыхает:

— Нет, я не смогу такое пообещать.

Арсений медленно кивает. Он был уверен, что либо захочет разрыдаться, либо не почувствует ничего вообще. На деле же ему кажется, будто воздух неожиданно стал очень тяжелым и разом упал на него.

— Арс, я не думаю, что когда-нибудь смогу так рискнуть твоей жизнью, непонятно ради чего, — продолжает Антон, всё-таки подходя ближе. — Но это сейчас. Может, лет через пять или десять… или даже двадцать, когда ты проживешь подольше, когда сделаешь то, о чем мечтал, когда… — Он запинается, будто резко теряя слова. — Тогда смогу, наверное, попробовать.

И даже так — «наверное».

Арсений ловит себя на том, что улыбается, глядя на него, как в последний раз.

Впрочем… действительно, выходит, в последний.

Изучает его лицо, которое никогда не мог забыть и которое не изменилось с тех пор, как он сам еще ходил в школу. Задумчиво смотрит на волосы, которые, может быть, и правда завились бы, если бы когда-нибудь достаточно отросли.

Останавливается, упираясь взглядом в грудь, в то место, где когда-то было изображение незабудок. Под которым тогда же билось сердце.

Над сердцем Арсения до сих пор темнеет кленовый лист, которому суждено навсегда остаться по-осеннему алым. А половине его души — неживой.

Между кленов шепот осенний

Попросил: «Со мною умри»…

И, не решаясь смотреть в растерянные глаза — красные, — он проговаривает:

— Раз ты так решил, хорошо. Я обещаю, что буду жив. Только не буду рядом с тобой.

Антон выдыхает, потом снова вдыхает и замирает так. Ему в глаза Арсений так и не смотрит.

— Наверное, я… — негромко и хрипло отзывается Антон, — примерно этого ожидал. Это… правильно, я думаю.

Ну конечно же, как еще он может думать. Наверняка крутил это в голове и считал, что недостоин быть рядом, что Арсению нужен кто-то другой, что он заслуживает лучшего, и так далее, и тому подобное.

— Может, — неуверенно продолжает Антон, — когда-нибудь еще увидимся и…

Он явно не знает, как лучше сформулировать и что предложить, так что Арсений просто не дает ему такой возможности.

— Мне сотрут память.

Антон замирает на полуслове, таращится на него, а потом мотает головой и переспрашивает:

— Что?!

Стоило бы порадоваться, что хотя бы так Арсений наконец-то вызвал в нем реальные, искренние эмоции, но хочется просто уйти и… забыть. По-настоящему забыть обо всём, что произошло, и вернуться к прежней жизни.

Он, честно, не уверен, что это хорошая идея. Он всю жизнь, отвечая на вопрос «Что бы вы хотели изменить в своем прошлом?», говорил, что ценит каждое событие, даже неприятное, потому что все они делают его тем, кто он есть. Хочет ли Арсений быть той своей версией, которая тогда, в конце октября, возвращалась домой из студии? Хочет ли потерять всё, что произошло за эти почти полтора месяца?

Нет, конечно.

Но если у него есть возможность считерить и, как герою фантастических фильмов, стереть себе память, то почему бы это не сделать? Просто для того, чтобы навсегда отрезать себе путь назад.

Себе — и Антону.

Который сейчас смотрит на него так, словно до этого был во сне, а теперь наконец проснулся.

— Нет, Арс, погоди, зачем так?

Арсений пожимает плечами.

— Ты же сам говорил, что встречаться с вампиром — хреновая идея. Ты был прав. А уж если этот вампир тебя даже не любит… — Ладно, его уже начинает заносить. — Да даже если любит, это ведь еще хуже.

— Но зачем стирать память? Зачем вот так расставаться?! — Антон моргает, идет к нему. — Арс, я же тебя потеряю!

Вот оно. Арсений вскидывает голову, потому что Антон оказывается совсем близко, и смотреть ему в глаза становится несколько проблематично.

— Так ты боишься, что я погибну, или всё-таки боишься меня потерять?

Антон хочет что-то сказать, но так и не находится с ответом. Так что Арсений отступает от него на шаг.

— Не волнуйся. Справишься. Я же как-то справился.

Я ответила: «Милый, милый,

И я тоже умру с тобой».

Он обходит Антона и идет к выходу. Немногочисленные вещи, которые здесь принадлежали ему, он не покупал, так что не хочет брать с собой — в том числе для того, чтобы у нового-старого Арсения, который не будет помнить это место, не возникло вопросов. С собой только телефон, откуда скоро будут удалены все ненужные контакты.

— Арс, постой! — летит ему вслед, и Арсений реагирует быстрее, чем успевает осознать.

Он оборачивается и выставляет перед собой осиновый кол, оставшийся с ним после операции в особняке. Антон замирает, ошарашенно глядя на него.

Несколько секунд они стоят так, молча и не дыша. Арсений уверен, что больше Антон ничего не скажет, но он говорит:

— Почему ты не хочешь дать нам шанс? Несколько лет, Арс, а потом можно будет попробовать. Потом, когда мы оба будем во всём уверены!

«А почему ты сам этого не хочешь?»

Вместо этого вопроса Арсений горько усмехается.

— Потому что меня не хватит на эти несколько лет.

Жить в постоянном страхе и непонимании, изо дня в день гадать, получится ли у них что-то, наблюдать, как Антон не меняется с годами, и знать, что это давным-давно можно было исправить… Да его любовь закончится быстрее, чем Антон в нее поверит.

А с любовью — и он сам.

Антон молчит, сжав зубы, и Арсений, в последний раз оглядев его лицо, быстрым шагом покидает дом. Поняв, что его не пытаются догнать и остановить, он бросает кол куда-то под крыльцо и уходит, не давая себе оглянуться.

Безмерно хочется еще раз оглядеть этот дом, который стал для него по-настоящему родным. И только подходя к повороту, Арсений всё-таки позволяет себе это сделать, потому что осознает: уже сегодня вечером он даже не вспомнит это место.

Больше ничто не будет тянуть его сюда так, как отчаянно тянет сейчас.

Это песня последней встречи,

Я взглянула на темный дом —

Только в спальне горели свечи

Равнодушно-желтым огнем.