Три дня пролетели незаметно. Для Шоты, по крайней мере, точно. Радиовещания, записи новых песен, планирование предстоящих концертов. Жить в таком ритме уже не обременяло. Ничего сверхъестественного в настоящем не происходило, жизнь текла в привычном русле. Хотя, конечно, пару раз молодой человек всё же смог прожить день заново. И все эти разы были связаны напрямую с Шимоно. Сначала они бродили где-то вдали от города, причём идея была предложена Хиро. Кидались друг в друга снежками, толкали в сугробы и просто наслаждались тихим днём, что принесла зима, успевшая за несколько дней метелей возвести сугробы чуть выше кустов камелии.

Потом спорили о чём-то на репетиции предстоящего лайва «UtaPri». Вроде бы на тему трюков или что там было… Шота уже и не помнит точно. Помнит лишь, что к спору подключились все и ярко расписывали травмы после неудачных трюков. В пример привели Тацухису, который сломал руку прямо за некоторое время до выступления, но тот ясно дал понять, что там была вообще другая ситуация.

А ещё был день, когда шла озвучка очередных игр, читай виртуальных романов. Зачитывая реплики для каждой линейки развития событий, Аой невольно смотрел на Хиро, когда он записывал моменты с признаниями. И настолько засмотрелся, что не заметил, как сам сэйю на него икоса поглядывает. Шота быстро отвёл глаза и еле заметно порозовел, ссылаясь на то, что в студии душно. Не хватало ещё спалиться, что он неровно дышит в сторону Хиро.

Как это получилось? Ну, наверное, когда был четвёртый лайв. Второй выход не так страшен. Тем более он же не один тут, верно? Тут и семпай, и Тацу-нии, и Маэно-сан, и другие ребята. А, ну и толпа девиц разного возраста. Маленькое такое уточнение. Однако Шоте уже плохо от одной только мысли, что он будет выступать перед всеми этими женщинами.

— Волнуешься? — улыбнулся Шимоно, глядя на Аоя.

— Очень, — выдохнул тот.

Хиро прекрасно понимал парня. Волнение — не самое лучшее, что могло бы быть перед выступлением. Каждый борется с этим по-своему: решает кроссворды, танцует, слушает музыку, перекладывает вещи с одного места на другое или же как-то ещё отвлекается, лишь бы не было этого липкого ощущения, стекающего по позвоночнику с каплями пота.

Шимоно обнял товарища за плечи и выдохнул:

— Ты сможешь всё. Зажги эту толпу. Я в тебя верю.

Сердце пропустило удар, жар прилил к лицу парня, а руки осторожно обняли в ответ. И вслед раздалось тихое:

— Спасибо.

Что и говорить, лайв прошёл отлично. С весёлыми беседами и, соответственно, музыкой. И всё это время Шота не выпускал из головы тот момент. Тепло чужого тела, скрытого под слоем сценического костюма шиноби, грудной, чуть вибрирующий шёпот. И сильные руки, прижимающие к себе за плечи. Аою было до неприличия неловко из-за этого, но вида он старался не подавать, конечно же. И потом, даже если бы Шота был девушкой, он бы наверняка остался во френдзоне. Хиро ведь воспринимал Шоту как товарища, не более. Плюс, он всё ещё не нашёл себе пассию, как и многие другие. Исключением являлся разве что Сузумура, который уже лет семь состоял в браке с Сакамото Мааей.

«Всё хорошо. Это переутомление, ничего необычного. Просто усталость», — пытался убедить себя Аой, выходя на поезда метро. В метрополитене было тепло, на улицу выходить не хотелось никак, поскольку дул холодный ветер, от которого спасал разве что пуховик до колен. Отрицать свою влюбленность было глупо, и парень понимал это. Однако что-то останавливало. Общественные взгляды? Нежелание рушить устоявшиеся отношения? Страх того, что после признания отвергнут? Всё вместе, скорее всего.

Размышляя обо всё этом, Шота не сразу заметил, как из вен на запястье стали прорастать маленькие синие стебельки с красными бутонами. «Начинается», — отчаянно мелькнуло в голове, и парень ускорил шаг. Так происходило каждый раз, стоило подумать о сэйю Курусу Сё.

Первый раз, когда это было произошло, Аой в самом деле ужаснулся. Была кульминация сольного концерта парня, во время исполнения нечаянно мелькнула мысль о Хиро, что-то в духе: «Как же я хочу, чтобы он был тут». И стоило только подумать об этом, как из запястий полезло нечто синее. Внутри всё сжалось. Выглядело это явно жутко. Словно бы сосуды вылезали наружу и снимали с себя оболочки (тогда-то парень не сразу догадался, что это были ещё нераспустившиеся цветы). Выступать с такими руками было уже бесполезно, не хотелось напугать зрителей. Натянув рукава костюма посильней, Шота продолжил петь. И уже после концерта рванул к Морикубо.

На вопрос:

— Ты чего как с пожара? — Шота стал сбивчиво рассказывать о произошедшем. Про то, что он думал о Шимоно, парень не сказал, намекнул лишь на то, что мысли касались человека, в которого он влюбился. Шотаро слушал путанный рассказ кохая молча и лишь потом, когда фонтан слов иссяк и последовал вопрос:

— Что это вообще такое? Меня кто-то проклял или что? — Морикубо вздохнул и по-доброму улыбнулся:

— Хочешь честно? Я лично не вижу ничего, что могло в тебе поменяться. Раз не вижу я, не видят и другие. Только ты.

— То есть… Как? Вы их не видите?

— Абсолютно. Их можешь видеть только ты. Верно?

— Ага… Так… А что это значит?

— Это любовь, — ещё шире заулыбался Шотаро, заставляя Аоя покраснеть аки маков цвет. — Цветы на запястьях — это проявление твоих внутренних чувств и эмоций в отношении любви. И эта особенность строго индивидуальна и соответствует способностям предвестников.

— Вот оно как… — протянул певец. — Морикубо-семпай, а как у вас проявляется любовь?

— У меня? — На секунду парню показалось, что семпай смутился, поскольку тот немного нервно засмеялся. — Ну… это… на морской бриз похоже… и в него вплетается запах карамели… Как-то так.

Пусть люди и не видят эти самые бутоны, но Шоте они категорически не нравились, поэтому он всегда прятал их под длинными рукавами кофт и рубашек. Так они хотя бы не мозолят глаза.

Выходя уже из здания станции метрополитена, Шота услышал детский голос:

— Красивая музыка. А ты любишь музыку?

Аой повернул голову в сторону голоса и остановился. Неподалёку от него стояла девочка лет девяти. Каштановые волосы малышки развевались на ветру длинным шлейфом, тоненькое, явно осеннее, пальто было застёгнуто на все пуговицы, вплоть до самой последней. На ногах у девочки были белые гольфы и чёрные туфельки. В руках она держала плюшевую панду.

— Ты любишь музыку? — вновь последовал вопрос от девочки.

Шота невольно поёжился. Голос ребёнка звучал как-то зловеще, с толикой искушения. Будто она предлагала нечто запретное.

— Вы все такие, — протянула малышка, прижимая панду к себе. — Гордые, безнравственные. Бездушные. И летите куда-то, не оглядываясь. А как же то, что было в прошлом?

«О чём она?» — подумал Аой.

— Прошлое забывается. И тебя тоже когда-нибудь забудут… Янагава Нобору.

Вот тут парень вздрогнул и напрягся, когда девочка со зловещей улыбкой назвала его настоящее имя. Да и вообще странно всё это. Кто она такая? Что ей нужно?

— Кто ты? — вопрос вырвался сам по себе из уст певца.

— Узнаешь. Когда-нибудь, — ответила девочка и мгновенно испарилась в толпе людей.

Взгляд невольно упал на землю. Там валялись ключи с пандой.

***

— Чёрт, это уже переходит все границы, — покачала головой Сацуки, когда Шота рассказал о случившемся. Женщина сидела у Шотаро в кабинете вместе с Таниямой.

— Сацуки, не начинай, — попросил Морикубо.

— Нет, я начну. Ты понимаешь, что это — знак? Если ничего не предпринять в отношении этого мальчика, то он, скорее всего, исчезнет так же, как и другие.

— То есть? — удивился Аой.

— Уже появились случаи, когда стали пропадать ещё и предвестники, — пояснил Кишо, не отрываясь от чтения какого-то романа. Юкино нахмурилась и забрала книгу у напарника. Тот устало глянул на женщину. — Ну и? Сейчас скажешь, что я тебя не слушал?

— Да, — ответила сэйю.

— Ты ведь уже знаешь, что это не так. Кстати, по поводу имбрин. Ваши на месте?

— Да, Томоаки успел забрать девчонок вместе с ребятишками и доставить их сюда, — кивнул Шотаро.

— Это хорошо…

Разговор был практически ни о чём. И это напрягало. До тех пор, пока в кабинет не вошёл Фукуяма:

— Всем привет! Шотаро-сан, там буревестник от Танаки-сан.