Белые обшарпанные стены палаты. Холодная, местами с трещинами плитка под ногами. Потухшая свеча на прикроватной тумбе с бесчисленным количеством едко пахнущих склянок и настоек.

Ну и конечно же потухшее небо за окном, на котором с каждой последующей минутой облака сгущаются и темнеют все сильней.

<center><i>Кажется будет гроза.</i></center>

Все это нещадно давило на уставший мозг капитана, скреблось об его черепушку до боли в висках.

Как же хорошо, что дорогие медсестры выделили ему соседнюю койку, дабы их дорогой капитан на ночь глядя не попал под грозу, а то смотри, заболеет еще!

Тут же его игривая ухмылка сменилась до боли закушенной губой и зажатым пальцами носом, когда молодая монахиня открыла вонючую настойку травы светяшки и семян волчьего крюка.

Похоже, он не один в палате, кого воротит от этого запаха.

Его раненый приятель тоже отшатнулся от девушки, когда та поднесла кисточку с мазью к его лицу.

Что ж, наблюдать за этим со стороны было действительно забавно.

Молодая мисс Барбара словно мама-кошка вертелась вокруг своего пациента, пытаясь подступиться к раненому комочку нечта из копоти, грязи и крови.

Дайнслейф же всеми силами старался сопротивляться напору медсестры, выскальзывая из чужих рук словно змей. Вот только...

Почему он продолжает так сопротивляться?

Первые нотки сомнения посетили голову Альбериха, когда очередная попытка Барбары приблизиться не увенчалась успехом. Но и вмешиваться он еще не собирался.

<i><center>Плотная завеса облаков полностью закрыла небо, погружая комнату в полутьму.</center></i>

— Сэр Дайнслейф, немедленно прекратите сопротивляться, мне нужно оказать вам помощь! — Девушка недовольно топнула ногой, когда крупная капля мази упала на подол ее юбки, так и не достигнув лица мужчины.

Монахиня начинала закипать, готовясь прибегнуть к более активным методам.

Дайнслейф же продолжал обороняться от чужих рук, наклоняя голову назад, когда они слишком быстро подбирались к его лицу.

<center><i>Капли начали медленно стучать по стеклу.</i>

</center>

Нет, что-то не так. Он не просто капризничает. Он согласился быть здесь только после того, как Кэйа сказал, что он лично его перевяжет, так? Но почему?

Он что-то скрывает?

Встревоженная пара топазов метнулась к Альбериху. В них была мольба о помощи. Кажется, Кэйе нужно срочно вмешаться, иначе—

<center><i>Грохот молнии.</i></center>

Молния упала прямо на заднем дворе собора, оглушая всех в этой комнате.

Следующий звук, который услышал Кэйа, это звук удара об кафель чего-то небольшого, прямо у его ног.

Он медленно опустил взгляд вниз и...

Маска. Маска Дайнслейфа. А на ней были...

Элементарные следы.

Прям как на его перчатке утром.

Прям как на его повязке.

— Сэр Дайнслейф, с вами все в порядке? Пожалуйста, уберите руку с лица, мне нужно взглянуть на раны! — монахиня надрывно пропищала, вскакивая со своего стульчика, и тут же метнулась к вжавшейся в комок фигуре на постели.

Черт, он должен был догадаться раньше.

Почему Дайнслейф носил маску и такую специфическую одежду.

Почему согласился пойти с ним, если рядом будет только Кэйа.

Почему сопротивлялся действиям медсестры сейчас.

Его секрет. Неужели он сейчас...

И по вине Кэйи?

<i><center>Капли начали барабанить по стеклу настойчивей и быстрей.</i></center>

Нет, он не может допустить этого.

Не сейчас. Не с ним.

Кэйа еще слишком хорошо помнит, как это больно.

Кэйа еще слишком хорошо помнит, как это страшно.

Он не может этого допустить, он просто не вынесет этого, он должен это остановить—

— Мисс Барбара, спасибо за помощь, дальше мы сами.

В комнате за секунду стало смертельно тихо.

Две ошарашенных пары глаз уставились на него и Кэйа невольно прикусил язык, пожалев о своем опрометчивом поступке.

Но когда он увидел в одной из пар глаз благодарность, стыд и вина растворились среди склянок и белых простыней.

Хоть что-то сделал правильно.

Громкий стук каблуков и хлопок двери.

И вот они в комнате одни.

<center><i>Вспышка света.</i></center>

Молния вновь блеснула за окном, освещая комнату на долю секунды. Дайнслейф продолжал сидеть на кровати неподвижно, зажимая вторую часть лица рукой.

Он сейчас выглядел таким растерянным и виноватым, что у капитана внутри все пересохло.

— Прости, это все моя вина, ты не должен был это видеть.

Ох, Дайнслеф нет.

Нет-нет-нет-нет-нет

Сердце обливается кровью, болезненно отстукивая ритм быстрей. Капитан нервно вдыхает воздух носом.

<i>Почему в такие моменты всегда идет дождь?</i>

На время комната погрузилась в мертвленную тишину.

Спустя ровно четыре удара пульса капитан словно вынырнул с глубины, вновь начав слышать стук капель дождя по окну, далекие голоса за дверью.

А еще тяжелое, загнанное дыхание Дайнслейфа.

<i>Что же ему делать?

Как вообще успокаивать людей в таких ситуациях?

Да откуда ему вообще знать, что делать?

Когда это случилось с ним рядом никого не было!

Никого, кто бы сказал, мол, не волнуйся, Кэйа, все будет хорошо!

Никого, кто бы ободрил и поддержал его выбор.

Кто сказал бы: «Ну же Кэйа, не бойся, ты все делаешь правильно! Я всегда буду с тобой! Я всегда буду...»</i>

Никого, кто всегда был бы рядом.

— Надеюсь, я не пожалею об этом потом.

<i><center>Грохот молнии</center></i>

Кэйа двигался медленно, подбирался ближе, словно охотник к раненой жертве. Под ногами что-то звякнуло. По запаху разлившейся жидкости капитан определил, что разлил на холодный кафель ту самую вонючую мазь Барбары.

Отвратительно.

А еще на запах обратил внимание Дайнслейф.

И Кэйа чуть не поскользнулся на образовавшейся лужице, когда сквозь пальцы на него уставилась пара ледяных топазов.

Вообще, он ожидал, что сейчас Дайнслейф наверняка его оттолкнет, отодвинется еще ближе к стене или вообще выгонит его из палаты после такого предательства.

Стал бы Альберих его за это винить?

Разумеется, нет. Так сделал бы каждый.

<i>Так сделал Дилюк.</i>

<i>Но Дайнслейф другой.</i>

Фигура даже не шелохнулась.

Он продолжал сидеть на кровати, свесив ноги с нее. Пальцы все еще плотно сжимали скулу, но хватка заметно ослабевала, стоило Кэйе наконец упереться коленями в чистые простыни на кровати.

Но его взгляд...

Кэйа тихо взглотнул, стараясь дышать как можно тише.

<i>Дайнслейф смотрел на него.

Только на него.</i>

И смотрел так, что Альберих сразу понял всё, что ему пытались донести.

<i>Боиться здесь только он.</i>

От возмущения у Кэйи непроизвольно дернулся глаз.

<i>Ах вот как? Значит не боится?

Ну что-ж, тогда Дайнслейфу придется очень сильно пожалеть об этом, потому что сейчас Кэйа собирается сделать непростительную пакость.</i>

Альберих медленно опустился к полу, стаскивая с себя сапоги.

Медленно, как можно медленней.

И это сработало. Дайнслейф не нашел ничего интересного в разувающимся капитане и отвернулся. И это было его роковой ошибкой.

Рука в черных гловелеттах судорожно очерчивала пальцами кафель, двигаясь все ближе и ближе... И-и есть!

Баночка с мазью тут же отправилась в задний карман брюк.

<i>Блестяще.</i>

Ощупав напоследок моток бинтов под рукавом, Альберих грациозно поднялся, усаживаясь на кровать.

Убедившись, что его приятель ничего подозрительного в хищной ухмылке капитана не заметил, он закинул ногу на ногу, откидываясь к стене.

Дайнслейф сидел к нему достаточно близко, лишь руку протяни, и он в ловушке, но Кэйа ждал.

Ждал пока Дайнслейф расслабится, потеряет бдительность.

А еще уберет руку.

— Ты уж прости за эту сцену, тебя было необходимо осмотреть сначала специалисту, а то мало ли, вдруг бы я тебе навредил. — Кэйа пропел это своим самым страдальческим голоском,который только мог состроить, даже грустно вздохнул в конце.

Отчасти, это было правдой, но до самого конца Кэйа надеялся, что просто сможет сразу же завалиться спать на соседней кровати, оставляя Дайнслейфа в бережных руках монахинь. Не прокатило.

— Все в порядке, я понимаю.

Повисло неловкое молчание.

В окне же едва ли можно было разглядеть очертания деревьев за плотной стеной дождя. От окна приятно веяло холодом и сыростью.

Может, они бы так и продолжали сидеть в тишине, если бы не-

— Знаешь, когда я только попал в этот город, мой приемный отец привел меня сюда на осмотр.

Дайнслейф тут же оторвался от бинтов на своей руке, оборачиваясь к Кэйе. Бинты соскользнули с его руки, падая кровавым комочком на колени.

— Мне тогда всего семь было. Я был очень пугливым и неспокойным ребенком, так что, когда меня окружили медсестры, я испугался и спрятался под кровать. — Альберих шептал это себе под нос, ухмыльнувшись. Ностальгия взяла над ним вверх, когда он неосознанно потянулся к чужой руке, замачивая новый бинт в растворе.

Дайнслейф совсем не возражал, вытягивая руку. Кэйа сказал бы, что Дайну просто интересно его послушать, если бы не чувствовал этот тяжелый взгляд на себе. <i>Почему он так на него смотрит?</i>

— Я тогда так перенервничал, что меня больше получаса не могли выманить наружу. Я еще никогда не видел так много людей в одном месте. Все здесь...так отличается от родины, — он прошептал последние слова, искренне надеясь, что Дайнслейф не услышал.

Но он услышал.

Капитан вздрогнул от неожиданности, когда другая рука накрыла его, сжимая.

И это...

<i>Так странно.</i>

Конечно, в городе свободы и горожане были с душой нараспашку, потому позволяли себе обнимать Кэйю, хлопать по спине и жать руки до хруста.

Чего уж говорить, все свое детство он провел в тактильном переизбытке, привыкнув к сюсюканьям служанок за год проживания в приемной семье.

Но сейчас это ощущалось совсем по-иному. Раньше к нему прикасались, ведясь на миловидное личико или красиво поставленную речь. Конечно, близкие друзья, вроде Джинн или Альбедо вкладывали в прикосновения сочувствие, понимание. <i>Но понимали ли они его на самом деле? Отнюдь.</i>

<i>Но Дайнслейф другой.

</i>

Он смотрел на него так тоскливо, солидарно. Будто понимал, каково было Кэйе.

<b>Будто знал, каким он был.</b>

<i><center>За окном вновь громыхнуло.</center></i>

— Когда я впервые оказался на поверхности, первые часы я думал, что ослепну и оглохну.

Все вокруг пестрило красками, люди беззаботно гуляли по улицам, здоровались друг с другом, смеялись и танцевали. — Дайнслейф говорил громче, чем Кэйа. Альберих даже не заметил, когда успел перебинтовать вторую руку в кромешной темноте. Осознав это, он тут же поднял голову выше, но досадно выдохнул, увидев перед собой только профиль приятеля.

— Я честно очень хотел к ним присоединиться, но стоило мне выйти на свет, как я тут же чуть не ослеп от слишком яркого света для меня. Я скитался без цели по закоулкам города, со временем начав походить на обычную бездомную шпану, которой там было и без того с избытком. Только спустя годы я смог свыкнуться с огромной горящей сферой над головой, хотя все еще на дух не переношу жару. — Дайнслейф громко рокотнул, откидывая голову назад и заглядывая в окно. Кэйа впервые слышал, как тот смеется, а не ухмыляется или просто молчаливо улыбается. Быть может, он бы разделил этот момент, если бы не одно «но».

<i>Какого черта с ним произошло?</i>

Почему Дайнслейф скитался по улицам вместе с бездомными?

Разве он не... Неужели Кэйа ошибся?

<i>Неужели Дайнслейф не такой же, как он?</i>

— Д-дайнслейф? — голос предательски дрогнул, но увидев серьезный взгляд на себе, он сумел протолкнуть себя через это. — Ты знаешь что-нибудь о..

<b>О заговоре.</b>

В комнате вновь повисла тишина.

<center><i>Капли вновь застучали по окну.</center></i>

— О чем ты, Кэйа? — Дайнслейф говорил намного тише, теперь в его глазах бурлило непонимание.

А еще тревога. Альберих забыл, как дышать.

— Кэйа, о каком заговоре ты говоришь? Наш народ... Они... Они все...

<b>Они все мертвы.

</b>