— Ты уж извини, что тебе пришлось сидеть с Кли, рыцари упустили её из виду с утра, — Альберих виновато улыбается, стряхивая снег с одежды, — надеюсь, она не доставила тебе слишком много хлопот?

Дайнслейф морщится, вспоминая запах гари и пепла в лесу.

— Кли милый ребенок, просто немного гиперактивный.

И взрывоопасный. Наверное, он всё-таки воздержится от прогулок с Кли. Иначе она его точно до ручки доведёт.

— Алиса слишком сильно любит свою девочку, а я её уже разбаловал, так что вся надежда на Магистра Джинн, — капитан виновато улыбается, щурясь от белизны снега вокруг.

— Она много рассказывала о тебе, — Дайнслейф подмечает заинтересованный блеск хризолитов, когда Альберих театрально прикладывает руку к груди.

— Ах, я так польщён! И о чём же она рассказывала? О том, какой её братец Кэйа классный и крутой?

— …Именно, — Дайнслейфу не хватает смелости рассказать про обидное прозвище Кэйи, когда он так сияет гордостью и пушит перья.

Так павлин, значит?

В детстве эта особенность его характера совсем не проявлялась в условиях упадка страны, но атмосфера Мондштадта действительно позволила ему вдохнуть полной грудью и распушить свой хвост.

И Дайнслейф соврёт, если скажет, что ему не идёт.

На самом деле, он тоже чувствует, как неминуемо расслабляется здесь. Он всё реже подрывается по ночам от малейшего дуновения ветра и больше не кладёт перед сном охотничий нож под подушку, на «всякий случай».

Быть может, ему начинает нравиться здесь.

Совсем немного.

— Как прошёл твой разговор с Альбедо? Вы уже начали лечение? — Дайнслейф резко останавливается, от чего капитан сам неловко спотыкается, спустя секунды подходя ближе.

— Дайнслейф, что случилось?

А он даже и не знает, как это объяснить. От ядра избавиться невозможно, как и от энергии в нём. Всё, что Альбедо посоветовал, это вновь обратиться за помощью к Беннету и меньше нервничать, дабы избежать приступов и рецидивов.

Дайнслейф начинает сомневаться в гениальности Альбедо, честно говоря.

Да и с самого начала он должен был держать в голове, что надеяться хоть на что-то ему не стоит.

Порча всегда будет напоминать ему о том, что он делал на протяжении пяти веков.

Все те люди, кого он спас.

Все те, кого он убил.

Память о Каэнри’ахе, о людских желаниях и мечтах, об их стремлениях и целях.

Всё это ляжет с Дайнслейфом в одну могилу и навсегда будет стёрто с пергамента истории.

Он последний, кто помнит взлёт и падение целой нации.

Кэйа неожиданно хватает Дайнслейфа за плечи, и он чувствует, как его на секунду прошибает холод.

Кэйа что, к нему сейчас снег приложил?

Странно, Дайнслейф совсем не заметил, когда Кэйа набрал снега в руки. Ему просто показалось?

— Ха-ха, прости-прости. Ты просто иногда подвисаешь, и я не придумал ничего эффективней, чем холод, — Альберих замолкает, но руки не убирает. Дайнслейф подмечает для себя, что он действительно ценит этот жест. Кэйа продолжает уже шёпотом, — главное, не расстраивайся, я что-нибудь ещё придумаю.

Придумает ещё?

Зачем, Кэйа?

Не нужно тащить на своих плечах его проблемы, он никогда не хотел этого.

— Пожалуйста, не нагружай себя этим, это неправильно.

Абсолютно неправильно, так не должно быть. Это Дайнслейф должен заботиться о нём, зачем Кэйа делает это?

Но сам капитан лишь усмехается и удивлённо моргает, похлопывая Дайнслейфа по плечу.

— Что за чушь ты несёшь? Ты же мой друг, Дайнслейф.

Друг?

Кэйа… Считает его своим другом?

Они продолжали стоять там, пока снег лениво кружился в воздухе.

Топазы блестели на свету, сверкая при каждом движении по смуглому лицу.

Ресницы Кэйи слиплись от снега и стали полным беспорядком. Дайнслейф только сейчас замечает когда-то давно разбитую бровь и маленький шрам на носу.

А ещё потрескавшуюся от холода нижнюю губу. Он из последних сил давит в себе желание провести по ней кончиком пальца.

Медленно. С нажимом.

Благо, Кэйа оттаивает прежде, чем Дайнслейф делает непоправимое.

— У тебя лицо покраснело, надо скорее согреть тебя.

Дайнслейф хочет возразить, ведь это у Кэйи щёки первые покраснели от мороза, и что вообще нечего переживать за него, но Кэйа скрывается за деревьями раньше, чем он успевает открыть рот.

А от мороза ли?

Дайнслейф осторожно проводит по своим горячим щекам, пока вновь не расплывается в дурацкой и абсолютно влюблённой улыбке.

Кэйа Альберих считает его своим другом.

Когда-то, совсем в другой жизни, Кэйа уже называл его своим другом.

<i>Кажется, тогда они играли в прятки, когда Дейнслейф упустил его из виду. Он судорожно осматривал каждый уголок северного крыла замка. Кэйа, в силу маленького роста и проворности, мог залезть буквально в любую дырку в стене.</i>

<i>Слава звёздам, Дейнслейф нашёл его тогда быстро.</i>

<i>Не слава, что нашёл по крику горничной.</i>

<i>Он помнит, как влетел в комнату, абсолютно не понимая, что произошло.</i>

<i>Новенькая горничная держалась за свою руку, пока королевский фельдшер крутился вокруг неё, пытаясь подступиться.</i>

<i>— Он коснулся меня! Коснулся меня! Этот ребёнок заразил меня, я умираю!</i>

<i>Дейнслейф быстро обогнул взглядом комнату, пока не нашёл в углу сжавшийся в ужасе комок из принца и балахтина.</i>

<i>— Мой Принц, вы в порядке? Она не ранила тебя? — Он старался как можно осторожней выпутать ребенка из ткани, пока фельдшер пытался успокоить изревевшуюся девушку.</i>

<i>Мальчик вцепился мёртвой хваткой в его руку, благодаря чему Дейнслейф смог тут же подхватить того на руки и убраться прочь из комнаты.</i>

<i>Уже позже вечером он сидел на полу у кровати принца, теребя в руке повязку на глаз.</i>

<i>— Мне жаль, мой Принц, но некоторое время Король попросил вас носить повязку для глаза, чтобы… — Дейнслейф неловко закусывает губу, придумывая хоть какую-то внятную причину.</i>

<i>«Спрячь его проклятый глаз, Дейнслейф. Этот ребенок пугает всех слуг».</i>

<i>Но мальчик сам берёт из его рук черную ткань, посеревшим хрусталём рассматривая позолоченные завитки на ней.</i>

<i>— Чья эта повязка, Дейн?</i>

<i>Дейнслейф прикладывает пальцы к подбородку, пытаясь вспомнить владельца.</i>

<i>Кажется, это был седьмой капитан, он оставил её в казармах прежде чем бежать вместе с их с Дейнслейфом товарищами в Бездну.</i>

<i>Но ребёнок не должен знать об этом. Ни в коем случае.</i>

<i>— Это повязка… одного старого пирата, Мой Принц, — Дейнслейф не умел врать, лишь приукрашивать для детей жестокую правду в более светлую сторону. И он не мог не выдохнуть с облегчением, когда принц тут же посветлел и заискрился интересом.</i>

<i>Словно звёздочка.</i>

<i>— Правда-правда? Это же так круто, Дейн! А я его знаю? Почему ты раньше мне не рассказывал о нем?! — Дейнслейф тихо засмеялся, когда услышал в чужом голосе упрёк. Кровать прогнулась под его весом, когда он сел за спину мальчика, завязывая бантик на затылке.</i>

<i>— Я закончил. Вам очень идет, мой Принц, — Дейнслейф осторожно придерживает треснувшее зеркальце, пока мальчик крутит головой, рассматривая новый аксессуар.</i>

<i>Хрусталь блестит интересом, но Дайнслейф чувствует, как плечо под его рукой напрягается.</i>

<i>— Дейн? — голос ребенка вздрагивает, и Дейнслейфу приходится прислушаться к рваному шепоту, — а почему та тётенька испугалась меня?</i>

<i>Дейнслейф не был готов отвечать на этот вопрос. Он всегда старался избегать вопросов о Каэнри’ахе, но сейчас у него просто нет и шанса.</i>

<i>— Это потому что…</i>

<i>— Это потому что я заразный? — мальчик перебивает его, а Дейнслейф чувствует, как у него волосы на загривке шевелятся. — Тётенька сказала, что я заразный оборванец. Но я же ничем не болею, у меня даже насморка сегодня не было, честно-честно!</i>

<i>Кэйа разворачивается к нему и смотрит на него с таким разбитым выражением лица, что Дейнслейф чувствует, как сводит его желваки от злости.</i>

<i>Эта новенькая. Да как она вообще посмела.</i>

<i>— Не слушай их, они просто тунеядцы.</i>

<i>Сколько, хиличурл их дери, раз он объяснял, что они больше не заразны. Он клянётся, как только принц уснёт, он сам разберётся с этой девушкой.</i>

<i>Мальчик неуверенно обхватывает чужой большой палец, и Дейнслейф сжимает крохотную ручку в своей, замечая, как ребёнка берёт мелкая дрожь.</i>

<i>— А почему ты не боишься меня трогать? Когда я взял тётеньку за руку, она закричала, — мальчик тихо всхлипывает, жмуря теперь единственный открытый глаз, — я просто хотел попросить помочь спрятаться, я не хотел её ничем заражать. И тебя не хочу, ты же мой друг.</i>

<i>Внутри что-то обрывается, и Дейнслейф сгребает уже хныкающего ребенка в объятия, крепко его сжимая. Он всем телом чувствует, как Принц дрожит, да и самого от злости трясёт так, что он вообще не уверен, что сможет сдержать себя в узде при разговоре со служанкой.</i>

<i>— Прошу, мой Принц, не плачьте.</i>

<i>«Этот ребенок не заразен, он просто просил помощи».</i>

<i>— Я рядом, слышите?</i>

<i>«Как вы можете отталкивать их и брезговать от того, что сами натворили?»</i>

<i>— Я всегда буду рядом.</i>

<i>«Эти дети не виноваты в том, что вы наделали».</i>

<i>— Всегда буду с вами.</i>

<i>Дети не виноваты в ваших ошибках.</i>

<i>Лишь спустя время, когда мальчика в его руках перестанет трясти, а сам он сможет спокойно дышать, Дейнслейф поймёт, как его назвали.</i>

<i>— Вы сказали, что я ваш друг, — Дейнслейф говорит тихо, то и дело поправляя теперь постоянно торчащие из-за повязки в разные стороны волосы. — Почему?</i>

<i>Хрусталик всё ещё блестит от слёз, но уже не выглядит такими пустым, когда мальчик задумывается, отлипая от чужой рубашки.</i>

<i>— В книжке про трёх рыцарей они всегда были вместе и называли друг друга друзьями. Ты тоже всегда рядом со мной. Значит, ты мой друг, да?</i>

<i>— Ох, Кайа, — Дейнслейфу стоит почаще говорить с принцем о бытовых мелочах. О таких вещах дети должны узнавать из окружения, а не из книжек. Но всё же, он просто плывет в улыбке, когда мальчик говорит об этом настолько серьёзно. — Хорошо, я буду твоим другом.</i>

<i>Принц с деловитым видом пожимает своей крохотной рукой палец Дейнслейфа, пока тот всеми силами старается не улыбаться.</i>

Он был действительно счастлив стать его первым другом.

Наверное, так же, как и сегодня, если бы ему в лицо не прилетел снежок со стороны деревьев.

Этот парень.

Дайнслейф пытается стряхнуть с себя снег под заливистый смех капитана.

— Надо же, Беннет был прав! Ты настолько уходишь в себя, что ничего не видишь и не слышишь, — Кэйа стоял, облокотившись плечом о дерево. Он продолжал хихикать над пыхтящим Дайнслейфом, поворачивая голову к склону горы. — Если мы поторопимся, то успеем к вечеру. Ты же уже согрелся?

Вот только на этот раз ему не дали потешаться над собой, запуская ответный залп и попадая точно в плечо.

«Ах, вот значит как», — Альберих уворачивается от второго снежка, хитро щурясь на увесистую ветку со снегом над собой. Хрусталь азартно сверкает, когда он попадает Дайнслейфу в грудь.

Надо же, если кто-нибудь будет проходить мимо, то точно их за сумасшедших примет.

Два взрослых человека, один из которых почётный капитан Ордо Фавониус, а второй вообще личный советник Короля целой страны, прямо сейчас на Драконьем хребте играют в снежки.

Они точно сошли с ума.

Спустя нескольких ответных залпов, Кэйа скрывается в своём убежище из сугробов. Он совсем затихает, притаившись, но Дайнслейф не позволяет набрать ему новые боеприпасы, попадая точно в синюю макушку за деревом.

Он победно улыбается, когда капитан громко выругивается и капитулирующе поднимает руки над головой.

— Ладно-ладно, ты победил! Ах, посмотри, что ты сделал со мной, я смертельно ранен! Не-е-ет, — Альберих продолжает жалобно тянуть последнее слово, скатываясь по стволу дерева на землю.

Дайнслейф же лишь качает головой, подходя ближе к «мертвецу».

Ну что за королева драмы.

Кэйа выглядит совсем по-другому сейчас. Не так, как в детстве, но и совсем непохоже на свою версию «галантного и грациозного капитана кавалерии».

Щёки еще сильнее раскраснелись от боя, а волосы спутались и намокли, нелепо торча в разные стороны.

Кэйа осторожно приоткрывает свой глаз, переставая притворяться мертвым мучеником.

— Добей меня, я уже не жилец, — наверное, эта фраза должна была звучать более жалобно, если бы Кэйа не улыбался во все зубы, внимательно рассматривая ещё более раскрасневшееся лицо гильдийца. Наверняка он сейчас выглядит не лучше, раз капитан так долго смотрит на него.

Дайнслейф лишь беззлобно усмехается, садясь рядом.

С неба вновь начинают лениво сыпаться белые лепестки, бесформенной кучей ложась на взъерошенное поле боя.

Так спокойно и тихо. По такому действительно начинаешь скучать, когда живёшь в шумном городе, хоть Дайнслейф и провёл до этого пять веков в мертвенной тишине.

Он позволяет себе немного расслабиться, наклоняя голову вбок.

Вот только Альберих замечает, как Дайнслейф прикрывает глаза, неожиданно вскакивает, цепляясь за ветку и дёргая её. Снег хлопьями осыпает их обоих, от чего Дайнслейф с испугу стукается головой об кору дерева, ещё несколько секунд видя лишь белое бескрайнее перед глазами.

Но, благо, он отходит раньше, чем капитану удаётся сбежать с места преступления. Дайнслейф рывком подаётся вперед и хватает чужую шубу за подол, валя вскрикнувшего мужчину вместе с собой в сугроб.

— Я всё равно победил, — первое, что говорит Кэйа, загнанно дыша и поворачивая корпус к мужчине напротив.

Дайнслейф как-то неопределенно хмыкает, поднимая взгляд на бескрайнее чистое небо.

Лишь к нему он до сих пор не привык.

Они ещё несколько минут лежат молча, звёздочками распластавшись по снегу, пока Дайнслейф не задаёт вопрос.

— Ну и зачем это ребячество?

— Как это зачем? Проверить способности нового искателя приключений, конечно же! — Альберих говорит это с такой уверенностью, будто с самого начала планировал затащить его на эту гору и именно в этот сугроб.

— Спасибо, — Кэйа приподнимает голову и рассеянным взглядом окидывает гильдийца, пока тот не продолжает уже тише, — последний раз я играл в снежки со своими братьями кучу лет тому назад.

Их тогда было ещё трое. Дядюшка взял их с собой в командировку в Снежную, поселив с какими-то дальними родственниками в деревне у озера.

Кажется, у него оставался свисток-кукушка с той поездки. Но он уже давным-давно сгнил под тяжестью времени.

— Расскажи мне о них, — Кэйа выглядит сейчас слишком серьёзно для того, кто минуту назад как ребёнок играл с ним в снегу. Его голос очень тихий и такой тёплый, будто ему действительно интересно услышать эту маленькую тайну прошлого. Будто ему действительно интересно его прошлое.

— Нас было четверо в семье. Я — самый старший. Мои два брата и маленькая сестренка. Отец ушел из жизни слишком рано, так что жизнь давалась действительно нелегко. Дядюшка помогал нам чем мог, но я сам взял на себя ответственность за младших. Я старался быть хорошим братом, проводил с ними как можно больше времени, помогал с уроками. Но это не решало проблему с деньгами, — Дайнслейф морщится, вспоминая те времена, когда на ужин они ели суп из рисовой муки, — поэтому я наврал про свой возраст и вступил в ряды рыцарей в четырнадцать лет. Я работал так усердно, что уже через два года дослужился до двенадцатого капитана. Мама тогда так гордилась мной, что расплакалась на пороге, когда я вернулся со знаменем домой. Я всё мечтал поднакопить денег и показать своей семье мир таким, каким его знал я.

<i>— Где они, где моя семья? Ты обещал их привести сюда, где они?! Ты обещал мне! — Дейнслейф кидается на старшину, ногтями впиваясь в его обожжённую одежду. Он себе всё время место не находил, скача по развернувшемуся госпиталю как сумасшедший, всем известным ему Архонтам молясь не узнать в мёртвых глазах дорогого человека.</i>

<i>Он смотрел на него полными надежды топазами и молился, молился, молился.</i>

<i><b>Но Архонты его не услышали.</b></i>

<i>Старшина из последних сил отдирает от себя молодого юношу, смотря на него с такой скорбью в потускневших глазах, что у Дейнслейфа всё падает и разбивается внутри в стеклянную пыль.</i>

<i>— Мои соболезнования, капитан Дейнслейф. Ваш район полностью рухнул на нижние этажи. Мы не смогли никого спасти.</i>

<i>А потом темнота. Он ничего не слышал. Он ничего не видел.</i>

<i>Он сам падал вниз, прокручивая в голове лишь одну фразу.</i>

<i>Мы не смогли никого спасти.</i>

<i>Мы не смогли никого спасти.</i>

<i>Не смогли никого спасти.</i>

<i><b>Я не смог их спасти.</b></i>

— Но я не смог их спасти. Я не успел.

Тишина давит на его глотку так сильно, что в глазах темнеет.

Дайнслейф совсем забывает, что он уже не там, что это в прошлом.

Что он сейчас с Кэйей в Мондштадте.

Вот сейчас он встанет и отшутится, вновь поведёт его куда-нибудь подальше отсюда, и он перестанет слышать их голоса на задворках разума. Но шум только усиливается, а воспоминания калейдоскопом вертятся перед глазами.

<i>Вот он заплетает своей сестренке косички на её кровати, а вот он с дядей мастерит деревянный самолётик для братьев. Вот мама вновь напевает ему колыбельную, медленно перебирая его волосы, когда он сильно заболел.</i>

<i>Вот они все сидят за обеденным столом и разговаривают, смеются. Смеются всё громче и громче, настолько громко, что звук искажается в неразборчивую какофонию родных голосов.</i>

<i>Пожалуйста, заставь их замолчать, я больше не вынесу.</i>

<i>Заставь их замолчать.</i>

<b>Заставь их замолчать.</b>

Дайнслейф чувствует сквозь пелену, как его щеки касается что-то чересчур холодное. Как тогда в больнице и на склоне. Но те прикосновения были резкими, надрывными. Сейчас он чувствует мягкое, трепетное прикосновение, будто кто-то водит костяшкой пальца по коже.

Сознание накатывает волнами, постепенно. А внутри словно прорывает шлюз, перекрывший кислород. Он вздрагивает и распахивает глаза, загнанно дыша через рот.

Скула просто до ужаса болит и ноет, а каждый мускул на руке саднит и трясётся, будто его прошибло током.

Он бегает глазами по бескрайнему небу, что теперь до головной боли давит на ещё не отошедший разум.

Это был самый сильный приступ на его памяти.

— Тише, Дайнслейф. Я здесь, мы в Мондштадте. Все закончилось, слышишь?

Кэйа. Кэйа Альберих. Он здесь, всё хорошо.

Следующее, что он чувствует, это то, как его приподнимают и его подбородок упирается в чужое плечо, а меховая накидка щекочет нос. Дайнслейф делает несколько глубоких вдохов, пока мир вокруг не прекращает кружиться и он не возвращает ниточку сознания в свои узды.

А потом он понимает, что Кэйа крепко его обнимает.

— Извини, я не должен был терять контроль над собой, — Дайнслейф чувствует, как его лицо вновь нагревается. Он уже собирается отстраниться, но случайно ловит на себе совсем незнакомый взгляд.

Губы натянуты в тонкую линию, а в хрустале плескается такой бушующий ураган, что даже вокруг становится холоднее обычного.

А потом Кэйа задает ему вопрос, который полностью вышибает землю из-под ног.

— Как их звали, Дайнслейф?

Что же ты делаешь со мной, Кэйа.

— …Скат, Сириус и Капелла. Наша мать очень любила астрономию.

Эту любовь её сын несёт сквозь века в память о ней по сей день.

— Красивые имена. Твоя мама была чудесной женщиной, — Кэйа вновь сжимает его плечо, затихая. Дайнслейф начинает думать, что это защитный жест для Альбериха многое значит.

— Да. Действительно была, — она любила астрономию настолько сильно, что назвала своих детей в честь звёзд. У неё был самый звонкий смех и самые красивые глаза. Она лучше всех понимала детей и выращивала в семейном саду самые прекрасные цветы во всем Тейвате. — Иногда я просто надеюсь, что унаследовал хотя бы одно из её качеств.

<i>Он бы никогда не смог стать таким же, какой была она.</i>

Дайнслейф наверняка сейчас переступает за грань дозволенного, но он осторожно укладывает руку на белых мех, ожидая хоть какой-либо ответной реакции.

Кэйа настороженно смотрит на него несколько секунд, но после кивает головой.

Дайнслейф несколько раз проводит по накидке, обнаруживая, что, ох, она очень мягкая.

Но что это за животное? Он немного напоминает мех лисицы, но почему тогда он белый, как у…

— Это что, мех Мага Бездны?!

Кэйа прыскает в кулак, сверкая тёплым хрусталем на шокированного гильдийца.

***

— Эй, Дайнслейф. Спасибо, что поделился со мной этим. Я… — Кэйа на секунду замирает, заглядывая в топазы, что неестественно сверкают в тени. — Никогда не задумывался о такой твоей стороне.

Похоже, сегодняшний день даже и не думает прекращать испытывать нервишки Дайнслейфа на прочность, потому что его сердце вот-вот сломает ребра, бойкой птицей вылетев из груди.

Кэйа говорит что-то ещё, но единственное, что слышит в своей голове Дайнслейф, это гневную вымышленную тираду Дитя Бездны о том, какой он влюблённый мальчик и круглый идиот.

И он вообще не знает, что со всем этим делать.

— …так что я буду ждать тебя там, ты же пойдешь?

Дайнслейф несколько раз рассеянно моргает, абсолютно не понимая, о чём идет речь. Они уже были на полпути до города, когда солнце мазнуло по горизонту.

Точно, им нужно поторопиться до заката, Альберих же говорил об этом ещё днём.

— Да, нам нужно поспешить.

О звёзды, Мистер Полуночный герой уж точно его сегодня ждать не будет, а Дайнслейф просто обязан оказаться через несколько часов у Мыса Веры, они слишком много времени потратили на поиски гнезда Асага.

А почему Кэйа выглядит таким довольным? Дайнслейф что-то пропустил?

— Рад, что ты согласился, тогда увидимся на ярмарке, — капитан с ещё более довольным лицом огибает его, вальяжно помахав на прощанье.

Погодите, ярмарка?