— Тебе опять снился кошмар?

Воробушек, что уже как несколько месяцев стал неотъемлемой частью его жизни, крутит в руках одну из диковинок Ли Юэ, поглядывая на мужчину из-за его плеча.

А кошмар ли? Дайнслейф с полной гарантией готов сказать, что дни, проведённые бок о бок с Дитём Бездны и мечницей, были одними из самых спокойных в его жизни.

Ну, если не учитывать безбашенность этого рыжего урагана под боком.

«О звёзды, и как же я спокойно засыпал тогда?» — мужчина развязывает узелок фартука на спине, раскрывая ещё дымящийся свёрток из «Охотника».

По очевидным причинам он не согласился ставить в своём номере что-то, что явно работает на огне, поэтому приходится полагаться на волшебные руки мондштадских поваров в вопросах сносной пищи.

На самом деле, он мог бы обойтись и холодными блюдами на скорую руку, но гильдийцы считали своим долгом завтракать вместе, так что первое, что он теперь видит после пробуждения — Беннет и Фишль, копошащиеся в его комнате.

Ну, не кормить же детей рыбацкими бутербродами, вот и приходится теперь вставать раньше и покупать горячие завтраки к их приходу.

Эти дети имеют над тобой слишком большую власть, Дайнслейф.

— Моё величественное око заметило множественные деформации в обители послужника. Конечно, мне, как принцессе, не свойственно жить в таких пристанищах, но хочу подметить, что убранство стало приятней взору.

— А-а. Раз уж я здесь точно остаюсь ещё на некоторое продолжительное время, то мне показалось правильным сделать это место более… обжитым.

Конечно, его антикварный склад сложно назвать «обжитым», но он, по крайней мере, купил сюда ещё пару стульев и полок для этого. Слава звёздам, что Гете любезно позволил ему это маленькое самоуправство взамен на свою рабочую силу.

Честно говоря, спина у него до сих пор болит после того двухчасового перемещения дивана по чужому номеру.

— Что значит «некоторое продолжительное время»? Разве ты не останешься с нами навсегда?

— Ох, Беннет, я…

Он не знает. Он не хочет отвечать на этот вопрос.

По крайней мере сейчас.

— Разумеется, прислужник навеки заключил связь со своей принцессой. Но время, словно зыбкий песок, тянется через пальцы и требует перемен. Так что прислужник не будет до конца своей жизни жить в отеле, звёзды видят его будущий переезд.

Мозг требует возразить, но…

Но почему бы и нет?

Подкопит немного моры и купит себе маленький домик где-нибудь в Спрингвейле. Или вообще по заветам дяди выкупит себе ферму на отшибе, с головой окунувшись в ботанику.

С мягкой искринкой на губах Дайнслейф поворачивается к детям, обводя взглядом полки с диковинками.

Он ведь прошёл такой огромной путь, обогнув весь Тейват на своих двоих. Неужели он не заслужил небольшой надежды на… дом?

Но надежды сыпятся, когда топазы ловят выцветшую фотографию на окне.

Верно, он не может. Он никогда не сможет принадлежать другому месту, кроме Каэнри’аха.

Дайнслейф прячет помутневшие топазы за чёлкой, пододвигая к себе стул.

Кто знает, прочувствовали ли дети сменившееся настроение или просто были слишком заняты едой, но единственное, что сопровождало его сейчас — тикающие часы на стене и осколки памяти, разбросанные по всей комнате.

Дайнслейф никогда не был человеком, запасающим хлам в своём доме, но когда всё, что он считал само собой разумеющимся, кануло в лету, а за до смешного большие годы жизни что-то начало забываться, он серьёзно начал сохранять каждую безделушку, что он находил или ему дарили в подарок. Разумеется, таскать это всё с собой было невозможно, поэтому он просто складировал вещи в тех расщелинах мира Бездны, до которых только мог дотянуться.

Он почти уверен, что где-то половина из них сейчас стоит в разнообразных музеях и складах путешественников, выданное за сохранившиеся артефакты древней цивилизации.

О-о, он бы посмотрел на того остолопа, что серьёзно стащил несколько пар его перчаток с просто ссыпающимися частичками энергии из них. Даже представить страшно, сколько ни в чём не повинных кристальных бабочек погибло от нахождения рядом с порчей.

Благо, самые важные душе вещи он сумел сохранить, со временем просто завалив ими этот номер.

Он не считал это чем-то неправильным, но часто ловил осуждающие взгляды Принцессы Фишль, сетующей на эти «пылесборники».

Может быть, он бы и обиделся, если бы не замечал, с каким интересом Фишль рассматривала книгу о подводной рыбалке, пока, по её мнению, никто не видел.

И как-то невольно вспоминается давнее обещание его маленького друга.

— Дайн, обещай, что, как закончишь поиски, приедешь в Снежную, — голос птенца не по-детски хрипит, когда мужчина судорожно пытается остановить кровь. — Я познакомлю тебя со своей семьёй, а мы с папой научим тебя рыбачить, как ты и хотел.

<i>Тварь вцепилась в ногу мальчика, когда они были уже почти у просвета расщелины, утягивая за собой обратно. Дайнслейфу понадобилось несколько часов, чтобы перерыть всю грёбаную Бездну в поисках ребёнка. Если бы не старый отцовский кинжал Аякса, он бы тогда…</i>

— У меня есть друг из Снежной, который обещал научить меня рыбачить, — топазы сейчас — лишь эхо пережитого страха и горя. Ему удалось спасти ребенка и принести его к порогу дома. Ему удалось спасти.

Дайнслейф не знает, зачем снова поднял эту тему из недр прошлого, но, на удивление, её очень охотно подловил Беннет, чуть не роняя вилку на пол от удивления.

— Правда?! А как его зовут? А как вы познакомились? Стой, ты никогда не говорил, что у тебя есть ещё друзья, я думал, что только мы и Сэр Кэйа твои друзья! А он твой лучший лучший друг или не совсем лучший? А ты нас познакомишь? И Снежная? Ты был в Снежной?!

Ну, это точно не закончится ещё часок-другой, так что Дайнслейф лишь неопределённо кивает на нескончаемый поток вопросов, пододвигая к себе тарелку.

Это так странно. Так странно, что он испытывает это чувство дежавю.

Вот так сидеть утром за ленивым завтраком под аккомпанемент звонкого юношеского голоса и сонного девчачьего мычания под боком.

Больно и хорошо одновременно. Будто через битое стекло начали процветать одуванчики.

И Дайнслейф смакует это новое за последние пять сотен лет чувство, запивая его остывшим чаем из волчьего крюка и какой-то незнакомой травы.

Быть может, он никогда не сможет принадлежать Мондштадту, но память о нём всегда будет храниться бок о бок со всеми этими безделушками на полках.

Стук в дверь неожиданно бьётся в ушах эхом, отчего воробушек тут же замолкает, а принцессе приходится загладить перья встрепенувшегося Оза назад.

— Кто мог прийти в такую рань? — Беннет клонит голову вслед за встающим из-за стола Дайнслейфом, неловко чертыхнувшись на своём табурете.

Действительно, кому он мог понадобиться в такую рань?

Дайнслейф приоткрывает дверь, встречаясь взглядом с… соседкой?

— Мона? Что ты здесь делаешь? — Фишль неожиданно теряет образ, в два прыжка оказываясь у двери.

Соседка же, чьё имя Дайнслейф узнал только сейчас, не спешит как либо объяснять своё появление у чужих дверей, продолжая стоять на месте и… она что, принюхивается?

— Звёзды сказали мне, что Призрачный ворон и дорога опасностей нагрянут в этот номер сегодня.

Почему-то Дайнслейф почти уверен, что дело в низком шумоподавлении стен, а не… подождите, она сказала звёзды? Ему кажется, или он уже это где-то слышал?

Он познакомился со своей соседкой как раз пару дней назад, когда та поднялась к нему попросить соли.

Как в итоге оказалось, бедной во всех смыслах даме нужна была не только соль, но и хотя бы базовый набор продуктов питания, чтобы просто не умереть от голода, чем Дайнслейф тогда и поделился.

Кто знает, повлиял ли на него опять же просто пропитанный алкоголем и свободой воздух Мондштадта, или простое сострадание к юной даме в таком же шатком финансовом состоянии, как и он.

— Ну же, Мона, проходи, мы как раз завтракаем, — Дайнслейф не уловил тот момент, когда его владельческий авторитет наглым образом подавили, впуская незнакомку в его, на минуточку, комнату.

Он рассеяно проводил взглядом девушек, мысленно прощаясь со своим завтраком.

Всё, что ему оставалось, это выпустить свое недовольство и досаду на дверь, небрежно защёлкнув засов. Конечно, вымещать свои эмоции на мебели не самая здравая мысль, но, учитывая, сколько раз он уже прищемил свои пальцы об этот неудобный кусок дерева, то вполне справедливо и заслуженно.

***

— Знаменуется, великий астролог вещает своей Принцессе о смещении небесной бесконечности?

— Привычный ход небосвода был неизменен на протяжении нескольких веков, но вот уже пятнадцать лет астрологи наблюдают необычные изменения в расположении звёзд, — Мона прожёвывает лист салата, продолжая при этом без умолку перекидываться своим необычным диалектом с девушкой. — И результаты могут быть абсолютно непредугадываемыми! Начиная от разрушения порядка Селестии и заканчивая смещением самого времени!

Дайнслейф старается не показать свою повышенную заинтересованность в разговоре, делая вид, что он нашёл ну очень интересный номер в газете. А вот Беннет без зазрения совести разлёгся корпусом на кухонном столе, иногда едва слышно похрапывая в такт чужим голосам.

Ну надо же, этажом ниже всё это время жила почти его коллега, а он даже не догадывался! Хотя по особенной униформе мадам было не так уж и сложно понять, что её профессия связана с астрологией.

Звёзды, как давно он ни с кем не обсуждал эту тему, да у него поджилки трясутся!

Но всё, что он сейчас может, это поджать хвост и прикусить язык, делая вид, будто смещение звёзд его совсем не интересует.

К страннику с подозрительным акцентом много вопросов, а к страннику с подозрительным акцентом и тайными знаниями ещё больше.

— За сим поведай-ка предсказанья о судьбе своей Принцессы, астролог. Внесло ли движение звёзд свою лепту в судьбу мучеников?

Дайнслейф смещает газету чуть в сторону, ожидая реакции астролога.

Ох, а это ещё интересней. Мона умеет читать звёздные карты людей? На самом деле, в этом нет ничего обычного для него, ведь его мать умела это всё время, сколько он её помнил, но для Тейвата это наверняка редкое явление. Вот только… она же не собирается вправду зачитывать направление судьбы маленькой девочке?

— Разве рядовым астрологам не запрещено рассекречивать судьбы людей по этическим правилам? — Дайнслейф ляпнул это по привычке, тут же прикусив язык.

Все восемь стран ещё во времена Династии Солнца заключили контракт в древнем Ли Юэ, по которому люди не могли напрямую узнать предначертанные судьбой слова. Астрологическое звёздное кольцо было великим каэнхрийским открытием и одной из страшнейших тайн от самих богов. Если бы люди знали свою судьбу, то они обязательно бы начали ей агрессивно перечить, привлекая к себе гнев Селестии.

Как иронично, что в итоге это случилось и без этого круга.

— Именно так. Прошу прощения, моя Принцесса, я не могу это сделать, — Мона как-то странно смотрит на него пару мгновений, а потом делает плавный реверанс для надувшейся от обиды Фишль, — но я могу прочесть по первым двум звёздам, даже там могли появиться изменения.

Дайнслейф старается не встречаться взглядом с девушкой, капитулирующе приспуская газету от лица и стараясь состроить как можно более удивлённое лицо, когда астролог начинает чертить в воздухе линии.

Комната будто погружается под воду, когда на столе появляется астрологический круг.

Фишль удивлённо ахает, сдвигая тарелки с размывшихся символов.

Дайнслейф узнаёт то самое звёздное кольцо и с большим удивлением различает на нём… да, это каэнхрийский.

— Вечный скиталец, прибывший из другого мира, чей взор давно контролирует тьму здешних земель.

«Юная дева, отрёкшаяся от действительности, чей взор давно потерялся во тьме здешних земель».

Ну надо же, даже Мона поддерживает эту маленькую сказку для неё. Быть может, Дайнслейф был к ней слишком предвзятого мнения.

Он наклоняется чуть ближе, всё так же прикрываясь газетой, а на самом деле рассчитывая координаты Глаза Ворона.

Получается, крайняя точка над Мондштадтом видна… быть может, он сводит Принцессу посмотреть на созвездие воочию чуть позже.

Едва Дайнслейф успевает дочесть алхимические руны на ободке, как Мона делает размашистое движение рукой, двигаясь по созвездию дальше.

Есть что-то близкое к нему в этой атмосфере. Они не могли видеть звёзды и поэтому использовали эти круги для астрологии. Топазы горят воспоминаниями, возвращая в давние времена юношества, заставляя прятать их ещё за одной новой страницей новостника.

Но он не может удержать своё любопытство, пробегаясь по новым словам на кругу.

Вот только символы в этот раз размываются, отчего трактовать их становится почти невозможно.

— Похоже, мисс Мона была права, Перо осуждения и вправду сместилось.

Дайнслейфу нужна минута, чтобы понять, что он сказал это в слух.

Девушки смотрят на него во все четыре глаза, даже не замечая, как воробушек на стуле давно сполз с него, сопя ещё громче.

— Так значит мне не показалось, что ты читал руны!

Дайнслейф чувствует, как с каждой новой искоркой вдохновения вокруг ауры Моны у него прибавляется всё больше проблем.

Он сухо прокашливается, поправляя воротник своей рубахи.

— В это нет ничего сложного, когда…

Когда это твой родной язык.

Святая бездна, ну что за идиот.

— Подождите, разве ты не говорила, что ты единственный астролог в Тейвате, который умеет читать эти закорючки?

Дайнслейф не знает, что его смешит больше. То, как Фишль потеряла лицо от удивления, или то, как «единственного-астролога» лицо покраснело, словно лепесток ветряной астры.

— Что ж, ещё одно подтверждение того, что перемещение небосвода вредит моим предсказаниям, — конечно, Моне удаётся перевести ситуацию в свою пользу, но даже так её лицо до сих пор имеет пятнисто-алый оттенок. — И раз уж так вышло, может, Мистер Дайнслейф поведает нам, откуда же у него такие познания?

Ой-ёй, а дело-то жареным запахло.

И что ему делать? Врать?

— Я… много путешествовал по Тейвату.

— И-и?

— И много чему научился в те времена?

— И кто же вас научил этому?

Дайнслейф прячется за своим газетным замком, судорожно бегая глазами по строкам, будто на них есть решение ситуации.

Но астролога такой расклад не устраивает, и она привстаёт на стуле, дабы компенсировать весьма большую разницу в росте и заглянуть в чужие глаза.

— Разве это так важно для вас? — Дайнслейф наклоняется в сторону, продолжая мучить несчастный клочок бумаги в руках.

— Разумеется, это важно! И вы, если вы, конечно, настоящий астролог, должны знать почему, — девушка победно улыбается, смотря на него теперь сверху вниз, и Дайнслейф наконец понимает, в чём дело.

Да она приняла его за шарлатана!

Он даже не знает, радоваться ему или злиться.

С одной стороны, сейчас он может сдаться и отделаться лишь клеймом лгуна, а не колдуна или чернокнижника.

Но с другой стороны, его честь, как сына великой учёной-астролога задета, и <i>Дейн </i>точно не может оставить это просто так.

Вот только голосок то внутри напоминает, что <i>Дейна</i> здесь уже давно нет, а вот Дайнслейфу нужно всеми правдами и неправдами сохранять секрет своего происхождения, ведь за ним стоит ещё как минимум двое, среди которых многоуважаемый всеми Капитан Кавалерии и рыцарский Алхимик.

Если ему нужно соврать, чтобы Кэйа оставался в безопасности, то он это сделает.

— Ладно, я сдаюсь. Я просто немного знаю хилличурский.

Отчасти это правда, ведь нынешнего языка этих тварей родоначальник именно каэнхрийский, да и это, скорее, крупная недоговорка, чем враньё.

И это, слава звёздам, срабатывает.

Фишль, что всё это время обеспокоенно наблюдала за их руганью, лишь разочарованно фыркнула, вставая из-за стола и тем самым будя воробушка на полу.

— А? Я что-то пропустил?

Гильдийцы начинают медленно собираться, но астролог продолжает сидеть за столом, вдумчиво перелистывая свой звёздный круг.

— Не понимаю, как даже с академическим знаниям хилличурского можно прочесть руны! У меня ушли годы, чтобы изучить мертвый язык Каэнрий—

И тут девушка резко задирает голову на Дайнслейфа, удивлённо моргая.

Мужчина стоит к ней спиной у зеркала, поправляя гильдийскую форму на своих плечах.

Но даже так она видит звёзды в его глазах.

Так значит, они и вправду коллеги.