Блики преломлялись сотнями искривлённых кусочков зеркал, отражая солнце в причудливых лепестках озёрной глади. Лес подступался ближе, но робко вставал хвойными породами чуть поодаль, будто не решаясь достигнуть берега, укрытого мягким покрывалом песка, у границы которого сидел монстр, недовольно щуря цветные глаза, один из которых уже давно держал форму злого алмаза, выдавая в обладателе необычного взгляда явное недовольство. Он иногда что-то бурчал раздражённо, срывая несчастные пучки травинок рядом с собой и бросая их в сторону, а если попадался камушек, то он прицельно летел в кромку ненавистной ему воды. И дело было не в им самим придуманном мифе, что тот, якобы, растает, стоит ему в нее попасть, а в самом обычном страхе, который парень прятал за этой легендой.
Он просто не умел плавать.
А если ты чего-то не умеешь, то ты автоматически считаешься на этом поприще слабаком, чего ПиДжи совсем не хотел. Его это злило. Бессильно, а оттого настолько жгуче, что стоило только подумать об этом, как золотистые зубы стискивались до скрежета, вырывая из недр спрятанной за тканью худи тела нечто, напоминавшее рычание. Но и отказаться сюда приехать тоже не смог, ведь когда его просил он... ПаперДжем терял остатки здравомыслия, словно оно вытекало из его дымно-черного черепа подобно вихрам клякс, от него отделяющихся. Не мог монстр устоять, когда это большое, разноцветное существо спокойно предлагало составить ему компанию на летнем отдыхе. Фреш был старше него, значительно старше, и, возможно, видел намного больше, чем ПиДжи, а потому умудрялся утянуть его с собой, даже когда темный скелетоподобный монстр был в состоянии, где в нем оставалась лишь склонность к уничтожению всего, чего касался разозленный взгляд. Фреш был единственным, кто, оказавшись рядом, умудрялся успокоить парой фраз или касанием, до которых был до странного жаден, туша пожар его вспыльчивой натуры взглядом, брошенным через слегка опущенные очки. Но сейчас это напряжение не уходило: монстр возле собственного потаенного страха чувствовал себя неуютно, и это его бесило...
— Йо, малыш, чего грустишь? — нараспев протянул голос высокого скелета, бодро шагавшего к ПиДжи с пляжа, попутно натягивая на череп бейсболку и лучезарно улыбаясь.
— Я не грущу, отвянь. Жарко просто, — буркнул монстр, продолжая сердито рвать травинки цветными пальцами, путавшимися в зелени покрова пятнами маджентового, шафранового и дымчатого оттенка, которые до странного любил Фреш, часто и подолгу залипая на их созерцание. И сейчас он едва устоял перед этим соблазном и все же продолжил разговор, прилипчиво желая узнать, что так огорчало его маленького друга, которого он знал с детства.
— Если жарко, иди в воде охладись, за одно окунание точно не растаешь, — предложил он, расстилая полотенце на пятнах солнечного света, чтобы то просохло, подставляя натянутую на тело футболку его теплу, столь приятному и уместному после купания.
— Ага, ещё чего предложишь, кислота? — прошипел тот, злобно щурясь, но Фреша его резкость нисколько не обижала. Скорее тревожила, служа верным признаком его явного дискомфорта.
— Хей, бро, что стряслось? Я думал, мы пришли освежиться, жарко ведь, — он по панибратски закинул на хрупкие плечи руку, ощущая плисовую нежность в местах соприкосновения их костей. Тело ПиДжи отличалось от простых монстров-скелетов, и для Фреша это было практически триггером, мимо которого пройти было выше его сил.
— Ты постоянно мне про воду втираешь, что, так хочешь, чтобы я туда лез? На слабо взять вздумал? — кипятился чернильный, вызвав у старшего явное замешательство, ведь сам он воду весьма любил и плавать мог не хуже мастеров спорта, но такая вспыльчивость на ровном месте удивила даже его. ПаперДжем стряхнул с себя его руку, решив, что с него довольно этой тайны. И желая ее раскрыть, он упрямо поднялся и поплелся к кромке волнующейся глади весьма крупного водоема, попутно глуша свой ужас судорожными вдохами и злостью, провожаемый недоуменным взглядом старшего монстра, которому происходящее все меньше нравилось. Он поднялся следом, желая что-то сказать, но прежде, чем он успел это сделать, как раздался плеск воды, в которую со злым разбегом нырнул его младший друг. Фреш фыркнул и подошел к береговой линии, лениво пиная босыми ногами песок, в ожидании, когда вынырнет монстр. Волны в месте его ухода под воду шли кругами и пузырями, да только вот парень не вынырнул, оставляя за собой странную полосу темной синевы чернил, расплывшуюся шлейфом в течении темной глади, от которой душа Фреша едва не покинула тела в полном ужасе.
— Черт, Джем, — прошипел Фреш, бросаясь за ним в воду, тут же ныряя и стремительной торпедой уходя по следу чернильного облака, ставшего на дне совсем тонким, сочась из бессознательного, наглотавшегося воды монстра, которого Фреш тут же обхватил руками, утаскивая к поверхности. Дно здесь уходило под откос крутым обрывом ледникового происхождения, а потому весь путь до самого берега приходилось плыть, таща безвольного монстра над волнами, что было не так уж просто. Тяжесть тянула вниз, и Фреш едва и сам не нахлебался водой, но, наконец, вожделенная песчаная суша встретила их теплом, напитавшим ее солнцем. Фреш свалил ношу на песок, тут же прислоняя к груди череп и прислушиваясь. Не дышит. Ругнулся, чего за собой никогда не замечал, и стал ритмично нажимать на чужую грудину, выталкивая набившуюся в душу и магию тела воду, а затем, кое-как заткнув нос ПаперДжема, вдохнул рот в рот, наполняя его согретым дыханием и повторяя все вновь. К счастью парень тут же крупно вздрогнул и начал кашлять водой, с трудом ложась на бок и сотрясаясь крупной дрожью. По телу растекались дымные чернила, обжигая холодом, смешанным с озёрной водой, и не сразу пришло понимание, что вообще происходило.
— Ох, Джемми, ну ты даёшь, — Фреш сгреб дезориентированный, дрожавший комок едва не утонувшего монстра в охапку, прижимая к груди и не давая отстраниться, пока тот все ещё откашливался и потерянно таращился на плен глубины, из которого его только что вытянул старший скелет, даже потеряв свои очки где-то там, в пучине его личного страха.
— Т..т...ты с-спас-с м-мен-я, — стуча зубами пролепетал монстр, в левой глазнице которого расплылась янтарно-аквамариновым ромбом растерянность.
— И сделал бы так сколько угодно раз, глупый. Не умеешь плавать, я понял, но не таким же способом показывать? Клянусь, я чуть сам не умер только что, — голос Фреша гудел за его грудиной лёгкой обидой и самым настоящим беспокойством, а руки проходились по мокрой спине Джема, осторожно стряхивая полчища прилипших к мокрой одежде песчинок, что особенно не приносило успеха, но зато успокаивало младшего, отогревающегося в лучах солнца и объятиях того, кто был рядом всю сознательную жизнь. Внезапно чужие руки ошарашили наглым проникновением под кофту, опаляя жаром фаланг и ладоней охлажденное водой тело.
— Ааэээ, т-ты ч.. чего? — ПаперДжем начал паниковать, ощущая с какой небывалой скоростью раскрашенные цветными кляксами щеки перекрывает перламутр выдающего с головой смущения, которое Фреш с присущей ему наглостью проигнорировал.
— Спокойно, малыш, просто сниму мокрое, так быстрее согреешься, — хмыкнул старший, гипнотизируя его неприкрытым очками взглядом лиловых глаз, один из которых являл собой до странного яркую душу, но монстр плевать хотел на то, что она выдает его поднаготную не хуже, чем весь сжавшийся и странно замерший в его руках скелет. Он продолжил начатое, мягко стягивая насквозь мокрую вещь, отбрасывая ее в сторону травы холодным комком, глядя на темно-оливковый разлет тонких костей рядом с собой, смутно понимая, что одна рука все ещё лежит на голом изгибе муаровых на ощупь позвонков. ПиДжи даже дыхание задержал, не зная, что в омутах яркого пурпура глазниц изменение ромба на мягкий изгиб янтарного сердечка не остался незамеченным тем, чья душа в ответ на этот его взгляд чуть качнулась ближе, впечатленная таким милым, нежным зрелищем.
— Джемми~, дыши~, — певуче и тихо протянул Фреш, улыбаясь обезоруживающе ласково, отчего монстр сердито выдохнул, смаргивая наваждение и нехотя отводя взгляд к стволам прогретых летним дыханием сосен. Но его собственная душа упрямо светилась остроконечной звездой-кристаллом, подмигивая Фрешу, заметившему этот признак явной симпатии, которую тот подозревал как минимум последние полгода, и этот знак, который ПиДжи всеми силами прятал за колючим характером, высокий монстр воспринял неплохим намеком, чтобы начать вести себя смелее.
— Скажешь кому-нибудь, я тебя убью, — проворчал успокаивающийся темный скелет, собираясь отправиться домой, что стоял на холме прямо над ними, чтобы переодеться и, возможно, самую малость сбежать от того, как Фреш до странного приятно поглаживал мягкие сочленения его позвонков.
— Скажу о чем именно, не уточнишь? Об этом? — хитро спросил лиловоглазый, нажимая на особо чувствительное пятно на пояснице, — или об этом? — проурчал он довольно, быстро наклоняясь и коротко целуя в уголок рта, полностью выбив этим из ПиДжи способность воспроизводить речь. Ожидаемо, но он вырвался, встав на негнущихся ногах и спешно убежал домой, оставив сидящего на коленях в песке пляжа Фреша одного, провожавшего его пристальным взглядом странных глаз.
В безопасном окружении комнаты, в которой ПиДжи жил, останавливаясь погостить у Фреша, парень перевел дыхание, касаясь черепа в месте касания поцелуя, плавно стекая по закрытой двери спиной, беспомощно вытягивая ноги на ровном полу, покрытом мягким ворсом ковра всех оттенков радуги. Душа вращалась юлой, отблескивая солнечными искрами на темный бархат тонких ребер, не желая останавливать бурливший внутри водоворот эмоций, среди которых явственно кололась горячими иглами не просто привязанность, корнями уходящая в детство, где Фреш был сильным и впечатляющим для него авторитетом. О, нет, это былое чувство обросло новыми, крепкими стеблями уже совсем других чувств, основным стержнем которого была преданная любовь, которую монстр боялся показывать ничуть не меньше, чем боязнь воды...
Впервые он не знал, как себя вести дальше.
Зато прекрасно знал Фреш, спокойно вернувшийся в дом, предусмотрительно закинув в стирку все мокрые и запачканные вещи, невозмутимо доставая из холодильника, неприлично обросшего магнитиками, курицу и газировку, планируя как следует пообедать. На аппетитный запах разогретой в микроволновке пищи несмело высунулся чуть успокоившийся и подгоняемый голодом ПиДжи, но вместо ожидаемых реплик Фреш бросил на него безразличный взгляд и снова отвлекся на телевизор, что включил только что, больше интересуясь вкусным крылышком, чем парнем. Тот, в свою очередь, несколько удивился такому равнодушию, но ничего не сказал. Но когда Фреш даже никак не прокомментировал его выбор обеда, над чем не упускал ни единого случая подшутить, то и вовсе ощутил резкий толчок страха, отразившийся в глазнице опасливым кругом колец жёлтого и сапфирового. Фреш доел свою порцию неспешно и долго, с наслаждением напившись колы и, пожелав парню приятного аппетита, покинул его удивлённое общество, пряча свою хитрую улыбку понимания, что Джем попался, и ждать осталось совсем немного.
Старший монстр оказался до небывалого проницателен: слишком хорошо он знал маленького монстра, не зря возился с ним в детстве. И когда тот вырос на его глазах, то душа Фреша стала отзываться на его колючее присутствие тяжестью и зудящим чувством желания быть ближе, чем просто друг.
Быть частью его жизни и его самого...
Вечером Фреш прогуливался возле дома, наслаждаясь теплом сумерек, в которых его глаза сверкали дымкой, что медленно текла из глазниц едва видимым королевским пурпуром его магии, выдавая в нем эту особенность, становившуюся чуть заметнее в полумраке. Лёгкая досада, что любимые очки утонули тут же заикнулась, не достигнув конца, когда другая мысль заняла в нем все остальное. Он спас ПиДжи от верной смерти, и теперь не хотелось терять его из виду. Вся эта милая провокация ему вдруг показалась глупостью: захотелось вернуться в дом, поговорить, как раньше, поизводить безобидными шутками, дотронуться, смотреть неотрывно, как он ест что-то странное, вроде морепродуктов, вперемешку с мясом в каком-то несочетаемо сладком соусе... Быть рядом... И, когда с тяжёлым вздохом, скелет уже хотел идти обратно, как, развернувшись, столкнулся с влетевшим в него темным комком меньшего монстра, явно бежавшего от дома.
— Воу, Джемми, ты чего? — он изумлённо расставил руки, не веря, что тот вцепился в него с объятиями, отчаянно жмурясь и пряча глаза. И судя по тому, что в одном он заметил форму капли, парень был очень расстроен.
— Прости, Фреш... Я идиот, — сердито проворчал монстр, отстраняясь и делая шаг назад, ближе к дереву, глядя куда угодно, но не в его глаза, — я... не хотел обидеть, прости. Но я не... не понимаю, шутил ты или... серьезно. Хотя, если обиделся, значит, шутил...
Монстр в лиловом жилете поверх голубой водолазки смотрел на парня во все глаза, но удержать довольную улыбку не смог, несмотря на всю свою выдержку. Он шагнул ближе, радуясь, что ПиДжи так удачно стоял у огромного, раскидистого клёна, не заметив, как в предвкушении блеснул насыщенный цветом жвачки, которую он так любил, взгляд. Стоило парню повернуться снова, оторвавшись от рассматривания почвы, как было слишком поздно. Гипноз чужих глаз пригвоздил к месту, заставляя слушать подошедшего вплотную монстра, чей бархат ровного голоса лишал способности думать и искать причину снова отступить.
— Конечно шутил, Джем, — с наслаждением протянул он, ловя во взгляде явное непонимание, такое сладкое и наивное, что невольно на языках старшего заиграл привкус чего-то сладкого, — ведь я хотел сделать кое-что посерьёзнее.
ПиДжи успел лишь набрать побольше воздуха, так кстати открыв рот.
Его тут же смяли поцелуем, вжав в древесную шероховатость коры чужим, большим телом, отрезавшим все пути к бегству, крепко притянув к себе за затылок, не давая отстраниться, побуждая открыть рот шире, что парень сделал в полной растерянности, ощущая, как его собственные три языка осторожно раздвинули чужие, проникая в их теплое основание, чем моментально свели с ума. Он только и мог, что тихо, отрывисто простонать что-то невнятное, когда Фреш ещё и руками начал гладить лопатки, скрытые под рубашкой, скользя к стержню позвоночника, на котором чуть пощипывал остистые отростки, заставляя его дрожать и цепляться руками за ворот чужого жилета, заводя свою игру, которой желал слишком долго. Чуть смелее, ПиДжи прикусил особо наглый язык, щекотавший небо, пуская свои, трехцветные, в плен рта старшего монстра, одобрительно промычавшего в ответ, что больше походило на урчание, отозвавшегося в душе ПаперДжема явным утяжелением магии, тянущей, будто нитями одного из его создателей, куда-то под низ ребер.
Обоим, наперекор сгущающимся темнотой краскам позднего вечера, становилось жарко.
Фреш с трудом оторвался от младшего монстра, уложив руку на тонкий изгиб его позвонков, на ощупь таких нежных, будто бархатная бумага. Тепло...
— Дыши, — прошептал он, заметив, что чернильный забыл, как это делается, — хотя, я не против снова сделать тебе искусственное дыхание, Джемми.
— Ты... Делал... Что?! Почему я только сейчас узнаю о таком? — начал сердиться монстр, которого тут же прижали плотнее к дереву, а Фреш, пользуясь открытостью ещё немного растерянного парня, коварно лизнул его шею, игриво куснув за покатый бок позвонка.
— Потому что ты от меня убежал, наглец. Всегда я был слишком добр, словно папочка, но я и наказать могу с неменьшей охотой, если речь о тебе, малыш, — весьма пошло пошутил монстр, чья душа в глазнице начала провокационно капать нежно-розовым медом куда-то вниз, из-за чего ПаперДжем пошел цветными пятнами полнейшей растерянности от того, что видел и что сам чувствовал, когда его тело в местах касаний Фреша начинало отчаянно тлеть горячим углем.
— Я растерялся, ведь... едва не утонул, хотя просто хотел показать, что не та́ю от воды, — огорчённо поделился тот, сожалея о своей опрометчивой глупости, мешая в глазах кляксы желтизны и лазури, отчего те иногда сливались в оттенки малахита, очаровывающие старшего такими мягкими наплывами эмоций, чуть сбавив оборот давно сдерживаемой страсти, уступив место более мягким чувствам, так же требовавшим выражения.
— Оу, да, это было страшно... Раньше я всегда только за свою жизнь боялся, ещё до тебя, но потом и... сейчас особенно, я всегда за тебя волнуюсь, если не вижу, хах. Поэтому и заманиваю к себе, чтобы... быть с тобой рядом, смотреть, как ты вечно сердишься, успокаивать, касаться, — с улыбкой поделился Фреш, и впервые ПиДжи увидел, как скулы того, кого он любил так долго, затмило лиловой тенью смущения своим словам. И сам он счастливо улыбнулся, сцепляя руки за спиной Фреша и прижимаясь к нему всем телом, до того доверчиво, с надеждой и отчаянным стремлением тоже быть ближе, что тот невольно подумал, почти преждевременно, что своего любимого вредину и вовсе от себя не отпустит больше.
— Кстати, я тебя обманул, — весело фыркнул старший, от которого тут же отцепился взволнованный его словами темный монстр, — я не обиделся, просто специально тебя взял на игноре, чтобы ты признался, — Фреш деланно застенчиво сцепил за своей спиной руки и обезоруживающе улыбнулся, но сверкнувший во взгляде напротив солнечный огонь злого алмаза дал четкую команду: "беги!".
— Чего?! Да я тебя сейчас, мать твою... — зарычал ПиДжи, бросаясь вслед за убегающим рослым монстром, что коварно хихикал, не гнушаясь быстро перемещаться в темнеющем сквере перед домом, чем сбивал с толку чернильного, за черепом которого стлался шлейф облачков темной взвеси магии, из которой тот был соткан. Да только, не имея такого же резерва, каким обладал Фреш, тот выдохся настолько сильно, что с сердитым рыком досады из-за непойманной добычи, повалился в траву, пытаясь вернуть дыхание и ощущая слабость в каждой косточке после продолжительной, но явно ставшей веселой, беготни.
— Ну как, спустил пар? — заинтересованная моська Фреша, склонившаяся над парнем, выглядела совсем неуставшей, свежей, под стать имени ее очаровательного обладателя, чей взгляд на фоне черноты неба казался демоническим.
— Пффрр, — отмахнулся тот, глубоко дыша, хотя в его левой глазнице мерцало мягкими боками сердечко.
— Окей, значит, теперь моя очередь, — лукаво хмыкнул он, и прежде, чем сломленный усталостью монстр успел что-то вяло возразить, его накрыло теплой тяжестью чужого тела, взявшего в плен поцелуя, медленного и тягучего, какой обещала стать и вся их ночь. ПиДжи тут же успокоился, уняв запал вспыльчивого нрава чужой, опытной лаской, чей обладатель точно знал, где надавить сильнее, а где огладить мягче, чем вырывал из ведомого им любимого тихие, прерывистые выдохи наслаждения.
Полог ночи бережно укрыл их от любых поползновений любопытствующего света, чьим остаточным вниманием начинали светиться звёзды. Одна, другая, десятки, а затем и сотни тысяч, пронзая точечными искрами очень высокий купол, распростершийся наш двумя занятыми друг другом существами. О страхах они поговорят, но явно не сейчас и не здесь, забывшись друг в друге, где не важна была ни разница в возрасте, ни в мировоззрении, а любые опасения отбрасывались в сторону почти так же небрежно и нетерпеливо, как и одежда, ещё хранящая теплоту их тел, тесно сплетённых в единое целое. Мягкостью чувств, заполонивших сознание, любая фобия сходила на нет, а стоило позже повторить то же самое, но в плену бархатных волн озера, как страх распался тысячей искр удовольствия, о которых оба не имели прежде такого представления, будто каждый из них открыл друг другу ранее запертую дверь, навсегда поломав замки́, раскрошив их в осколки дурманящих воспоминаний о том сладком дне.