Артем закрыл дверь, повесил на вешалку пиджак, как ни в чем ни бывало спросил:

— Это что, новые люди в команде? А где Гальцев? Меня всего пару дней не было, а тут уже перестановки какие-то интересные.

— Я попросил, чтобы тебя отправили обратно в Москву, — не глядя на него, объяснил Польский. — Оформление документов займет некоторое время, но ты мне тут пока что не нужен, так что можешь сразу ехать домой.

— Я приехал на работу, — уверенно напомнил Артем. — И я никакого перевода обратно не подписывал.

— Все это слишком тяжело для тебя, — Польский наконец повернулся к нему. — Уезжай.

— Вот как.

Артем сознательно избегал темы того, что он отсутствовал какое-то время и вполне резонно его без справки о болезни могли снять с задания. По-хорошему, так и нужно было сделать, но по-человечески никто так не делал.

— Я приехал довести это дело до конца. Оставить его так, брошенным, еще больше мне повредит.

— Если бы я хотел узнать твое мнение, я бы с тобой посоветовался, — вполне спокойно отшил его Польский. — Я сам написал начальству. Я сам обговорил, что тебе лучше будет вернуться. Что твое назначение сюда — ошибка. Вот уже нашел замену. Я не хочу видеть тебя в команде.

— Вот как, — снова повторил Артем. Немного подвигал челюстью, не зная, что еще сказать. Но Польский выглядел уверенным и непрошибаемым. У него была полная власть сказать, что Артем работает плохо, мешается, попросить перевести его обратно в архив. И Артем ничего не смог бы ему противопоставить, потому что сложно было доказать на этой работе, что он полезен. Они не подписывали, кто из команды конкретно какие улики нашел, да и не находил Артем никаких улик. С его видимой работой любой мог бы справиться, и Польский тут был в своем праве. И Артема это настолько все задело, что он решил, что самое время напомнить, почему он здесь. К тому же сделать это не Польскому в лицо, а так, чтобы все разрешилось как-то за него, и его только обратно в расследование позвали. Сейчас Артему пришлось выйти из кабинета, при этом он забыл пиджак.

Вернулся в машину. Нужно было для начала оживить телефон со всеми его контактами, а потом написать матери.

Казалось бы, это был шанс отдохнуть после похорон, после таких тяжелых событий, но Артему именно сейчас хотелось поскорее добраться до материалов дела. Зудело прямо, словно он бросал курить, а в папках с отчетами прятали самые лучшие и ароматные сигареты. 

Но он приехал в хостел, стараясь вести себя спокойно и сдержанно. Да, его ждали несколько дней назад. Да, у него осталась всего пара оплаченных ночей, он доплатит. Нет, возвращать деньги он не будет требовать, он сам виноват, спасибо, что сохранили номер.

И то Артем приехал сюда только потому, что не хотел тратить время на поиски нового жилья. Войдя в номер, он бросил вещи у порога, не запер даже дверь, быстро скинул обувь и пошел прямо к розетке, не снимая куртку. В ее кармане лежал телефон. За окном было пасмурно, такая же погода стояла до этого на кладбище. Такая же, когда Артем узнал, что в расследовании его заменили. Казалось, весь мир скатывается во тьму, хотя был все еще день и не так уж поздно.

Как только телефон включился, Артему пришлось с минуту дождаться, когда на него придут все уведомления о сообщениях и пропущенных звонках. За это время ни от кого из родных не было ни одной весточки, но это и понятно, они не так часто общались. Не читая ничего из пришедшего, Артем написал матери с просьбой переслать ему номер отца. Польский, кажется, вообще забыл, с кем имеет дело. Раз отцу писал, что Артема избили — пусть ответку получает. Гликину даже не было стыдно за это, хотя он этим своим козырем раньше предпочитал не пользоваться.

Было очень лень читать остальные сообщения, хотя за Артема волновались друзья, знавшие только часть последних новостей. Это ведь все одновременно случилось: и из квартиры его выгнали, и родители узнали о случившемся, и на работе неспокойно. Гликин не был готов сейчас говорить им о том, насколько хуже все стало. Просмотрел, кто беспокоился, и решил, что сначала разговор с отцом, а потом уже — на кого останутся силы.

Когда Марк еще был жив, он как-то заметил:

— Ты вообще не звонишь домой. И тебе не звонят. Я понимаю, что ты уже взрослый, но все же… Мне казалось, что и взрослые дети иногда звонят родителям. У тебя с ними проблемы?

Марк рассказывал про своих. Говорил, что мама приняла его, а отец иногда еще ворчал. Артем тогда подумал, что, возможно, Марк боялся, что задел его чувства этими рассказами.

Он сидел на полу, подобрав под себя ноги, в то время как Марк лежал на диване на животе, ближе к краю, чтобы иногда как бы невзначай проводить рукой то по плечам, то по коротким волосам на затылке Артема. Гликин отвечал на какое-то сообщение на ноутбуке, прежде чем включить следующую серию сериала и вернуться на диван.

— У нас не очень крепкие отношения, — признал Артем. Марк не сдавался:

— Они знают?

— Мама да. Уговаривает рассказать отцу. Но мы с ним и раньше не особо общались, так что для него почти ничего не изменилось, просто я вырос. Не волнуйся, у них есть запасной ребенок.

— Это ты так решил, что запасной, — возразил Марк. Кажется, последние слова ему не понравились. — Родители одинаково любят всех.

— Не таких, как я, — Артем стоял на своем. Марку не нужно было все это объяснять, он и так должен знать. Он в этом вырос и был достаточно взрослым, чтобы понимать, что не всем повезло, как ему. — В детстве в основном с мамой и общался. Папа был как бы отдельно от нас. Мне иногда кажется, что я пошел работать в полицию, чтобы он на меня внимание обратил наконец. Вечно пропадал на своей работе… В детстве казалось, что мы будем вместе распутывать дела. У него тогда еще не было такой должности. А когда я правда пришел работать, он запихнул меня в архив. И ничего не объяснил. Ладно, я думал, что просто ну вот такой он человек. Который каким-то чудесным образом смог жениться и даже ребенка завести. А что дальше со всем этим делать — не понимает. Но потом родилась сестра. И оказалось, что вообще и не такой он человек. Что готов и пеленки менять, и работы меньше брать, и гулять с ребенком ходить, и разговаривать с ней, как настоящий… отец.

Артем понял, как тяжело стало говорить. Как трудно все это давалось, хотя казалось, что давно переварил. Стало стыдно, словно жалости выпрашивал. Марк обнял его со спины за шею, пообещал только:

— Я буду тебя любить.

И за маму, и за отца, и за сестру.

У Артема не было с отцом никаких контактов, они могли спокойно жить друг без друга. Если бы кто-то из них умер, второй бы еще много лет этого не заметил, если бы ему не сказали. На семейных застольях или когда Артем оказывался дома, он вообще не представлял, о чем можно с этим человеком говорить. Не о работе же? Отец был для него абсолютно чужим, и даже если что-то делал для Артема — для самого Гликина мотив этих поступков оставался загадкой. И он даже спросить не мог. Это было все равно, что на улице остановить любого человека, и спросить, почему он посмотрел в твою сторону. Звучало так же дико и странно.

Вскоре телефон зазвонил сам, и хотя номер высветился как незнакомый, Артем знал, кто это звонит. Он сильно нервничал, отвечая:

— Да.

— Здравствуй, Артем, — мягко произнес отец, словно глубокий старик уже. — Ирина Николаевна сказала, что ты хотел поговорить.

Он отчего-то называл маму так, иногда даже и обращался к ней по фамилии-отчеству, но в основном при посторонних. Артема это всегда раздражало. И он не помнил, чтобы его хоть раз назвали «сын» или хотя бы «Тёма».

— Да. Я тут, кажется, влип. Меня хотят отстранить от дела, а я его еще не закончил. Я знаю, что обычно не прошу, но тут прям беспредел какой-то. Они мне с самого начала не были рады, и я…

— Как ты себя чувствуешь? — словно не слыша его, перебил отец. И Артем осел, не ожидая такого.

— Нормально, — заверил Артем.

— Почему тебя отстраняют?

По-хорошему ведь Польского можно было понять. Расследование и так сложное, еще эти тут устроили. Артем просто пропадал несколько дней, очень важных дней после обнаружения трупа. Что, если за это время похитили бы кого-то еще? Ведь Марк сбежал, а значит убийца не успел на нем отыграться до конца. Так что, если отойти от этой ситуации и посмотреть со стороны, будучи не заинтересованным ни в делах Артема, ни в делах Польского, то скорее всего посторонний человек решил бы, что начальник прав.

Но Артему нужно было уговорить ему помочь, и он собирался сказать, что он отравился и не мог быть пару дней на работе, а что до этого вообще не он виноват, это его побили, так что вполне справедливо, что он задействует связи, чтобы вернуться. Как в каком-нибудь кино, где хорошему полицейскому еще и есть, кому помочь.

Но вместо этого Артем выговорил:

— Запил.

Отец не знал его достаточно хорошо, чтобы понять, насколько это серьезно, и не был ли Артем алкоголиком. Гликин сам не знал, почему сказал именно это. Словно издевался, но именно сейчас, в очень важный для него момент.

— Тебе очень плохо? — по голосу отца сложно было понять, сочувствует он или иронизирует. — Возможно, все верно и не стоит продолжать это расследование?

— Нет, я закончу.

Отец помолчал, Артем молчал тоже. Это была такая же тягостная тишина, которая возникала между ними дома.

— Ты знаешь, почему я отправил тебя в Нижний? — продолжил отец, и Артем разозлился — что он тут в угадайку играет? Конечно, не знает, но Гликин много чего не знал. Зачем архив, зачем Нижний, зачем Москва. Зачем спрашивает.

— Нет, и никогда не понимал, — признался Артем.

— Ты не заметил, почему именно ты нашел серию? Почему никто в городе ее не увидел, а ты из Москвы разглядел?

— Потому что им всем насрать тут было.

— Жертвы, пропавшие мальчики, они были очень похожи на твоих «друзей».

Отец так произнес «друзей», с таким явным сакральным смыслом, что у Артема похолодели кончики пальцев. Он явно все понял.

Конечно, было глупо скрывать что-то от оперативника в собственной семье. Артему тридцать пять, а он ни разу за эти годы не привел домой девушку. Даже если он не говорил прямо — вряд ли это оставалось секретом.

— Ты прав, им там плевать, — продолжал отец. — Для них это все равно, словно кто-то животных отстреливает. Они бы без контроля все на тормоза спустили и на несчастные случаи списывали. Мне хотелось, чтобы делом занялся кто-то, кто понимал бы, что там убивают людей.

Артем молчал, вспоминая отношение к жертвам, ко всей этой истории, к убийце, да и к нему, в конце концов. Странно, они очень мало общались, отец объяснил довольно косноязычно, но Артем понял. В том числе и то, что в семье уже все про него знают. Гликин спросил только:

— Ты мне поможешь?

— Да, конечно. Возможно, это дело, ради которого ты пришел работать в полицию. Знаешь, бывают такие.

***

Они закончили разговор довольно быстро после того, как Артем получил утвердительный ответ. Дальше отец спросил только практичные вещи, нужные для дела: номер отделения, фамилия начальника. Словно сам не знал.

После этого от Артема ничего уже не зависело. Да и вряд ли решилось бы день в день. Его терзало, что он по-прежнему по своей глупости не может получить доступ к информации, которая ему сейчас была очень нужна. Он же даже не вчитывался в отчет о вскрытии, только причину смерти запомнил и некоторые травмы.

К вечеру, когда рабочий день уже должен был подходить к концу, написал Кирилл. Сухо сообщил о том, что отец Марка пытался покончить с собой и теперь в больнице. Артем задумался о том, что пора прекращать жалеть себя. Насколько же сейчас сложнее его родителям…

Но переставать не получалось. Марк словно прирос к нему, и теперь, хотя Артем был тут, часть его похоронили. Возможно, ему было менее больно, но все же больно. Это чувство не давало ему отвлечься, он ничего не хотел делать. И лежать один в темноте тоже не хотел. И пить тоже.

Он включил на ноутбуке музыку из плейлиста Марка и попытался поспать. Даже получилось задремать, и в этом состоянии ему снова казалось, что Марк так же лежит на кровати рядом с ним, вслушиваясь в свою музыку. Но снова зазвонил телефон. Артем даже подумал, что это его снова приняли в отдел, но звонил опять Кирилл.

— Да, я понял! Что еще-то? — огрызнулся Артем.

— Ты так не разговаривай, — упрекнул Кирилл. — Я мог вообще не звонить, от кого бы ты тогда узнал?

— И что мне делать с этим знанием?

— Да не, я не про то уже. У тебя дела сейчас? В клубе сегодня вечер памяти. У нас такие устраивают иногда. Будут все свои. Приходи.

Артем хотел послать, хотел сказать, что ему не до того — но это было так заманчиво, еще с кем-то поговорить. С кем-то, кто тебя понимает.

— А меня туда пустят? — осторожно спросил он.

— Пустят. Я скажу, что ты со мной. Приедешь?

— Если меня на улице оставят, то ты идешь со мной, — вполголоса согласился Артем.

— Хорошо, только я пить больше не буду. До сих пор мутит и кроме минералки ничего не лезет.

Артем пошел бы сейчас куда угодно, лишь бы не оставаться снова одному. Одиночество тяготило. Ему хотелось удержать еще немного присутствие Марка в своей жизни. Похороны — болезненно, но хорошо. Он побудет с теми, кто его тоже помнил и плачет о нем. Вечер памяти — тоже замечательно. Артем не мог думать ни о чем и ни о ком другом, даже расследование для него было важно потому, что было связано с Марком и поиском убийцы. Все остальное казалось таким несущественным. Так что он даже обрадовался, что его позвали. Волновался только, что его тоже обвинят в случившемся, в том, что он был недостаточно настырен, и не пустят внутрь. Зная, что внутри прощаются с Марком, Артем бы ломился в двери и умолял сделать его причастным к этому. К счастью, проверить себя не прочность не предоставилось возможности — его впустили. Даже не потому, что он был с Кириллом. Его пропустили потому, что кому же сейчас тяжелее, чем парню Марка? Только родителям.

И Артем впервые за все время ощутил, что его статус хоть где-то признали. Что для кого-то он оказался не просто знакомым Марка или другом, а человеком, который любил его. С ним здоровались люди, которых он видел впервые. Видимо, в клубе прошел слух, кого именно приведет Кирилл, и некоторые напрямую подходили сказать, что им жаль. Артем думал о том, в курсе ли эти люди, где именно он работает, и если да, то почему не винят его в том, что он не успел. Почему вообще никто еще не поставил это в претензию. Ведь это действительно было так — он не успел.

В зале был полумрак, блики только от диско-шара под потолком, вся остальная светомузыка выключена. Музыка играла не то чтобы печальная — ровная, не танцевальная. И играла она не так громко, как обычно. Словно все собрались на день рождение. На столиках стояли электрические свечи.

— Купи мне пива, — сказал Кирилл, и Артем даже удивленно на него уставился — сам говорил, что сегодня не пьет. Кирилл словно опомнился, поправился:

— Не мне. Ты несколько дней у меня торчал, я работать не мог. К тому же, мне кажется, ты мне должен. Но, если что-то имеешь против, то я сам.

Артем не стал возражать. Подумал только про себя, что просить надо нормально, тогда и люди будут сговорчивее, но за бутылкой темного все равно отошел. Бармен как-то странно на него смотрел, вроде бы с опаской, но непонятно почему. То ли потому, что Артем в черном списке и тут, а значит возможно быть скандалу, то ли потому, что Артем ближе всех общался с Марком. Отойдя немного от барной стойки, Артем вспомнил: у него все еще был заклеен нос. Возможно, он смотрелся жутковато. Безотносительно того, кем был, кем приходился тому, с кем прощались, и где работает.

Кирилл уже с кем-то разговаривал, стоя спиной к Артему. Настолько уверенно стоя, что Артем даже подумал, вдруг его отослали специально, и когда он окликнет, Кирилл спросит, откуда Артем его знает и предложит отойти от него. Но нет, Кирилл забрал у Гликина бутылку, тут же передал ее одному из собеседников, после чего представил:

— Это Артем, он москвич.

— Парень Марка, — поправил собеседник с пивом. Этот парень казался главным в той компании, которая была с ним — еще двое помладше по бокам, которые особо не рвались принимать участие в разговоре. — Чувак, это ужасно. Говорят, его еще и убили не сразу. Это какой-то пиздец, если честно.

Артему очень хотелось спросить: «Мне надо с ним говорить?» у Кирилла, но при них он же не мог.

— Так что тебе от Виктора надо? — внезапно спросил собеседник, когда пауза затянулась.

— Ты недавно про него спрашивал, — подсказал Кирилл, но яснее не стало. — С ним был несовершеннолетний, — продолжил Кирилл негромко, чтобы за музыкой не было этого слышно. Артем тут же собрался:

— Поговорить.

— Просто поговорить?

— А что еще? — на всякий случай уточнил Артем.

— Ну, ты полицейский.

— Я же уже говорил про это, — закатил глаза Кирилл. — Ему плевать, что у нас тут происходит. Он просто хочет найти, кто Марка убил.

— И Игоря, — добавил Артем. Собеседник удивился:

— Что, и с ним тоже встречался?

— Нет, — одновременно ответили Кирилл и Артем.

— Неужели самим не страшно, уже два трупа из этого клуба. Неужели не хочется, чтобы это быстрее закончилось? — продолжил Артем. Его собеседник, не глядя на него, пожал плечами:

— Что поделать, такая страна, такие обстоятельства… Кирилл, ты же понимаешь, что с тобой больше разговаривать не будут, если с Виктором после этого что-то случится?

— Мое отношение к нему и тому, что взрослый мужик водил в клуб несовершеннолетнего — это мое отношение. Артем тут правда не за этим, — возразил Кирилл, непрошибаемый в своей уверенности. Это, похоже, и подкупило — у Артема попросили телефон и туда вписали контакт, в мессенджер. Аватаром у Виктора была картинкой с орущим котом, вместо имени тоже набор символов, который, кажется, ничего не означал. Артем поспешил спрятать телефон, словно могли передумать и стереть данный контакт, пока он отвлечется. Да и Кирилл после этого потащил его к бару, объяснил:

— За пиво извини, я ему был должен. Решил, что он будет сговорчивее так.

Они сели на свободные места у стойки, пока в зале медленно, но все же танцевали, общались. Артем только теперь заметил, что и пульт, с которого запускалась музыка, находился тоже за стойкой. То есть бармен тут был и ди-джей. Возможно, ему за это даже не доплачивали, потому что откуда у этого места лишние деньги?

Кирилл перегнулся через стойку, попросил:

— Мы же Марка провожаем. Поставишь «Стану ветром»?

Бармен кивнул, стараясь отчего-то не смотреть на Артема. Тот даже заподозрил, не было ли слабительного в проданном пиве, но вряд ли. Артем остановил пытавшегося вернуться в зал Кирилла, шепотом напомнил:

— Это вообще не то, что он любил. Он оставил мне свой плейлист. Там были песни куда более подходящие. «Весна», Наутилус, «Вороны». Действительно то, что он любил.

— Не душни, — так же шепотом ответил Кирилл. — Сейчас это, потом сам что хочешь закажешь. Сегодня не будет веселых песен.

И Артем смирился. В конце концов, каждый проживал горе по-своему. Потом он попросит включить «Весну» Дельфина, она точно была в плейлисте Марка. «Там, куда я ухожу — весна». Красиво же, не то что эта…

Но Артем слушал. Кажется, остальные даже не заметили смены музыки. Просто такой же фон, как раньше играл без слов, а теперь появился со словами. Артем продолжал думать, как это глупо, пошло, как не подходит Марку. Но даже от такой песни сейчас было плохо и больно. «Когда я умру, я стану ветром».

— Можно дальше «Вороны»? — попросил Марк, сидевший на освободившемся стуле Кирилла. Тот снова ушел с кем-то общаться, оставив Артема в одиночестве. Очень хотелось курить, но не хотелось для этого куда-то уходить. Вот раньше, по молодости, можно было курить прямо в барах, прямо за стойкой, не то, что сейчас… «Я буду снова той, кем ты дышишь, осталось ветром лишь стать». Артем привстал, потянулся к бармену. Тот, кажется, думал, что заказать какой-то напиток, а не музыку, и Артему пришло в голову, что наверное и за музыку стоит доплачивать. А сколько, он не знал, пришлось спросить.

— Да бесплатно, — возразил бармен. Артем кивнул и вернулся на место, словно передумал.

— Или «дыханье», — продолжал Марк, глядя перед собой, туда же, куда и Артем. В клубе было непривычно тихо. Кажется, даже разговоры стихли.

— Ты хочешь, чтобы меня тут же накрыло? — усмехнулся грустно Артем. — Мне и от этой фигни неприятно…

Сзади начали подпевать. Артем все еще думал, какую музыку попросить. Чтобы всех не накрыло окончательно. Громче всех орал Кирилл, конечно. «Я буду ждать лишь твоей улыбки».

Артем почувствовал себя одиноко. Хорошо, что рядом все еще сидел призрак Марка.

— Чего бы ты хотел? — спросил Гликин, не поворачиваясь. Он представлял Марка в том виде, в котором в прошлый раз видел тут, в клубе. Красивым. Марк тогда очень старался ему понравиться и оделся вроде бы в клуб, а с другой стороны для одного человека. Для него… Артем так и не сводил его в клуб в Москве. Там, да в таком виде, от Марка пришлось бы отгонять желающих познакомиться. В провинциальном клубе в этом он смотрелся именно как выделывающийся.

— «Весну», — попросил Марк легкомысленно. Артем напомнил:

— Правда хочешь, чтобы тут всех размазало?..

— Тогда давай «Призрак тебя» от романсов, — решил Марк. Он не выглядел грустным. Наоборот — словно они решили повторить то неудачное свидание, теперь оно проходило хорошо, и Артем спрашивал, что купить ему выпить. В этом действительно было что-то такое. Сравнимое с наливанием рюмки водки у памятника с фотографией, чтобы оставить там. Подарок. И Артем все равно поискал по карманам, что было из налички, протянул по прилавку. Бармен снова ждал от него заказа выпить, поэтому деньги принял, но когда Артем попросил песню — не стал возвращать.

После Максим заиграл май кемикал романс, и в зале словно бы стало еще тише. Будто бы они понимали смысл этих слов: «At the end of the world. Or the last thing I see. You are never coming home».

***

На работу Артем вышел через день — свежий, отглаженный и злой. На него не обратили внимания, словно и не выгоняли. Только Польский старался даже не смотреть в его сторону, явно злился. Артем же вежливо поздоровался с новенькими, спросил у них, что он пропустил, только чтобы завязать разговор и наладить контакты. Они показались ему растерянными, реагировали совсем не так, как Бурнаев с Гальцевым. Это для тех людей Артем был новеньким тут, только-только из архива. А теперь для новых Гликин был старшим, который уже работал над этим делом, поссорился с начальством, но вернулся в гиблую группу, задействовав связи.

Новеньких звали Михаил Сафронов и Евгений Москалев. До этой команды они были косвенно знакомы, но еще не работали вместе и все еще ощущали себя не очень уверенно. Артем помог им вернуть уверенность, потому что уже им пришлось вводить его в курс дела: ему показали карту с очерченным красным кругом, внутри которого были зачеркнуты три названия.

— Там очень много деревень рядом. И СНТ, — рассказывал Сафронов. — Так что все, что нам дало тело — это то, что он точно вывозит их за город. Даже те трупы, что были найдены в черте города, были туда подброшены.

— Есть список вопросов, которые в этих деревнях им задаете? — спросил Артем, ему с готовностью дали немного потрепанный лист с отметками. Скорее всего его и использовали. Артем быстро прошелся по списку, скорее попросил, чем приказал:

— Прибавьте вопрос, нет ли там кого-то на дорогой машине. В первый раз его видели на рендж ровере. Возможно, он сменил машину, но вряд ли взял что-то дешевле.

Новенькие с готовностью вписали. Артем нашел отчет о вскрытии, потянул его к себе, сохраняя спокойствие, хотя и чувствовал, как вспотели руки.

— А с ДНК что-то есть?

— Нет.

Это было ожидаемо. И времени прошло не так много, чтобы сличить всю базу, и если бы было что-то выявлено по ДНК, преступник уже сидел бы за решеткой, но его все еще искали. Артем открыл папку с результатами вскрытия. Он уже держал ее в руках, но тогда моральных сил не хватило, чтобы прочитать. Папка старая, с картонной обложкой. Конечно, результаты записывались у них и в электронном виде, но нужно было дублировать в печатном — потом это пойдет в суд.

У Артема зазвенело в ушах. Он понимал, что вряд ли Марка держали в комфортных условиях и только по голове гладили все время, но все же неприятно было читать все, что удалось сказать по его телу. То, чего Артем боялся, так что Марк будет сопротивляться. Убийца этого не любил и всегда одинаково с этим справлялся — у некоторых жертв не хватало пальцев. У некоторых были все на месте. Они давно заметили, что это зависело от характера жертвы. У Марка не хватало одного среднего целиком, от мизинца и безымянного были отрезаны по одной фаланге. В желудке в основном консервы обнаружили — кормил его, но как собаку. Наверняка и ключа к банкам с консервами не оставлял, ключ ведь можно было и против убийцы применить. Борозды на шее — его душили, но до конца не довели. Ожоги: от железа и химические.

Убийца все же старался особо не уродовать тела, обычно раны можно было спрятать одеждой, он только один раз сильно разбил жертве лицо. У Марка на голове ран не было, все оставалось на руках, плечах, изредка на ногах. Раны появлялись на протяжении всего срока заключения и некоторые были поджившие уже. За ними особо не ухаживали, наверняка они болели и зудели. Артем понял, что ему снова становится дурно, отложил папку и обратился:

— Думаю, нам стоит поговорить наедине?

Хотя он не обращался ни к кому конкретно, каждый в кабинете понял, кого он спрашивает. Польский стоял к нему спиной и в очередной раз мучил папку с перечнем свидетелей. Он обернулся, словно делал этим одолжение, и бросил только короткое:

— Да.

— Давайте спустимся вниз за кофе, — Артем встал из-за стола, как бы невзначай папку, которую читал, положил на свое место — хотя его и заменили, но оно все еще было свободным. Польский ничего больше не сказал и пошел вперед, из кабинета он вышел первым.

Кофе можно было купить в небольшой кофейне рядом, или на крайний случай в автомате в одном из магазинов, но за ним, кажется, никто не собирался. Польский сел на водительское место в своей машине, Артем сел на пассажирское. Было довольно серо и невзрачно на улице, под ногами снежный покров снова превращался в кашу. Артем начал первым:

— Я могу понять, почему вы попытались удалить меня в Москву. Будь я на месте начальника, я бы тоже попытался так сделать. Но это дело очень важно для меня, это мое первое дело. Отсюда я вернусь только в архив.

— Это глухое дело, — перебил Польский. — Уж лучше архив. Сколько дел ты помог бы раскрыть, сидя в архиве, за то время, что тут просто ходишь с умным видом?

— Да, понимаю, вы думаете, что делаете мне как лучше, — Артем вынужден был согласиться, хотя эти слова вызвали в нем бурю негодования. Кто-то за него решает, как будет лучше. Даже если бы у него не было личного интереса в деле — это не касалось Польского. Свое крысиное поведение еще прикрывает желанием блага. Но Артему нужно было снова втереться к нему в доверие, иначе в работе начальник после каждого же его косяка будет слать отчеты, что Артем профнепригоден и его надо убрать из группы. — Но для меня лучше закончить это дело. В архиве я и так просидел почти всю службу. Опять же, я понимаю, почему вы это сделали, и хотел бы извиниться. Этого больше не повторится.

— Я уже это слышал…

— И того больше не повторилось. Обо всем расследовании мы ставили вас в известность. Да, я дал слабину, это все же мое первое дело.

— Но ты не первый год в полиции, — напомнил Польский. Он смотрел перед собой, к Артему старался не поворачиваться.

— Да. Моя ошибка, — кивнул Гликин. — Извините. Не знаю, что на меня нашло… Почему Гальцева тоже нет в этом деле?

— У него тоже сдали нервы. Он попросил перевести его. Сказал, что это невыносимо уже. Отвратительное дело.

— Он тоже не первый год в полиции, — кивнул Артем, думая, что на Гальцева это не очень похоже.

— Да, но на других делах. Более понятных. Есть тело, есть подозреваемые. Тут же он устал копаться на месте. Понимая, что по сути перекладывает бумажки с места на место, а их все убивают, убивают и убивают.

— Что же теперь не расследовать, что ли? — фыркнул Артем. Польский в этот раз не ответил. — Его перевели обратно?

— Тебе какая разница?

— История дурацкая получается. Пришел сюда с напарником, проработал над делом. Напарник чуть не сел, сам отказался и сбежал.

— Для него вернуться обратно и для тебя не одно и то же. У него там нормальная работа была. А над этим делом себя гробить никто не обязан. Он может на этом трупе остановиться, а мы по инерции еще два года его поджидать будем, пока дело не сдадут в архив. К тебе, кстати, — Польский говорил уже теплее, хотя и все еще не поворачивался. Артем решил, что нужного результата добился, закончил:

— В общем, не выгоняйте меня, пожалуйста. Это дело важно для моей карьеры. Подводить я вас больше не собираюсь.

Он вышел из машины, и уже тогда Польский окликнул его, словно спешил, спросил, глядя в лицо Гликина:

— Тебе удалось что-то еще узнать? Хоть какие-то зацепки?

— Нет, — пожал плечами Артем. — Я отчет о вскрытии только сегодня увидел. Дальше того, что известно всем, я не продвинулся.

Артем сказал это неожиданно для себя, просто потому что ему лень было бы объяснять, откуда те крупицы информации, что он успел добыть. Тем более сейчас, когда они еще не были связаны во что-то понятное, что можно было бы предложить отделу. Просто кто-то кого-то знает, кто-то был чьим-то любовником, в городе творилась жесть, просто телефонный номер человека, от которого есть только имя. Как только все это сложится хотя бы в немного внятную картину, Артем обязательно расскажет это все команде.