Очень много сил тратилось Артемом на то, чтобы оставаться спокойным и холодным. Внутренне он говорил себе: «Это лишь твоя интуиция. Что же ты как Бурнаев, из-за совпадений готов относиться к человеку как к маньяку? Ну куда это годится? Ты его еще тоже в кабинете наручниками к батарее пристегни и пытай, пока не признается». Про себя Артем знал, что прав, но эти мысли позволяли ему держать лицо.

— Да, — согласился Артем, — если не затруднит, подвезите. Хостел в автозаводском районе.

— Так себе район, конечно, — прокомментировал Польский и пошел вперед, не оборачиваясь. Артем снова сказал себе: «Ну не убьет же он меня тут же, все видели, как он предложил меня подвезти, как я уходил с ним». Но про себя снова понял — убьет. Артем не представлял как, и как потом оправдается, но внутренне знал, что начальник вполне сможет это провернуть, да еще так, что его и не заподозрят.

— Давно пора было менять машину, — говорил Польский, не оборачиваясь. — Но с бюджетом у нас не очень. Я помогу оформить бумаги, чтобы ее уже совсем в утиль списали. Что там в этот раз сломалось?

— Кажется, тормоза, — соврал Артем. — Я не очень разбираюсь.

— И на такой дороге… Ты в аварию с ними не попал?

— Нет, — ответил Гликин. Они вышли из отделения, и он остановился, пока Польский продолжал идти вперед и о чем-то говорить. Но Артем тихо ушел в сторону. Под ногами хлюпал тающий снег, и ему казалось, что начальник слышит этот звук, но Польский пока не оборачивался. Артем не задерживался, делал все быстро, накинул капюшон. Уже стемнело. Гликин пробежал до угла здания, свернул за него, он направлялся вроде как к своей машине, а на самом деле просто в противоположную сторону от начальника. В кармане начал вибрировать телефон, но Артем не отвлекался на него. Пришлось задержаться около второго дежурного на выходе со стоянки, чтобы показать лицо, а после этого Артем выбежал в темноту и бросился влево, просто чтобы не двигаться по прямой. Там перебежал дорогу, влетел в первый попавшийся автобус, скинул второй звонок Польского. Некоторое время Артем сидел, глядя в окно автобуса.

Только сейчас Гликин понял, что город преображался к празднику. Вокруг висели гирлянды, витрины украшали бантами и пустыми красивыми коробками. В некоторых местах стояли елки, усыпанные новогодними игрушками. Праздник раздражал, но раньше Артем и вовсе не замечал его. Он задумался о том, что в Новый Год начальник точно должен проводить время с семьей, и не поедет в загородный дом. Но до Нового года было еще две недели, за это время можно замести следы. Сегодня же ехать на место Артем тоже не собирался, наверняка его там будет ждать Польский. Вот, пусть пару дней подождет. Потом уверится, что исчезновение Артема никак не связано с тем, что он смог найти, и оставит все как есть.

От Польского пришло сообщение: «Что за детский сад, Гликин?», и Артем решил, что самое время для прощальной записки. Ответил: «Простите, я так больше не могу», после этого выключил телефон, вытащил из него сим-карту. Он вышел из автобуса на следующей остановке, сломал в пальцах карту, выбросил ее в мусорку. Нашел банкомат, снова надел капюшон и, когда снимал деньги, старался прятать лицо. Пусть сомневаются, что это вообще он снимал. Карту тоже сломал и выбросил, после этого вернулся на остановку, сел в следующий подъехавший автобус и уже на нем отправился до конечной. Было тепло, насколько может быть тепло в декабре. В автобусах тоже были камеры, и Артем ехал в капюшоне, вышел где-то в промышленной зоне и оттуда еще часа два шел, ноги за это время промокли.

Артем не взял с собой документов. Было бы странно, если бы он пропал с паспортом и деньгами. Но из-за этого, не имея паспорта, в нормальном месте он не смог бы остановиться на ночь. Но он и так не мог сейчас использовать паспорт, его бы тут же отследили и все прошлое заметание следов оказалось бы зря. Артем смирился с тем, что на ближайшие пару ночей, как минимум, должен будет жить в каком-нибудь притоне для бездомных.

Сейчас его снова одолевали сомнения. Теперь уже всерьез. Что, если он ошибся насчет Польского? У него же только совпадения и догадки. Психпорстрет убийцы, на который вообще нельзя полагаться, с тем же успехом на Польского могла указать гадалка. А Артем тут такое устраивал, словно его уже убивать собирались и он чудом спасся. Он сам сказал начальнику, что машина сломалась. Любой человек после этого предложил бы подвезти. 

На наличные Артем смог купить дешевый телефон, симку для него два часа искал в центре, где их давали без паспорта с рук, но и симку добыл. Нужно было и одежду сменить, но Артему еще предстояло найти себе ночлег срочно и без паспорта, потому что если он пойдет ночевать на вокзал, то его быстро в родное отделение сдадут.

Проблем не возникло, Артем нашел себе какую-то ночлежку казенно-казарменного вида для людей, попавших в трудную жизненную ситуацию. Там было тревожно и пахло лежалыми тряпками, но обитатели вели себя тихо, с разговорами и знакомствами не лезли. Долго так продолжаться не могло, но пару дней Артем точно собирался прятаться. Он понимал, сколько людей из-за этого подвергнется стрессу, но вопрос был о его жизни.

Некоторые данные Артем отправил себе на почту, чтобы сохранить их и рассмотреть в спокойной обстановке. До работы в маньячной группе Польский занимался пригородом Нижнего Новгорода, часто выезжал туда на вызовы. В основном это были бытовые конфликты и убийства. Артем теперь, лежа на койке, отвернувшись к стене, сверял даты с выписанными. Получалось, что на пригородных трассах Польский подбирал жертв именно когда так вот выезжал. На рабочей машине. Возможно, то, что он полицейский, внушало подросткам уверенность, что с ними ничего не случится. А может быть, Польский угрожал им.

Впрочем, он обладал довольно располагающей внешностью. Хотя и был крупным и серьезным, но не пугал. Он наоборот казался понимающим, оберегающим, открытым. Артему сейчас было стыдно за то, что он на это повелся.

Все даты, в которые Польского отправляли за город, совпали с датами исчезновения жертв на трассе. Артем убрал телефон под подушку и прикрыл глаза. Марк сидел на его кровати, перекинув ноги через его, сложив руки на коленях. Ему тут не нравилось.

— Кажется, я понимаю, что случилось, — сказал ему Артем. — Все это время я ломал голову над тем, почему ты сел в чужую машину.

Марк выглядел закрытым, он не говорил с ним, только смотрел перед собой.

— Он угрожал тебе мной? — произнес Артем, и Марк спрятал голову в коленях.

Польский приметил его тогда, в участке. Вряд ли это было совпадением. Мог ли Польский знать, что они с Гликиным не просто общаются? Могло ли все это быть специально?

Казалось, что под кроватью Артема открылась черная бездна смысла, которая теперь всматривалась в него, помогая расставить по местам все случившееся. Польский мог приметить Марка в участке и заинтересоваться им безотносительно Гликина. Но в отделение полиции Марка привел как раз Артем. А еще Польский мог заметить, что у человека из Москвы, который его раздражал, появился любовный интерес, с которым было бы легко расправиться.

***

Ранним утром, в шестом часу, на посту администратора ночлежки появилось двое мужчин, которые спросили, нет ли здесь пропавшего: рост метр восемьдесят пять, волосы черные, лицо заостренное, мог представиться Артемом. Так рано утром администратор, которая и сама спала, не могла вспомнить, был ли кто-то такой вчера. Наконец сонный мозг сопоставил описание и пришедшего вечером новенького, и она кивнула, сказала только: «Койка у стены. Пожалуйста, только тише».

Они показывали ей полицейское удостоверение перед тем, как задавать вопросы, но в столь раннее утро она бы не вспомнила имен оттуда. Когда двое вошли в комнату, в которой все спали, и которая выглядела как барак начала двадцатого века для работников, люди на койках зашевелились, словно почувствовав кого-то чужого. Они не успокоились, бросив взгляд на явившихся. Наоборот, полицейские их только больше настораживали. Хотя те были без формы, но местные поняли по выправке, по надменным лицам. Практически все койки были заняты, все-таки зима, и лишь одна оказалась пустой: койка у стены. И хотя у стены их было несколько, в том числе в два яруса, что-то подсказывало, что нет именно того человека, к которому их и вели.

Артем спал, но проснулся как раз от шепота из другой комнаты, настолько чутким был сон. Когда он соскользнул с кровати — никто не проснулся, или сделали вид, что не проснулись. Выбрался в туалет и оттуда через окно на улицу. Обувался и одевался уже стоя ногами в носках на снегу. Гликин понимал, что этих людей не Польский послал, эти искали его, скорее всего, по приказу отца. Он думал о том, что надо хотя бы предупредить семью, но решил, что надежнее будет, если отец тоже станет волноваться и задействует свои связи, чтобы найти его. Возможно, он зря отмерил для себя, что должен переждать пару дней: скорее всего люди отца будут эти два дня трясти Польского, а уже потом он отправится проверять, все ли в порядке с его логовом.

Артем замерз от такого раннего пробуждения и от пары минут без верхней одежды и обуви на улице, его трясло. Он посмотрел на часы, и понял, что метро уже открыто. Можно было там доспать и согреться. Он стоял в каком-то переулке, среди мусорных баков, и успел заметить движение справа и поскрипывание снега под ногами. Было еще темно. Когда Артем резко развернулся, он увидел там, в нескольких метрах от себя, замершую фигуру человека тоже примерно метр восемьдесят, которая пыталась слиться с стоящим в переулке мусором. Артем сделал вид, что лезет в карман за телефоном, чтобы подсветить темноту, но на середине этого движения развернулся и бросился прочь, тут же услышал ускорившиеся шаги за спиной и грохот. Желательно было не привлекать внимания, но Артем пулей выскочил из переулка и бросился куда глаза глядят, надеясь, что потом сориентируемся, где он. Он понимал, что скорее всего кто-то подумал его ограбить, несмотря на то, что он вылез из ночлежки. Хотя возможно, что полицейские к своим обязанностям подошли более тщательно и оставили снаружи кого-то охранять другие выходы из ночлежки.

Если его хотели ограбить, то дальше переулка не побегут. Если это из полиции, то будут бежать, пока не устанут (это плюс еще несколько метров от переулка). Перебежав дорогу, на которой почти не было машин, Артем, не останавливаясь, обернулся. От переулка никто не бежал. Либо его хотели только ограбить, либо полицейский устал быстрее, чем рассчитывалось. Артем нырнул в другой переулок, поторопившись скрыться до того, как из дома выйдут его искать полицейские.

Пока Артем шел до метро, мимо проезжали автобусы, которые уже были полны людей. Гликин даже завидовал им немного. Ему тоже хотелось обычной жизни, в которой он утром встает на работу, вечером возвращается к семье. Рутины хотелось, и чтобы Марк был жив и ждал его дома. Ругаться с ним, возможно, иногда. Жить свою скучную жизнь, а не тащиться сейчас в метро досыпать, зная, что еще день и нужно будет идти к убийце за уликами. Где-то все-таки в этой жизни Артем свернул не туда, но не мог понять где, вроде до этого момента делал все так, как хотел.

Из-за утренней темноты, из-за недосыпа, у него было ощущение, что он не проснулся, что он в кошмаре. Убегает от каких-то теней, от полиции, скрывается и чувствует себя при этом уставшим, разбитым, замерзшим. Гликин успокаивал себя тем, что это очень скоро закончится, нужно только это время перетерпеть.

***

Он был прав, искать его отправили из-за отца, и именно эти двое полицейских, приехавшие ночью из Москвы, через день и две ночи опрашивали в отделении всю новую маньячную группу, которая так же не понимала, что происходит, и почему пропал Артем. Хуже всех выглядел уставший Польский, который как раз и видел его последним.

— Я уже показывал. Он не пошел за мной, сбежал. Я пытался до него дозвониться. Он ответил, что с него достаточно. Все. Никто его тут не трогал.

— У него ведь были проблемы на работе, совсем недавно был конфликт с сотрудником?

— Он даже заявление писать не стал.

— Возможно, вы на него давили. Он тут недавно и еще не успел освоиться. Можно ли данные того сотрудника?

— Он тут больше не работает, — напомнил Польский. — Я правда не знаю, что на него нашло. Очень похоже на прогрессирующую шизофрению. Может быть, у него мания преследования.

— Почему был конфликт с тем работником?

— Ему что-то показалось…

— Тоже какая-то мания? То есть, у вас двое уже помешались?

— Я отвечаю за расследование, а не за группу. Они оба до последнего выглядели адекватными.

— Говорят, что про Гликина в последнее время разные слухи появились.

Польский остался невозмутим, остальные в кабинете за его спиной растерянно переглянулись, словно были как-то в этом замешаны.

— Меня не касалась его ориентация, — наконец отрезал начальник.

— И вы не собирались ничего с этим делать?

— Я пытался вернуть его обратно в Москву, но мне ваша же контора мешала. Мне нужно было прямо сказать, почему ему лучше не быть здесь? Не знаю, как с этим в Москве.

— Кто-то мог желать ему смерти из-за этого?

— Вполне, — подтвердил начальник. — Но я по-прежнему за него не отвечаю дальше рабочего времени.

— Он вроде бы в рабочее время и пропал, — до этого говорил один из полицейских, в очках и с лысиной, но теперь вклинился второй, моложе, лет сорок на вид, немного обрюзгший и кудрявый. — И в вашем присутствии.

— Это случилось тут же, в отделе. Есть записи, я проверял их вчера. Он сбежал от меня.

— Почему? У вас были конфликты?

— В рабочих рамках.

— Что произошло перед тем, как он сбежал?

— Он написал, что машина сломалась. У нас не очень с бюджетом, и единственная рабочая машина, которую ему смогли выделить, это старый бобик, — продолжал Польский. — Никто не издевался специально. Просто такую машину выделили. Вчера он должен был ехать в пригород, мы обходим ближайшие к Нижнему деревни, предполагая, что убийства происходят там. Он не доехал, сломался по дороге, почти до конца смены был в ремонте. Но я видел его, он выглядел как обычно.

— Вы пытаетесь намекнуть, что он мог покончить с собой? — спросил полицейский помоложе. И тут же уставился на всех в кабинете, словно поймал их на чем-то. Присутствующие переглянулись, словно и правда об этом раньше думали.

— Он написал мне: «С меня хватит», — напомнил Польский. — А до этого он несколько дней не появлялся на работе. Гликин принял это расследование близко к сердцу. Я не исключаю, что и такое могло случиться.

— Высказывал ли он раньше такие мысли?

— Мы не общались нигде, кроме работы. Я не знаю ничего о его состоянии. Я видел, что ему нехорошо, и пытался убрать его из группы и вернуть в родной город, но мне не позволили. Возможно, тогда с ним все было бы в порядке.

— Вы не общались близко, но пытались убрать его из группы потому, что волновались за него? Довольно странное желание.

— Да вы не понимаете, что ли? — вмешался Сафронов. — Давайте уже говорить, как есть. В команде оказался пидор, предыдущий полицейский начистил ему рожу из-за этого, а начальник попытался деликатно его убрать. Так понятнее? Очевидно, что он где-то на дереве висит в лесу уже, пока вы людей отвлекаете от дел. У нас еще один такой пидор в городе, который уже сам людей убивает, вместо того, чтобы так же повеситься.

— Я бы принял эту теорию, — спокойно согласился старший, — если бы не получалось, что команда обновилась полностью. Кто-то отстранен за драку, кто-то ушел сам, а кто-то и вовсе пропал.

— Бурнаев и Гальцев были друзьями, вместе работали раньше, вместе попали в группу, — пояснил Польский. — Дело не движется с мертвой точки, Гальцев не видел смысла оставаться здесь, тем более в одной команде с Гликиным. Они тоже не очень ладили. Да и в конце концов не трое же пропали. А у Гликина были вполне понятные причины исчезнуть. Так что я не тратил бы время, продолжая искать причины тут.

— Разве группа не в шаге от того, чтобы закончить это расследование? — спросил младший уже не так уверенно. За спиной Польского посмеялись. Он ответил сам:

— Мы ездим по деревням и опрашиваем жителей, не слышали ли те чего-то подозрительного. Нет, нам еще очень далеко до завершения.

***

От всей этой нервотрепки у Польского болела голова. Это все касалось его лично. Раздражало, что подозревают его, ведь была же запись, на которой видно, что Гликин с ним не поехал. Что им еще нужно? Почему вообще так в него вцепились? Могло ли быть, что Артем еще кому-то написал перед тем, как сбежать?

Тем более, что очень быстро обнаружилось, что он пропал. В полиции Нижнего Новгорода пока и не думали чесаться по этому поводу, исходя из мысли, что погуляет и вернется, а вот из Москвы уже прибыли двое, чтобы искать Гликина. И это спустя такой короткий срок… Это все поднимало давление и нервы. Что Артем мог еще написать и кому?

Перед тем, как дойти до дома, нужно было завернуть в пункт доставки рядом. Времени на поездки по магазинам не хватало, и Леонид заказал все подарки и что-то из посуды к дому. Он советовался с женой, потому что она с дочерьми проводила больше времени, но подарки всегда покупал сам. Одним из них был кукольный дом — большая коробка, не спрячешь. Поэтому предварительно написал жене, чтобы она отвлекла детей, пока он тихонько войдет и спрячет коробки в кладовке.

Когда все это удалось провернуть — нарочно громко хлопнул дверью, чтобы сделать вид, что он только сейчас пришел. Дети тут же бросились обниматься. Иногда казалось, что они любили его больше, встречая каждый раз с такой искренней радостью.

Маргарита с порога заметила, что что-то опять не так, но с разговорами не приставала, пока не уложили детей. Они сидели на кухне при свете настольной лампы, Польский читал новости с телефона, она листала инстаграмм, наконец отложила его и с участием спросила:

— Артема не нашли?

— Лучше пусть не возвращается, — не отводя взгляд от экрана, проворчал Польский. — Подставил всех. Люди из Москвы приехали, бегают, суетятся. Пока так разговаривают, скоро начнут утверждать, что это мы его всем отделом убили.

— Ух ты. Так скоро приехали?

— Ты смеешься, что ли? — шепотом возмутился Польский. — Они теперь нормально работать не дадут! Постоянно будут в рот заглядывать! Они чуть ли не нас подозревают в том, что мы его убили и закопали.

— Очень жаль, что его родители не замечали, что у сына проблемы, — покачала головой Маргарита. — Мне хватило всего одного разговора, чтобы понять, что этому человеку нужна помощь. Я предлагала ее. Не замыкаться в себе, писать, звонить мне. Ты думаешь, он правда убил себя?

— Я не знаю.

— Нормальный человек все равно бы так не поступил. Мне очень жаль, что это происходит. Нельзя как-то поговорить с его отцом, объяснить ему ситуацию? В конце концов, пока эти полицейские будут вас отвлекать, может пострадать еще кто-то.

— Не думаю.

За окном уже давно стемнело, но из-за снега было видно всю улицу. Они жили на третьем этаже, кухня небольшая, с таким же небольшим окошком, зато с широким подоконником. Раньше на нем была посуда, теперь в основном детские игрушки. Польский смотрел то ли на них, то ли в окно на машину.

— Он никогда не убивал в праздники, — продолжал Польский. — Возможно, у него тоже есть семья.

— Ой, это печально, — покачала головой Маргарита, словно правда жалела. — Значит, не получится, что ты уедешь посреди праздника?

— Скажу, что в глуши, и добираться мне далеко. В конце концов, раз в год могут и без меня обойтись. Все хорошо будет.

В комнате детей было тихо, телевизор не включали, да и говорить старились шепотом. Из-за этого было так спокойно, словно завтра выходной, словно ничего не происходило.

— Я завтра встану пораньше, — продолжал Польский. — Скажу на работе, что поехал по делу, заеду на дачу.

— Что там делать зимой? Ты в минус двадцать строить собрался? — возмутилась, но как-то невсерьез, Маргарита. Польский отрицательно покачал головой:

— Проверю, не растащили ли кирпич и все ли там в порядке.

— Мы ее шесть лет назад купили, чтобы детей туда возить. Они вырастут, пока ты строишь.

— Шесть лет это еще недолго, — возразил Леонид.

— Что там готово уже? Ты же постоянно там пропадаешь. Сколько еще она строиться будет?

— Года три точно.

— Я же говорила, давай наймем кого-нибудь. Тебе не пришлось бы после работы еще туда ездить.

— Как же посадить дерево, построить дом? — Польский скорее шутил. — Я пойду спать. Устал сегодня. Завтра надо встать пораньше. Ты еще не идешь?

— Нет, у меня остались дела, — отказалась Маргарита, забирая с подоконника ноутбук и включая чайник. Уже когда муж вышел из кухни, добавила: — Осторожнее завтра.

Польский очень сильно нервничал. Он проснулся в шестом часу утра, потому что и всю ночь спал беспокойно, постоянно просыпался, ему что-то казалось: то какие-то люди в его спальне, то ночной звонок в дверь. Он проснулся и когда рядом легла спать жена. Проснулся и когда с крыши упало что-то. Было ужасно неприятно ощущать себя так.

Но это волнение было временным. Как перед экзаменом. Закончить дело, и потом можно будет не волноваться.

Жена еще спала, девочкам тоже еще рано было вставать, и Польский постарался не шуметь, даже кофе пить не стал, чтобы не будить их лишний раз звуками с кухни. Тихо оделся, тихо вышел, старался и дверь запереть тихо.

На улице шел мелкий сухой неприятный снег, но еще противнее становилось, когда поднимался ветер, и этот снег бросало в лицо. Машину за ночь успело немного занести, и еще какое-то время Польский потратил на то, чтобы разгрести ее от снега. К счастью, нападало не так много. Вообще улица была по-праздничному красивая, и монотонная привычная работа немного успокоила его. Даже показалось, что он зря переживает, и стоит вернуться домой, в кровать, проспать до будильника и ехать на работу.

Несмотря на ранний час, машины на дорогах были, но ехали в основном в сторону города. Те, что ехали из него, отправились дальше по трассе, и только Польский свернул на дорогу, где было намного меньше фонарей, чем на трассе, и вообще казалось, что она ведет куда-то вглубь леса. Кажется, впервые за все время ему стало немного страшно от этого. Один, в темноте. И правда стоило остаться в кровати. Стало лень вообще куда-то ехать, необходимость доделать дела тянула вниз, и Польский старался думать о том моменте, когда со всем закончит, сможет успокоиться. Вечером после работы вернется домой, может даже ляжет пораньше, чтобы выспаться, и встанет собираться на работу уже с семьей.

В деревне не горело ни одного фонаря, хотя они были. Возможно, руководство считало, что в это время уже должно быть светло, а может экономило электричество. Дорогу к дому завалило снегом, и Польскому сейчас было не до того, чтобы его разгребать. Дом стоял в стороне от деревни. С одного края, на котором планировался задний двор и сад, был повернут к лесу. В домах вокруг свет не горел, они выглядели заброшенными. Первое, что поставил Польский, купив это место, это большой двухметровый железный забор. Он выглядел сейчас даже серьезнее, чем небольшой дом внутри. От дома была готова кирпичная белая коробка, крыша, гараж и железная дверь. Со стороны здание выглядело недостроенным и необжитым, по сути так и было: первый и второй этажи, а так же чердак, представляли из себя пустые коробки с дырками окон, в которых кроме стен ничего не было, даже проводки. Казалось, сюда еще не успели провести ни электричество, ни воду.

Польский осмотрелся, не было ли кого поблизости, так же осмотрел снег вокруг. Хорошо, что зима, можно было убедиться, что никто не подходил к дому. Открыл ворота и загнал машину внутрь. Да, со стороны будут видны следы шин, но хотя бы его машину тут никто не заметит. Как человек у самой цели, Польский спешил.

В доме почти не было коммуникаций, но только почти. Второе, что построил Польский, было подвальным помещением, по размерам равным дому над ним. И вот туда были проведены свет, вода, даже утеплены стены и была попытка сделать подвал чуть более теплым. Но там все равно зимой было ужасно промозгло, тем более сейчас Польский не включал там обогревателей и, когда спустился, изо рта вырывались облачка пара. Свет в подвале был тусклый, да и обстановка мрачная: голые стены, низкий потолок, обитый деревом, в качестве света лампочка на проводе. Впрочем, Польский и не старался, чтобы тут было уютно. Ему нужно было место без окон, с хорошей звукоизоляцией и крепкой дверью, которая запиралась бы только снаружи. Маргарита была тут один раз, когда дом только купили и вокруг поставили высокий забор, а больше ее сюда не тянуло, ей казалось, что делать тут нечего. И что муж уезжает заниматься ремонтными работами, смотреть за строительными бригадами и просто проверять, не влезли ли в их недостроенный дом. Она никогда не видела этого подвала.

Он выглядел довольно обжито, как гараж без машины или какая-то подсобка: старая металлическая кровать в углу, старый шкаф, покосившийся, словно с помойки. Стол, на котором стояла электрическая плитка, черная от копоти, куча одежды. Пол тут, само собой, был ледяной. В углу рядом с кроватью обогреватель и на выступе молчащее сейчас радио. До этого Польский как не нервничал, а вел себя спокойно и не спешил. Тут же засуетился, словно школьник перед приездом родителей. Он стал собирать в старую картонную пыльную коробку вещи из подвала: кофту, два выключенных телефона, постельное белье с кровати. Вспоминал, что еще может его выдать, и ему уже казалось: все, абсолютно все тут может сказать против него, если будут всерьез копать. Если тут ничего не найдут, то не будет повода ковырять подвал, но если он что-то забыл, или какой-то подозрительный кроссовок на ногу тридцать седьмого размера, когда у Польского сорок четвертый, завалился куда-то в угол, в старые тряпки, то подвал начнут ковырять, и тогда непонятно, что могут найти. Последний парень тут каждый угол облазил в отсутствии Польского, все перекопал. Мало ли, на шершавых кирпичах осталось его ДНК. Мало ли на обогревателе. И Польский пришел к выводу, что надо выжечь тут все. Отдельно сжечь оставленные себе на память вещи и отдельно сам подвал. При том, что стены кирпичные, сгорит только потолок и вещи, потом все это можно вытащить и выбросить, сделать снова небольшой ремонт и словно и не было ничего. Ищите сколько хотите.

Артем все спутал. Польский даже не подумал бы что-то делать с подвалом, если бы не исчезновение Гликина. Он сам поставил себе в графике поездок эту деревню, сам сюда съездил и со слов местных записал, что тут ничего подозрительного не происходит. Он был в безопасности. Но из-за того, что у него был конфликт с Гликиным, и из-за того, что тот сын не последнего человека, Польского начнут разрабатывать как возможного преступника. Тогда проверят и его собственность, и этот подвал. Было бы очень глупо попасться вот так, не из-за подозрений в совершенных убийствах, а из-за какого-то идиота, у которого что-то переклинило в голове.

Польский думал убрать его, но позже. Изначально — вернув в Москву, это не получилось, Гликин зацепился слишком сильно за свое место. Позже — слухами в отделении. Дальше по ситуации, либо Гликин бы сам уехал, либо несчастный случай, либо самоубийство, что неудивительно при таком давлении. С Гальцевым хорошо получилось, он поверил, что за убийствами стоит не одиночка, а сеть, и что свидетелей они профессионально и незаметно убирают, и если Гальцев будет дальше под Демина копать, а про того было известно, кому он несовершеннолетних поставлял, то и Гальцев тоже как-нибудь незаметно исчезнет. С Бурнаевым тоже получилось просто, хотя Леонид и ждал, что тот и Артема выведет хотя бы на время из дела.

Но Гликин постоянно лез под руку, крутился вокруг, еще и раздражал тем, что действовал самостоятельно, не позволяя себя контролировать. Повезло, что он копал не в том месте. Но именно из-за личной заинтересованности в деле Польский и хотел убрать москвича.

Он внезапно замер посреди комнаты. Напротив входа, слева от кровати, было заколоченное подвальное окно, под ним узкий столик для инструментов, куда Польский обычно их выкладывал, словно ремонтировать что-то собирался. Сейчас, когда в подвале не было заперто никого, инструменты лежали аккуратно на столе, в ряд на расстоянии нескольких сантиметров друг от друга. Между двумя из них расстояние было больше, словно там лежал еще один, которого сейчас не было на месте. Да и в целом Польский стал понимать, что инструментов на столе на один меньше, но пока не мог сообразить, что конкретно пропало. Пришло осознание — он не один тут. Кто-то еще в его подвале, причем достаточно давно, чтобы выпавший снег замел следы. И в этой комнате было только одно место, где можно было надежно спрятаться — шкаф. Польский опомнился, что это достаточно подозрительно, что он замер и задумался о чем-то, хотя до этого едва ли не бегал по подвалу. Еще и голову к шкафу повернул, пытаясь понять: это просто бомж, которого можно убрать без последствий для себя, или кто-то забрался сюда уже в поисках Гликина? Леониду не было страшно, он швырнул на пол коробку, и одновременно с этим открылась дверца шкафа. Польский резко ушел влево вздернул руку, и этого хватило, чтобы разбить единственную лампочку тут. Раздался оглушительный выстрел, который окончательно убедил Польского, что он знает, кто сюда явился. Он почти бесшумно бросился вперед, нашел в темноте человека и вцепился в него, в горло, одновременно огрел в живот коленом, чтобы пришедший не мог вдохнуть. Снова выстрел, в ушах и после прошлого звенело, и этот кажется пришелся по касательной, потому что больно обожгло бок. Польский все так же, ориентируясь в темноте, несколько раз ударил пойманного об стену, не заботясь особо о том, что так мог и голову ему разбить. Скорее наоборот, добиваясь этого. И человек обмяк, больше не сопротивлялся. Польский стоял над ним согнувшись и тяжело дыша. Ощущалось жгуче, приятно, словно он сам очередную жертву сюда заманил. Но в этот раз иначе, в этот раз серьезный противник. Леонид проверил дыхание и пульс, человек еще был жив. Подсветил телефоном и не сразу узнал — в эти дни Артем не брился, и у него успела отрасти щетина, изменившая его лицо.