У Недзуми в этом дворце было намного больше свободы, чем у Шиона. Бывшему актеру разрешалось ходить где угодно, гулять, где захочет, и даже валить на все четыре стороны и не возвращаться уже, а бывший принц практически не покидал отведенной ему комнаты, постоянно находясь под наблюдением. Недзуми нельзя было только пересекаться или как-либо намекать принцу о своем присутствии. Шион был его цепью. Недзуми мог ходить кругами, но никогда бы далеко не ушел, осматриваясь, боясь того, что в любую секунду могут нагрянуть другие преследователи, которым отдан приказ об устранении принца. Но что-то подсказывало Недзуми, что правители и в самом деле договорились, утрясли этот вопрос, и, раз нежеланный сын короля заточен в четырех стенах и должен совершить угодный государству брак (о его полезности, впрочем, Недзуми не знал точно), то монарх успокоится и переключится на дела более важные, вроде захворавшей накануне любимой гончей.

Не нужно было видеть Шиона, чтобы знать, что он держится молодцом и наверняка чувствует присутствие. А впрочем, если и считает себя всеми покинутым и брошенным – какая разница? Тогда Недзуми просто однажды появится на пороге его комнаты, протянет руку и скажет: «Бежим со мной, ваша светлость?», и принц вот прямо непременно бросится ему на шею, сглатывая слезы благодарности. В последнее верилось с трудом, слишком хорошо Недзуми за последнее время узнал этого парня. 

В ту массу освободившегося времени актер читал, гулял и, что он любил больше всего, доставал герцогиню.

Сафу наведывалась к своему пленнику чуть ли не каждый день, обязательно проводила с ним обед или ужин, в зависимости от занятости, и, конечно, злилась, хотя и не подавала виду. Недзуми был менее сдержан, и при их встречах его распирало от осознания, что принц выбрал уже его. По-другому и быть не могло.

- У нас с ним слишком много общего, - в вечернем саду в беседке объяснял Недзуми герцогине, сидя на краешке. – Вам этого не перекрыть. Да и никому, пожалуй… Если для ответного чувства нужно было бы как-то определенно выглядеть или пахнуть, это было бы слишком просто. Для ответного чувства нужно было подыхать на пороге его комнаты и быть им спасенным. А может, вытащить его из сырой камеры на кануне казни… Или узнав, что он отравлен, провести ночь у его постели, пока он бредит. Чтобы ему было за кого ухватиться, выплывая в реальность. Согласитесь, это совсем другое, чем держать взаперти и одеваться в красивые тряпки. Ведь дело даже не в том, что я – мужчина, а вы – женщина. И не в происхождении.

Здесь Недзуми кормили, одевали, предоставили комнату для отдыха и сна, но все же он не мог успокоиться – их преследователи наверняка уже знали, что они здесь. Нужно быть рядом с Шионом, по возможности еще ближе, да и вовсе увезти отсюда, пока в замок не нагрянули внезапные наемники или принц просто не поскользнулся случайно как-то темной ночью, утонув во рве у замка. Но Сафу, видимо, тоже за это волновалась, потому что для потенциального беглеца охраны было многовато.

- Тогда кто же ты, чтобы так привлекать особу королевских кровей своей персоной? – устало, как показалось актеру, спросила герцогиня. Недзуми усмехнулся, принял нужную позу, рассказывая будто бы и не ей, а цветам в саду, замерше глядящим на него:

- Я находился в толпе людей темного происхождения, и ради одного только пропитания мне пришлось выказать такую осведомленность и такую находчивость, каких в течение века не потребовалось для управления Испанией. А вы еще хотите со мной тягаться... Неизвестно чей сын, украденный разбойниками, воспитанный в их понятиях, я вдруг почувствовал к ним отвращение и решил идти честным путем, и всюду меня оттесняли! Я изучил химию, фармацевтику, хирургию, и, несмотря на покровительство вельможи, мне с трудом удалось получить место ветеринара. В конце концов мне надоело мучить больных животных, и я увлекся занятием противоположным: очертя голову устремился к театру. Лучше бы уж я повесил себе камень на шею. Я состряпал комедию из гаремной жизни. Я полагал, что, будучи драматургом испанским, я…

- Не утруждайтесь, я помню монолог Фигаро так же хорошо, как и вы.

- И что же, моя игра герцогине не по душе? 

- У вас с Фигаро не так много общего, как вы думаете. И что же, по-вашему получается, что принц – ваша невеста, а я – злой король, соблазняющий вашу невесту? 

- Вы сами сказали, что у меня с Фигаро не так много общего. 

- О, да, вы предпочли бы играть Гамлета. Или, может, Ромео под балконом моего жениха?

Недзуми снова улыбнулся, процитировал, но уже как-то грустно:

- "Стань у окна, убей луну соседством; она и так от зависти больна, что ты ее затмила белизною".

- Ах, не надо этого, - отмахнулась веером Сафу, отвернувшись. – Что вы знаете о Шионе, чтобы утверждать, что я не достойна или он навсегда ваш? Вы четыре года назад появились и исчезли, а он с этим жил. Да, конечно, может, вам пришлось скрываться, вам было тоже не сладко, но и я спасла принца, хотя, конечно, не так пафосно и героически как вы.

- Заперев его в своем замке?

- Да нет же, - Сафу рассердилась было, но тут же успокоилась, перевела дух. – Его выпустили потому, что я упросила отца обвенчать нас. Возможно, я тоже полюбила его именно после того, как он прошел все это, отстаивая ваш побег, а может…

- Прошел что? – Недзуми насторожился, совершенно забыл о пафосе, позерстве. Да что там – сейчас он готов был бежать к Шиону и, тряся его за грудки, спрашивать, что он там прошел и почему ни словом об этом не обмолвился.

- Я же говорю. Появились и исчезли. И вернулись через четыре года, чтобы героически вывести его из-под стражи.

- Принцесса, - с нажимом окликнул Недзуми, хотя почтения в его голосе уже не было. – Если вы не ответите на вопрос, клянусь, я вас ударю. 

Герцогиня вздохнула, но увиливать не стала, ведь в конце концов, этот мальчик думал, что знает достаточно, совсем не думая о том, что не знает ничего. Нужно было тщательно подбирать слова, чтобы дать понять, что у нее-то как раз с Шионом намного больше общего. 

- С чего бы начать… Он не наследный и далеко не любимый принц. Как только выяснилось, что преступника он спрятал в своей комнате, отец запер его. Не в комнате и не в своих подвалах, а в одной из камер. Думаю, он поседел, потому что слышал все, что происходило в этом жутком месте – слышал крики избиваемых, пытаемых, умирающих. Слышал и ничем помочь им не мог.

Мурашки поползли по спине к загривку, Недзуми молча зябко повел плечами. Ему представился Шион – его спаситель, его свет, побледневший мальчика, сидящий на соломенном тюфяке, а то и голом полу, зажимающий уши, чтобы не слышать, и все-таки слушавший. Недзуми был не прав – кажется, голодать Шиону было не впервой. 

- Увы, я не умею делать таких красивых жестов. Я просто упросила пообещать мне его в мужья, чтобы его наконец выпустили из подвалов. Но я-то считаю себя виноватой, потому что не успела спасти его до того, как он поседел. Но ты ведь пришел бы через четыре года, как ни в чем ни бывало, спасителем. 

- Сколько он провел в подвалах?

- Почти три месяца. 

Недзуми все еще чувствовал себя так, будто его живьем вскрывают. Он уже не мог ни насмехаться, ни парировать. Глухо и серьезно спросил:

- Вы же понимаете, что его и здесь найдут. Вывернут все несчастным случаем. Им его кровь нужна, вся до капли, потому что кровь у него королевская, - от волнения сравнение получилось куцым, глупым. 

- Я стараюсь снова уговорить его отца. Но… Я бы тоже не надеялась на чудо.

- Тогда на что вы надеетесь? Почему не отпустите его просто? Чтобы он затерялся.

- Они его везде найдут. Мы оба это знаем. И здесь тоже… Но у меня есть и другой план, не подразумевающий под собой женитьбу. Так, чтобы вам жилось долго и счастливо. Как знать, может, поэтому я до сих пор не выгнала вас, Недзуми.

Если раньше пребывание в замке было более-менее комфортным за исключением паранойи, что за принцем с минуты на минуту явятся, то теперь Недзуми не находил себе места. Он должен был сейчас увидеть Шиона, распросить его. Конечно, всегда под рукой был призрачный Инукаши, который мог передать его высочеству записку, проскользнув мимо охраны, но что в ней напишешь? Недзуми и сам не знал, что хочет сказать, о чем спросить, ударить за то, что промолчал, или в ногах его валяться за то, что не взвалил этого груза на плечи Недзуми, терпел все это время нападки и ни разу даже взглядом не упрекнул, что «Я страдал из-за тебя, где твоя благодарность?». 

Но конечно, это ведь Шион, наш многострадальный ангел, невинный, как весь сонм святых, а все вокруг неблагодарные и испорченные и пытаются его то убить, то трахнуть. И Недзуми снова начинал злиться на принца. 

Шиону не привыкать было к клеткам, но сейчас это казалось особенным издевательством. Никто не мог дать ему ощущения свободы, утерянного еще в глубоком детстве. В замке отца он был узником, какое-то время в самом прямом смысле этого слова. Недзуми, который наверняка считал, что подарил ему свободу, продолжал преследовать по пятам, следить за каждым шагом и учить самому распознавать и быть всегда начеку. И теперь – заперли, закрыли окно плотными шторами, словно певчей птице. В сад выходить нельзя, комнату покидать только под надзором, за каждым углом убийцы. А Шиону уже казалось, что лучше бы он прожил пару-тройку часов без оглядки, свободным, чем остаток жизни находился под чьим-то приглядом.

- Вы читали Уайльда, ваше высочество? – спросила молчавшая до сих пор герцогиня.

- Смотря что, - Шион отошел от плотных занавесок. В комнате по сути из полезных вещей были только кровать и стол. Кровать смущала, но не пугала, просто мало ли что подумают о Сафу слуги.

- Сказки.

- Возможно, - кивнул Шион. В детстве они и в самом деле подружились с Сафу, хотя и не могли играть как настоящие крестьянские дети, чего принцу очень не хватало, но маленькая герцогиня была для него единственным теплым существом во дворце, возможно, поэтому Шион ей прощал все. 

- Как вы думаете, почему любовь соловья породила чудо, а любовь человека оказалась пустышкой? 

Шион нахмурился, отрицательно помотал головой. Конечно, он помнил сказку и имел на ее счет свое мнение, но Сафу хотела сказать что-то сама и могла передумать, если он предложил свой вариант. 

- Не потому ли, что соловей погиб за любовь? Как ты думаешь, во что превратится твоя любовь лет через десять? 

- Боюсь, что такой роскоши, как десять лет у меня нет, - теория принца не порадовала. – Вы толкуете о любви, о защите, о сказках. Давайте и мне сказать. Сколько себя помню, мне просто хотелось жить, как я хочу. Я даже ребенком не мечтал о роскоши. Но и нам с матерью не приходилось голодать. Знаете, это так странно, что голод я испытал только узнав о своем происхождении и попав в замок. Я в детстве тоже читал сказку, ее все знают. О поменявшемся местами принце и нищем. Так вот я чувствовал себя тем самым нищим, да только не было того принца, чтобы поменяться с ним снова, а я так хотел этого… Я думал: «Вот было бы здорово, если бы меня просто оставили в покое, дали так же веселиться, как раньше». И эта мечта меня никогда не покидала. В детстве я сказал себе, что я попал в эту клетку, чтобы спасти Недзуми, ведь без меня бы его поймали. Я всегда хотел сбежать, и когда это наконец удалось, зачем вы снова сажаете меня в клетку? Пусть не полностью свободным, пусть боясь погони, но я бы и так прожил. Пусть недолго, но свободно. 

Сафу слушала хмурясь, смотрела прямо, вряд ли собиралась оправдываться – характер у нее был чуть ли не тверже характера самого Шиона, иначе принц бы тут все еще не сидел. 

- Я не могу бездействовать, - отрицательно покачала головой герцогиня. – Но эта, как вы выразились «Клетка» - она не навсегда. Я тоже хочу, чтобы вы были свободны, не важно с кем. Да нет, я даже понимаю, что не со мной, и знаю, с кем. Но я и это могу простить. Для меня важна твоя жизнь, Шион. 

- Мы уже на «ты»? 

- Ты же, кажется, хотел, чтобы к тебе относились как к сыну кухарки.

- И когда мне придется подавать на стол или пасти свиней?

- Ну конечно, тебя же только выпусти, уже и след простыл.

- Тогда зачем вы продолжаете держать меня здесь? Может, просто посвятите в свои планы?

- Тогда ты не позволишь их выполнить.

В дверь деликатно постучали, вошел слуга, с поклоном произнес:

- К вам прибыли гости, требуют аудиенцию.

Свое волнение Сафу выдала только неловким поворотом головы, на Шиона не взглянула, и у того все внутри похолодело, он дернулся, поймал атласный подол платья герцогини, попросил:

- Прогоните их. У меня плохое предчувствие.

Предчувствие это, впрочем, как раз не из воздуха бралось, а основывалось именно на странном поведении Сафу. Та, подтверждая это, снова не взглянула на принца, чуть повернула голову, словно прислушиваясь, улыбнулась, хотя и знала, что этой улыбки не увидят, выдернув подол бросила:

- Значит, моя задумка сбывается. 

- Что сбывается?! – Шион вскочил с дивана, хотел снова задержать, но оказавшийся рядом слуга удержал, усадил на место, пока Сафу не исчезла в дверях. После чего Шиона снова заперли, не оставив свечей, несмотря на надвигающийся вечер. 

Он не мог сидеть без дела. Это пришли за ним. Точно за ним. Значит, его убьют. А сначала убьют Сафу, потому что она будет настаивать на том, что Шион – ее законный жених, а то и вовсе уже супруг, то есть часть ее семьи и что-либо сделать ему теперь никто не посмеет. Но Шион-то понимал, что пришедших это не остановит. Но на окнах решетки, дверь крепкая, и за нею два охранника, они всегда там, и даже свечей нет, чтобы устроить пожар.

И всегда такой тихий, словно бы спящий замок ожил. Наполнился громкими голосами, в нем передвигались быстрее и громче обычного люди, гремели блюда. Может, готовили большой ужин, а может…

Скрипнула дверь, впустив в комнату звуки, и Шион понял, что шум этот опасный, тревожный, но опешил, пряча за спину железный кубок со стола, надеясь на него так, словно он был шпагой. Но в дверях, держа в руках подсвечник, стоял Недзуми. Убедился, что принц его узнал, задул свечки, откинул, перехватил Шиона за руку, потащил куда-то в темноту замка. Принц спотыкался, старался не отставать, в груди ошалело бухало сердце. Наверное, еще утром казалось, что Недзуми он встретит по-другому. Может быть, даже сделал бы вид, что удивлен его появлению в замке и не чувствовал, что тот все это время был здесь, но сейчас слишком много всего происходило вокруг, и Шион не мог понять, что именно он чувствует и в каких из этих чувств повинен вернувшийся актер, а в каких герцогиня с ее мрачным планом.

- Сафу… - произнес принц негромко. 

- Молчи. И так топаешь и сопишь за семерых. 

Гул развороченного осиного гнезда оставался позади, они спускались куда-то вниз, и к прочим страхам прибавился страх оступиться. 

- Но Сафу… Почему мы не остались ей помочь? Или, она уже?..

Недзуми развернулся так резко, что Шиону вдруг показалось – ударит, но вместо этого принц почувствовал влажное прикосновение к губам – мягкое, словно успокаивающее. Настолько заботливое, что на секунду даже засомневался, а Недзуми ли это, и не ошибся ли он в неровном свете тогда, в спальне. Но знакомый голос из этой же темноты шепнул:

- Ей не помочь. Вернешься – потеряешь и меня, потому что я пойду за тобой. А ей – не помочь. Я не вру.

Шион вдруг понял, что ему напомнила прямая фигура герцогини, ее жесты, ее нежелание смотреть на него после того, как объявили о приезде гостей. Напомнило знать, идущую на эшафот. Старавшуюся сохранять свое достоинство, но как никто другой знающую, что уже поздно жить. Его затрясло так, что дрожь пробилась даже в голос, чуть заикавшийся от этого:

- Нет. 

- Ты мне не веришь?

- Я… Зачем? 

- Что? Что, Шион? Хочешь сказать, я ее убил?! – вот и снова возвращался прежний грубый Недзуми, и даже хватка на плечах стала сильнее, стиснув до боли.

- Нет… Я не понимаю, Недзуми. Зачем? Что это решит?.. 

Бывший актер снова перехватил его руку, потащил куда-то в глубь, по гулким коридорам, пахнущим сырой землей, говорил тихо, но здесь, в тишине, было слышно каждое слово.

Сафу держала в замке их обоих. Именно она сообщила Недзуми о том, что вскоре случится, именно она подсказала, как бежать. С остальным Недзуми помогла интуиция и долгие разговоры с Сафу вечерами. Герцогиня была племянницей другого короля. Шион – ее жених, она распространила слухи о том, что свадьба почти состоялась. Отец Шиона не мог бы этого допустить, а его шавки вряд ли хорошо разбираются в политике. И даже если отдан приказ не трогать саму Сафу – она подставится под удар. Главное, чтобы Шион смог именно сегодня сбежать из замка, именно сейчас, а дальше он будет под защитой, и его отец не решится продолжать портить отношения с другим государством, пытаясь убить его по какому-то незначительному проступку. Вот она, обещанная свобода, и принц сможет жить, как захочет. И вот к чему был чертов соловей, чья песня и кровь к утру превратились в прекрасную розу, в итоге так никому и не ставшую нужной. Сафу вряд ли верила в чужую искреннюю любовь, в серьезность Недзуми, но она хотела, чтобы принц жил. Пускай он не любит ее – умереть для него значит высшее в этом мире. Потому что если это длится уже пять лет, значит, как решила маленькая шестнадцатилетняя герцогиня, это насовсем, навсегда, и избавиться от этого можно только так – спасая принца.

- Да, устроила тут страсти почище Шекспировских, - почти с завистью произнес Недзуми. Но он никак не мог умалить этого поступка, слышал, как пытается как можно тише за его спиной всхлипывать Шион, и делал вид, что не замечает этого. Конечно, если бы она жила и продолжала держать его в клетке, или если бы отпустила на все четыре стороны – Шион и продолжал бы относиться к ней как: «Ах, это вы герцогиня? Снова пришли обсудить Уайльда?». Теперь же она навсегда вколотила свой образ острой иголкой под сердце принца. Так, дай боже, даже самой вечной любви там засесть, чем этой боли. 

Шион молчал. Он не мог оскорблять чувств Недзуми своей болью за погибшую за него девушку, не мог вслух или жестом выказать отношения к такому поступку, но все больше спотыкался. 

Договорив все это скороговоркой, Недзуми замолчал, словно боясь выдать их погоне, хотя и знал, что тут их уже вряд ли поймают, а если и будут ловить, то только у выхода из подземного хода.

Вокруг по-прежнему было темно, сыро, пахло землей так, что Шиону уже казалось, что они в свежей могиле, и быстро приближаются к самым вратам ада. 

И не паниковал он только потому, что не помнил, чтобы их убивали.