Шиону уже давно казалось, что плутать им до скончания веков по темным, сыростью пропахшим коридорам, успел смириться и к выходу особо не стремился, и даже не сразу понял, что что-то изменилось и кругом стало чуть светлее.
Когда принц опомнился окончательно, понял, что они идут по дну оврага в лесу, вокруг ночь, под ногами все так же хлюпает грязь. Недзуми упрямо шел вперед, он-то как раз торопился все еще сбежать, скрыться, хотя они и должны были уже достаточно далеко удалиться от замка.
Шион молчал, снова смотрел только под ноги, руку освободил, показывая, что может идти сам, и Недзуми даже не стал оборачиваться, чтобы удостовериться, что с ним все в порядке. Для начала следовало выбраться из леса, по возможности живыми. Чуткий слух Недзуми улавливал, что здесь неспокойно, животные потревожены, и кругом – непривычная тишина. Бывший актер чувствовал, как сжимается круг охотников так, будто это была затягивающаяся на шее петля.
Шион давно уже перешел в состояние апатии, не испытывая страха, шел за Недзуми и ни о чем не думал, полностью доверившись, и именно поэтому запаниковал, когда его проводник вдруг остановился, обернулся, обхватил его за плечи, шепотом заговорил у самого лица:
- Они ищут, смыкают круги. Нас поймают, если будем двигаться так и дальше. Понимаешь?.. Иди вперед, по этому оврагу. Вперед. Я уведу их. Слышишь? Выходи из леса и уходи дальше, я найду тебя через день-два. Твою мать, да реагируй ты как-нибудь!
Слова доходили с трудом, падая в опустевший колодец сознания принца, отдаваясь гулким эхом, метались там в пустоте и вызвали бурю. Шион в ответ вцепился больно, до синяков, в руки Недзуми, совершенно не таясь, хриплым голосом произнес:
- Нет. Не хочу. Ты тоже умирать идешь. Я того не стою, Недзуми, ни твоей, ни ее смерти. Не хочу, останься со мной.
- Идиот! Тише! Я наоборот нас спасти хочу! Я более ловкий, а ты будешь только мешаться! Не надо мне тут истерик, Шион, делай, как я говорю, и через пару дней встретимся!
- Ты врешь! Врешь! Как ты найдешь меня через пару дней, по следам, что ли? Ты собака, что ли?!
Недзуми дал пощечину наотмашь, больше потому, что криком Шион мог привлечь преследователей, чем из-за того, что принц говорил слишком похожие на правду слова.
- Я найду тебя. А если не найду – не маленький, попробуй, как я, пожить самостоятельно.
- Недзуми! – принц попытался снова схватить, но перед ним уже никого не было, пальцы зачерпнули ночной темноты, его спутник удалился беззвучно, и глупо было бы бросаться искать или стоять на месте, выкрикивая его имя.
Кошмар начался теперь. Шион брел в темноте, постоянно спотыкаясь, будто с исчезновением Недзуми перестал совсем разбирать дорогу, несколько раз упал, поднимался без спешки, не отряхиваясь, снова брел вперед. Он вполне мог и выбраться из этого оврага, и все перепутать, уйдя наоборот вглубь леса, потому что не было уже ни мыслей, ни чувств – что он должен спастись ради всех тех, кто остался или умер за него, что будет что-то там дальше, что вообще есть что-то, кроме этого черного леса. Принц не сразу заметил, что начало светать, но рассвет этот больше был похож на мрачные сумерки перед грозой. Никто не попадался по пути, и не было слышно никакого шума, а ведь казалось бы, услышь Шион сейчас погоню – бездумно выбрался бы, ведь там наверняка должен быть Недзуми.
Когда где-то между стволами деревьев замелькало солнце, Шион обессилено сел, прислонившись спиной к дереву, запрокинул голову, стараясь отдышаться. Сердце в груди ворочалось неохотно, ощутимо, глаза слезились, и идти дальше уже не хотелось – цель исчезла. Не было уверенной спины и руки того, кто скажет: «Я знаю, что делать. За мной».
«Он был прав. Слабый маменькин сынок. Я словно был сильным только для того, чтобы что-то доказать ему».
- Да, видок у тебя не ахти.
Шион, продолжая глубоко дышать, повернул голову, увидел Инукаши, снова отвернулся. Стало стыдно за то, что его видели таким слабым.
- Ты все время был рядом? – без интереса спросил принц, наклоняясь вперед. Инукаши подошел ближе, поддел его ногу носком ботинка, словно труп проверял, немного подумал, глядя на обессилевшего принца, невзначай бросил:
- Пошли. Он прислал меня. Потому что я тебя найти могу, а он – нет.
- Недзуми? – Шион оживился, вскинул голову, поднялся, держась за ствол дерева. Инукаши снова помолчал, изучая собеседника, кивнул:
- Да. Недзуми. Кто ж еще.
- С ним все в порядке?
- Там темно было. И пахло кровью, но я не уверен, что это была его кровь, так что лучше сам посмотришь. Давай, тебе помочь идти?
- Нет, я могу, - Шион отлепился от дерева, зашагал быстро, но спотыкался еще больше. Он был в том состоянии, когда на грязь уже не обращаешь внимания, но на этот раз понимал, что они идут не к выходу из леса, а уходят в сторону от оврага.
- Как же погоня?
- Мне откуда знать? – огрызнулся Инукаши. - Может, он их всех переубивал и теперь из него кровь хлещет. А может, и не из него. Я не спрашивал, он мне обещал заплатить только за то, что я тебя приведу.
- Ему нужна моя помощь? – не унимался Шион.
- Да не знаю я! Темно было!
Принц не успокаивался всю дорогу, напряженно вглядывался в деревья впереди, осматривался по сторонам и иногда прислушивался. Солнце уже совсем поднялось над горизонтом, когда Инукаши замедлил шаг, позволив принцу уйти на несколько шагов вперед, прежде чем Шион озадаченно остановился.
- Слышь, ты всегда такой?
- Какой? – не понял Шион.
- Доверчивый. Если я сказал бы, что Недзуми помер там в лесу, ты бы тоже на том же дереве повесился?
- Но… У меня нет повода не доверять тебе, - пожал плечами принц и все понял уже по тому, с каким сожалением Инукаши покачал головой:
- Наоборот. Повода верить мне у тебя нет. Знаешь, я это сделал потому, что они заплатили больше.
Шион хотел снова что-то сказать, но поджал губы. Вокруг зашуршало, наконец стало очевидно здесь присутствие людей – их окружал небольшой отряд человек из семи-десяти. Инукаши постарался избегнуть этого кольца, и ему позволили, не обратив внимания, словно он так же был одним из животных. Шион о человеке, остановившемся напротив него, заняв главенствующую роль, мог сказать только, что видел его иногда в замке, но разбойником этот наемник не выглядел.
- Что с Недзуми? – спросил принц. Он старался стоять прямо, несмотря на клонившую его усталость.
- Понятия не имею, о ком вы, ваше высочество… Вы пойдете добровольно, или мне придется применить меры?
- Хотите сломать мне ноги? – Шиону снова стало безразлично, что произойдет с ним. Что же с Недзуми? Они и правда не видели его или только притворяются, а на деле он убит?
- Зачем же?
А потом вдруг стало темно, запахло прелым, суровая колючая ткань мешка оцарапала лицо, поползла ниже, окутывая, словно гусеницу в кокон.
Инукаши сначала учуял кровь, потом уже увидел след на стволе дерева и, подняв глаза, заметил этот взгляд. На секунду показалось, что Недзуми умер так, сидя в ветвях дерева, и теперь так и останется с ненавистью взирать на землю, но побелевший «труп» разомкнул губы, выплюнул:
- Ты сдал его?
- О, а ты еще живой. Нехорошо получилось, но эти ребята заплатили больше, да и бегать с вами надоело. Ладно, Недзуми, принцев трахать проблематично, сам видишь. Найди себе девочку или мальчика из деревни, там полно таких наивных слюнтяев.
Недзуми дернул уголком рта, вдохнул глубже, прислонившись к стволу дерева спиной, закрывая глаза. Голова кружилась, слабость во всем теле подсказывала, что сейчас кидаться в драку не лучший вариант.
- Я тебе устрою. Сначала вытащу Шиона, а потом найду тебя и устрою тебе ад на земле.
- Опять твой пафос, Недзуми. Согласись, что попытался откусить больше, чем мог бы проглотить. Второй раз тебе один и тот же трюк не удастся. А впрочем, умрете вместе, прямо как в той твоей пьесе… Не помню которой. И лучше бы его голову отрубили, чтобы из него после смерти вытекла вся его голубенькая кровь.
- Пошел вон, советчик. Когда я до тебя доберусь, обезглавливание покажется тебе самой милосердной казнью.
- Да ладно, тебя так приятно дразнить, пока ты там, наверху, подыхаешь от потери крови. И вот смысл был так подставляться? Неужели он настолько хорош? Да зуб даю, любая проститутка в постели задаст такого жару…
Уши заложило, слова пробивались с трудом и смысла их было не разобрать, только интонацию насмешки. Солнце словно бы прожгло веки, полилось в глаза, стирая всего Недзуми, все его существо, откидывая куда-то в далекое прошлое.
Там был свет от факелов на стенах огромной комнаты с большим камином. Была мама в пышном платье, сидящая в кресле. Был отец – статный, рослый мужчина. И огромное количество гербов на стенах, множество людей, которые были вроде как слугами, но с постоянно меняющимися лицами. Солнце принесло и большую залу с двумя тронами у стены, на которые почти с завистью смотрел мальчик, мир, где множество игрушек и никогда не бывает ни голодно, ни холодно, потому что все эти люди готовы его защищать
И как принесло память, так же беспощадно солнце и выжгло ее – залитая кровью зала с камином, нет больше тех, кто готов защищать, и мамы тоже нет, а ее светлое платье догорает в камине. Первая память о боли, страхе, о собственном бессилии.
И когда прошел круги ада, когда провел, как уже казалось, вечность в заточении, в темноте, смог выбраться и уже отчаялся найти снова такое же теплое место в этом новом, жестоком мире – распахнулась дверь в спальню.
И Шион вдруг воплотил в себя все – мать, отца, просторный замок, армию. Его образ перемолол все это за ночь, проведенную в безопасности, тепле и сытости в любовь, такую, которая и не должна бы родиться в сердце двенадцатилетнего ребенка. Но как-то быстро Недзуми вырос за ту вечность в темнице, а принц будто бы догнал его потом, в своем заточении, но так и не научился ненавидеть мучителя.
В камере практически не было света, Шион скорее шестым чувством догадался, кто пришел его проведать.
- Вы передумали меня убивать?
- Думаешь? – хмыкнул отец. Принц, чувствуя укол гордости от того, что связанные руки и ноги заставляют его сидеть на коленях перед королем, негромко пояснил:
- Меня убили бы сразу, как поймали. И не стали бы отмывать. Да и камера… приличнее, что ли. Без соломенного тюфяка на полу и всякого такого…
- Соломенный тюфяк и навоз тебе, наверное, уже попривычнее. Родственник твоей «невесты» требует выдать тебя ему. Хочет разобраться в обстоятельствах ее смерти, а то довольно это странно, что она погибла вскоре после вашего «венчания». Честно говоря, он изволит думать, что это мой план, женить его родственницу на ненужном ребенке, чтобы отхватить от его территории приличный кусок ее земель. Интересно, как ты докажешь ему свою непричастность?
Шион стиснул зубы, смотрел в пол. Очень уж эта ситуация напоминала недалекое детство, когда этот человек так же, морщась от запахов подвала, заходил в камеру, возвышаясь над сыном спрашивал: «Раскаиваешься ли ты в содеянном?».
А Шион не мог раскаиваться, долгими жуткими ночами ему казалось, что даже если он там и умрет, все не напрасно, ведь он спас того мальчика. И слышал, как выйдя, отец говорил кому-то: «Нет, не моя порода. Слишком много в нем от кухарки. Твердость есть, но меня он боится, не вижу я в нем готовности мне в горло вцепиться».
Шион пытался воспитать в себе эту готовность и не мог. Даже слыша крики пытаемых, убиваемых в других комнатах, даже выйдя седым из своей темницы, он все еще не смог бы попытаться уничтожить отца, хотя и смерть оного не принесла бы принцу расстройств.
- Упрямство духа хорошо для рыцарей, готовых защищать своего правителя. А сам правитель должен быть жесток. Я не могу позволить пытать тебя – в тебе моя кровь. Я приказал казнить того, кто выжег тебе шрам, потому что, подняв руку на моего сына, он покушался и на меня. Но ты злоупотребляешь. Скажешь, я был не прав? Тот мальчик был важным заложником, а ты выпустил его. Ты поступил для нашего с тобой государства как худший враг. Это политика, а ты ничего в ней еще не смыслишь.
- Политика – держать в темнице маленького ребенка? Страна кишит нищими, сиротами, людьми без дома… Глупо разменивать «политику» на ребенка, - Шион говорил и чувствовал, как дрожит. Выжечь шрам отец сам же тогда и приказал и сейчас снова мог приказать одному из солдат взять, да и вспороть ему живот. Очень сложно спорить с человеком, в чьей полной власти ты находишься.
- И ты думаешь, что помог тому мальчику? Правда думаешь, что, выбравшись отсюда на улицу, он остался жив? Глупый сын, маленький ребенок не имеет шансов выжить на улице. Скорее всего, смерть его была еще страшнее, чем могло приключиться тут. Как знать, может быть, его съели эти твои вечно голодные нищие. Или забили до смерти темные крестьяне за украденную булку.
Шион и раньше слышал это, но на этот раз точно знал – Недзуми выжил, помнил его, был благодарен за спасение, что бы ни несла с собой свобода. Но отцу о том, кто спас Шиона, знать нельзя было, пусть и дальше думает, что это был кто-то из наемников Сафу.
- Молчишь?
- Почему просто не отпустить меня к матери? Раз я сын кухарки, значит, туда мне и дорога, мыть тарелки, убирать со столов, валяться с мальчишками в соломе и навозе. Вы же смирились уже, что ничего путного из меня не выйдет.
Несколько долгих мгновений было тихо, потом послышались два шага, кажется вперед, король наклонился, хотя в сумраке его лица все равно было не разобрать, но на Шиона пахнуло дыханием, обжегшим не хуже излучаемой отцом ненависти.
- Молодой человек, не заставляйте меня еще и матушку вашу разыскивать и убивать. В ней-то королевской крови ни капли, да и пропажи кухарки никто не заметит.
Поджав губы, Шион молча отрицательно покачал головой, боясь просить. Он знал, что ни о какой любви короля к кухарке и быть не могло и что его рождению скорее всего предшествовало насилие, но он помнил – мама искренне любила его, будто он был самым желанным ребенком на свете. Первые годы ведь он прожил с мамой, ничего не зная об отце, а значит – она, слабая прислуга, пыталась его спасти, унести с собой. Знала, что дороже всех почестей ее сыну будет пруд за домом и кучка соседских ребятишек.
- Вот и славно, - отец выпрямился, собрался было уходить, но, словно сорвавшись, с размаху ударил тяжелым сапогом в ребра, прорычал презрительно:
- Овца покорная. Так и будешь всю жизнь то за мать бояться, то за преступников. Сколько же в тебе поганой плебейской крови? И почему ты не можешь в таком случае подчиняться полностью и еще упираешься? Должен был сразу послушать меня и жениться на этой герцогинишке. Все равно же к ней под юбку сбежал. Если в ее смерти обвинят меня, снова разгорится война. Так что постарайся убедить ее дядюшку, что это ты во всем виноват. Он все равно не поверит, но ты изначально ни на что не годился, так пусть успокоится, казнив тебя.
Шион кашлял, пытаясь глотнуть воздуха, и не мог. Темнота перед его глазами взрывалась фейерверками, и в них, среди разноцветных огней, навсегда прощался с ним образ спасенного им выросшего мальчика.