Лена сидела у окна и пила чай. За окном занимался рассвет. Сегодня, на удивление, была безоблачная погода. Впервые за несколько месяцев этого года небо было таким чистым. «Жаль, — думала девушка, — что пока еще оно не мирное». Она очень любила такую погоду, когда на улице солнечно, но прохладно.

Через час ей нужно выходить, чтоб к десяти успеть к Клаусу. Лена даже в своих мыслях называла Игоря Клаусом. А все потому, что она боялась, что в какой-нибудь ситуации нечаянно скажет его русское имя вместо немецкого, тем самым выдав не только его, но и себя. Допивая чай, она вспоминала об их первой встрече.

Это произошло здесь, в Германии, в начале сорок второго года. Она только приехала сюда и совсем ничего не знала о Берлине, но ее еще в Москве предупредили, что на вокзале ее встретит их агент, назвав определенный пароль. И им оказался Игорь. Он встретил ее, отвез на квартиру, которую заранее ей выделил штаб, попросил все время называть его Клаусом Хоффманом и рассказал что да как. Волков сразу ей сообщил, что несколько людей из СС ищут себе прислугу, и ей придется устроиться на работу к кому-нибудь из них. Так она попала к Нойманну. Потом, получая информацию от герра Нойманна, она шла к Игорю, докладывала ему, а он отправлял новости в Москву.

Чтобы их частые встречи не выглядели слишком подозрительно, они заранее продумали легенду, согласно которой они — старые друзья со школьной скамьи. Пару лет назад случайно встретились в Берлине и теперь часто навещали друг друга (точнее — навещала Лена).

«Почти восемь утра, — подумала Лена, взглянув на висящие на стене часы, — мне уже стоит собираться». И вправду, ведь дорога до дома Клауса занимала почти два часа — он жил на другом конце города. А Лена любила добираться до него пешком; ездила она только в крайних случаях. Лена считала, что если она будет по большей части ходить пешком, то так она будет поддерживать себя в форме — ведь сейчас не то время, чтобы заниматься спортом.

Выйдя из дома, Лена увидела, как мимо нее по улице проехала служебная машина эсэсовцев. Воспоминания захватили ее голову, по телу прошла дрожь. Но девушка удержала себя в руках. «Только не в этот раз», — подумала она, заворачивая за угол.

К воспоминаниям об аресте добавились и воспоминания о разговоре со Шнайдером. Лена даже не попыталась прекратить думать о нем, ведь все равно разум упорно подсунет ей мысль, помогая вспомнить о штандартенфюрере. Она решила, что если она будет постоянно думать о нем, то он быстро ей наскучит. «Ведь так же бывает с девушками, — решила она, — наверное».

Уже проходя мимо парка, Лена вспомнила, что никогда не ходит с пустыми руками к Клаусу — она всегда покупает ему бутылку или две молока. Вообще, он сам просил ее об этом. И она всегда выполняла эту его просьбу. Вот и сейчас она перешла дорогу и направилась к магазину. Попросив у женщины, стоявшей за прилавком, бутылку молока, Лена получила отказ.

— Но почему? — удивилась она.

— Прости, дочка, поздно ты. Закончилось все.

— Как поздно? Ведь только половина десятого утра.

— Ты тут не одна. Всем молоко нужно, — женщина развернулась и собралась уходить в подсобку, но Лена ее остановила:

— А сгущенное есть?

— Это есть, — женщина кивнула.

— Тогда давайте его.

«Ничего, — подумала Лена, оплачивая покупку, — пусть сгущенное ест. А если не понравится, то пусть сам идет в магазин за обычным».

Без пяти десять она стояла у двери дома Клауса со сгущенным молоком в руках. Она, подходя к его дому, проверила его на наличие самого главного сигнала — цветка на подоконнике окна второго этажа. Если цветка не было — все в порядке, Клаус дома. Ну, а если цветок был, значит, Клауса нет или что-то произошло. Сегодня цветка не было.

— Ты как всегда вовремя, — усмехнулся Клаус, впуская в дом Лену. Приняв сгущенку от девушки, он состроил недовольную мину и произнес: — Ну зачем? Я же просил обыкновенное.

— Такого не было, только сгущенное, — ответила Лена, проходя в гостиную и усаживаясь в кресло. — Без обычного проживешь.

— Я-то проживу, а вот соседский ребенок — нет.

— При чем тут соседский ребенок?

— У него ангина, так что я отдаю молоко, которые ты приносишь, его матери. При ангине полезно пить молоко с медом.

Лена замолчала. Она и не думала, что он станет помогать немцам. Хотя, больному ребенку она бы тоже помогла. Кто бы не помог? Вот солдату, может быть, и не помогла бы, а ребенок… Ребенок — это совершенно иное. Он не имеет никакого отношения к войне, он не заслуживает всех этих страданий только потому, что он родился в Германии. А Лена понимала, как сейчас тяжело его матери — полки магазинов пусты, отца дома нет, а тут еще и больной ребенок — врагу не пожелаешь. Она сразу вспомнила о бабушке, которая десять лет тянула ее на себе — пыталась дать образование, всегда следила за тем, чтобы была накормлена, напоена и тепло одета. И при этом ей самой приходилось помногу часов проводить на заводе, чтобы хоть как-то прокормить и себя, и Лену.

— Как я понял, у тебя есть новости? — спросил сидящий в кресле напротив Клаус, когда молчание начало длиться слишком долго.

— Да, — кивнула Лена, — но для начала расскажу тебе кое-что поинтереснее.

И Лена рассказала Клаусу о том, как ее забрали на допрос как раз в тот день, когда должен был прийти агент. Она упомянула и фамилию Эрдмана, но вот о Шнайдере и обо всех его добрых поступках умолчала. Сказала лишь, что допрос внезапно был остановлен, и Эрдман куда-то ушел, а ее спустя несколько часов отпустили. Лена сама не знала, зачем умолчала о Томасе. Она хотела, чтобы о том, что произошло двое суток назад, знали только она и сам Шнайдер, и никто более. Ей почему-то казалось, что расскажи она об этом Клаусу, то он непременно доложит в штаб об этом. А если доложит, то ее, скорее всего, сразу же отправят в Москву. А что? Вдруг они решат, что Шнайдер решил следить за ней или еще что?

— И тебя выпустили? Ты шутишь. Такие люди, как ты, однажды попав в то здание, уже не выходят оттуда.

— Но, как видишь, я сейчас сижу перед тобой. Цела и невредима.

— Однако, — как-то невесело усмехнулся мужчина. — А теперь приступим к делу.

И Лена пересказала Клаусу то, что подслушала из разговора Нойманна с его другом Фридрихом. Слово в слово. А затем передала все, что наизусть запомнила с документов из сейфа Ганца. Клаус это все записал на лист бумаги, зашифровав перед этим. Затем достал из-за шкафа небольшой чемоданчик, где был передатчик, и, надев наушники, передал сообщение штабу.

Девушку всегда удивляло то, как Клаус мог легко разделаться с любым шифром. Раз — и готово. Она, например, вообще ничего не смыслила в этих шифрах, как бы это странно не звучало. Сколько раз она пыталась научиться этому ремеслу, но у нее все никак не выходило.

Как только сообщение было передано, Лена собралась было уходить домой, но Клаус остановил ее:

— Куда собралась? Есть сообщение для тебя от штаба.

Точно! Лена только вспомнила, что хотела разузнать у Клауса все об агенте. Но он опередил ее — сообщил, что штаб информировал его о том, что новая встреча состоится всего через два дня в парке, у пруда.

— Они сообщили, кто это будет? — спросила Лена, запоминая новую информацию.

— Да, мужчина, — ответил Клаус и, вспомнив кое о чем, добавил: — В шесть вечера. Он будет читать газету. Пароль тот же.

— Спасибо.

— Не стоит, — он покачал головой. — Это моя работа.

Кивнув, Лена попрощалась с мужчиной и пошла домой. Сейчас было время обеда. Вообще, она могла бы остаться пообедать у Клауса, но она так никогда не делала — только информация, не больше. Поэтому сейчас ей придется либо зайти в какое-нибудь кафе, либо терпеть до дома. И Лена решила терпеть до дома, подумав, что деньги ей еще пригодятся на что-то более нужное.

Проходя мимо парка, она решила погулять у пруда. Усевшись на лавку, она стала лениво разглядывать проплывающих мимо нее уток. Кажется, она это делала несколько дней назад. Да, было такое. Все повторяется — она ждет встречи с агентом в парке у пруда. Два дня, ей придется ждать еще два дня. Зато теперь она знает больше, чем в прошлый раз — это будет мужчина с газетой. Это все упрощает. Они встретятся в шесть. Идеальное время. Если она встретит кого-нибудь знакомого, то сможет ответить, что просто решила погулять по парку.

Утки, снова ее внимание привлекают одни лишь утки. «Хорошо быть вами, — думает Лена. — Вам не устраивают допросов всякие Эрдманы. Вам не нужно работать на всяких Нойманнов. Вы не влюбляетесь в Шнайдеров. Хочу быть одной из вас, чтобы взлететь ввысь и сразу же избавиться от всех проблем. Не хочу переживать по поводу новой встречи с агентом. Хочу, как и вы, просто плескаться в этом пруду и не волноваться ни о чем. Хочу, улетев отсюда, повидаться с бабушкой и крикнуть ей „Смотри, вот она — я!“ и махать крылом. Хочу быть свободной».

Начало темнеть, на улице постепенно зажигались фонари. Лена брела домой, постоянно перескакивая с мысли о встрече с агентом на мысль о Томасе. «Выкинь, выкинь его из головы! — твердила она сама себе. — Не смей думать о нем! Поняла? Его не существует! Все, забудь его! Вы больше никогда не встретитесь, если только тебе не отправят на новый допрос. Хотя, вряд ли тебе повезет — молния не бьет дважды в одно место. Наверняка допрос снова устроит Эрдман, да только он сделает все, чтобы ты не вышла из здания».

Тут шедший ей навстречу мужчина в светлом пальто остановил ее, мягко взяв за локоть.

— Сколько времени? — спросил он.

«А сколько вам надо?» — хотела ответить Лена, но не стала. Отодвинув рукав своего пальто, она посмотрела на часы и сказала точное время. Сухо поблагодарив девушку, мужчина ушел восвояси. Лена долго смотрела ему в след, а когда он скрылся за поворотом, то продолжила свой путь домой.

Почему-то в ее голове прочно засела мысль о том, что это мог быть агент. «Лена, какие глупости! — воскликнула в мыслях она. — Тебе теперь в каждом прохожем будет мерещиться русский агент. Да-да, посмотри на того пожилого мужчину с портфелем — он наверняка агент. Или вон тот идущий с цветами парень — уже он-то точно агент! Хватить думать о всяких глупостях, не забивай себе голову этой ерундой».

Уже когда Лена подходила к калитке, мимо нее пробежала черная кошка. Девушка бы и не заметила ее, если бы та не сверкнула своими ярко-зелеными глазами. «Ну, чертовка! — подумала Лена, провожая взглядом кошку, которая через пару секунд скрылась в кустах. — Чтоб тебя!»

Лена, быстро поужинав, хотела, приняв душ, отправиться спать, но в прихожей внезапно раздался звонок. Вздрогнув, Лена замерла, прислушиваясь к звукам с улицы. «Неужели снова? — испуганно подумала она. — Хотя, вряд ли. Зачем им снова устраивать еще один допрос? Нет, я все выдумываю. Они бы не звонили несколько раз в звонок, а колотили бы кулаками в дверь или вовсе выбили ее уже».

Девушка, остановившись у двери, вдохнула побольше воздуха и решительно открыла дверь.

— А, это вы, — улыбнулась она, увидев своего соседа — Вальтера Ортеля.

— Да, — слабо кивнул он, подталкивая мальчика, стоявшего рядом с ним, в плечо. — Вы не могли бы?..

— Могла бы, — глядя в усталые глаза мужчины, ответила Лена, не дослушав его вопрос. Она и так уже знала, о чем он попросит.

Ей было жаль Ортеля, поэтому она всегда помогала ему, если он просил. Семья Ортеля всегда была небогатой. Жена Вальтера умерла в том году, поэтому, чтобы прокормить себя и сына, мужчине приходилось работать на заводе в две смены раз или два в неделю. Уходя на ночные смены, он иногда просил Лену посидеть с его семилетним сыном — Генрихом.

— Герр Ортель, — протягивая руку застенчивому мальчику, спросила девушка, — вы когда примерно за ним придете?

— Не знаю, — вздохнув и пожав плечами, ответил тот. — Скорее всего, ближе к утру.

Почувствовав, как Генрих ухватился за ее ладонь, крепко сжимая ее в своих пальцах, Лена приобняла его другой рукой. Мальчишка всегда нравился ей.

— Генрих, только не шали, — попросил мужчина, делая шаг назад. — я не хочу, чтобы мне потом за тебя выговаривали.

— Ну что вы, — встряла Лена. — Он у вас очень послушный.

— Да? — Вальтер чуть приподнял брови, переводя взгляд на сына. Потом, будто придя в себя, резко выдохнул, развернулся и, уходя, бросил: — И еще раз, спасибо вам, фройляйн.

— Не за что, — Лена снова улыбнулась и, заведя Генриха в дом, закрыла дверь.

Мальчик стоял рядом с ней, скромно опустив глаза. Лена, сложив руки на груди, спросила у него:

— Не хочешь поужинать?

Генрих поднял на нее свои большие, чуть удивленные глаза и отрицательно мотнул головой, тем самым ответив на вопрос девушки. Если бы Лена не знала, в каком сейчас положении находится его семья, то так бы все и оставила. Но она знала и поэтому, проводив ребенка в кухню, усадила его за стол и поставила перед ним тарелку с ужином.

Смотря на мальчика, Лена, прислонившись плечом к кухонному пеналу и думая о будущей встрече с агентом, даже и не обращала внимания на что-то тихо вещавшее радио. Мальчик же, придвинув к себе чашку с чаем, попросил ее:

— Выключи, пожалуйста.

— Что? — не сразу поняла его просьбу девушка, отвлекаясь от своих мыслей.

— Радио, — чуть тише добавил он, — выключи, пожалуйста, радио.

Лена, услышав очередную провокационную речь Геббельса из динамика радио, побыстрей выключила его. Про себя она отметила, что Генрих попросил ее об этом очень тихо, почти шепотом — он боялся.

— Генрих, скажи-ка мне, — неожиданно произнесла она, усаживаясь рядом с мальчиком, — а ты хочешь попасть в Юнгфольк?

Он неопределенно мотнул головой, помешивая чай ложкой.

— Ты боишься? — решив не тянуть, Лена спросила на прямую.

— Да, — шепнул мальчик. Встретившись взглядом с девушкой, он уткнулся лицом в чашку, начиная неспешно прихлебывать теплый чай.

— Меня?

Он снова отрицательно мотнул головой.

— А кого же?

— Его, — прошептал он, нерешительно кивая головой в сторону радио.

Ответив ей, Генрих лишь сильнее потупил взгляд. Лена, вздохнув, протянула руку к нему и ласково погладила по голове.

Всегда, когда герр Ортель оставлял у нее своего сына, в Лене просыпалось то скрытое, но заложенное природой теплое материнское чувство. Ей всегда хотелось угодить мальчику, поэтому она все время была с ним очень добра и ласкова. Когда же отец забирал его, то Лена чувствовала, что ей даже немного жаль расставаться с мальчиком.

— Ой, — произнесла девушка, увидев время на часах, — поздно уже… Тебя уложить спать?

— Нет, я еще не хочу, — он помотал головой, отрываясь от чашки.

— Но детям уже давно лежать в постелях и видеть второй сон, — усмехнулась Лена, убирая посуду в раковину.

— Я все равно не усну еще, — пробурчал Генрих, немного обиженно сдвинув брови на переносице.

Лене всегда нравилась реакция мальчика, если она называла его «ребенком». Особенно ее забавляло то, что ему всего семь лет, а он уже считает себя взрослым.

— Тогда пойдем в гостиную? — предложила она. — Можем почитать что-нибудь.

— А у тебя есть книга «Не доверяй лисице на зеленом поле»?

— Нет, — Лена поморщилась. Ей совершенно не нравилась та литература, которой пичкали современных детей. — Зато у меня есть кое-что поинтереснее. Хочешь узнать что?

Генрих охотно согласился, сказав, что ему все равно уже надоела эта дурацкая книжка с картинками. Устроившись поудобней рядом на диване, они принялись читать вслух «Ветер, песок и звезды» Антуана де Сент-Экзюпери. Что удивляло Лену, так это то, что мальчику нравилось читать эту, казалось бы, написанную больше для взрослых, книгу — он не зевал, не просил открыть что-нибудь другое, а вдумчиво произносил каждое слово.

Но вскоре Генрих уснул. Лена, которую уже сам клонило в сон, аккуратно уложила его на диване, укрыв сверху пледом. Не удержавшись, она быстро поцеловала его в висок и, потушив свет, отправилась в свою комнату.

Но, несмотря на свою усталую сонливость, девушка все никак не могла уснуть. Просто лежала под одеялом и тупо смотрела в темный потолок. Два дня казались ей двумя годами или даже веками. «Это же целая вечность, — думала она. — За это время многое может произойти. Вдруг с агентом что-то случится, и он не придет? Нет, все будет хорошо, я надеюсь на это. Ну, а вдруг все-таки произойдет? Что мне делать тогда? Снова идти к Клаусу и сообщать начальству, что встреча снова не состоялась? Нет, встреча состоится, агент придет».

Лена сама не заметила, как вскоре заснула. Она даже и не представляла, что через два все произойдет так, как она и думала — наперекосяк…