Олег в основном молчит. Время от времени он говорит что-нибудь вроде «Иди есть», или «Не дури», или «Я в город, тебе что-нибудь нужно?». Когда он говорит по несколько предложений подряд, он может закашляться. В такие моменты Сереже ужасно хочется опять начать извиняться, но он знает — в ответ Олег посмотрит так тяжело, что почти физически пригвоздит к полу. Олегу не нравится, когда Сережа извиняется, поэтому Сережа заставляет себя этого не делать.

Олег не позволяет себя трогать — Сережа как-то потянулся к его плечу, Олег тут же шагнул назад. Намек понят, Сережа больше не пытается.

Олег в основном молчит, но он выпустил Сережу из подвала, временами отрывает от него взгляд, даже когда у него в руках ножницы или нож для масла, а однажды, когда Сережа без задней мысли сказал что-то про мерзкий дождь, Олег дернул уголком рта, на грани слышимости довольно хмыкнул и тут же отвернулся. Сережа потом полночи прокручивал этот момент в голове и по-дурацки улыбался в подушку.

Сегодня Олег сказал «Доброе утро». Утро действительно доброе — солнечный свет заливает осеннее золото за окном и деревянную мебель в маленькой кухне-гостиной. Сережа лежит на диване, свесив голову с подлокотника, и ему думается только о хорошем. Они в безопасности, в этой глуши их никто не ищет, Олег рядом, он собирается готовить завтрак, а после можно будет утянуть его пройтись по лесу. После всего, что было, — чудо же.

— Молоко скисло, — негромко — теперь всегда негромко — говорит Олег за спиной, — Можно блины сделать.

— Будет здóрово, — неприлично довольно отвечает Сережа, потягиваясь.

Скоро по кухне распространяется теплый запах масла. Сережа садится и кладет подбородок на спинку дивана, чтобы наблюдать за Олегом, пока он занят готовкой и не заметит этого.

Горячие точки научили Олега верить в собственную неуязвимость, поэтому он чуть ли не руками лезет в сковородку. Примерно на четвертом блине происходит то, что должно было, — Олег отдергивает руку и тихо раздраженно шипит, но упрямо подцепляет блин лопаточкой и переворачивает, а только потом идет к раковине и сует обожженный палец под холодную воду.

Жалко, что теперь нельзя поцеловать, чтобы не болело.

Об этом странно думать после стольких лет, но Сережа его хорошо знает. И уж точно по одной спине может определить, что ему некомфортно, — движения чуть дерганые, плечи чуть напряжены, но это «чуть» бросается в глаза.

От плиты идет жар — наверняка болезненный на свежем ожоге. Но Олег никогда не сочтет такую боль достаточно сильной, чтобы попытаться ее избежать.

— Давай я допеку, — осторожно предлагает Сережа. Олег оборачивается, хмурит черные брови.

Сережа знает — ему и в беззаботной молодости доверять готовку было нельзя, а теперь проблемой становится еще и то, что у него в руках окажется что-то тяжелое и раскаленное. Но… он постарается, честно. И дом не спалить, и не дать никому из них двоих сковородкой по голове.

Позволь мне о тебе позаботиться? Пожалуйста?

— Тесто же готово, тут… даже я вряд ли найду, что испортить, — неловко добавляет Сережа.

Олег медлит несколько секунд, а потом пожимает плечом — это переводится как «Ладно, черт с тобой».

Печь блины оказывается не так уж сложно. У Сережи, конечно, получается не так ровно, как у Олега, но это не конец света. Приятно для разнообразия совершать ошибки, которые никто не назовет ужасными и непоправимыми.

А еще Олег, который стоит, прислонившись к стене, в полутора метрах от Сережи, время от времени подсказывает, что делать, — под его руководством все становится легче.

Это утро такое… нормальное. Почти как будто ничего не было.

— Почему мы говорим «печь блины», если их жарят? — глубокомысленно спрашивает Сережа. Олег молчит, но он бы и раньше на такое промолчал.

В студенческие времена каждый раз, когда Олег готовил блины, последнему маленькому блинчику из остатков теста он придавал форму сердечка. Говорил, что так делала его бабушка. Блинчик-сердечко всегда был безоговорочно Сережин.

Вылив на сковородку последнюю каплю теста, Сережа закусывает губу — тесто отказывается течь, куда надо, на боку сердечка вырастает горб. Секунду подумав и воровато оглянувшись на Олега — он не смотрит, — Сережа лопаткой отрезает лишнюю часть и отодвигает.

Некоторые ошибки можно исправить. Например, кривой бок у блинчика в форме сердечка, который Сережа пожарил — ладно, так и быть, испек — для Олега.