— Ты уверен, что не поедешь?

      Итэр лежал, отвернувшись от Люмин, лицом к стене — чтобы не смотреть в ее внимательные глаза, пока она стояла напротив, скрестив руки на груди и испепеляя Итэра этими самыми внимательными глазами.

      — Да.

      — Она расстроится…

      — Она расстроится в любом случае, — недовольно процедил Итэр, хмурясь — но Люмин этого не видела.

      — Да, но если ты не приедешь, то расстроится особенно сильно, — продолжала настаивать она, и Итэр чувствовал, как начинает медленно закипать.

      — Я не буду два часа слушать, какой я уебищный.

      — Блять, Итэр…

      Отношения с матерью у Итэра всегда были напряженные. Наверное, его слишком сильно недолюбили в детстве: по крайней мере, среди воспоминаний Итэра не было ни одного, связанного с приятными семейными посиделками или в целом счастливыми моментами из детства; Итэр привык, что, в отличие от своей сестры, был рожден не для любви, а для работы, и, когда они жили с родителями, ему было чертовски обидно: он, сколько себя помнил, всегда прыгал выше головы, чтобы услышать обычную похвалу — и никогда ее не слышал; не было ни слов поддержки, ни теплых объятий, ни даже обычных разговоров по душам — все это прошло как-то мимо Итэра.

      Единственный момент в жизни, когда его мать решила принять хоть какое-то участие в переживаниях ребенка — смерть Томо. Наверное, в то время игнорировать истерики Итэра не удавалось просто никому: даже женщине, не проявившей и толики заботы за четырнадцать лет. И Итэр благодарен, что хотя бы в тот раз ей стало жалко сына. Иначе бы Итэр вряд ли сейчас был жив.

      Но последняя их встреча, состоявшаяся несколько недель назад, еще до вечеринки, закончилась грандиозным скандалом, в ходе которого Итэра буквально выгнали из дома — в десять ночи, и до квартиры на другом конце города он добрался только ближе к часу или двум из-за отсутствия общественного транспорта в такое время.

      И с тех пор Итэр только перебрасывается с матерью СМСками. И ехать к ней тоже не собирался. Не хотел портить себе единственные выходные.

      — Ладно, только потом не ной, что мама тебя не любит, — раздраженно бросила Люмин — и вышла из комнаты. Итэр едва в сердцах не проорал ей вслед, что ее мать — шлюха, но вовремя вспомнил, что они близнецы. Хотя по слишком отличавшемуся отношению и не скажешь.

      Ну да, Люмин же — желанный ребенок, их прекрасная девочка, которую так долго ждали. А ему не повезло. Его не должно было быть изначально — ни в планах, ни в их жизни. Родители никогда не хотели двух детей — и никогда не хотели мальчика. Сами же открыто об этом говорили. И не забывали добавить, что могли вообще сдать его в детский дом.

      Да лучше бы так и сделали.

      В восемь утра Люмин вышла из квартиры, перед этим попросив «никуда не ввязываться и хотя бы пользоваться презервативами», и Итэр в ответ только хмыкнул, закрывая за ней дверь.

      Он проведет эти выходные в одиночестве. Потому что еще вчера поздно ночью Сяо написал ему, что не сможет приехать.

      Итэр должен был расстроиться. Итэр чувствовал, что должен был, Итэр знал, что должен был, но почему-то сообщение Сяо не вывело его на эмоции вообще. Узнав, что он не придет, Итэр лишь самую малость разочаровался — на пару секунд, а потом внезапно для себя решил, что ему будет так лучше.

      Его социальная батарейка села еще несколько дней назад, и Итэр выжимал из себя все, что мог выжать, чтобы поддерживать контакт с Сяо так же активно, как и прежде. Нет, конечно, когда он приглашал Сяо к себе, то был полон энергии и думал о том, что это будет весело: но уже с утра понял, что переоценил себя. И потому, к своему стыду, даже обрадовался известию о том, что Сяо не сможет прийти на выходные.

@deadgod

      я уезжаю к бабушке на эти выходные. она позвонила и попросила помочь ей

@ettt_h

      О, конечно. Удачи тебе! Увидимся в школе.

      Не забывай писать. :)

      И Сяо писал.

@deadgod, 12:02

      меня отправили за мороженой клубникой.

      здесь в магазине очень тихо.

@ettt_h, 13:53

      Уже купил?

@deadgod, 13:54

      да.

@ettt_h, 13:56

      Чем занимаешься сейчас?

@deadgod, 13:56

      отдыхаю. я два часа провел на жаре.

      удивительно теплая весна.

@ettt_h, 15:43

      А у нас дождь…

@deadgod, 15:46

      вздох.

@deadgod, 16:10

      я тебя не отвлекаю?

@ettt_h, 16:32

      Нет, извини. Я периодически проваливаюсь в сон.

@deadgod, 16:33

      хорошо.

      Кратко, редко, но писал. Итэр корил себя за то, что слишком долго ему отвечал: он видел пришедшее уведомление о сообщении, долго всматривался в него с хмурым видом, а после откладывал телефон в сторону, переворачиваясь на другой бок и закрывая глаза — так он, в общем-то, провел все два дня. Лежа на диване и иногда печатая несколько слов в ответ Сяо.

      Один раз поднялся и посмотрел, что имеется в холодильнике, но не нашел в себе сил ничего приготовить и лег обратно. В воскресенье днем ему позвонила Люмин — и Итэр наплел ей, что он и ел, и за продуктами ходил, и уроки делал, и вообще весь из себя самый лучший. Прекрасно понимая, конечно, что Люмин ему не верит, а если и верит, то на следующий день убедится, что ей налгали: но Итэру было плевать. Он просто не хотел, чтобы его кто-то трогал.

      На самом деле, Итэр не ожидал такого резкого упадка сил — особенно после столь продуктивной рабочей недели. Еще в пятницу вечером он не то чтобы был полон энергии, но все же не чувствовал себя овощем и готовился к выходным с Сяо — а теперь, проваливаясь в уже неизвестно какой по счету сон, думал, что отмена их встречи — лучшее, что могло произойти. Было бы ужасно, застань Сяо его в таком состоянии. Это бы полностью разбило образ, который Итэр строил на протяжении столь длительного времени.

      Но перед Сяо все же стоит извиниться в понедельник. За долгий игнор и медленные ответы.

      А с другой стороны… Итэр чувствовал себя так паршиво, что, откровенно говоря, до чувств Сяо прямо сейчас ему не было никакого дела.

      И, думая об этом, Итэр ненавидел себя еще больше.

      Он стоял под жутко горячей струей воды, но ему казалось, что она все равно слишком холодная, и Итэр прибавлял до тех пор, пока его принятие душа не превратилось в попытки сварить себя в ванной; его мокрые волосы лезли в закрытые глаза и спадали по плечам, и все уже красное от температуры тело мелко подрагивало.

      Это то, чего он боялся: его запала надолго не хватило. Нужна была пауза. Вообще во всем. Прекращение отношений со всеми знакомыми на короткий период, чтобы перезарядиться и восстановить свою социальность.

      Но… Сможет ли понять это Сяо?

      Сможет ли хоть кто-то понять это? И как долго Итэр пробудет в состоянии несостояния?

      Последний раз он чувствовал себя так несколько месяцев назад — не мог найти в себе никаких сил на то, чтобы взаимодействовать с людьми, но ему все равно приходилось делать это, чтобы не растерять знакомых, с кем отношения были и без того шаткие. В такие дни он возвращался домой полностью опустошенный и игнорировал существование соцсетей, не отвечая никому, кто ему писал — а потом неловко улыбался перед этими же людьми и говорил, что просто не заметил сообщение.

      Еще вчера Итэр с трудом поддерживал себя в той форме, в которой он всегда представал перед людьми, и он был уверен, что Сяо не заметил в нем никаких отрицательных изменений: потому что Итэр делал даже больше, чем обычно. Он пытался скрыть свое внутреннее отчаяние за неуместными шутками, пытался получить ответное тепло, пытался забить свою голову хоть чем-то, чтобы почувствовать хоть какие-то положительные эмоции, а не апатию, в которую тот постепенно погружался.

      Наверное, если бы Сяо все-таки смог приехать, Итэр бы делал то же самое. А потом умер бы от стыда. Потому что нельзя себя так вести с людьми. Чем он тогда лучше тех, что использовали его, чтобы заполнить пустоту в своей жизни?

      В какой-то Итэр момент понял, что стало слишком горячо — и повернул вентиль чуть влево, и в этот же момент пошатнулся, чувствуя, как его помутило. Итэр замер на месте, держась за стену, простоял так несколько секунд, боясь сдвинуться с места, и после, выключив воду, медленно, осторожно осел в ванной, думая, что, если он сейчас попробует из нее вылезти, то обязательно упадет и расшибет себе голову.

      Он согнулся пополам, положив голову на подогнутые колени, и просидел так несколько минут, ожидая, пока головокружение пройдет и тошнота отступит. Все же не стоило обливаться кипятком.

      Итэр вытянул перед собой тонкую, покрытую красными пятнами руку, согнул ее, разогнул и чуть повернулся, пальцами второй руки обхватывая свое предплечье — не хватает пары сантиметров, чтобы указательный встретился с большим. Черт.

      Может, ему действительно повезло, что в эти выходные у Итэра нет желания готовить — и есть. Организм его, правда, не поблагодарит за такое, но Итэр забил на свое здоровье еще несколько лет назад, когда впервые начал голодать неделями. Какой смысл от здорового тела, если ты испытываешь отвращение каждый раз, когда смотришь на себя?

но разве с минималкой ты не испытывал?..

***

      — Ага, смотри…

      Сяо сидел за партой, наблюдая, как Итэр с задумчивым видом склонился над тетрадью; позади него стоял Альбедо, опираясь одной рукой о стол, и ручкой указывал на какую-то часть в уравнении, попутно ее объясняя. Сначала это же пытался объяснить Сяо, но потом в кабинет зашел Альбедо, чтобы сообщить о переносе курсов, и слово за слово заговорился с подозвавшим его Итэром. А теперь стоял и показывал решение. Вместо Сяо.

      Нет, такая вещь, конечно, никак не могла обидеть Сяо.

      Это же глупо.

      — О, да? Черт, как я сам не… — Итэр запнулся, неловко посмеиваясь, и поднял голову, поворачиваясь к Альбедо. — Спасибо тебе, — и он солнечно улыбнулся Альбедо, и Сяо подумал, что сейчас взорвется: он говорил абсолютно то же самое. Абсолютно. То. Же. Самое. Неужели Сяо настолько плох в объяснении? Или, может, Итэр его просто не слушал?

      Сяо отвернулся, предпочитая не смотреть на то, как Итэр поднимается и отходит к выходу из кабинета, попутно разговаривая о чем-то (уже не об алгебре) с Альбедо, но его взгляд то и дело косо падал на этих двоих: и Сяо с разочарованием думал, что, наверное, он все же ничего не значит для Итэра. Сяо сам толком не понимал, как пришел к этой мысли, но что точно понял: для Итэра он не особенный.

      Итэр общался так со всеми.

      Если к нему, к Сяо, отнеслись с теплом, это вовсе не потому что Сяо чем-то по-настоящему зацепил. Итэр сам по себе такой — добродушный и теплый, и Сяо это прекрасно знал, когда поддерживал с ним общение, когда позволял посадить себя, побитую собаку, на цепь и тем самым привязать к себе; Сяо прекрасно знал — но Сяо и подумать не мог, что для него это позже станет настолько большой проблемой. Почему-то он на дух не переносил, когда Итэр так искренно и весело улыбался другим, смеялся с ними и разговаривал о бытовых вопросах — Сяо думал, что с ним так невозможно. Сяо слишком проблемный, чтобы вести с ним беседы о погоде или о школе, потому что это так или иначе приведет к больной для них обоих теме.

      Наверное, именно поэтому Итэр его сторонился.

      Нет, Итэр не перестал с ним общаться, но за несколько дней Сяо заметил существенную разницу: как будто за эти выходные произошло что-то, что переменило отношение Итэра к нему. Не так уж сильно, но все равно заметно. Итэр меньше разговаривал, больше молча пялил в тетрадь или рисовал узоры на полях, когда обычно он постоянно шептался, выкидывая различные шутки или другие комментарии на тему урока. Сяо тогда давил в себе смешок и думал, что это безумно глупо, но сейчас бы за эту глупость он отдал всё.

      С одной стороны он понимал, что дело могло быть и вовсе не в нем, а в целом в состоянии Итэра, потому что Сяо понятия не имел, чем тот занимался на выходных, а с другой — Сяо видел, как тот все так же непринужденно отвечал одноклассникам, когда они подходили к нему, и как пожимал руку Альбедо, прощаясь с ним, и Сяо становилось тошно от себя самого. Он не имел права ревновать. Это просто абсурдно — потому что Итэр может общаться с кем угодно и как угодно, и может даже начать встречаться с кем-то, и Сяо никак не должен этому препятствовать. Но Сяо и не препятствовал. Он просто думал, что, будь он хоть немного больше открытым и мягким, Итэру бы с ним было в разы проще, и он идиот, если ревнует, потому что во всем этом только его личная вина. Но Сяо не мог измениться по щелчку пальца. Он и без того переступал через себя каждый раз, когда разговаривал с Итэром.

      Итэр вернулся за парту, плюхаясь на стул с тяжелым вздохом. Сяо не обратил на него никакого внимания, продолжая залипать в телефон (это не было сделано специально); Итэр лег на стол, утыкаясь лицом в сложенные руки, и только тогда Сяо посмотрел на него.

      — Не выспался?

      Итэр глухо рассмеялся и приподнялся, поворачиваясь лицом к Сяо:

      — Просто устал, — Сяо подумал, что Итэр весь день выглядел крайне вялым и хмурым, несмотря даже на то, что он был в состоянии с кем-то оживленно поговорить или поспорить с учительницей по истории. — Хочу домой.

      Сяо ничего не ответил.

      На уроке алгебры все шло относительно спокойно, пока Итэра не вызвали к доске на какое-то огромное уравнение повышенной сложности, и, когда тот брал учебник с заданием, Сяо отчетливо видел отчаяние, боль и ненависть в медовых глазах: Итэр еще недовольно цокнул, поднимаясь с места, и…

      Его немного повело в сторону: Итэр схватился рукой за парту, чтобы не упасть, замер на мгновение в таком положении и, глубоко вдохнув, выпрямился. Сяо, пока тот не ушел, взволнованно спросил:

      — Ты в порядке?

      Итэр обернулся, показал ему «палец вверх» и вышел к доске.

      Сяо нервно всматривался в Итэра все то время, что тот записывал уравнение,

      и резко поднялся с места, когда мел выпал из чужих рук, а сам Итэр взялся за край раскрытой доски в попытках удержаться за нее, чтобы не упасть.

*

      Итэр почувствовал, как подошедшая учительница аккуратно подхватила его, и расслабился в ее руках, позволяя уложить себя на пол; ноги казались ему ватными и дрожали так, что Итэр не мог двигать ими, а шум в голове не позволял адекватно воспринимать происходящее; все вокруг него было как в тумане. Он слышал, как его звали по имени, и даже попробовал открыть глаза, но помещение мгновенно расплылось — и Итэр понял, что идея отвратительная, закрывая их вновь.

      Он бы очень хотел волноваться сейчас о нерешенном уравнении или о возможном шепоте удивленных одноклассников, которые потом обязательно будут долго обсуждать эту ситуацию, но ему было так плохо, что ни одной мысли на этот счет в голове не пролетело; он пытался сосредоточиться на происходящем и не свихнуться окончательно, падая в бессознательность, к которой был в эти секунды чертовски близок.

*

      Сяо не знал, как так вышло, что через несколько секунд он уже находился возле Итэра (черт возьми, ты же видел, что ему плохо, зачем ты позволил ему выйти решать это ебучее уравнение?), но учительница, видимо, высоко оценила этот жест и обеспокоенно произнесла:

      — Сходи за медсестрой, быстрее, — Сяо видел, как она паниковала, и, откровенно говоря, он тоже паниковал — и в медкабинет бежал так быстро, как только мог.

      Когда он вернулся вместе с медсестрой, Итэр уже открыл глаза и тупо пялил в потолок, и его грудь тяжело вздымалась, а под ногами лежал чей-то рюкзак.

      Медсестра, увидев, кто упал в обморок, удивленно распахнула глаза:

      — Опять?

      Опять?..

*

      Итэр не знал, сколько прошло времени, но, когда он окончательно пришел в себя и медленно, с чужой помощью поднялся, в классе уже никого не было. Алгебра была, к его счастью, последним уроком, и помимо него и учительницы здесь больше никто не остался. Медсестра уже ушла, перед этим приведя его в чувства и о чем-то поговорив с учительницей, и оставшееся время он просто ждал, пока ему станет лучше, чтобы позвонить Люмин и попросить ее пойти домой вместе с ним.

      Но звонить ему не пришлось: видимо, кто-то сообщил Люмин о произошедшем, потому что, когда учительница усадила его за парту и уже искала в контактах номер родителей Итэра, Люмин влетела в кабинет:

      — Итэр! — она подошла к нему, становясь напротив. — Бл… Боже, Итэр…

      — Тише, — Итэр поморщился. Конечно, он уже не находился в предобморочном состоянии, но громкие звуки все еще не переносил. Люмин мгновенно осеклась и обратилась уже к учительнице:

      — Я заберу его на такси.

      — Я обязана позвонить родителям, и именно родители должны его забрать…

      — Они на работе, на другом конце города, — Люмин тяжело вздохнула. — Вы можете позвонить им, но они все равно не приедут…

      Учительница нахмурилась — и вышла за порог кабинета, чтобы поговорить без лишних ушей.

      — Ты всех перепугал, — Люмин села рядом с ним. — Итэр, ты опять ничего не ел?

      — Мне обязательно отвечать? — вымученно простонал он, отворачиваясь от пристального взгляда Люмин.

      — Конечно, я же понятия не имею, от чего у тебя бывают обмороки.

      — Ну все, хватит. Мне и без этого хуёво.

      От дальнейших расспросов и недовольных цоканий Люмин его спасла вернувшаяся в класс учительница. Она подошла ближе и строго произнесла:

      — Ладно, я договорилась с матерью. Можете ехать вдвоем, но обязательно отпишись мне, когда доедете до дома. И будьте аккуратнее.

*

      Сяо не отходил от кабинета все то время, что Итэр находился там. Он подумал, что будет слишком подозрительно и странно, если Сяо останется в классе, когда все остальные уже отпущены с урока (потому что тяжело заниматься в такой ситуации), и потому он ждал в коридоре, напротив двери, нервно расхаживая из одного угла в другой.

      Сяо иногда заглядывал в приоткрытую дверь, и когда он увидел, что Итэр уже не лежит, а сидит, прислонившись спиной к стене, то значительно успокоился.

      Он слышал, как посмеивались остальные, радуясь, что их отпустили с алгебры, и боролся с желанием каждого из них впечатать в стену — потому что каким нужно быть уродом, чтобы радоваться подобному? Итэр свалился в начале урока и пролежал на полу едва не до самого его окончания, и кто-то смеет еще и смеяться? Конченные идиоты.

      Заметив, как в класс заходит Люмин, Сяо подумал, что, наверное, ему здесь больше нечего делать: сестра-то уж точно позаботится о том, чтобы Итэр в целости и сохранности вернулся домой, но, несмотря на это, Сяо все равно остался в коридоре, забиваясь в самый дальний угол. И он видел, как из кабинета спустя десять минут вышли Люмин и Итэр, и Люмин сжимала в руках ладонь Итэра и что-то негромко ему говорила, пока тот шагал рядом, опустив голову и смотря в пол.

      «Отчитывает его. Совсем как мамочка», — Сяо едва заметно усмехнулся. Картина довольно умилительная, если не знать, что произошло полчаса назад.

      Ему теперь уже точно нет смысла оставаться в школе.

      Однако было кое-что, что хотел сделать Сяо.

***

@deadgod

      привет. это же Люмин?

@lum1e

      Да. Кто это?

@deadgod

      Сяо. мне дала твой номер Ху Тао.

@lum1e

      А, боже, это ты

      Что ты хотел?

@deadgod

      как Итэр?

@lum1e

      Уже в норме

      Можешь сам ему позвонить, если хочешь

@deadgod

      да, конечно.

      но на самом деле, я написал тебе по другому вопросу

      э… не подскажешь, что любит есть Итэр?

      или… есть ли у него на что-то аллергия?

@lum1e

      Зачем тебе? О-о

@deadgod

      я хочу навестить его.

      но не с пустыми руками.

@lum1e

      мммм

      Подожди минутку

@deadgod

      спасибо.