— Сяо…

      Сяо стоял перед ним с видом побитой собаки — и Итэр, распахнув дверь, сделал шаг назад, позволяя ему пройти, но Сяо остался на пороге, потупив взгляд.

      — Нет, — наконец, тихо выдохнул он, — давай выйдем.

      Итэр не стал ничего спрашивать. Он молча накинул на себя куртку и обулся (благо, что сам, подготовившись к приходу Сяо, не был в совсем домашней одежде, предусмотрительно сменив пижаму на джинсы и толстовку), и они вместе вышли в подъезд, сохраняя все то же молчание, с каждой секундой давившее на Итэра все сильнее.

      Он согласился на то, что Сяо приедет к нему, а теперь не мог собраться с мыслями и выдавить из себя хоть что-то привычно теплое, пока Сяо быстро спускался по ступенькам к выходу из здания.

      На улице уже темнело, но холодно не было: наоборот, дувший ветер оказался довольно теплым, и Итэр уже думал, что они поговорят, когда выйдут на улицу, но Сяо не останавливался: он двигался в противоположном от остановки направлении и не смотрел на Итэра. Они прошли так некоторое расстояние, прежде чем Итэр не выдержал:

      — Погоди. Куда мы идем? — Сяо остановился, и Итэр непонимающе уставился на него, не зная, чего Сяо хочет.

      Сяо все еще молчал. Он сжал руки в кулаки и не смотрел на Итэра, но Итэр видел, какой грустный у того был устремленный в землю взгляд, и как Сяо нервничал, и как открывал рот в попытках что-то произнести, но закрывал его снова, так ничего и не сказав. Но Итэр не давил. Он покорно ждал, пока Сяо соберется с мыслями.

      Сяо приехал так быстро, что Итэр даже не успел придумать, что он скажет: и поэтому сейчас старался судорожно сформулировать хоть что-то в своей голове. Ему надо было как-то объясниться перед Сяо, сказать что-нибудь, но Итэр точно так же, как и Сяо, не мог подобрать нужных слов, и они просто стояли под фонарным столбом в полной тишине, изредка смотря друг на друга — наверное, для проходивших не так далеко людей это было забавным зрелищем, но Итэр не видел в этом ничего веселого. Им обоим было плохо — и оба не знали, как об этом сказать, хотя поговорить им необходимо о многом.

      Например, о том, почему Итэр столь внезапно отстранился, почему глаза Сяо были покрасневшими, когда он только приехал, или почему их твердое «нам надо со всем разобраться» превратилось в несколько минут молчания.

      Первым не выдержал Итэр. Тишина давила на него слишком сильно. Он осторожно взял ладонь Сяо в свою, и Сяо, наконец, перевел взор, отреагировав на этот жест, и они впервые за длительное время встретились взглядами. В этот же момент Сяо тихо произнес:

      — Скажи, что это неправда, — он смотрел на Итэра так жалобно, и у Итэра ком встал в горле — и он не мог выдавить из себя ни слова, только сжал чужую руку сильнее. — Итэр… Неужели вы… В самом деле…

@deadgod

      рожалуйста, итэр, можно я преду

      пожалуйста

@ettt_h

      Что такого случилось?

      Я, вроде, написал, что не в состоянии разговаривать.

@deadgod

      прости

      я видел

      но я не могу так тоже

      мне тяжлео

      нам надо погворить

      ты сам это знаешь

      о мньгом

@ettt_h

      Сяо, конкретнее

      Я же понимаю, что что-то не так

      — Даже если так, — Итэр, наконец, смог сказать хоть что-то, и он нахмурился, чувствуя, что сейчас произойдет что-то отвратительное, и это предчувствие грызло его изнутри, — что это меняет?

      Сяо глубоко вдохнул и на выдохе выпалил:

      — Отвратительно, — он отвел взгляд в сторону, но его ладонь все еще оставалась в руке Итэра, совсем отчаявшегося из-за подобной реакции. Сяо его презирает? Ненавидит? Что он думает на этот счет? Почему Сяо больше не смотрит на него? — Какой же он уебок.

      Что?

      Итэр удивленно захлопал глазами, а Сяо продолжал:

      — Как ты мог влюбиться в кого-то вроде него? — он говорил уже громче и выглядел таким расстроенно-злым — но Итэр уже понял, что эта злость была направлена не на него. И это поражало его больше всего.

      — Я не влюблялся.

      — А?

      Итэр отпустил чужую руку и четче повторил:

      — Я не влюблялся.

***

      Куникудзуши вылетел в подъезд, пока мать Итэра что-то громко кричала вдогонку: они оба ее не слушали, когда выбегали из квартиры, и Итэр с ревом хлопнул дверью прямо перед ее лицом — а через секунду бросился в объятия Куникудзуши, смеясь, чувствуя, как тот, тоже не сдерживая смеха, прижимает его к себе обеими руками и утыкается носом в светлую макушку.

      — Ты невыносим, — шептал Итэр в перерывах между поцелуями — им обоим абсолютно плевать, что они все еще в подъезде, а его мать может в любой момент выйти из квартиры: Итэру уже скрывать нечего. Он знал, что является величайшей ошибкой в его семье, подкидышем, ребенком, который приносит одни неудобства, и вряд ли этот список дополнит еще хоть что-то действительно его задевающее. — Ты знаешь это? Ты невыносим.

      Куникудзуши улыбался, смеясь прямо в губы, и зарывался пальцами в чужие волосы. Он с трудом заставил себя отстраниться, делая шаг назад, и Итэр посмотрел на него с некоторым удивлением.

      — Идем отсюда, — Куникудзуши облизнул губы и схватил Итэра за руку — и они пустились вниз, и Итэр чувствовал такой приток адреналина, который давно не ощущал.

      Это касалось всего, что было связано с Куникудзуши.

      Его внезапные эмоции, его резкие перепады настроения, его неконтролируемая агрессия вперемешку с безумной влюбленностью — все это доставляло Итэру практически эйфорическое удовольствие. Итэр давно не чувствовал себя таким живым: после смерти Томо он думал, что его жизнь уже закончена, и не тянулся ни к чему, что могло бы вытянуть его из депрессивной пучины, и под сильнейшими таблетками, Итэр думал, он уже давно разучился вообще что-либо чувствовать: но Куникудзуши, резко ворвавшийся к нему в друзья и совсем скоро, буквально через несколько недель, — в любовники, с каждым разом доказывал обратное.

      Итэру было плевать, что их отношения нельзя было ни с одного аспекта назвать здоровыми: это были сплошные эмоциональные качели с обеих сторон, сопровождающиеся регулярными скандалами и истериками — но Итэр так к этому привык, Итэр так желал вывести самого себя хоть на какие-то чувства, что становилось безразлично, какими они были: он уже не разбирался, любит или ненавидит Куникудзуши, самое главное — это само его присутствие в жизни Итэра.

      Итэр нагло пользовался любовью Куникудзуши — причем в своих нещадных порывах настолько искренней и головокружительной, что Итэру самому голову сносило; он был уверен, что Куникудзуши в самом деле его любит. Но Итэр никогда не чувствовал высоких чувств к нему в ответ.

      И Куникудзуши знал об этом.

      — Ну, скажи мне, — он прижимал Итэра к стене, грубо впиваясь ногтями в его плечи, и его глаза были наполнены чистой злобой — и Итэр тонул в этой злобе, он хотел, чтобы Куникудзуши вмазал ему как следует, а потому продолжал молчать, с вызовом глядя на Куникудзуши в ответ, — скажи же, блять! Неужели тебе так тяжело? Просто ответь!

      Итэр улыбнулся — и Куникудзуши со всей силой влепил ему пощечину, и Итэр рассмеялся, запрокинув голову: его щека горела огнем, но ему было насрать, потому что для него это в несколько десятков раз лучше, чем лежать в полной апатии. Сердце колотилось в груди, грозясь выбить нахуй все ребра, а его страх, вперемешку с каким-то нечеловеческим безумством, зашкаливал, когда Куникудзуши смотрел на него с таким бешенством.

      — Говори, — он схватился пальцами за подбородок Итэра, опуская его голову, так, чтобы встретиться взглядами, — просто ответь, черт возьми. Ты меня любишь? — тишина. — Итэр, сука! — тишина. — Скажи, что любишь меня! — тишина. — Блять!

      Куникудзуши в такие моменты целовался грубо, больно кусаясь и параллельно с этим еще и удерживая Итэра в одном положении, не позволяя тому вырваться: хотя, если быть откровенным, Итэр и сам не хотел вырываться.

      Но молчал он не только ради того, чтобы довести Куникудзуши до точки кипения.

      Итэр в самом деле его не любил.

***

      — Мне надо было… Уф-ф-ф… — Итэр как-то нервно вздохнул, пока Сяо не сводил с него пронзительного взгляда, ожидая, что он скажет дальше, — забыть Томо.

      Все так тошнотворно просто, что Итэр даже и не пытался улизнуть от ответа: тем более, судя по тому, как Сяо настаивал на нем (пусть и молчаливо — Итэр чувствовал, что тот находится на своем эмоциональном пределе, пока Итэр пытается подобрать слова), он нуждался именно в правде. И Итэр не стал ее скрывать.

      — Мне было так хуево, что я не знал, как мне дальше жить, — Итэру стало удивительно легко говорить: он смотрел на то, с каким вниманием его слушает Сяо, и слова как-то сами складывались в предложения, — и тогда появился Куникудзуши. И он спас меня.

      — Как? — взволнованно выдохнул Сяо. Итэр изумленно округлил глаза — и Сяо, вопреки собственному смущению, добавил: — Как он помог тебе? — Сяо спрашивал это с такой надеждой, что Итэр не сразу нашелся, что ему сказать.

      Как Куникудзуши помог ему?..

      — Он просто любил меня, — он неопределенно пожал плечами, — а я не препятствовал его любви, — и неловко улыбнулся.

      Его конченной, его садистской, его выходящей за рамки адекватности любви — и Итэр тонул в ней, и Итэр наслаждался, и Итэр знал, что все это чертовски неправильно, но знание, что на свете есть человек, который готов пойти по головам ради счастья Итэра — и одновременно с этим одним движением руки разломать это же счастье самостоятельно, — придавало Итэру такой уверенности в своих силах и возможностях пережить всё, что с ним происходило, что он никогда не пытался прекратить их отношения.

      Ему нравилось такое внимание Куникудзуши. Только с ним Итэр чувствовал себя по-настоящему хоть кому-то нужным — кому-то, кто мог бы на какое-то время заменить ему Томо.

      Но через полгода Итэру это наскучило — возможно, потому что к тому моменту он уже относительно подлечил голову; возможно, потому что вспышки агрессии Куникудзуши давили слишком сильно; возможно, потому что Итэр не умел в тот период привязываться на такое большое количество времени к людям.

      — Я тогда не понимал, что, чтобы забыть Томо, мне нужен не другой человек, еще более безбашенный и безумный, — Итэр не переставал улыбаться, — а хороший психиатр.

      И сейчас, наверное, тоже нужен, но Итэр до последнего слепо верил, что сможет справиться со всем сам. Ему было до безумия страшно обращаться к кому-либо — и до безумия страшно вновь вливаться во все это болото из таблеток, еженедельных осмотров и апатии.

      — А ты… Откуда ты знаешь? — наконец, задал Итэр вопрос, мучавший его с самого начала: откуда Сяо вообще стало известно про его отношения с Куникудзуши, если кроме Куникудзуши, Люмин и его матери (и, возможно, родителей самого Куникудзуши), о них никто не знал?

      Да, они встречались целых полгода, но делали это не в школе, да и на прогулки выбирались крайне редко, чтобы показываться кому-то на глаза — предпочитали сначала выпить дешевого пива, которого им по случайности продали через каких-то знакомых, а потом наслаждаться присутствием друг друга — и в это входило не только объятия и поцелуи, но и едкие шутки, драки подушками (и не только подушками), в которые они вкладывали всю накопившуюся в них агрессию, и выливавшиеся из последних прелюдии, которые никогда ни к чему не приводили: Итэр, в связи со своим огромным комплексом, только отпихивал Куникудзуши от себя или грозился разбить бутылку о чужую голову, если тот продолжит. И Куникудзуши не продолжал — пожалуй, это то, за что Итэру стоило бы его благодарить. Учитывая, что в их связи нежность была лишь в те моменты, когда они оба уставали от злобы, Куникудзуши мог вполне не послушать Итэра и взять его силой — мог, но не делал.

      — Он сказал, — тихо ответил Сяо, и Итэр почувствовал, как внутри него все рушится.

      — Тебе?..

      — Всем.

      — В смысле — всем?..

      — Он заявил об этом в раздевалке после физры.

      Итэр пошатнулся на месте, и Сяо схватил его за руку и поспешил убедить:

      — Никто ему особо не поверил, — по крайней мере, он надеялся на это. Итэр шокировано пялил в одну точку несколько секунд, прежде чем грустно усмехнуться:

      — Да ладно… Я не думаю, что кто-то удивился.

      Слухи об ориентации Итэра ходили уже давно: еще с того момента, когда он только начал отпускать волосы и впервые серьезно сбросил вес. В те года он только и слышал оскорбления в свою сторону, несколько раз за день бывая и «педиком», и «голубым», и «посмешищем», но Итэр никому не отвечал — потому что уже тогда подозревал, что это в самом деле так.

      У него никогда не было кризиса ориентации. Итэр принял этот факт, на удивление, слишком спокойно для себя: наверное, на тот момент у него не было никаких моральных сил на то, чтобы как-то внутренне бороться еще и с этого аспекта, и потому стадия принятия прошла достаточно быстро. Стадия принятия родителей — тоже, по большей части из-за того, что Итэр связался с Куникудзуши, и в тот момент Итэр, за долгое время первые почувствовавший вкус жизни, был готов к любой реакции и не боялся ее. Он видел презрение в глазах своей матери, но всячески игнорировал его, а с тех пор, как они с Куникудзуши расстались, Итэр больше никогда не заводил разговор на эту тему.

      — Ты гей, — вдруг констатировал Сяо, словно до него этот факт дошел только сейчас.

      — Да. Я гей.

      У Итэра защемило сердце.

      Он бы не хотел оттолкнуть этим Сяо, он бы не хотел разрывать с ним связь только из-за своей ориентации, и он бы не хотел в который раз разочаровываться в людях — и в самом себе, и потому Итэр подрагивал от волнения, словно сейчас ему выносили вердикт.

      Но Сяо только тяжело вздохнул и, все еще не отпуская чужую руку, потянул Итэра за собой, шагая обратно. Они все это время стояли среди дворов, и слава богу, что люди в это время не особо любили прогуляться, иначе бы перед ними все это время представала довольно странная картина.

      — Куда мы?

      — Домой, — Сяо покосился на него, немного сбавляя темп. — Нам, наверное, стоило не выходить, но… Я вспылил. Прости.

      — Из-за Куникудзуши?

      — Да, — признался Сяо. — Я думал, что он оклеветал тебя, — он замолчал на несколько секунд, а после серьезно добавил: — Но если нет, то… Все в порядке.

      Итэр невольно улыбнулся и в который раз подумал о том, как же ему, черт возьми, повезло встретиться с Сяо.

***

      Зайдя в квартиру, Итэр только кивнул Люмин, кратко сообщив, что Сяо побудет у них сегодня, и закрылся вместе с ним в своей комнате.

      Они устроились на разложенном диване, по обыкновению включив какой-то очень занимательный ролик на YouTube, и Сяо, получив молчаливое разрешение Итэра, сел поближе, почти прижимаясь к нему — он положил голову Итэру на плечо и прикрыл глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не заснуть.

      Длительное время они молчали. Итэр только таскал из тарелки нарезанные яблоки, которые принес с собой Сяо, и он брал сразу две дольки: одну — себе, другую — в руки Сяо, чтобы тому не приходилось подниматься и тянуться за ними. Не то чтобы в этот раз фильм был интереснее, чем во все прошлые, но оба из них были настолько морально вымотаны, что необходимости в беседе не возникало.

      Итэру было максимально комфортно в этом молчании, а Сяо — тем более, и потому они только наслаждались моментом. Рядом с Сяо Итэр впервые почувствовал себя освобожденным от всего негативного, что преследовало его последние несколько дней, и он уже несколько раз внутри себя решил, что правильно сдался под чужим напором: и спасибо Сяо, что не отступил. Вряд ли бы Итэр сам решился прийти к Сяо со своим подавленным настроением. Итэр не ожидал, что рядом с Сяо ему будет так легко, а потому боялся — но теперь, когда все самое сложное уже прошло, он ощущал такое внутреннее спокойствие, будто его в этом мире ничего, кроме ровного дыхания Сяо и глупого фильма на фоне, не волновало.

      — Ну и дурак, — пробубнил Сяо, впервые за весь фильм комментируя происходящее. Итэр слабо рассмеялся: его почему-то умиляла картина почти засыпавшего, но все еще старавшегося держаться за нить повествования Сяо.

      — Тебе интересно?

      Сяо в ответ только зевнул, и Итэр вновь не смог сдержать улыбки.

      — Может, поспишь тогда? Ты выглядишь очень сонным, — Сяо завозился, отстраняясь от Итэра, и уставился на него, непонимающе хлопая глазами. — Ты вообще спал сегодня?

      — Э… Да.

      — Ты лжешь мне?

      — Нет, — он покачал головой. — Я, правда, спал. Не знаю, почему так хочу опять.

      — Ты просто устал.

      Сяо не стал спорить. Вместо этого он, отодвинувшись чуть в сторону, плюхнулся на кровать всем телом, ложась набок, но все еще лицом к Итэру. Итэр, смотря на Сяо сверху вниз, потянулся за тем, чтобы поставить фильм на паузу, стаскивая ноутбук с кровати на пол.

      — Наверное, плохая идея, — вдруг сказал Сяо, поднимаясь на локтях, — поздно уже. Мне и домой скоро надо…

      — Останься.

      — А? — Сяо удивленно ахнул, но Итэр выглядел абсолютно серьезно. — А школа…

      — Учебники поделим на двоих, — продолжил он, — тетрадь чистую я тебе дам, потом оттуда все перепишешь… Тем более, завтра никаких серьезных уроков нет, и… Домашку ты все равно не делаешь, — Итэр подавил смешок, боясь, что Сяо воспримет это как оскорбление, но тот лишь криво усмехнулся.

      — А ты… Идешь завтра? — осторожно спросил он.

      — Да, — Итэр тяжко вздохнул и добавил: — К сожалению. Не могу так много пропускать.

      Сяо на несколько секунд задумался, но по одному его лицу Итэр видел, что победил.

      — Ладно… Только, подожди, я предупрежу мать, — Сяо достал телефон и принялся быстро что-то печатать, — на всякий случай.

      — Ее выписали?

      — Нет… Через два дня должны.

      — О… — Итэр моментально осекся. — Погоди, а твой отец?.. Он не будет против?

      Сяо вздрогнул, потупив взгляд, и усмехнулся, как-то печально улыбнувшись:

      — Не будет. У него друзья приехали.

      — Ох… Извини.

      — Не думай об этом, — одернул его Сяо, и Итэр кивнул, решив, что такой спокойный вечер в самом деле не стоит нарушать столь грустными разговорами.

      Сяо рухнул обратно на диван, положив телефон куда-то на его край, и устроился поудобнее, однако Итэр поспешил его разочаровать:

      — Не-ет, подожди, надо постелить кровать…

      — Да плевать, — одернул его Сяо, смотря на Итэра сквозь лезшие в глаза волосы, — просто… Э… Просто… — он замялся — и насупился, когда Итэр, смеясь, спросил:

      — Просто — что?

      Сяо отвел взгляд и выпалил:

      — Просто ложись рядом.

      Итэр повиновался — он устроился рядом с Сяо, подложив себе под голову свою руку, и теперь они лежали друг напротив друга, и если Сяо прикрыл глаза, то Итэр и не думал смотреть на что-то, кроме Сяо: тот такой спокойный, с непослушными волосами, выбившимися из-за ушей, с умиротворенным выражением лица — и Итэр физически не мог не рассматривать его.

      Он думал, что Сяо уже заснул, когда прошло несколько минут, которые тот провел с закрытыми глазами, как вдруг Сяо резко распахнул их и на выдохе, словно боялся, будто запнется, потеряв всю уверенность, произнес:

      — Итэр… То, как ты… Шутил тогда, в торговом центре… — но его запала все равно надолго не хватило. Итэр немного нахмурился, а Сяо, выдержав небольшую паузу, все-таки закончил свою мысль: — Ты же тогда шутил?

      Итэр залился краской — хорошо, что в темноте этого не было видно. На самом деле, он сам часто задумывался насчет того, какие чувства испытывает к Сяо, потому что он бы солгал, если бы сказал, что Сяо совершенно его не привлекает, а Итэр рассматривает его исключительно как друга… Все не совсем так. Итэр пока не был способен разобраться в своих эмоциях, и, он уверен, Сяо точно так же не способен, и потому он как можно дальше откладывал момент, когда, наконец, определится, кем он считает Сяо для себя. Но держать Сяо в подобном напряжении и неведении он тоже не мог — это было бы слишком несправедливо.

      Тем более сейчас, когда Сяо уже узнал про его ориентацию. И вопрос такой задал наверняка из-за этого.

      — Я же обещал, что никаких шуток на эту тему не будет, — Итэр слабо рассмеялся, тушуясь под внимательным взглядом Сяо — тот воспринимал серьезно все, что Итэр говорил. — Если честно, ты мне нравишься, — он старался в этом «нравишься» уместить свои непонятные чувства, которые еще не дотягивали до влюбленности, но уже и не были дружескими.

      — Как парень?

      — Как парень… — Сяо нахмурился — и Итэр одернул себя, чтобы не пожалеть о том, что он сказал. Нет, ему рано или поздно пришлось бы: и пусть это будет рано, если Сяо не сможет принять (он не говорит даже о взаимности — будет хорошо, если его просто не пошлют прямо сейчас нахуй и не уедут к себе домой), потому как тогда он не будет травить душу ни себе, ни ему.

      Итэр был уверен, что поступает правильно.

      — Я… Я хотел сказать, — Сяо шумно сглотнул, — что я не совсем разбираюсь, что я чувствую, но… Мне очень хорошо рядом с тобой. Я не могу говорить точно, потому что я… И… — он замолчал, смущаясь; Итэр, слушая его, на несколько секунд забыл, что ему необходимо дышать: он почувствовал внезапный наплыв эмоций — настолько сильный, что на глазах едва-едва выступили слезы.

      Вот, чего хотел Итэр. Это не та бесшабашная, некомфортная любовь Куникудзуши, это не та привязанность к Томо, это не те случайные связи с случайной любовью — прямо сейчас он ощущал себя чертовски в своей тарелке, так, словно он впервые за длительное время оказался дома — лежа здесь, прямо перед Сяо, наблюдая за тем, как тот сжимает руки в кулаки от волнения, и руки самого Итэра задрожали, когда он мягко дотронулся до плеча Сяо ладонью, а тот в ответ передвинулся ближе к нему, позволяя себя приобнять.

      Это то, чего ему так не хватало. Это то, что напрочь вытеснило внутреннюю апатию и тяжелые думы о прошлом, то, что позволяло ему отпустить всю боль — хотя бы временно, — заменив ее на более теплые эмоции.

      — Я понял, — негромко ответил Итэр, — все в порядке. Ты не обязан ничего решать сейчас. Я… Я просто рад, что ты не оттолкнул меня. Спасибо, что приехал.

      Сяо ничего не ответил. Он только уткнулся куда-то в толстовку Итэра и закрыл глаза.

      А через несколько минут уже спокойно сопел.

      Итэру казалось, что лучше момента в жизни у него уже не будет.