В здании заброшенного склада с покрытыми толстым слоем пыли окнами царил полумрак, а в редких лучах света, пробивавшихся через дыры в потолке и стенах, плавали похожие на светлячков пылинки. Отряд Генэй Рёдан остановился в дюжине километров от леса, где, по их данным, обосновались Фрингусовские Гиены.

– Столько лет они скрывались, а теперь так нелепо наследили… Ловушка? – рассуждал вслух сидевший на полу возле большого ящика Нобунага.

– Конечно, – мягким голосом проговорил Куроро. – Я бы сказал, что они не наследили, они выдали нам приглашение. Меня волнует лишь то, действительно ли существует эта коллекция кукол?

– Существует, – подала голос Шизука. – В детстве я слышала историю про коллекцию фарфоровых кукол принцессы Серикумшиты, которые привозили на выставку в столицу, – девушка поправила очки и привычным равнодушным тоном продолжила. – Смертельно больная дочь баснословно богатого отца, она замкнулась от горя и разговаривала только с куклами, которых сама сделала. Это самые красивые и дорогие куклы в мире.

– Прекрасно! – негромко гоготнул Финкс.

– А что мешает этому быть просто красивой сплетней? – с типичной для него улыбкой поинтересовался Шалнарк.

Последовала непродолжительная пауза, которую нарушил голос Куроро:

– Мы в любом случае попадёмся в их ловушку, но сначала надо узнать, что там как. Сколько разведчиков нам требуется?

– Один, – пугающе холодно заключил Фейтан.

* * *

Киллуа и Гон затаились в густых зарослях леса, окружающего большую поляну, спрятавшуюся в низине среди высоких холмов. Она вся была уставлена большими разноцветными шатрами, словно какой-то огромный цирк заблудился и забрёл в эту глушь вместо очередного городишки. Из самого большого шатра в центре поляны доносились звуки не то сражения, не то избиения, иногда сменявшиеся криком или болезненным стоном. Фрикс сидел напряжённый, как туго натянутая струна, ещё чуть-чуть, и он сорвётся. Его друг то и дело искоса поглядывал на него, чтобы не позволить натворить глупостей, но до сих пор всё было тихо.

– Так ты согласен с Курапикой, Киллуа? – спросил он. – Думаешь, это ловушка?

– Да, – кивнул Золдик и нахмурился. – Они скрывались столько лет, а тут выдали своё местоположение таким нелепым образом. И место выбрали такое, чтобы противник почувствовал своё превосходство в процессе наблюдения, – очередной крик заставил юношу поморщиться. – А этим они, вероятно, провоцируют. Вообще, довольно странно, что они это делают, ведь Пауков таким не проймёшь.

– Они знают, что мы здесь?

– Вряд ли. Скорее всего, здесь это просто норма.

Киллуа стиснул зубы от очередного надрывного вопля, почти физически ощущая, как сужаются зрачки, но положил руку на плечо чуть дёрнувшегося друга, чтобы прежде всего остановить его.

– Не сейчас, – строго проговорил он и продолжил уже уговаривающим тоном. – Нужно выждать. Мы же договаривались, что освободим их ночью, когда все уснут.

Гон медленно выдохнул и кивнул, расслабляя напрягшиеся для рывка мышцы.

– Спасибо, Киллуа. Я… не могу слушать это и ничего не делать. Это невыносимо.

Золдик молчал. Ему нечем было подбодрить друга. И если тому хотелось что-то предпринять, то ему самому хотелось сбежать из гнетущей атмосферы этого места, причём бежать так быстро, как только позволят ноги. Он чувствовал ту мощь, что заперта там. И даже без иглы Иллуми в голове он боялся её до дрожи. Если что-то сорвётся, им несдобровать.

Юноша злился на Курапику за то, что тот рассказал им об этом месте. Сам Курута рассчитывал перехватить Генэй Рёдан, когда те решат добить Фрингусовских Гиен – почему-то он не сомневался, что эти сплетни доберутся до их ушей. Да и сам Фрингус, судя по выбору места и продолжительному сидению на нём даже после того, как об их привале пошли слухи, ждал новой встречи. Курапика, наверное, тоже осознавал, что вряд ли они разделятся и станут нападать на лагерь по одному, но он не мог не попытаться. Он, как и лидер Гиен, просто не мог упустить шанс отомстить Паукам. Поэтому он позвал их в этот город, поэтому переложил слежку на их плечи: сам он при поддержке Леорио намеревался сесть на хвост Генэй Рёдана. Курута утверждал, что ему не помешала бы информация об этой банде, но он-то наверняка догадывался, что они попытаются навести тут порядок, и за это Киллуа злился на него ещё сильнее. Силы катастрофически неравны. Юноша готов был поспорить, что даже пара Пауков не рискнула бы соваться сюда без поддержки остальных, куда уж им с Гоном. Как же медленно тянется время…

* * *

– Ума не приложу, почему эти придурки нас опередили, если эти куклы и правда так ценны? – шёпотом размышлял Финкс, пока они с Фейтаном сидели в густых зарослях с противоположного Киллуа и Гону края поляны.

– А я никак не пойму, зачем ты увязался за мной, если не можешь помолчать и пару часов, – равнодушно проговорил тот, не удостоив своего спутника даже взглядом. – Снова пробудились материнские инстинкты?

– Опять… – Финкс снова еле сдержался, чтобы не заорать во весь голос. – Ты же знаешь, что я тогда выполнял приказ! Как и сейчас!

Фейтан пренебрежительно молчал. Они не раз поднимали эту тему, и на уме у темноволосого было примерно следующее: «Ты зашёл в исполнении приказа дальше, чем того просил Куроро» – Финкс не сомневался в этом. Он прекрасно понимал это и сам, а потому так рьяно ненавидел, когда разговор заходил на эту тему. С того момента, как много лет назад он взял полусонного мальчишку к себе на горб, в нём что-то поменялось. Он нашёл в том юноше существо, которое не только нуждается в заботе, но и не боится его. От блондина уже в то время шарахались даже самые добрые собаки, стоило ему разозлиться, а Фейтану любые эмоции мужчины были абсолютно до лампочки. Он просто впитывал всю поступающую информацию, которая помогала в адаптации к новой жизни, а остальное игнорировал самым наглым образом.

Со стороны шатров донёсся очередной надрывный крик, это угнетало даже Финкса – именно поэтому он постоянно пытался заговорить. Они просидели в этих грёбаных кустах уже часов шесть, и всё это время то крики, то ругань, то звуки немой смерти сотрясали воздух над поляной. В какой-то момент раздался особо громкий вопль – таких он здесь ещё не слышал. Он краем глаза отметил, как напрягся Фейтан, но не стал ничего говорить. На самом деле, внутри этого уже абсолютно взрослого молодого человека так и не умер тот мальчик, который вырос здесь – из этого и исходил его спутник, когда заявил о необходимости сопровождать его, хоть и сам до сих пор не до конца осознавал причину. В этот момент у тринадцатого паука сердце застучало в висках: он знал, что если этот юноша пробыл здесь больше двух недель, то будет очень жестоко наказан. И ему даже не ребёнка было жалко, нет. Ему было мерзко от того факта, что он это знает, а сердце от этого знания всё ещё сжимается, совсем как тогда, в то страшное время. «Бывших Гиен не бывает», – говорил когда-то один мужчина из шайки. – «Либо ты с нами, либо ты изрядно истерзанный труп».

– Шевелись, щенок! Больно тебе на сломанных ногах ходить? Больно, мразь?! – из шатра вышел здоровенный детина, за шиворот тащивший за собой тихо мычащего что-то бессвязное мальчишку.

Под пристальным взглядом четырёх пар глаз – Киллуа и Гон на другом конце поляны наблюдали то же самое – мужчина волок юношу к здоровенной повозке. И если от Фейтана и Финкса эта махина спрятала происходящее, то мальчишки прекрасно могли наблюдать происходящее в трепещущем свете костра. Проигравшего парнишку буквально впечатали лицом в деревянную стенку, и он не сопротивлялся больше, только едва заметно дрожал. Ребят, спрятавшихся в кустах, тоже трясло крупной дрожью, пока они пытались осознать происходящее – когда мужчина стащил штаны с «провинившегося», это ещё могло кончиться обыкновенной поркой, но когда он сделал то же самое и со своими, все иллюзии тут же рассеялись.

Тихий, быстро прервавшийся вскрик пронзил холодный ночной воздух и стал своего рода переломным моментом. Киллуа впал в полнейшее оцепенение, сотрясаемый крупной дрожью от странного, мерзкого ужаса, и поэтому он не успел среагировать, когда Гон сорвался с места и ринулся восстанавливать справедливость. Финкс же полностью сосредоточился на происходящем, но не сразу заметил метнувшуюся к телеге чёрную тень – Фейтан узнал этого мужика и был намерен убить его тихо и быстро, потому что сам однажды был на месте этого мальчика. И он вспомнил… впервые за долгие годы он вспомнил это так ярко, до омерзения. Боль, унижение, чья-то грязная, потная страсть без толики жалости – только те, кто привык к этому, могли здесь выжить. И никто, никто не оставался собой. Сам Фейтан смог противостоять влиянию фрингусовской методики лишь потому, что всегда обладал скрытой способностью преобразовывать боль в мощнейший потенциал. В нескольких метрах от цели он увидел Гона, их взгляды пересеклись, и то, что разглядел мальчик в глазах тринадцатого Паука, заставило его затормозить и отпрыгнуть. Осознав, что мешать ему никто не будет, Фейтан преодолел оставшееся до цели расстояние и остановился в двух шагах от полуобернувшегося на шум мужика.

– Соланкхор… помнишь меня? – ледяным голосом спросил Паук.

Мужчина тут же развернулся, резким движением выйдя из терзаемого им тела мальчика и сорвав тем самым робкий болезненный стон с его губ. Он смотрел на нарушителя их тет-а-тета с лютым бешенством, пока не увидел глаза. Эти глаза… Он помнил их. Тот мальчик был единственным, к кому не хотелось поворачиваться спиной даже когда он был заперт в клетке, потому что казалось, что однажды нэн-прутья, создаваемые из его, Соланкхора, ауры, не выдержат натиска этой мощи.

– Ты… ты же сдох! – выкрикнул он, не успев даже осознать, что Фейтан уже дважды взмахнул своим мечом.

Паук действительно хотел сделать всё тихо, но ненависть и красочные картинки прошлого, ставшие ещё более реальными от визуального контакта с мерзавцем, затуманили разум – эта слабость таилась слишком, слишком глубоко в его подсознании, чтобы он мог предугадать, что она вот так вот настигнет его. В момент, когда разрубленный на две части член Соланкхора упал на землю, по лагерю пронёсся душераздирающий вопль, который тут же был прерван ещё одним замысловатым ударом меча. Тело одного из основателей Гиен было раскроено на несколько частей и бесформенной кровавой кучей рухнуло на землю. Стиснувший зубы Финкс продолжал наблюдать за всем из засады, в то время как Киллуа, озлобленный на друга за неосмотрительность, а на себя – за медлительность, возник рядом с Гоном. Прутья клеток больше не были укреплены сдерживающим чужую ауру нэн, и в шатрах началось какое-то пугающее шевеление.

– Гон, надо бежать! – тихо бросил Золдик и уже тронулся с места, но ответ друга заставил его остановиться.

– Нет. Мы должны им помочь, – решительно заявил Фрикс, не отводя взгляда от сползшего по стенке телеги и опёршегося спиной на огромное колесо мальчика.

– Без плана нам…

Слова застряли у блондина в горле, и он понял, что не один почувствовал это: Гон тоже напрягся, а Фейтан вырубил хнычущего мальчика ударом по голове – чтобы не ударил со спины, как понял Киллуа. В этот момент они трое уже стали мишенями, хотя ни одного нового человека из шатров пока не вышло. Все дети, потихоньку выбирающиеся из клеток, получили от Фрингуса один исчерпывающий приказ: убить посторонних в лагере и поблизости. Если бы мальчики попытались увидеть чужое нэн, они бы заметили метки в виде резных кинжалов, висящие у них над головами, но в этот момент они просто озирались, держась спина к спине в ожидании атаки.

И тут они вышли: дети с пугающими аурами и пустыми глазами, беспощадные, без всякого выражения на лице надвигающиеся на ребят, каждый со своим оружием. Финкс выжидал, готовясь прикрыть Фейтана и, может быть, этих уже знакомых им чокнутых парнишек, которые зачем-то ввязались в совершенно не свою битву.

Сражение началось, когда первые из Гиеновских послушников ринулись в бой. Быстрые и безжалостные, под их атаками Гон и Киллуа мигом почувствовали себя жертвами. Однако рассказы Курапики о том, что это дети, которые просто себя не контролируют, не давали им атаковать. Мальчишки отбивали удары и отступали, хотя их постепенно зажимали в кольцо. Тогда Золдик, стиснув зубы и пытаясь как-то совладать с ужасом, вызываемым этими пустыми взглядами, решил воспользоваться приёмом, который довёл его до самой вершины Небесной Арены – удар по обратной стороне шеи. Он был быстр, молниеносно быстр, за раз ударил стразу троих, но они лишь поморщились и обернулись на него, озлобленно скалясь. У него не осталось выбора. Ещё одно мгновение, и пара йо-йо пробила головы двоим, третий умер от удара смертоносной правой руки юного убийцы. Гон смотрел на него с недоумением и… разочарованием? В этот момент Киллуа подумал, что его сердце разорвётся. Он же не мог поступить иначе, не мог, потому что сам бы сильно пострадал. Так почему, Гон? За что?

От этой мысли отвлекла моментально возникшая необходимость действовать: на его потерявшегося в чувствах друга замахнулся ещё один из фрингусовских детишек. Однако он недооценил Фрикса: тот в одно мгновение развернулся и, поймав древко топора рукой, отвёл удар в сторону, а ногой толкнул нападавшего в живот, сразу отбрасывая подальше его и парочку бежавших следом. Такой удар должен был их отключить, но они мигом вскочили на ноги и с ещё большим энтузиазмом понеслись на своих жертв. В этот момент Гон понял, почему Киллуа так поступил с теми ребятами, хоть и не смог его оправдать. Он собирался и дальше пытаться просто отключить противников. Увидев, как пронёсшийся мимо Финкс свернул шеи ещё нескольким ребятишкам, он даже выкрикнул от ощущения беспомощности. Неужели они не понимают, что это всё можно просто остановить? Он, Гон, намерен доказать им, что не надо никого убивать. Не вышло руками? Он попробует иначе.

– Сначала идёт камень… – юноша начал накапливать умеренное количество нэн в кулаке.

Киллуа смотрел на друга с щемящей болью во взгляде – он прекрасно понимал, как шокирует этого парня происходящее, но сам он успел осознать, что шансов остановить творящееся безумие без жертв у них нет: доколе Фрингус управляет послушниками, те не могут потерять сознание и бьются насмерть, пока их жизненно важные органы не будут повреждены, и не давшая результата нэн-атака Фрикса лишь подтвердила догадку. От осознания этого факта Киллуа и сам чувствовал себя потерянно, потому что это битва не на жизнь, а на смерть, но Гон не примет такое положение вещей. И убийства со стороны Золдика могут привести к тому, что друг разочаруется в нём… если они вообще выживут. Пока эти сомнения терзали его сознание, беловолосый юноша старался осмотреться, не пропуская сыплющихся со всех сторон ударов, и понять, что происходит вокруг.

Финкс буквально по трупам пробрался к Фейтану и продолжал сражаться бок о бок с ним, изредка перешёптываясь.

– Собираешься продолжать бойню? Мы же отошли от плана, – прорычал блондин, когда очередной позвоночник хрустнул под ударом его кулака.

– Нужно найти Фрингуса.

Фраза «Прикрой меня» так и не была озвучена: Фейтан увидел нужного человека выходящим из шатра. Фрингус Пакх совсем не изменился. Двухметровый амбал с крюком вместо левой руки и изогнутым клинком в другой, он скалился своими гнилыми зубами, осматривая поле боя. Больше всего его забавляло, как Киллуа и Гон пытаются сохранить жизни его подопечным. Это было одной из причин, по которым он выбрал именно детей: психологическое давление на тех, кого они убивают, максимально. Он так увлёкся занимательным для себя зрелищем, что чуть было не пропустил молниеносный удар тринадцатого Паука. Фейтан двигался быстро, как тень, но даже его Пакх успел увидеть и с желтозубой улыбкой отразить удар.

– Кто это тут у нас? Твоё лицо кажется мне знакомым.

– Литера “Ф”, которую ты не смог подчинить. Скажешь моё настоящее имя, убью быстро и безболезненно.

Фрингус мерзко расхохотался и попытался ударить крюком. Завязалась битва, скорость которой лишь нарастала по мере того, как этот страшный человек говорил.

– Выживший, значит. Да на кой чёрт мне было твоё имя, малыш? Делать мне больше нечего, кроме как запоминать имена всех своих щенков, – несмотря на непрерывно сыплющиеся на него удары, Пакх продолжал говорить ровно и насмешливо, наслаждаясь тем фактом, что Фейтан всё сильнее закипал.

Он нащупал место, за которое цеплялась нить нэн в сознании его бывшего послушника, и этот почти незримый, практически стеревшийся за десять лет след позволил установить особую связь, породившую сомнения в душе Фейтана. Почему он борется с этим человеком? Ему же нужно бить тех, других. А почему? Это не имеет значения. Удары меча становились медленнее, а улыбка Фрингуса – шире и безобразнее.

Финкс прикрывал спину товарища, отбивая удары гиеновских воспитанников, и с каким-то изумлением почувствовал себя целью с той стороны, с которой угрозы быть не должно. И он знал это ощущение. У уничтожающего взгляда Фейтана было именно такое настроение, но это, как правило, было следствием ссор и драк. Выиграв мгновение, блондин повернул голову и увидел, что тот сделал шаг к нему, чтобы прыгнуть и атаковать. Счёт на миллисекунды…

– Фейтан, – спокойным, доброжелательным тоном проговорил Финкс, имитируя тот голос, которым он разговаривал с потерявшимся в истязаниях ребёнком, пытаясь помочь ему найти дорогу в мире, где тот разучился жить. А вот дальше, заставив приятеля замешкаться, он уже сорвался на повышенный тон. – Как ты смеешь позволять кому-то контролировать твою волю, безвольный ты ублюдок?! Когда босса нет рядом, ты должен слушать только мой голос! Мой голос!

Фейтан подпрыгнул в воздух всё с тем же ожесточением во взгляде, и нить, соединяющая его с Фрингусом, никуда не делась, усыпляя бдительность манипулятора. Однако мысли уже полностью перестроились и обрели свободу – он сделал сальто и ударил того, кто сейчас ожидал этого меньше всего. Крюк, которым Пакх пытался отразить удар, рассыпался под натиском гнева тринадцатого Паука, и меч разрубил голову до переносицы. Арафатка, прячущая половину лица Фейтана, скрыла искривившиеся от омерзения губы. Всё кончилось, но он не мог успокоиться. Воспоминания о юности, в которой Финкс заботился о нём и учил заново чувствовать мир, приняли сейчас особенно горький вкус. Такие яркие…

Если верить ощущениям, это было очень давно. А если слушать сердце, то не так давно, как хотелось бы. Финкс сторожил сон всего Рёдана во время одной из вылазок, а Фейтану не спалось, и он в обычной для того времени манере подсел к своей «сиделке» со скопившимися за миссию переживаниями.

– Мне иногда не по себе. Сейчас всё стало так сложно… – задумчиво проговорил мальчик. – Одних убивать можно, других нужно, а третьих трогать нельзя. Законы мне пока не ясны, и я не понимаю… Что делать, если я окажусь перед выбором, а босса, отдающего приказы, рядом нет?

– Я не позволю тебе столкнуться с подобным выбором в одиночку, это обязанность, которую возложил на меня босс. В таких ситуациях просто слушай меня, и всё будет в порядке, понял?

– Вот как, а я думал, ты должен следить, чтобы я никого из наших не убил и не потерялся, – вкрадчивым тоном проговорил мальчик.

– Тч… заткнись! – максимально тихо выкрикнул Финкс. – Много ты понимаешь…

В этот момент сидевший перед ним Фейтан неожиданно приподнялся и прижался губами к губам блондина, после чего как ни в чём не бывало сел обратно на пол, а мужчина несколько секунд просидел в оцепенении с широко раскрытыми глазами, пока не рявкнул:

– Что это, мать твою, сейчас было?!

– У нас было принято так выражать свою благодарность, – выдал юноша заранее приготовленную отговорку. – А у вас нет?

– Никогда больше так не делай, – процедил сквозь стиснутые зубы Финкс.

То, что сказал Фейтан, было ложью лишь отчасти: он действительно был благодарен за заботу и наставления, за опору, которую этот человек дал ему по собственной инициативе, но у Гиен никогда и в помине не было подобных традиций. Это была просто эмоция, с которой мальчик, обескураженный новой жизнью, не смог справиться. Поступок, который заставил его закрыться и который так и остался напряжённым воспоминанием для них обоих.

Всё это время Киллуа и Гон, до дрожи и слёз уставшие от окружающей их жестокости, продолжали что есть сил отбивать атаки, но гиеновских мальчишек и, как оказалось, ещё и девчонок, было много, и они были чертовски выносливы. Убежать от них тоже не представлялось возможным. Фрикс так и не смог никого убить, а Золдик больше не рискнул. Он с некоторой растерянностью осознал, что разочарование друга кажется ему перспективой страшнее смерти. И всё же, он довольно сильно калечил нападавших, потому что спасение Гона было, как ни крути, наивысшим приоритетом. Оба были на грани нервного срыва и пропускали всё больше ударов, когда фрингусовские воспитанники вдруг перестали нападать и принялись растерянно озираться. Те, кто был сильно побит, просто падали с ног, а друзья тут же опускались рядом на колени и начинали что-то успокаивающе бормотать. Действие нэн Фрингуса Пакха прекратилось.

Фрикс рухнул на колени, а из его полных отчаяния и боли глаз полились слёзы. Киллуа остался стоять, дрожа и с ужасом осматриваясь. Поляна была усыпана телами, в холодный ночной воздух закрался металлический запах крови, а тишину заполнили стоны боли и тихий, полный моральных страданий шёпот. Хоть они с Гоном и пытались не убивать, но то, сколько вспоротых и поломанных трупов оставили Пауки, было страшно осознавать. Жутко было и от того факта, что все эти дети – убийцы и, вероятно, представляют опасность даже без контроля предводителя Гиен, а у них с Гоном попросту не осталось моральных сил калечить этих несчастных детей, многие из которых были даже младше их.

Краем уха Золдик уловил голос Фейтана, который сказал, что в повозке действительно куклы и ещё какое-то барахло. Мужчины тут же впрягли в неё лошадей, молча, даже не глядя друг на друга – их обоих распирало от злости и нервного напряжения.

– Вы что… – подал голос Гон, – даже не поможете им?

– Это не наша забота, – холодно ответил Фейтан.

– Лучше бы и вам ноги уносить отсюда, пока эти детишки не пришли в себя и не переубивали вас, – усмехнулся Финкс и запрыгнул на место возницы.

Туда же сел его спутник, и повозка тронулась.

– Столько крови… боли… страданий… из-за денег… из-за… чего? Да в вас хоть что-то человеческое есть?! – тяжело дыша, Фрикс вскочил на ноги и дёрнулся в направлении Пауков, но Киллуа, стиснувший его в крепчайших объятиях со спины, остановил этот порыв.

– Я понимаю тебя, Гон, – шептал он на ухо другу дрожащим, хрипловатым голосом. – Но мы не должны делать глупости, мы не сможем никому больше помочь, если погибнем в схватке с Рёданом. Оставь их Курапике, Гон. Нам нужно успокоиться и придумать, что делать дальше. Успокоиться, понимаешь?

– Успокоиться… – тихо повторил Фрикс и, стоило другу ослабить хватку, с размаху ударил кулаком по стволу дерева.

Тот лишь слегка треснул, а юноша понял, как сильно он вымотался. Попросту морально сломлен. Слёзы полились из глаз с новой силой, когда он вновь рухнул на колени, – на этот раз от бессилия и чувства вопиющей несправедливости, которую они не смогли предотвратить и которую уже не исправить.