Тигнари смотрел в окно машины, слушая, как тарабанит дождь, и думал о том, что, возможно, новая жизнь — это не так плохо.

      По крайней мере, его отец, господин Эрфан Гандхарва, некогда перспективный ученый, теперь предпочитавший лишь удаленно разгребать документы и электронные таблицы, впервые сел за руль после трагедии, произошедшей два года назад. Он недавно восстановился в правах по необходимости, чему Тигнари также был удивлен, но лишь до тех пор, пока не узнал, что это все ради того, чтобы покинуть ненавистное им обоим место и оказаться в другом.

      Когда Эрфан первый раз заговорил о том, что желал бы переехать, Тигнари ответил ему лишь безразличным кивком, потому что ему было откровенно плевать, где жить и что делать. Последние два года он проводил в полнейшем неведении будущего, без всякого интереса наблюдая за происходящим вокруг. Откровенно говоря, Тигнари не слишком жаловался на такое положение. Его, конечно, напрягало свое внутреннее состояние, когда он не мог найти радости ни в одной происходящей с ним вещи, однако со временем оно стало настолько привычно, что Тигнари перестал обращать на пожиравшую апатию всякое внимание.

      — Мы почти доехали, — сообщил Эрфан, и Тигнари рассеянно кивнул.

      Место, где они проезжали, напоминало глухое село. За все время Тигнари видел только старые четырехэтажки, несколько обветшалых жилых домов, киоски с деревянными, облезшими вывесками и малое количество людей на улицах. Все это весьма… Удручало. Нет, конечно, он с самого начала знал, что они не в мегаполис едут, однако Тигнари не думал, что все будет настолько плохо.

      — И здесь мы будем жить? — со вздохом протянул он. — Напомни, почему мы сюда приехали?

      — Чтобы начать новую жизнь, — отец старался звучать убедительно и уверенно, но Тигнари в это слабо верилось.

      — Нет, я имею в виду… Сюда.

      Авидья (тот самый небольшой город, в который они приехали с отцом) выглядела уныло. Каждый километр так и кричал о том, что здесь абсолютно нечего делать, кроме как медленно умирать от бесконечно серых будней — но не то чтобы Тигнари привыкать. Он и в столице так себя чувствовал.

      Возможно, спокойствие пойдет ему на пользу. По правде говоря, он и сам пока не понимал, что конкретно хотел получить от этого переезда, но отец сумел убедить его в том, что перемены — это всегда к лучшему, даже если сначала кажется, будто все наоборот. И Тигнари старался держать это в своей голове всю поездку.

      — А, — Эрфан усмехнулся, поворачивая на дороге. — Мой старый друг снимал здесь как-то квартиру и посоветовал мне ее.

      — А он почему съехал?

      — Он по работе здесь был.

      Тигнари только хмыкнул в ответ. Да, так он и поверил. Наверняка этот друг просто понял, насколько это место унылое. На самом деле, не сказать, что Тигнари прям очень хотел жить в шумном городе, где есть куда выйти (он бы и не гулял нигде — нет желания и времени), однако и в совсем безлюдном городе тоже находиться не хотелось. Но если Эрфан думает, что так для него будет лучше, то… Ладно. Тигнари ему доверится.

      В любом случае, он сможет уехать отсюда через пару лет. Если захочет, конечно.

      Если…

      Спустя десять минут машина остановилась. Тигнари выполз из нее и осмотрелся: они въехали в какие-то дворы и теперь стояли напротив все такого же, как и остальные, которые Тигнари видел по пути, четырехэтажного дома, правда, выглядел тот самую малость лучше остальных, но не то чтобы прям красиво — сразу видно, что ремонт не делался очень давно. Тигнари едва смог подавить вырывавшийся вздох.

      Они вытащили из багажника сумки и направились ко входу — старое крыльцо, без таблички или других опознавательных знаков — нельзя даже и подумать, что это здание является апартаментами. У Тигнари был только тяжеленный рюкзак, отец же взял довольно большой чемодан — из вещей у них только самые основные, много мелочи осталось в квартире, принадлежавшей отцу, которую они покинули ради смены обстановки.

      Дверь противно проскрипела — Тигнари дернул ушами, морщась: даже такие обыденные вещи доставляли ему неудобства. Не сказать, что он совсем не привык к этому, но ко многим просто невозможно было до конца приспособиться — звук настолько мерзкий, что от него сводит, Тигнари заметил, даже обычных людей, что уж говорить о нем — редком представителе рода, о котором даже ученым известно не очень много. Можно сказать, Тигнари повезло оказаться в семье людей, которые могли предоставить некоторую безопасность: ему всегда было страшно появляться у врачей из-за их косых любопытных взглядов, потому как каждый такой раз мерещится, будто они готовы усыпить его и забрать на опыты для дальнейшего исследования. Оставалось только надеяться, что спустя время изучение его вида продолжится и приведет к каким-то успешным выводам и огласкам, чтобы на Тигнари не смотрел каждый второй так, будто он чудовище. Чтобы в социуме его воспринимали не как чудесную диковинку.

      Они прошли по коридору — удивительно тихо. Стены — пустые, только кое-где отваливаются обои, полы — бетонные, двери — обшарпанные, но, в целом, не такие плохие, как Тигнари предполагал. Спустя минуту показался ресепшн — если это, конечно, он, — и, наконец, Эрфан остановился, приставляя чемодан к стене. Тигнари замер следом, наблюдая за тем, как его отец достает из кармана телефон и делает звонок, продлившийся всего несколько секунд: он успел услышать, как кто-то на другом конце провода низким голосом произнес: «Сейчас буду», — а после этого Эрфан убрал мобильный и повернулся к Тигнари.

      — Скоро попадем в квартиру, — он улыбнулся натянуто и неприятно. Тигнари отвел взгляд.

      Дорога длилась почти пять часов, и, на самом деле, он порядком устал, а потому был только рад перспективе оказаться уже, наконец, в помещении, и надеялся на то, что кровать там — или хотя бы диван — от старых жильцов осталась, это ведь апартаменты… Хотя, окажись они в пустых комнатах, Тигнари не удивится (со здешней-то атмосферой), но будет крайне расстроен.

      Прошло некоторое время, прежде чем уже из другого коридора к ним вышел мужчина — высокий, одетый в длинное черное пальто, с ярко-рыжими волосами, собранными в высокий хвост, и совершенно ничего не выражающим лицом. Тигнари даже немного удивился, что в таком месте кто-то может быть настолько хорошо одет (он также заметил длинные темные сапоги явно не самого плохого качества и перчатки — в общем, выглядел тот крайне солидно).

      — Добрый вечер, господин Дилюк, — поздоровался Эрфан, продолжая все так же натянуто улыбаться.

      — Добро пожаловать, — кивнув в ответ, «господин Дилюк» бросил краткий взгляд на Тигнари, почти сразу вновь переведя его на Эрфана. Он завозился, доставая ключи, и протянул их отцу. — Итак, мне нужно осведомить вас о нескольких правилах.

      Они направились от ресепшена по коридору (по тому же, откуда вышел хозяин апартаментов), и за это время Тигнари успел уяснить несколько вещей, о которых рассказывал Дилюк. Во-первых, оплата помещения проходит в конце каждого месяца, и оставленный взнос входит в ее стоимость за сентябрь; во-вторых, прачечная находится на «нулевом» этаже, а кухня и ванная — в каждой квартире своя; в-третьих, комендантского часа нет, но все же желательно возвращаться до полуночи, потому как район не самый благоприятный; в-четвертых, по всем жалобам нужно обращаться непосредственно к нему.

      Эрфан также задал ему несколько малозначимых вопросов, и ответы на них Тигнари уже слушал, но не слышал. Его мысли были заняты совершенно другим.

      Чем дальше они шли, тем больше Тигнари не видел во всем происходящем смысла. Он понимал, что отец заботится о нем самом, потому как его моральное состояние после смерти матери ухудшилось слишком сильно, но все равно казалось, будто эта вынужденная мера будто сделала все только хуже. В принципе, Тигнари никогда не жаловался на жизнь в их городе и не подавал идеи съехать, но, вероятно, Эрфан думал об этом иначе. В любом случае, стоило попробовать.

      Как бы Тигнари ни было тяжело, он все еще надеялся, что это отвратительное состояние со временем пройдет. Он работал с немалым количеством психологов и психиатров, сидел на таблетках и все еще ощущал себя так, будто его окунули в воду — и не вытащили из нее, и он все тонет, и тонет, и бесконечно тонет, не в силах ни окончательно утонуть, ни выплыть на поверхность. И, на самом деле, Тигнари волновался, что этот переезд сделает только хуже. Но своему отцу доверял.

      — Что ж, мы все поняли, — Эрфан вставил ключ, открывая дверь, и Тигнари мельком посмотрел в образовавшуюся щель — но, конечно, ровным счетом через нее ничего не увидел. — Благодарю вас за содействие, господин Дилюк. Рад оказаться в ваших апартаментах.

      — Надеюсь, вам здесь понравится. Обустраивайтесь. Если что, мой номер телефона у вас есть, — с этими словами он развернулся на невысоких каблуках и направился прочь. Тигнари был бы и рад посмотреть ему вслед, вот только его уже подтолкнули ко входу в квартиру, и он покорно прошел внутрь, слыша, как за ним заходит отец.

      Что ж, помещение было… Ну, скажем, среднее. Конечно, это не прекрасный ремонт их старого места жительства, однако все гораздо лучше, чем представлялось Тигнари, когда он впервые увидел это здание. И — что главное — осталась некоторая мебель (например, стол на кухне, которая располагалась прямо рядом со входом, и отключенный холодильник, и мойка — в общем, необходимые для жизни вещи).

      Он прошел сначала на кухню, затем — завернул в дверной проем без двери и остановился.

      — Это, кажется, гостиная? — Тигнари обернулся — отец расстегивал чемодан, видимо, чтобы достать кухонную утварь.

      — Да.

      — Она однокомнатная?

      — Да… Тс-с-с… — Эрфан рывком поднял какую-то коробку, вытащенную из чемодана, на стол. — Комната будет твоей. Я посплю в гостиной.

      — Хорошо…

      Ну, что ж, хотя бы… У Тигнари есть своя комната. Уже радует.

      К слову, обставлена она ничем не была. Он зашел в нее, осматриваясь, и наткнулся взглядом только на односпальную кровать в углу (впрочем, уже хорошо) и тумбу рядом с ней. Само помещение маленькое, но это не критично — Тигнари не нужно много места. Главное, чтобы сюда уместился рабочий стол, если они задержатся здесь надолго, и шкаф под вещи.

      А пока он бросил в сумку в сторону и вышел на кухню — туда, где отец возился с коробками.

      — Забери, — сказал он, кивая на одну из самых больших, лежавших на полу.

      Тигнари до сих пор удивлялся тому, как она только влезла в чемодан — чтобы взять все это добро с собой, ему пришлось хорошо попросить отца.

      — Да… Сейчас.

      Едва дотащив ее до своей комнаты, Тигнари почти уронил коробку на пол, облегченно выдыхая, и сам опустился на него же. Она не была заклеена скотчем, а потому легко открылась. Взору Тигнари предстал десяток (если не больше) книг — самых разных: от толстых до тонких, от романов до сборников стихотворений — в общем, все, какие у него были. Единственная схожесть — внутри, на самой первой странице, у каждой из них стояла дата и пожелание, написанное маминой рукой.

      Тигнари достал самую первую, открывая ее в нужном месте, и уставился на надпись.

      «Любимому сыну Нари на его двенадцатый день рождения!

      Я ценю твою любознательность, но пора бы заменить энциклопедии теми книгами, которые покажут тебе мир не с научной, а с духовной стороны»

      Тигнари поджал губы и отложил ее в сторону.

      Затем взял следующую.

      У его матери аккуратный, ровный почерк, передавшийся и сыну, и Тигнари всматривается в эти буквы, но уже не чувствует той боли, которую чувствовал год или два назад. Его в какой-то степени это пугало — Тигнари не хотел забывать свою мать, не хотел переставать тосковать по ней, как будто бы это значило, что он бездушный и ничего в этой жизни не уважающий. Он разговаривал на эту тему со своим лечащим врачом, однако избавиться от чувства вины так и не удалось — каждый раз, думая о том, что Тигнари понемногу отпускает мать, ему становилось за это стыдно, и стыд гложил его изнутри.

      Тигнари равнодушно осмотрел еще несколько книг, прежде чем подняться и вернуться к отцу — по итогу он лишь остановился на пороге и, дождавшись, пока тот обратит внимание на его приход, негромко попросил:

      — Может, купим хотя бы книжную полку?

      Отец на него даже не посмотрел.

      Тигнари знал, что ему больно, но не понимал, почему тот не может пойти на уступки в таких моментах. Это же полка Тигнари! Неужели ему нельзя положить свои книги хоть куда-нибудь? Несомненно, Эрфан тяжело переживал потерю любимой жены, но это же не значит, что нужно совсем закрыться от любых напоминаний о ней — даже таких теплых.

      Он продолжил стоять на месте, пока, наконец, на него не обратили внимание.

      — Я подумаю, — только и бросил отец.

      Тигнари расстроенно кивнул и вернулся к себе.

      Книги пришлось уложить в пустой угол — надо сказать, выглядело не так плохо, как он думал. Усевшись рядом с ними, Тигнари тяжело вздохнул и достал из кармана телефон. Ему написала только старая подруга, с которой он общался уже много лет, правда, редко, но общался — если так подумать, Тигнари больше ни с кем и не дружил. У него не было на это ни времени, ни сил, ни желания. Предпочитая тратить все это на учебу, Тигнари не особо переживал насчет того, что у него совершенно нет близких по духу людей, помимо, конечно, отца… И то — с ним отношения знатно испортились за последний год. Хоть и видно, что тот очень пытается облегчить участь сына, все равно кажется, будто между ними пропасть. Если раньше это как-то игнорировалось из-за присутствия матери в семье, то теперь все, конечно, куда хуже.

@DLLD_s

      Ну что, как ты там?

@naru_nari

      не знаю пока

      вроде все не так плохо, но как-то все равно тоскливо

@DLLD_S

      Держись, солнце

      Ты можешь писать мне всегда, ты помнишь?

@naru_nari

      конечно

      спасибо тебе

      Конечно, Тигнари не мог рассказать ей все. И это его расстраивало.

      Он подумал о том, что стоит пойти помочь отцу разобрать вещи, как вдруг тот заявился сам — Эрфан остановился на пороге и просто уставился на него. Так прошло несколько секунд, прежде чем Тигнари вдруг, неожиданно даже для себя, выдохнул:

      — Зря мы переехали.

      — Тигнари.

      Обращение по полному имени до сих пор резало слух — слишком привык к тому, что и мать, и отец некогда называли его сокращенным ласковым «Нари», чуть-чуть растягивая букву «а» и съедая «р» из-за картавости матери — а Эрфан ее временами любил передразнивать. Все это осталось только в теплых воспоминаниях: после смерти жены Эрфан будто не мог заставить себя снова обращаться к сыну так, как это делала его супруга.

      Да что уж там — Тигнари может поклясться, что первое время на него даже смотреть не хотели, потому как чертами лица тот был практически копией покойной женщины.

      — Ну, не надо так категорично, — отец нахмурился, и Тигнари понял, что, наверное, зря завел эту тему.

      Все же они уже здесь, уже заказали перевозку некоторой мебели через пару дней, уже начали разбирать одежду и другие нужные вещи, уже отец договорился об очередной удаленной работе и завтра они подадут документы в местную школу, поэтому… Поздно что-то менять.

      Но Тигнари не покидало чувство, будто что-то не так. Будто они делают нечто неправильное и непоправимое.

      — Может, еще подружишься с кем-то, — продолжил он, на что Тигнари только недовольно дернул ухом. — И тебе понравится здесь. Просто пока еще… Непривычно.

      — Да какой в этом смысл? — разочарованно прошептал Тигнари. — Здесь будто совсем другой мир.

      — Это пока лучшее, что я могу сделать, — Эрфан сделал несколько шагов внутрь комнаты, подходя ближе. — Если спустя несколько месяцев ничего так и не поменяется, вернемся обратно. Хорошо?

      Тигнари кивнул. Ну, если так подумать, у них действительно имеются пути отступления. Так что все не совсем уж и плохо… По крайней мере, очень хотелось на это надеяться.

      — И не подметай хвостом пол, — отец прыснул — а Тигнари замер: он в своих меланхоличных чувствах и не заметил, как покачивается из стороны в сторону пушистый кончик во время напряженного разговора. — Здесь грязно, — и с этими словами он вновь вышел в гостиную.

      Тигнари остался в одиночестве — даже дверь закрыли.

      Он перевел взгляд на окно, где было видно пасмурное небо, и лишний раз убедился в том, что в первый день после переезда ни ожидаемого ощущения свободы, ни каких-либо других положительных эмоций не ощутил. Только тоска. Но Тигнари не мог понять, по чему именно — явно не по старой жизни, от хорошей бы он не стал бежать в другой город.

      Надо радоваться тому, что имеем, да? Вот бы Тигнари научился это делать. Потому что он чувствовал, что если не начнет меняться сам, то никакой переезд ему и не поможет.

      Вот только где найти в себе силы, чтобы перестать воспринимать каждое происходящее с ним событие с тревожным ощущением опасности и необоснованного страха?