Лань Цижэнь помнил, каким счастливым был его старший брат, когда привёл в орден женщину, убившую их учителя. Та смотрела пустыми глазами на аккуратные тропинки и адептов в белых одеждах, что удивлённо смотрели на жену их главы. Молодой Цижэнь смотрел на эту плутовку с таким же взглядом. Женщина не отличалась красотой или умениями — многие девушки их клана будут намного лучше и благоразумнее. Тогда он ещё поссорился с братом, отказавшись принимать его выбор, его любовь, что так ярко цвела и нарушала тысячу правил. А наречённая госпожа Лань только кидала свой взор на всё холодно, потирала свой гуцинь слабыми пальцами и бесконечно долго выбирала имя для первенца, самостоятельно составляя гороскоп.
Недавно родившийся А-Хуань тянет свою пухлую ручонку к красивой сяо. Это не подарок Лань Цижэня — его изящный дар сиротливо лежит в стороне, пока чертовка, родившая ему племянника, качает кареглазого младенца на руках, давая поиграть с красивой кисточкой. Старший брат тоже улыбается, и даже старейшины смотрят на счастливого наследника по-доброму, а Лань Цижэнь уходит из домика с горечавкой под окнами. Мальчик ведь хотел взять его подарок, но госпожа Лань чуть отодвинула изящную кисть с дорогими красками, чтоб детское внимание и судьба обратили внимание на бамбуковую сяо. Коварная женщина.
А-Хуань счастливо разглядывает своего младшего брата и стучит погремушкой над головой А-Чжаня. Тот смотрит на бусинки, лёжа в колыбели, и не понимает, что от него хотят, поэтому всё ещё мутные золотистые глаза закрываются. А заботливый и не в меру любящий Лань Цижэнь понимает, что первый его племянник не знает, что делать, поэтому смело подходит к кареглазому мальчишке и терпеливо объясняет. Интересно, а его старший брат тоже с такой радостью играл с ним, пока он беззубо улыбался и дёргал ручками в колыбели?
Позже Лань Цижэнь, занявший место своего брата во всех сферах ордена, утирает слёзы шестилетнего А-Хуаня. Глупейший повод для слёз, подумаешь, мальчик из другого ордена поймал птичку и выдернул несколько перьев из хвоста пичужки, чтоб подарить наследнику, который только недавно научился писать своё имя правильно. К слову, перья до сих пор были в руке рыдающего племянника. Через три года к плачу присоединяется маленький А-Чжань, который не понимает, почему матушка больше не хочет его видеть. А Лань Цижэнь только и может, что прижимать к себе племянников, а потом показывать им стойки с мечом. А-Чжань после них всегда идёт к тихому домику, а А-Хуань практикуется в игре на сяо, чтоб прекрасно сыграть «Расспрос».
И с того момента всё идёт хорошо: его племянники не роняют горьких слёз, усердно учатся и становятся одними из лучших. Их отец на это только кивает и безучастно остаётся сидеть на месте, даже когда всегда спокойный Лань Цижэнь опускается перед ним на колени и просит перестать скорбеть о женщине, которая никогда не смогла бы его полюбить. А вот потом происходит Вэй Усянь. Тот, кто сейчас обосновался в цзинши его младшего племянника, не впуская никого. Тот, ради которого послушный Ванцзи нарушил правила. На взбалмошного Вэй Ина не было управы. Его защищал погружённый в воды скорби А-Хуань. Теперь один его любимый племянник покоится в земле, его меч затерян средь Могильных Курганов, Ванцзи сломан и отдан Главе орден Цзян на хранение, а второй роняет горький слёзы, тихо беседует с виновником всего бардака и ненавидит его, Лань Цижэня, и себя за смерть А-Чжаня.
Размышления о прошлом прерывает крик осла и вопли старейшин, которые обязательно понесут наказание за нарушение правил. Любопытные ученики, сидящие в библиотеке с интересом поглядывают в широкое окно, стараясь увидеть хоть что-то интересное. Наверняка это притащился недавно упоминаемый Вэй Усянь, который гостил в Пристани Лотоса. Цзиньи тогда получил своё наказание за сплетни, но мысли о том, что Вэни, которых так долго не появлялись среди людей, что-то задумали, не покидали праведную голову Лань Цижэня. Они не появляются просто так, так ещё и нашёлся Бичэнь в руках этих же Вэней.
Серые глаза адепта Гусу Лань смотрели на всех старейшин счастливо, а улыбка на его глупом лице так и грозилась растянуться в тонкую нить шёлка. Белые одежды были в чём-то испачканы, а на сером осле сидел юноша. Не сказать, что очень опрятной внешности. Самое главное, что это брат нынешнего главы ордена Цзинь — дурачок и обрезанный рукав Мо Сюаньюй. Тот хоть и показывал себя наивным идиотом, сразу насторожил опытного Лань Цижэня. В серых глазах юнца тогда сверкал живой интерес, а сам он утёнком ходил за самым старшим из приёмышей, хватал своими пальцами белое запястье и смеялся. И смеялся заливисто, громко, с неподдельным счастьем. На это бесстыдство никто не мог смотреть, но Глава Цзинь не желал обращать на это внимание. А вокруг самого мальчонки вились тонкими ниточками тёмные тени, покусанные губы сверкали капельками крови, а голос возбуждённо шептал о возрождении Старейшины Илин. А Мэн Яо — его старший брат — заботливо клал бледные руки на худенькие плечи и просил перестать думать о таких опасных глупостях. Цижэнь с ним соглашался. Как бы он не любил своих племянников, легче было сжигать ритуальные деньги и просить прощение за ошибки, чем вновь встретиться с янтарными глазами.
В тонких руках юноши виднелся гуцинь. Ванцзи выглядел потёртым, узоры небесных облаков стёрлись, а струны порвались, но черноволосый парень с усердием его пытался починить. Его совсем не беспокоили злые старейшины, которые ругались на него и на взбесившегося Вэй Ина. Тот, к слову, отвечал им не меньшими ругательствами. Все замолкли, когда Цижэнь подошёл чуть ближе, и на него обратили внимание две пары серых глаз.
— Вэй Ин, — интонация показалась такой знакомой, даже с высоким голосом. Последние слова племянника до сих звенели по ночам в голове. Серые глаза бесстыдника загораются живым блеском, будто сказали не его имя, а сделали императором всего Китая. Так выглядит неподдельное счастье. Так же сияли глаза его покойного брата. Вокруг отпрыска Цзинь Гуаншаня скопилось только больше тёмной энергии, она вилась вокруг него, упутывала руки и при этом была послушной псиной. Такое Цижэнь видел только один раз — во время Аннигиляции Солнца, когда его любимый племянник явил себя миру без ядра, но с Вэнями за спиной и использованием тёмной ци.
Погоня началась внезапно.Ещё внезапнее прекрасный музыкальный инструмент упал на землю, и тонкие струны порвались во второй раз, лопнув и ударив осла, вставшего на дыбы. Старое дерево хрустнуло так жалобно, будто это был человек. Будто это был задушенный всхлип Лань Чжаня, когда тот умирал и просил у него, глупого дяди, прощение за собственную жизнь. Тогда кровь заливала руки Лань Цижэня, алые отпечатки пальцев оставались на белой ткани чёртового Вэй Усяня, а некогда улыбчивый А-Хуань принял всю вину на себя. Чёрные одежды были так похожи на одеяния ныне умершего Лань Чжаня. Но разве это важно, когда глупое животное начало носиться по тихим Глубинам и вытаптывать ровную траву?
***
Очередное собрание прерывается спокойными шагами по идеальному полу. Все взгляды пригвождены к Главе Клана Лань, Цзэу-цзюню, нарушившему собственное уединение таким грубым образом. За поясом знакомая флейта с идеальной кисточкой. Белое ханьфу соответствуют статусу главы ордена, а на тонких губах лёгкая и светящаяся улыбка, словно и не было долгих годов скорби и одиночества. Лань Сичэнь искрит нежным счастьем, и именно сейчас старший племянник напоминает свою мать. Та ведь улыбалась своим детям точно так же, изгиб в изгиб, и даже карие глаза светятся жизнью.
— Дядя, Старейшины, — глубокие поклоны, а лента с облаками плывёт по тёмному шёлку волос, — я выхожу из уединения. Молодой господин Мо и Вэй умеют убеждать.
Названные заклинатели виднелись в огромном окне около цветущего дерева, которое выжило после сожжения ордена. Вэй Усянь улыбается шаловливо и держит своими ладонями тонкие пальцы человека в чёрной одежде. Лань Цижэнь уверен, что придётся звать лекарей, потому что такой похабщины он уже давно не видел. При всём своём бесстыдстве Вэй Ин никогда не показывал увлечённость к мужчинам. Иначе бы даже Лань Сичэнь не спас его от позорного выставления за ворота. А А-Хуань выглядит таким счастливым, что слова застревают в горле.
— И Господин Вэй покидает орден. Наша договорённость перестала действовать, — вновь улыбка становится немного печальней, но разврат за окном, где оба мужчины целуются, отвлекает всех в зале. И под радостный смех своего племянника Цижэнь выходит из зала, чтоб разобраться с этим безобразием.
***
Лань Сичэнь удалился неспешным шагом на скучное собрание. Это был большой для него стресс, ведь совсем недавно он спрятался черепахой в доме своей матери, переживая свою утрату в одиночестве и вине за собственную слабость. Но Лань Чжань в своей манере заставил старшего брата стряхнуть с себя пыль безнадёжности и гордо поднять голову, чтоб заявить о могуществе Облачных Глубин. И с предельной осторожностью Ванцзи помог Цзэу-цзюню заплести волосы и аккуратно повязать ленту. Это стало их безмолвным обещанием друг другу. Вэй Ин был искренне рад за счастливого Сичэня, который принял его в свой орден, улыбался ему и подсказывал что-то о замкнутом А-Чжане.
Стоящий рядом Ванцзи смотрел вслед брату с гордой печалью, будто бесконечно долго пытался вспомнить хоть что-то правдивое. Во время их путешествия память у Тёмного заклинателя стала проясняться, хоть многое и оставалось за завесой горного тумана. Может быть сейчас Ванцзи пытался вспомнить что-то из прошлой жизни, но вряд ли получилось. Это было понятно по опущенным бровям, мутным серым глазам и складке на лбу.
Вдох-выдох. Сейчас или никогда. Больше Вэй Ин не будет откладывать своё признание, прошлый раз ему не понравился. Хоть рядом и стояло тело Мо Сюаньюя с его чернильными волосами и нескладной фигурой, сам уже не адепт клана Лань видел в нём того самого Лань Чжаня, что кривил губы в библиотеке и краснел ушами от сборника порнографии; того самого Лань Ванцзи, который сражался с ним плечом к плечу, а потом выступил с помощью тёмных сил, повелевая им убивать вэньских псов; того самого Старейшину Илин, который тепло улыбался малышу А-Юаню, продавал с Вэнь Нином редис, а потом пил чай с Ваньнином и милой шицзе. Обычно слепой до чего-то земного, Вэй Ин сейчас видел, что простачок из деревни Мо был схож с его любимым человеком. Преданные близкими, сильные внутри — они заменили друг друга. Вэй Ин обязательно сожжёт ритуальные деньги за уже разбитую душу храброго человека по имени Мо Сюаньюй, чей век был так короток.
— Лань Чжань, — главное не забывать дышать, глядя в серые глаза, на дне которых плещется песочный янтарь, — я люблю тебя. Хочу ходить с тобой на Ночные охоты и быть рядом всегда и всё время своей жалкой жизни. Хочу слушать твою игру на гуцине и путешествовать по миру. Хочу принять вместе с тобой ту ненависть, что льётся на непобедимого Старейшину Илин. Ты позволишь мне эти вольности, Лань Чжань?
Тонкие пальцы было приятно согревать в своих тёплых ладонях, которые никогда не замерзали. Даже самыми суровыми зимами ими можно было спасти нерадивого воробья. Но сейчас Вэй Усянь чувствовал, как его ладони потеют, будто он вновь в бессилие сжимает меч и смотрит на горящую Пристань Лотоса или на уходящего за счастливым Вэнями Лань Чжаня. В обоих ситуациях он чувствовал боль, и только в этот миг сердце приятно ухало вниз, в живот, и пело весёлой канарейкой. Ванцзи смотрел на него с необъяснимыми эмоциями, будто думал, размышлял.
— Вэй Ин многое не знает и многое не видит, — неуверенно начинает Тёмный заклинатель, но делает шаг вперёд. Белые рукава смешиваются бесконечными складками с тёмными, а алые узоры солнца перекидываются на нетронутое полотно и поют весёлую песню минувших лет. Это звучало как отказ, но последующий поцелуй развеивает все сомнения, все страхи. Губы у Мо Сюаньюя тонкие, все коростах и со вкусом крови, и при всём этом движения такие знакомые, будто уже Вэй Ина так целовали. Целовали со всей пылкостью и жаждой умирающего в пустыне. И всё это время Вэй Ин не думал отпускать такие же мокрые пальцы из своего захвата, а даже наоборот сжимает сильнее и отдаётся поцелую полностью, растворяясь в приятных касаниях. И даже всё равно, что там кричит старик Лань. Он и так много на что ругался за все эти года.
— Зато я вижу, что мы обязаны навестить шицзе и А-Лина! Ты видел А-Лина? Чудо, а не ребёнок, — громко, на зло Лань Цижэню, который неумолимо приближался, смеётся Вэй Усянь и прижимается своим носом к носу Лань Ванци, а тот краснеет и смотрит завороженно. Это лучшая картина, что может представить неугомонный Вэй Ин.
Даже если им теперь надо убегать от кричащего Лань Цижэня. Главное, что их руки переплетены, а Сичэнь уже давно дал согласие на их совместную жизнь. И даже Лань Чжань улыбается своей улыбкой.
***
— Лань Чжань, очень зря, что ты не видел маленького А-Лина. Он таким милым был, но задиристым. Прям в этого павлина пошёл, — увлечённо рассказывал о любимом и пока единственном племяннике Вэй Усянь, держа тонкие поводья Яблочка. На самом осле сидел Лань Ванцзи, который очень быстро уставал, путешествуя пешком, а другими способами им было недоступно из-за слабого (читать, как отсутствие) ядра Мо Сюаньюя.
— Я видел молодого господина Цзинь. Он не так нагл, как про него говорил А-Юань. Всё могло быть намного хуже, — улыбается сидящий юноша, беря из рук заклинателя алое яблоко. Плод оказывается уж очень сладким, будто уже начал гнить. И при этом это самое вкусное яблоко, которое Лань Чжань когда-либо ел. — Я плохо помню, но он тогда тянул молодую госпожу Цзян и потребовал меня с ним познакомить. Он выглядел довольным, что я воспринял его как взрослого.
— Это нечестно! Почему ты всё это время молчал, Лань Чжань! — обиженно поджимает губы черноволосый мужчина, но засматривается на еле заметную улыбку любимого, а после целует. Даже если у Ванцзи, точнее у Старейшины Илин, есть секреты, он до них докопается. Испачкает все руки, но найдёт ответы на то, кто посмел отнять у А-Чжаня его ядро и из-за чего тот откинул все правила, которые писал у себя под кожей. Но сейчас Вэй Усянь целует чужие губы, обнимает за шею и пытается вспомнить, где он уже так целовался в далёком прошлом.
***
— Лань Чжань, как вы подружились с А-Чэном? Он ведь такая бука!
— Напились вместе.
— Так это вы всех петухов выпустили? Лань Чжань, Лань Чжань…
— Вэй Ин.
— Вэй Ин, тебе не следует…
— Лань Чжань, это тебе не следует. У тебя опять все пальцы в крови.
— Пустяки. Не стоит тратить на меня ци.
— Лань Чжань, что-то не так?
— Лань Чжань, ты слишком задумчив. Я переживаю.
— Всё хорошо, Вэй Ин.
— Может ты хочешь поговорить? Тебе станет легче.
— Расскажи о брате и дяде.
— Вэй Ин, тут ошибка.
— Откуда ты знаешь, Лань Чжань?
— Я читал.
— Но это заклинание я придумал сам…
***
— Шицзе, я так скучал! — радостно обнимает девушку в золотых одеждах заклинатель, а Яньли нежно улыбается своему А-Сяню. Она его так давно не видела: то у неё дела, то он сопровождает адептов на Ночные охоты. Её дорогой муж всегда приносил весточку о неугомонном Вэй Ине, рассказывал всё и лежал на её коленях, позволяя заплетать себя.
— А-Сянь, А-Юй, я так рада вас видеть. Мне А-Лин рассказывал о встрече на Ночной охоте. Он был очень доволен, что его друг тоже принял участие. Даже просил показать несколько приёмов, — ласково улыбнулась дева, поправляя свои волосы. Вэй Ин же только хотел сказать, что это не Мо Сюаньюй, а настоящий Ванцзи, но передумал. Ведь шицзе так улыбается, смотря на брата павлина. Наверное, они неплохо ладили. Милая Яньли вообще со всеми могла подружиться.
Цветущие бутоны благоухали сладким запахом, который наполнял лёгкие и заставлял чихать. Но это було сущей глупостью, ведь сейчас Вэй Усянь пил чай со своей сестрой около пруда с весёлыми лотосами. Десерты были сладкими на вкус, но совсем не такие вкусные, как в родном Юнмэн Цзяне. Там в каждом укусе была слышна благородная сладость, а тут даже желе из османтуса не могли приготовить вкусно и правильно. За пышными кустами пионов Цзинь Лин уматывал своего дядю — Мо Сюаньюя, — заставляя показывать новые приёмы. И бывший адепт Юнмэна и Гусу любовался тем, как худое тело делало непривычные движения. Несложно было представить, как Лань Чжань мог бы учить А-Юаня приёмам Гусу, радоваться его успехам одними глазами, с бесконечным терпением разбирать ошибки и просто быть живым.
— А-Сянь… Старший брат А-Сюаня заперся в уединение. Молодой господин Мо такой глупый. Разве можно жертвовать себя, зная, что тебя любят и ждут? Разве можно оставлять эту жизнь, разбив свою душу на множество частей? — тихо заговорила Цзян Яньли, наблюдая, как её сын счастливо скачет вокруг заклинателя и хвастается успехами подошедшему Цзинь Цзысюаню. Тот, наверняка, гордо кивает любимому А-Лину, держащемуся за тёмный рукав ханьфу.
— Шицзе… Неужели такой верный человек, как Мо Сюаньюй, стал бы оставлять любимого человека без видимой причины? Я буду эгоистом, шицзе, прости, но я, малыш А-Юань, Вэни, А-Чэн — разве мы не ждали возращения Лань Ванцзи? Я ведь так скучал… Я так хочу получить ответы на свои вопросы, так хочу любить Ванци, путешествовать с ним, — тёплые пальчики Яньли мягко легли на горячую и солёную щёку черноволосого мужчины. А тот стал ласкаться, как кот, чуть ли не мурлыкая от нежности своей шицзе.
— А-Сянь, мне так много нужно рассказать. Столько тайн господин Лань унёс в свою могилу. Ты бы только знал, не все они страшные: постыдные, неловкие, местами сотканы из страха и сожалений, из чистой любви. Он ведь не хотел умирать, никто не хотел. Но поверь, он не расскажет ничего из прошлого, что могло тогда тебе угрожать. Он, как матушка с отцом, — Вэй Усянь возмущённо вздыхает. Он прекрасно помнил холодный взгляд Мадам Юй и грустного дядю Цзян, — они ведь погибли вместе, защищая наш дом. Лань Чжань тоже: ушёл из ордена, отдал ядро тому, кого любил до беспамятства, защищал сестру Вэнь, которую полюбил наш А-Чэн, и совсем не сожалел, когда умер.
Из серых глаз заклинателя уже катились кристальные слёзы, размазываясь по покрасневшим щекам. Вэй Усянь всегда знал, что его любимый человек чести, но разве он — сын слуги и обычной заклинательцы — достоин чьего-то сильного ядра, чей-то смерти и страданий ради него. Теперь ядро больно жжёт грудную клетку, будто пытается успокоить своим теплом нового хозяина. Цзян Чэн, шиди, пожертвовал собой ради него, лишь бы не было больно, а теперь оказывается и Лань Чжань, который ругался на него в их пятнадцать, поступил, как глупый и самоуверенный человек.
— Матушка, почему дядя Вэй рыдает, как девочка? — насмешливые нотки слышатся в голосе племянника, который поправляет наручи и уже собирается начинать рассказ о том, что нового ему показали. Мальчишке же шестнадцать только, он рад учиться всему новому от старших и более опытных. Мо Сюаньюй выглядит уставшим, ещё немного и с ног свалиться. Его уж очень утомил болтливый «племянник». Так ещё любознательный Цзинь Жулань умудрился выпытать у него всё-всё о Сычжуе. И глаза его блестели всё больше и больше. Он даже уверенно заявил, что: «Если Вэнь Сычжуй хочется чему-то научиться, то пусть к нам идёт! Я и отец его всему научим. И младший дядя тоже. Айя Цин же выйдет за дядю Цзяна и ей будет не до Сычжуя.» Всё-таки ребёнок оказался довольно наглым и немного одиноким до общения.
— А-Лин, где твои манеры? — строго вопрошает женщина и стучит веером по голове неразумного сына, который прячется в то же мгновение за спиной отца. Такой счастливый и беззаботный. Вэй Усянь думает о многом в этот момент, но самое главное, что он вновь ощущает чужую кожу под своей рукой и ведёт прочь от семейства. А-Лин же хочет тоже поласкаться с матерью, да и напыщенный павлин не откажет себе в удовольствии накормить любимую и единственную жену сладостями.
Им с Лань Чжанем предстоит долгий разговор без утаек. Теперь же Вэй Ин возьмёт непокорного Старейшину Илин в ежовые рукавицы, зацелует губы и узнает, что творилось в тот момент в глупой голове заклинателя. Хватит ему отмазок о плохой памяти из-за тёмной ци, хоть что-то обязано остаться. Если уж его дорогой и любимый Ванцзи помнит о пухлощёком А-Лине, то и обязан помнить из-за чего пошёл на опасный шаг — стать врагом всего мира, имея на руках только бесполезный меч и дощечку со струнами.
- Лань Чжань, смотри, я придумал Стигийскую Тигриную печать.
- Вэй Ин, она опасна. Её надо уничтожить.
- Глупости. Мы с её помощью убьём всех Вэней.
- Вэй Ин, держи её тогда ближе к себе.
- Вэй Усянь, где печать?
- Её украли... Я не могу найти её, она же вчера была у меня в рукавах. Я и Лань Чжаня не нахожу в лагере.
- Мы найдём её и Ванцзи. Успокойтесь, молодой господин Вэй.
- И победим в войне?
И победим в войне. А какой ценой не так уж важно.