Лекции по философии первой парой в пятницу придумал уж точно не самый умный человек. А впрочем, откуда им, умным, в деканате взяться, действительно? Вот и имеется, в результате, полупустая аудитория сонных студентов, единственная забота которых – заснуть с максимально задумчивым видом. Опоздавший к началу Фран сидел тремя рядами позади Хроме и Хаято и увлечённо строчил что-то на узкой вырванной из тетради полоске бумаги. Закончив, он кинул свёрнутую свитком записку на парту к друзьям, и если блондин проигнорировал её, то девушка всё же снисходительно развернула и прочла текст, тихо хихикнув в конце и всё же сунув бумажку под нос Гокудере. Содержимое гласило: «Убийство само по себе не является смертным грехом, смертные грехи же, как правило, лишь мотив. То есть если убить лектора во имя чистоты собственного разума или удовольствия ради, то мы не будем сильно наказаны, но сможем уйти спать.»

Ребята тут же принялись что-то писать в тетрадях крупными буквами. Эмералд уже готов был начать ёрзать на месте от нетерпения и переполняющего любопытства, когда Наги, а за ней и Хаято, подняли тетради, через плечо показывая написанное другу. У девушки было написано: «Тобой движет праздность». У юноши – «Посадят». Как ни грустно было это осознавать, оба они правы. Фран раздосадовано уронил голову на сложенные перед собой на парте руки, что как по волшебству спровоцировало лектора обратиться к нему.

– А Вы как думаете, Эмералд, существует ли абсолютная истина?

Зеленоволосый полусонный первокурсник слегка опешил от такого вопроса и кое-как отлепил лицо от ставших крайне уютными для него рукавов.

– Что? Какой был вопрос? – растерянно переспросил он под насмешливый шепоток однокурсников.

– В чём абсолютная истина?

– Ох, нет, я отказываюсь отвечать на столь провокационные вопросы в девять утра, – заявил юноша и снова уронил голову на сложенные руки, чем заставил преподавателя помрачнеть.

– Кто-нибудь мне что-нибудь скажет по этому поводу? – спросил лектор, окидывая взглядом ряды студентов.

Вдруг на первом ряду поднял руку Ириэ Шоичи, который после одобрительного кивка преподавателя встал и заявил:

– Я верю в математические методы. Экспоненциальный закон описывает множество реальных статистических процессов, я уж не говорю про более сложные теории с его участием, – юноша деловито поправил очки. – Последовательность Фибоначчи, мнимая единица. Природа подчиняется математическим законам. Числа лежат в основе уникальной структуры снежинки, числа определяют вероятность событий. Если мы поймём суть чисел, мы поймём и суть нашего…

– Какой бред, – подал голос Фран, который тоже встал с места, возмущённый такой идеей и вдохновлённый желанием побороть рыжего парня в интеллектуальной дуэли. – Ты просто выдаёшь желаемое за действительное, как это и свойственно людям, что просто не в силах принять то, что в мире есть нечто непонятное, необъяснённое. Числа существовали до появления Вселенной? Или то, что лежит в их природе? Ты слишком труслив, чтобы признать, что числа – это чистая абстракция, которая существует только в человеческом мозгу, правда?

Профессор вместе со всей аудиторией то и дело переводил взгляд с одного парня на другого, и, если бы участникам дискуссии не было все равно, они непременно увидели бы, как счастлив тот наблюдать подобный спор.

– А как же наша способность предсказывать погоду, траектории движения небесных тел, поведение толпы… – попытался возразить Ириэ, но Фран снова его перебил.

– А ещё бабочка, которая машет крылышками в одной части планеты и вызывает ураган в другой, да? Назови мне имя того гениального парня, который смог предсказать хоть один ураган таким методом? – ухмыльнулся зеленоволосый юноша. – У математиков принято предсказывать поведение нелинейных систем с заданной точностью или ещё какими-то погрешностями. Как ты можешь приплетать это к абсолютной истине? Ты просто зануда, которому проще думать, что всё происходящее управляется логикой. Математика – одна из религий нашего времени. Неопровержимые законы вместо заповедей, следуя которым ты получишь ответ на все вопросы, а также счастье и успокоение. Если я напишу 2, затем 4, а потом 6, ты чувствуешь себя хорошо и спокойно, ведь дальше обязательно будет 8. Только вот я могу записать тебе закон, согласно которому дальше идёт 10. Так при чём здесь истина? Тем более, абсолютная.

Фран прыснул и плюхнулся обратно на своё место, уронив голову на сложенные на столе руки, и пролежал так до самого конца пары, вообще никак не реагируя на происходящее в аудитории. В нём как будто кончился заряд батареи: ему больше не хотелось ничего видеть, слышать и уж тем более о чём-либо спорить.

После философии ребята втроём вышли из аудитории, сонные и обречённые на то, чтобы отсидеть ещё и матан, а потом и несколько семинаров кряду. Впрочем, к третьей паре обычно втягиваешься, как они заметили.

– И какая муха тебя укусила? – спросила Хроме у Франа. – Не припомню за тобой такого рьяного отрицания чужих слов.

– Да фиг знает. Я, наверное, всё ещё зол на него за то, что он стыдился факта знакомства со мной перед Мельфиоре, – совершенно бесцветным голосом проговорил юноша. – Я, конечно, его понимаю, но в последнее время он ошибается чаще, чем следовало бы.

– Так вы знакомы? – изумилась Наги.

– Со средней школы. Грустная история, – отмахнулся Фран и обратился уже к Хаято, – поможешь мне построить график в Maple? Я вчера так и не нашёл в себе сил разобраться с этой ерундой, – пробурчал он, раздосадовано взъерошив волосы на затылке.

– Я Maple в лицо не видел, не могу помочь, – буркнул блондин.

– Да кто ж его в лицо видел? За него с какой стороны ни возьмись, везде жопа, – протянул Эмералд и поник, мирясь с осознанием, что придётся всё разгребать самому.

В этот момент мимо их компании проходил ответственный за дисциплину Хибари Кёя, который кинул на обнажённые короткой юбкой ноги Хроме настолько укоризненный взгляд, что даже Хаято не смог его пропустить, а девушке и вовсе захотелось сбежать отсюда в ту же секунду.

– Ты чего пялишься, гад?! – выкрикнул он и сделал один шаг навстречу парню, однако тут же замер, ощутив тонфа у своего подбородка.

– Хочешь подраться – назови место и время, я там буду и проучу тебя. Не смей устраивать беспорядок в стенах университета, – холодно ответил Кёя и перевёл пронзительный взгляд на Хроме. – Надевать такие юбки означает желание вызвать соответствующие взгляды и эмоции. Думаю, Наги Докуро это понимает.

Хибари убрал тонфа и пошёл по коридору, но Гокудера крикнул вдогонку:

– Сегодня после… – он не договорил.

Девушка закрыла его рот ладонью и в сердцах проговорила:

– Хватит, Гокудера-кун. Да что с тобой такое в последнее время?! – Наги смотрела на него строго и слегка рассерженно.

Хаято не стал ей перечить, он уже был свидетелем того, как девушка подолгу расстраивалась, став свидетельницей разборок. Он пообещал себе разобраться с Хибари позже и взглянул на подругу тяжёлым взглядом.

– Он относится к тебе неподобающе.

– Он прав, я сама виновата, потому что неподобающе одеваюсь, – вздохнула Хроме. – Я разозлилась, когда он отчитал меня за рваные джинсы, и решила проверить, что будет с короткой юбкой. Больше не буду, – девушка потупила взгляд.

– Он что, тебе нравится? – усмехнулся Фран.

Наги сжала губы в тонкую линию и ничего не ответила. Она сама не знала точный ответ, а врать и ошибаться ей не хотелось. То, что она влюблена в Мукуро, являлось фактом простым и очевидным, но одновременно испытывать симпатию к Хибари – это ей казалось как-то чересчур. К тому же, она почти не знала его и не хотела судить. Он выглядел надёжным и сильным, но, вместе с тем, не проявлял никакой склонности к сочувствию, поддержке и прочим простым человеческим качествам. Вероятно, они открывались только избранным, а может, Кёя и правда такой. Она не хотела об этом думать. Её гораздо больше волновало происходящее с Гокудерой, который становился всё агрессивнее и вспыльчивее после разрыва с Бельфегором. Пока у него была надежда, всё шло ещё неплохо, но сейчас психика юноши окончательно расшаталась, и поэтому Наги с некой надеждой смотрела на Франа, который, наверное, смог бы помочь ему. Они отлично ладили, а с девушками Эмералд особо и не общался. Он, казалось, вообще ни с кем, кроме них двоих, не общался. Надежда – глупое чувство, но что ещё остаётся?

* * *

Дома на кухне Хроме столкнулась с М.М., что обеих изрядно огорчило, так как вторая явно была не в духе и не хотела видеть свою вечно грустную соседку, а первая – слишком подавлена, чтобы терпеть упрёки. С другой стороны, рыжей просто позарез нужно было высказаться. Она раздражённо стукнула полной чашкой по столу, расплескав немного жидкости, а Наги, мывшая фрукты, вздрогнула и обернулась к ней.

– Я не могу так больше… Знаешь, почему Мукуро отказал мне на дискотеке?

Докуро проронила робкое «Нет», опустив тот факт, что она и вовсе не знала о попытке соседки потанцевать с их лидером, и, поставив вазу с фруктами в центр стола, села напротив М.М.

– Он сказал, что не хочет слухов о том, что мы якобы встречаемся. Ему, видите ли, нужно выглядеть свободным человеком, чтобы не потерять популярность у девушек, – она запустила пальцы в собственные красноватые волосы и слегка оттянула их, словно хотела вырвать их ко всем чертям. – Я не понимаю… Я же стараюсь делать всё возможное… Хроме!

Восклицание явно имело целью привлечь внимание потупившей взгляд девушки, которая собиралась с силами сказать подруге правду.

– Нет, М.М., ты не стараешься. Ты только ноешь и хорошо делаешь то, что получается у тебя безо всяких усилий, – наконец высказалась она. – Мукуро ещё в начале просил тебя выучить грязные танцы или танго, чтобы приобрести необходимую пластику и знать некоторые движения, но ты только кричала на него за то, что он не хочет учить тебя сам.

– Конечно, – рыжая подалась вперёд, ударив кулаками по столу, – потому что тебя учил не кто иной, как Мукуро!

– У него не было выбора! Когда у нас не было денег, тебя с нами ещё не было, и ты не знаешь, каково…

– Попрекать меня вздумала?! – совсем взбеленилась М.М.

– Нет, – Хроме потупила взгляд. – Я просто не хотела врать.

– Лучше бы помогла!

Докуро подняла на подругу полный изумления взгляд. Она и не думала отказывать. Она не могла понять, почему сама не додумалась это предложить.

* * *

Хроме давала М.М. уроки танго уже третий день кряду. После репетиций театра они давались тяжело, зато у темпераментной актрисы не было сил, чтобы сильно брыкаться и истерить, что было немалым плюсом. Однако в выходные выяснилась, что их небольшая проблема – не от усталости, она просто есть, и с ней ничего не сделать. М.М. снова обнаружила себя лежащей на свалившейся с ног Наги. Мало того, что та прикасалась к ней присущими страстному танцу прикосновениями, так ещё и падала постоянно, что выходило неловко и оставалось ссадинами на коленках.

– Я без зазрения совести могу сказать, что у меня активная половая жизнь, – с резковатыми нотками в голосе ворчала рыжеволосая, отряхивая джинсы.

– Прости, М.М., мне не хватает сил, чтобы вести тебя. Твёрдости какой-то…

– Это всё потому, что ты, вдобавок ко всему, ещё и стройнее меня, – в сердцах воскликнула М.М. и села на кресло в первом ряду, откуда обычно режиссировал представление Мукуро.

Более того, закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди, демонстрируя своей наставнице полное пренебрежение. Однако Хроме уже не переживала, что снова придётся силой вытаскивать соседку обратно. У неё появился план. Она набрала номер Франа и максимально уверенным тоном назвала ему место назначения и время: «Актовый зал», «Сейчас». М.М. даже снизошла до удивлённого взгляда в сторону девушки.

Фран мог не прийти, и Наги это понимала. Он вообще не из тех, кто чувствует себя кому-то обязанным по поводу и без. Однако, то ли из интереса, то ли от нечего делать, юноша всё же явился.

– Ты умеешь танцевать танго? – спросила его Хроме с порога, непроизвольно мстя за то франовское «мне нужен лифчик».

– Умел когда-то, – задумчиво ответил юноша и перевёл наполнившийся пониманием происходящего взгляд с неё на М.М. – Ты же не хочешь сказать…

– Мне не хватает сил, чтобы отработать с ней необходимые движения. Придётся тебе нам помочь, – виновато перебила его Докуро, развеяв остатки надежд парня на то, что он ошибается.

– Только если ты, Хроме, поцелуешь меня в щёчку! – решительно заявил юноша.

Договорились они до того, что он получит свой поцелуй по завершении обучения.

Тяжелее всего было вначале. Всем. Франу – смириться с тем, что он не просто оказался лицом к лицу с рыжей бестией всея Кокуе-Лэнда, так ещё и должен весьма страстно двигаться, держа руки на… тех частях её тела, на которые их укладывала смущённая донельзя Хроме. У М.М. же была проблема похуже прочих:

– Как я могу с ним танцевать, когда у него такое отмороженное лицо?!

Фран прекрасно отдавал себе отчёт в том, что дело не только и не столько в лице, хотя и в нём, конечно, тоже. Просто, будь у него нормальное лицо, не хуже прочих, М.М. прицепилась бы к свитеру за жалкие полторы тысячи йен, купленному в ближайшем сэконде. А будь у него нормальный свитер, был бы рост не тот. И ботинки не те. И вообще, всё не то, потому что он не Мукуро, и в этом его самый главный косяк.

Эти мысли порядком разозлили Эмералда. Он решил сделать невообразимое: представить себя ананасовоголовым лидером банды Кокуе-Лэнда. И он сделал шаг, решительный и твёрдый. И сильно сжал руку М.М. в своей, намереваясь вести её даже вопреки нежеланию. И, как ни странно, она подчинилась, насторожённо поглядывая на излучающего безразличие юношу. А он напирал. Он вёл уверенно и непоколебимо, вечер за вечером – он не стал отказываться от этой роли в их обучении. Вскоре Хроме достаточно было просто перечислять названия танцевальных движений, чтобы управлять танцем. Фран оставался бесстрастен, его и самого удивляло, что он не испытывает ничего особенного от происходящего. Разве что тёплое чувство от того, что он снова стал частью чего-то большего, да ещё и усилий для этого прикладывать не пришлось. Идеальный, ленивый вариант приключений – неплохая, как оказалось, штука. Для разнообразия.

И если бы у юноши был дневник, он бы обязательно записал туда, что находит очень важным отсутствие у своей души особого трепетного шевеления во время танца. Он бы написал: «Наверное, есть люди, от случайного касания которых словно переворачивается весь мир. Вот он просто прикоснулся к тебе, одалживая ручку, а у тебя внутри взрывается сверхновая. Или ты столкнулся с ним в коридоре и даже извиниться не можешь, ведь у тебя поперёк горла застрял непередаваемый восторг. Мне хочется верить, что такие люди бывают. Реально хочется».

* * *

В один из вечеров после занятий танго Хроме сидела в своей спальне и красила ногти на ногах, когда к ней постучали. Девушка только-только успела осознать неловкость своего положения: она в одной сорочке, непричёсанная, сонная – и в этот момент она поняла, что приходить к ней в этом доме некому. М.М. не стала бы стучаться, Кен с Чикусой вряд ли стали бы вторгаться в спальню к девушке после одиннадцати вечера, а значит… да быть того не может.

– Не спишь, Хроме? – мягко спросил вошедший в комнату Рокудо, который, нисколько не смущаясь неподобающего вида своей подопечной, зашёл в комнату и прикрыл за собой дверь.

– М…Мукуро-с… – девушка еле сдержала уважительное обращение и покраснела, а парень, между тем, присел на краешек кровати у неё в ногах.

Он улыбался такой особой усталой улыбкой, какую на публике у него никогда не увидишь и каковая ему шла настолько, что Наги не могла отвести от него глаз, чем он и воспользовался, забрав флакончик с лаком из её оцепеневших пальцев. Мукуро уселся на кровать по-турецки лицом к девушке и начал красить ей ногти, всё так же тепло и устало проговаривая:

– Я слышал, ты учишь М.М. танцевать танго. Эта новость приятно удивила меня, ку-фу-фу, я уж думал, она не перестанет упрямиться.

– Да… но она поняла, что была не права, сопротивляясь Ва… кхм, тебе, как будто ты ждёшь от неё невозможного. Просто очень… независимый характер.

– Что правда, то правда. Она говорила тебе о наших взаимоотношениях? Думаю, она показывала тебе свою ревность, – с этими словами парень покончил с покраской ногтей на одной ноге девушки и принялся за другую.

– Я объяснила ей, что в этом нет смысла. Ты же мне как брат, – тихо проговорила девушка.

– Оя-оя, неужели в ином ключе я совсем тебе не нравлюсь? – синеволосый поднял на свою подопечную пронзительно-лукавый взгляд и изогнул губы в коварной улыбке, уловив её смущение.

– Мукуро… – в тоне девушки сквозило возмущение, но алеющие щёки выдавали её самым неконтролируемым образом.

– Ку-фу-фу, не стоит смущаться, Хроме. М.М. не обделена женской интуицией и чувствует, что, если бы я мог быть вместе с одной из вас, я выбрал бы тебя, – Рокудо сказал это настолько серьёзным и ровным тоном, что у девушки мурашки побежали по коже, а дыхание безнадёжно сбилось. – Проблема в том, что я не могу себе этого позволить, и я сейчас расскажу тебе, почему.

Парень как раз закончил красить девушке ногти и вернул ей флакончик с лаком, сосредотачивая взгляд и всё своё внимание на её лице. Его тон не терпел возражений. Более того, для Докуро стало очевидным, что ради этого разговора он и пришёл.

– Моё двуличие, моя ветреность и непостоянство, моя жестокость и коварство – все эти качества сильнее меня, хоть я и не считаю их недостатками. Это то, что делает меня сильным. Это – моё безупречное Я. Побочным эффектом является то, что я неизменно, неизбежно буду причинять боль тем, кто ко мне ближе всех. Из твоего защитника я превращусь в кошмар. Я не могу этого допустить. Поэтому я прошу тебя, Хроме, – Мукуро слегка подался вперёд, не отпуская взгляд девушки своим, горящим решимостью и непоколебимостью духа, которые всегда так восхищали её, – присмотрись к тем, кто тебя окружает, и выбери достойного человека, который действительно сможет защитить тебя от всех бед… включая меня, ку-фу-фу.

Главарь банды Кокуе-Лэнда улыбнулся чистой и открытой улыбкой, но Наги все равно стало очень горько. Она не могла ничего выговорить из-за кома, подступившего к горлу. Она одновременно узнала о чувствах Рокудо и, вместе с тем, потеряла надежду. Он просто поставил её на место. Надёжное, не шаткое, но изолированное от него место, и от этого впору было захлебнуться слезами, но она держалась и прятала взгляд. Мукуро положил ладонь ей на щёку и поцеловал в лоб прежде, чем удалиться, пожелав спокойной ночи.

Когда дверь закрылась, Хроме уткнулась лицом в подушку и дала волю слезам. Она плакала в голос, глуша рыдания подушкой, и от этого становилось легче, будто боль действительно уходила. В эти мгновения она поняла чувства М.М., вынужденной танцевать танго с посторонним человеком, чтобы хотя бы просто оставаться рядом с Мукуро. Как будто вся их жизнь превратилась в театр, где нельзя давать волю настоящим чувствам. Как будто все они теперь танцуют это холодное, грустное танго с людьми, которых предпочли бы не выбирать.