- Где, чёрт возьми, Мукуро? – ворчала М.М., пока Хару пыталась затянуть шнур у неё на спине так, чтобы корсет не сползал вниз – он стал ей совсем свободен. – Не припомню, чтобы он опаздывал. Осталось меньше получаса…

- М.М., не переживай, он явится. Обязательно, - Хроме зачёсывала чёлку так, чтобы спрятать повязку на глазу.

Киоко суетилась вокруг неё, поправляя подол и рюши, ленты. Бельфегор пролистывал нотную тетрадь, застёгивая запонки. И только костюм Рокудо так и висел нетронутым. Хаято сидел с Франом на диванчике в той же гримёрке и, нервно теребя браслет, наблюдал за происходящим, пока его друг зарисовывал сам процесс сборов. Чикуса дёргал за струны электрогитары, Кен крутил в руках барабанные палочки. В воздухе застыло напряжение и волнение, потому что Его не было. Такой подляны тут никто не ожидал.

Спустя пять минут М.М., так и не сумевшая дозвониться постановщику представления, не выдержала и, ударив кулаком в тут же зазвеневший мелочёвкой стол, скомандовала:

- Фран, раздевайся!

Юноша поднял на неё внимательный взгляд и проговорил:

- Ты уверена, что такое зрелище тебя успокоит? Я вроде даже одетым тебя раздражаю.

Рыжая, звонко цокая каблуками, порывисто подошла к вешалке с костюмом и швырнула тот во Франа.

- У тебя пять минут. Его ещё надо успеть подшить. Хроме, Бел, готовы? Сначала ваш выход.

- Да, М.М., - кивнула Наги, а Бел просто широко улыбнулся и взял в руки скрипку.

- Он не придёт, да? – взволнованно спросила Хару и сразу сникла под многозначительным взглядом рыжей.

- А с чего ты взяла, что я соглашусь? – протянул Эмералд, уже застёгивая брюки.

- Ну, в противном случае я сломаю тебе руку, - со всей серьёзностью проговорила М.М.

- А если я не справлюсь? – с тем же хладнокровием проговорил он.

- У тебя выбора нет. Ты единственный знаешь тексты. Конечно, ты всё запорешь. Но мы не можем отменить этот спектакль, - М.М. вздохнула. – В крайнем случае, всегда можно сказать, что Мукуро даёт шанс даже бездарям.

- Ну, так же всегда и было, разве нет? - за эти слова Фран получил увесистую затрещину и продолжил одеваться уже молча.

Атмосфера в душной комнатушке накалилась до предела. Рокудо никогда не подводил своих и не бросал на произвол судьбы. Никогда.

* * *

Темнота стояла перед глазами почти сплошной завесой – лишь крошечные точки полумрака меж нитями мешка развеивали ощущение слепоты. Всё тело Мукуро болело, и он не знал, куда его ведут. Из нападавших он успел разглядеть лишь Дзакуро – тот как раз держал его руки заломленными за спину. Железная хватка наверняка оставит синяки на запястьях. В ноздри ударял сухой запах пыли с нотками металла и особой подвальной затхлости. А потом сквозь мешковину ударил свет, и снова стало темно, и снова свет – смотря как голову поворачивать. Когда мешок сорвали с головы, Рокудо сощурился от едкого белого сияния лампы и бессвязно зацепился взглядом за несколько деталей помещения прежде, чем сфокусироваться на знакомой белоснежной фигуре.

- Ублюдок, - выплюнул он и тут же получил коленом в живот от Кикё. – Что тебе от меня нужно?

Он только сейчас заметил, что рубашка распахнута и большая часть пуговиц отсутствует.

Бьякуран, лучезарно улыбнувшись, кивнул ребятам в сторону металлического стола, к которому за ножки были приделаны наручники. Дзакуро тут же толкнул Рокудо туда и грубо повалил, прижав грудью к холодной поверхности. Кикё заставил по очереди вытянуть каждую руку и защёлкнул по наручнику на запястьях. Джессо, одобрительно хмыкнув, с натянутой улыбкой кивнул, и оба подчинённых удалились, оставив Мукуро лидером Мельфиоре наедине. Как только громыхнула входная железная дверь, улыбка сошла с губ Бьякурана, и он слегка помрачнел, наблюдая, как его противник прикидывает возможности уйти из неудобного и глупого положения.

– Что мне нужно? – блондин снял с пальца кольцо и положил его на другой стол, сидя за которым по-хозяйски наблюдал за пленником. – Это трудно сформулировать словами, Мукуро-кун. Скажем так, сначала я хотел сотрудничества. А теперь оставил попытки наладить с тобой контакт и намерен просто сломать и растоптать тебя.

Джессо встал со стула, потянул за футболку у себя на спине и снял её, аккуратно повесил на спинку.

– У тебя для этого кишка тонка, Бьякуран, – усмехнулся Мукуро.

– Думаешь? – блондин слабо улыбнулся, будто сам в себе усомнился, и продолжил тихим и мягким голосом. – Посмотрим. Я намерен сделать видео, которое поможет тебе передумать соперничать со мной. Постарайся получить удовольствие от процесса, хорошо?

С этими словами он щёлкнул кнопкой включения стоявшей на треноге камеры, и Рокудо, стиснув зубы, отвернулся от загоревшегося красного огонька. Джессо неторопливо подошёл к столу, на ходу расстёгивая ремень, и резко высвободил его из петель. Мрачным взглядом он окинул спину своего оппонента и обтянутые чёрной кожей ягодицы. Он не знал, самовнушение ли это, но ему было жаль, что всё происходит именно так. Грубоватым движением Бьякуран задрал рубашку Мукуро так, чтобы не прятать лицо, но открыть спину, и, сделав шаг назад, с размаху стегнул ремнём по бледной, местами посиневшей от гематом коже. Лидер Кокуе-лэнда зарычал и дёрнулся, заставляя наручники впиваться в запястья, и прошипел какое-то ругательство.

- Мукуро-кун, тебе придётся повторить, я не расслышал, - мягко проговорил блондин и снова с размаху ударил ремнём, перекрестив заалевшую на спине Рокудо полосу новой. Он уже почти разозлился на Дзакуро за то, что тот так сильно избил его оппонента – чужие следы на идеальной коже казались ему такими уродливыми.

- Ку-фу-фу. Тебе это правда нравится? Это повышает твою значимость?

- Это возбуждает, - Джессо на мгновение прильнул пахом к бедру Мукуро и слегка потёрся о него, демонстрируя, насколько. Улыбнувшись шипению парня и попытке брезгливо отстраниться, он добавил. – А ещё позволяет выместить немного злости, чтобы потом тебе не пришлось совсем туго. По мне, наверное, не скажешь, но я очень зол на тебя, Мукуро-кун.

Ещё несколько хлёстких ударов ремнём по спине заставили синеволосого сдавленно рычать сквозь стиснутые зубы и вжиматься в холодный стол, а потом Бьякуран отбросил ремень в сторону и, трепетно проведя кончиками пальцев по рёбрам и позвоночнику парня, сжал пальцами хохолок у того на голове и потянул на себя - заставил поднять голову.

- Посмотри в камеру, Мукуро-кун, улыбнись, если хочешь, всем будущим зрителям, - он бы очень хотел проговорить это на ухо парню, но нельзя было засветить лицо.

Когда Джессо разжал пальцы, Рокудо не удержал голову и разбил нос о стол с тихим шипением; от запаха растекающейся по столу крови его отвлекли расстёгивающие его брюки пальцы. Сначала его ширинка, потом – звук чужой. Наручники врезались в запястья до боли от попыток вырваться, брыкаться, мешать. А Бьякуран сильный; никто бы не мог подумать, что в этих довольно изящных руках столько властности и мощи. Попытки к сопротивлению его только веселили.

- Будет больно, - улыбчиво предупредил он и, скользнув головкой меж ягодиц Мукуро, без лишних церемоний ворвался в туго сжатое кольцо мышц, разрывая его и вырывая из груди парня надрывный и отчаянный вопль. Этот звук пьянит почище выдержанного итальянского вина. Пара толчков, и он вошёл полностью - такого ликующего восторга вперемешку с банальнейшим похотливым кайфом ему пробовать ещё не приходилось.

- Кричи, Мукуро-кун, - восторженно выстонал Джессо, сквозь собственную боль двигаясь в узком нутре с нарастающим остервенением, сжимая тощий торс до синяков. – Громче. Ты же не сможешь это забыть… Никогда... Никогда!

* * *

Это был самый напряжённый спектакль за всю историю сыгранных ребятами сцен – нервы каждого были натянуты до предела, и каждый пользовался этим во благо выступления. Хроме размазывала по щекам настоящие слёзы, Бел срывался на эмоции, как настоящий истошно любящий голодный музыкант, а каждый вздох М.М. лучился страстью на грани отчаяния. Эмералд больше не боялся запороть выступление, он лишь боялся выложиться не на полную. Когда Мукуро не явился и накануне самой важной сцены всего спектакля, им с М.М. пришлось смириться. Они молча смотрели друг на друга несколько долгих секунд до выхода на сцену, и это был самый откровенный их диалог за всю историю знакомства.

А на сцене с потолка свисали маски, аляповатые и не очень, злые и весёлые, плачущие и смеющиеся. Открывшийся занавес показал рыжую бестию, стоящую на коленях и с обречённым смирением поющую:

- Лжец, лжец… - раз за разом повторяла она, встав и начав плутать среди масок. В темноте сцены очень слабо виднелся силуэт, вместе с которым двигалась одна из масок – двуликая, развесёло-отчаянная.

- Я хочу вывести себя на Свет Божий, хочу быть верной тебе*, - девушка уже даже не боялась, что люди поймут, насколько искренни эти слова, ведь нынче все играли так реалистично, словно за живость каждой реплики раз за разом продавали собственную душу. - Хочу показать всю ту красоту, которую ты держишь, сам того не зная. Я причиняю тебе боль для твоего же блага. Умерла бы за тебя, ты знаешь, я бы умерла.

Она пела, будто молилась в беспамятстве и помешательстве. У Франа мурашки бежали по спине от того фанатизма, который не сыграть на сцене, не имея его под туго затянутым корсетом, и с каждым её выкриком, с каждым порывистым взмахом руками или сжатием кулаков он понимал всё больше.

- Я хочу смешать нашу кровь и окропить ею землю, чтобы ты никогда не ушел. Хочу завоевать твое доверие, преданность и сердце.

Силуэт в двуликой маске вышел ближе к краю сцены, а М.М. носилась по ней, как одержимая, выплёвывая в его сторону:

- Лжец! Лжец!

Каждый её крик – как трещина на сердце. Из-за этого игра Хаято на пианино становилась всё более страстной, и даже в равнодушном обычно голосе Чикусы вспышками и придыханием читались эмоции, которые доселе мало кто слышал – он дублировал короткие реплики Мукуро, для которых совсем не подходил более мягкий голос Франа. А тот пытался ловить девушку за руки, но она вырывалась и прямо из-под рёбер вытягивала каждую новую фразу, а в зале уже никто не мог спокойно дышать.

- Я хочу, чтобы ты страдал, красиво страдал, хочу смотреть на твои мучения! – почти шепчет она ему, всё же поддаваясь и давая увлечь себя в танце.

Они учили это танго столько недель, ради считанных секунд, когда у всех: и актёров, и зрителей – разлетаются в клочья сердца. Фран знал, что на его месте она видит Мукуро, что каждая вытянутая из её безмено живой души жила посвящается ему, приносится ему в жертву.

- Ты страдаешь? Я хочу, чтобы ты страдал, красиво страдал. Хочу! Хочу! – М.М. оттолкнула фигуру в маске и снова стала метаться по сцене, обзывая его лжецом, путаясь в масках, пока не упала в рыданиях, обессиленная и разбитая.

После этого представление можно было бы заканчивать, потому что не осталось ни одного равнодушного человека, но пьесу следовало довести до конца, где публику ждал джек-пот из пары хэппиэндов. И даже тогда Эмералд решил, что это ещё не всё. Пока ребята поздравляли друг друга за кулисами, он смотрел в щель между занавесом и стеной – за людьми. Те уже собирались расходиться, а его не покидало чувство незавершённости, недоделанности.

- Ты чего туда торчишь? – устало одёрнула его М.М., однако парень не только не ответил, но и выскользнул обратно на сцену.

Постучав по микрофону с таким видом, словно впервые в жизни видит такое устройство, он в привычной манере протянул:

- Ещё минуточку внимания.

Из-за кулис ему шикали и грозили разными расправами, Бел даже обещал его препарировать и превратить в анатомическое достояние биологической университетской лаборатории, но юноша будто оглох.

- Вы все, должно быть, знаете, что спектакль организовал этот тип с причёской-ананасом, известный в узких кругах как Рокудо Мукуро, - продолжил тянуть свою песню юноша, уже предвкушая ожидающую его в дальнейшем кару за такие слова. – Так вот, спектакль удался, а он об этом даже не знает. Хотите знать, почему? Мы тоже. А ещё я лично хочу сказать, что в наших рядах орудует банда, которой претит его стремление использовать и развить каждую индивидуальность и индивидуальность каждого. Вы не подумайте, я его не превозношу и не нахваливаю, но готов поспорить, что в его неявке на собственный триумф замешано противостояние с некими Мельфиоре, слыхали, наверное, об этих ребятах. Вы можете сколько угодно позволять чёрно-белым топтать ваш потенциал и вить из вас верёвки, но когда будете отдавать свой голос на голосовании, задумайтесь, почему Мукуро в столь важный для него момент не дали сказать своё слово... и дадут ли вам сказать своё, когда оно будет расходиться с их взглядами. Спасибо за внимание.

Все, кто не ушёл ещё в начале речи, притихли, а несколько ребят в форме Мельфиоре словили недоверчивые взгляды. Потом поднялся гвалт, но Франа на сцене уже не было – он скрылся за кулисами, где его ждала оглушительная затрещина.

- Ты совсем кретин? Как ты можешь возлагать на его плечи такую…

- Под твоими словами вообще есть какая-то почва? Хоть какие-то факты, ши-ши…

- Фран… - только и выдхнула Хроме, когда М.М. и Бел высказались.

- Я не думаю, что поступил неправильно, - протянул юноша, попутно начиная переодеваться безо всякого стеснения перед девушками.

Засмущалась только Докуро, которая, покраснев, отвернулась. М.М. слишком боялась, что Эмералд прав, и потому прожигала его взглядом, полным страха и негодования, будто он накликал беду на их лидера.

Хаято внимательно и вдумчиво смотрел на друга, явно пытаясь понять мотивы. Вариантов было много. Он готов был поспорить, что Фран сам не знает, прав в своём поступке или нет. Никто не может этого знать.

- Нам есть что отпраздновать, не находите? – прервал повисшую тишину Бел. – Мукуро просил меня подготовить дом для небольшой вечеринки.

- Но его нет, - с нажимом проговорила М.М.

- Давайте соберёмся и подождём его все вместе? – Кен приобнял Чикусу за плечи и повис на нём. – Наверняка он придёт туда, зная, что спектакль закончился.

- А если нет? – прорычала М.М., едва сдерживая слёзы.

- Попробовать-то…

- Я умываю руки, - рыжая подняла ладони и, схватив свои пакеты, ушла, тайком размазывая по щекам слёзы, которые с каждой секундой лились всё несдержаннее.

Ребята переглянулись. Им всем было страшно, но не хотелось ни портить впечатление от триумфа, ни утопать в своём страхе и переживаниях.

- Чур, я не пью, - протянул Фран, словно подведя черту под всеобщими сомнениями.

- А вот и нет, - с широкой улыбкой сообщил ему Принц. – Сегодня пьют все. Иши-ши.