Борис был сумасшедшим. Дима оглядывался в студии, которая принадлежала ему со всеми потрохами. В руках, затронутых слабой дрожью, он держал документы. Сосед подумал даже о мелочах, навроде бумаги в туалете. Фотограф — королевич с новообретенным королевством — чувствовал себя ребенком, которому родители разрешили объесться сладкой ваты до колик в животе. У него сжалось горло. Он будто вернулся в ту проявочную дедушки, где они пропадали днями напролет.

      Борис стоял неподалеку, у парня за спиной, не позволяя себе дышать громче, чем звучала тишина. Он ожидал всплеска ярости или разочарования, но Дима молча разглядывал студию, всматривался в каждую мелочь, словно что-то ища.

      — Дедушка не одобрил бы, что я получил это столь легко, ничего не делая, — тихо произнес Димка, и голос его был наполнен хрипотой.

      — Родители и дедушка наверняка желают тебе бесслезной, радушной жизни, — сдержанно отозвался Борис. — Я так думаю.

      — Не заплачешь тут, — чуть посмеялся парень, украдкой вытирая нос.

      — Ты в порядке? Я расстроил тебя? — мужчина забеспокоился, но не решился подойти ближе.

      Дима сделал пару медленных шагов в сторону, положил бумаги на стол и начал ставить свои подписи, там где требовалось. Боря следил за размашистыми росчерками.

      — Кого ты потерял? — спросил Дима как между делом.

      Откуда он знал или как понял? Борис никак не ожидал этого вопроса. Сосед посмотрел на лицо фотографа и, не найдя в себе причин молчать, пододвинул стул на металлических ножках и почти плюхнулся на него.

      — Матушку, — негромко ответил он, отчего рука Дмитрия на секунду застыла.

      Борис невесело усмехнулся своим воспоминаниям, затем продолжил, не поднимая глаз, будто говорил что-то постыдное:

      — Мы много лет не общались. Когда я ещё был женат, я признался маме, что хочу развестись. Потому что я «другой». Она не смогла этого принять. В тот вечер её увезли с сердечным приступом, а я больше не смел показаться перед ней. Она не пыталась со мной общаться, я — тоже. Только деньги присылал. Она их даже не трогала. Так и лежали в серванте в вазе из хрусталя.

      Бориса подвел голос и он тяжело выдохнул.

      — В начале года она вдруг позвонила мне, но я не взял трубку. Побоялся. А пару месяцев назад её не стало.

      Он сцепил пальцы вместе и откинулся на спинку стула. Борис повернул голову к окну. Для чего он рассказал это Дмитрию? Фотографу не нужны были проблемы человека, который был повинен в них сам.

      Боря удивился, когда Димка неожиданно присел перед ним на корточки, держа в руках телефон. Он показал соседу то, что было у него на экране. Там была фотография Бориса, сделанная мгновением назад.

      — Видишь этого мужчину? — сказал Дима, глядя глаза в глаза. — Он явно опечален.

      Парень свайпнул несколько фотографий вбок, и Боря увидел другую свою фотографию, но та была сделана ранее, во время их небольшого похода. Там он, полусонный, сидел у костра и улыбался.

      — А вот ему, кажется, спокойно, — криво усмехнулся Дима, тоже заглядывая в экран. — Знаешь, что объединяет двух этих мужчин? Им обоим не за что стыдиться. Они не обязаны заслуживать любовь и уважение, им нет нужды делать кого-то счастливым. Они сами достойны счастья куда больше, чем кто-либо.

      Борис больше не видел свои фотки, он смотрел на лицо Дмитрия, который от и до верил в то, что говорил. Описать облегчение, которое бритый почувствовал и чувствовал каждый день, проведенный с соседом, нельзя было никакими словами. Он и не думал, что встретит когда-нибудь кого-то, кто будет принимать его целиком без остатка и всяких «но».

      — Я уже счастлив, — покачал головой Борис. — Сейчас меня окружают люди, ради которых я готов пройти этот непростой путь снова.

      — Вот и молодец, — Дима потрепал его по щеке и выпрямился во весь рост.

      — А ты счастлив? — Боря пристально за ним наблюдал.

      — Каждый день, который живу, — парень дерзко ухмыльнулся. — У меня нет причин себя не любить. Я лучше всех.

      Борис со свистом засмеялся. Он похоронил свою маму, пережил тяжелый развод и работал до седьмого пота. Но жизнь и вправду стала казаться ему красочнее и легче, когда он выкупил две квартиры в хорошем доме. Он по-прежнему хреново видел, плохо парковался и носил дурацкие очки. И это всё было замечательным.

      «Это твоя заслуга тоже», — подумал Борис, глядя в спину Димки, который не смог себе отказать в том, чтобы не пошариться в реквизите для съемок.

      Красивый, смешной и неуёмный — Дима был самой жизнью, к которой так и хотелось протянуть руку, чтобы ощутить, насколько же она могла быть теплой и ласковой на ощупь. Только между ними была какая-то еле уловимая грань, которую ни один из них не спешил преодолеть. Потому что за ней, за гранью, было новое начало, что изменило бы обе жизни.

      Борис этого желал. Поначалу ему было неловко признаваться себе в том, что он хотел от их отношений не простого общения или дружбы. Ему хотелось быть с Димой, проводить свободные дни вместе, завтракать после совместной ночи. Строить планы и реализовать их.

      Димка краем глаза заметил, как Борис прикрыл рот рукой. Он, очевидно, скрывал очередное выражение лица, которое, как считал, было неуместно показывать другим. Что это вообще никому не было нужно.

      Но Дима соврал Лёше. Так же, как врал себе.

      Из рюкзака он достал свою верную камеру, нашел коробку с нужным объективом и через пару отлаженных движений направил аппарат на соседа. После щелчка в памяти фотика осталось удивленное лицо того, к кому Диму тянуло сильнее и сильнее с каждой новой встречей. Парню всё сложнее было найти причины сохранять между ними дистанцию. Он забывал, какими мотивами руководствовался, отказывая остальным мужчинам. Можно было сказать, что Дима боялся, что его обидят, но Борис был настолько надежным, из-за чего парень не видел ни единого варианта развития событий, где Боря бы его разочаровал. Помимо материальных благ мужчина был богат и душой, и сердцем.

      — Мне надо как-то по-особенному сесть? — слегка взволнованно спросил Борис, не имея опыта позирования.

      — Ты в любом случае мужественно красив, — Дима неприлично ухмыльнулся. — Я, конечно, хотел бы «ню»-съемку, но хватит и этого.

      Борис вскинул брови, не сдержав интереса. Фотограф часто пошлил, но беря камеру в руки, он включал самую серьезную свою часть. Сейчас он выражал игривость открыто, и Борис бы соврал, сказав, что его это не будоражило.

      Бритый только открыл рот, глядя в линзу объектива, собираясь то ли язвительно отшутиться, то ли даже предложить что-то, дерзости чего сам боялся, как у Димки завибрировал телефон. Парень неохотно оторвал взор от Бориса и ответил на вызов. Его брови сошлись вместе, когда чей-то голос донес до него не самые добрые известия. Дима «угукнул» и сбросил звонок. Тут же камера снова была разобрана и очутилась в рюкзаке.

      — Что-то случилось? — Борис встал со стула, напряженно наблюдая за торопливыми сборами сумасбродного соседа. — Могу чем-то помочь?

      — Мои друзья умудрились с кем-то подраться по-пьяни, и теперь они в травмпункте. С их тупостью ты ничего сделать не можешь.

      — Я подвезу тебя.

      Дима на секунду замешкался, словно что-то вспомнил, а потом не очень-то тепло произнес:

      — Сам доеду.

      Борис похолодел, потому что это был первый раз, когда Димка столь категорично ему отказал.

      — Я где-то оплошал? — решился подать голос мужчина, на что парень тяжело вздохнул и покрепче перехватил лямки рюкзака в ладони.

      — Один из моих друзей давно влюблен в меня. Видеть тебя он точно не хочет.

      Дима прошел мимо, чуть коснувшись плечом Бориса. Он взялся за ручку двери и услышал:

      — А меня видеть хочешь?

      Дима сглотнул. Вот он, тот самый рубеж, за которым «как раньше» уже не будет. Зажмурившись на мгновение, Димка собрался с духом. Или он закончит это, или они станут непозволительно близки.

      Спина Бориса поникла после того, как дверь хлопнула, оставив его в полном одиночестве. Что ж, Димка доходчиво донес свой ответ. У него уже кто-то был.