Лекция о скользящих прикосновениях: практика

Оказавшись в объятиях сенсея и почувствовав его руку на своей талии, Гокудера чуть слышно выругался матом. Расклад оказался наихудшим из всех возможных. Рокудо провёл ладонью по лбу и щеке парня, и тот вздрогнул.

– Пустите! – Собственный голос казался каким-то чужим: не то севшим, не то, наоборот, срывающимся на фальцет, а щёки просто пылали. Он посмотрел сенсею прямо в глаза, но выдержал прямой зрительный контакт лишь на долю секунды, поспешно опустив взгляд. – Я в медпункт. – Гокудера предпринял вялую попытку вырваться, однако освобождаться от столь чувственных объятий соблазнительного преподавателя не очень-то и хотелось. Это злило его сильнее, заставляя часто дышать и отчаянно краснеть.

Встретив взгляд зелёных глаз, Мукуро ответил на него своим тяжёлым и убрал руку от щеки. Не хотелось заставлять парня, хоть и очевидно было, что отпустить его не выйдет. В конце концов, кто исцелит досаждающий Хаято недуг лучше его же наставника? При попытке парня вырваться, лишь сильнее прижал его к себе и проговорил:

– Боюсь, в медпункте тебе с этим, – иллюзионист кивнул в сторону так смущающего его ученика очага возбуждения, – не помогут. А онанизм – явно не то, что выберет опытный парень вроде тебя… – сенсей беспардонно провёл носом по горячей щеке парня к виску, – оказавшись в такой ситуации.

Хранитель тумана мягко, почти незаметно коснулся губами кожи чуть ниже виска юноши. Он больше не собирался отступать. Эта игра выглядела достаточно опасной, чтобы захватить с головой.

Гокудера хотел было возмутиться, но тот факт, что Мукуро без труда понял, что именно беспокоило парня, сломал ему все планы. Да ещё и это провокационное утверждение про опыт... Да, чёрт возьми, он был готов поспорить, что Ананас точно знает о его девственности.

– Я сам как-нибудь справлюсь, – Парень тут же пожалел об этих словах, поскольку его состояние было крайне неприятным, в отличие от внезапно открывшихся возможностей. Однако первый раз с преподавателем казался ему не самой радужной из всевозможных перспектив. Во-первых, все узнают, что он гей, что как-то несильно вяжется с образом перспективного отличника, а во-вторых, зашедшие слишком далеко отношения ученик-учитель вполне могу обернуться скандалом, что опять же отрицательно скажется на его репутации. С другой стороны, ещё никто в школе не строил иллюзий относительно его примерности, да и к тому же сенсей сам всё ему предложил... Глупо выяснять, кто первый начал, когда речь идёт о сексе, однако для Хаято этот факт стал решающим аргументом, подстегнувшим к решительным действиям. Не может же он не принять этот вызов! Ещё не хватало, чтобы учитель посчитал его слабаком! Набрав в лёгкие как можно больше воздуха, он выпалил на одном дыхании:

– Но если вы так настаиваете, то можете и помочь... – осознав, что назад пути уже не будет, он отвернулся в сторону, искренне надеясь внезапно исчезнуть или провалиться сквозь землю.

Мукуро всё это время с лёгкой улыбкой в уголках губ наблюдал за явной работой мысли, отражавшейся на лице и в глазах подростка. Интересно, что беспокоит его? Мораль? Репутация? Это всё такие глупости... Во взгляде и дыхании Гокудеры отразился момент, когда он принял решение. Эти огоньки решительности в глазах, смешанные со смущением и смятением, дали положительный ответ независимо от формулировки, которую парень ему приготовил. Однако, услышав его слова, Мукуро не смог сдержать смешок:

– Ку-фу-фу... – он перевёл ладонь с талии на бедро и мягко скользнул ею под рубашку, чтобы так же прижимать Хаято к себе, но уже касаясь кожи. Лёгким прикосновением пальцев другой руки он прошелся от шеи к щеке, заговорщически шепча на ухо, – Никто не узнает, обещаю.

Договорив, сенсей едва ощутимо коснулся губами уха юноши и поцеловал чувствительную кожу за ним, с некоторым напряжением ожидая ответа на свою догадку.

– Мне плевать!

Гокудеру разочаровало то, что учитель так быстро понял ход его размышлений. Чувство злости и обиды на самого себя заставило его неосознанно искать утешения в объятиях преподавателя. Он вздрогнул, почувствовав губы Мукуро на своей коже. Горячее дыхание сенсея сводило с ума, заставляя забыть обо всём на свете. Он ощутил необходимость ответить взаимностью на страсть Мукуро. Он ведь не может позволить себе быть хуже учителя! Хаято почувствовал, что его руки дрожат, а сам он не понимает, какой шаг должен быть следующим. Запутавшись в собственных эмоциях, парень просто сжал пальцами рубашку иллюзиониста и неуверенно потянул ткань на себя. Он прекрасно осознавал, насколько жалко выглядит этот жест, и это угнетало.

У Рокудо же эти неслаженные, неуверенные движения вызывали мягкую улыбку на губах. Они побуждали одновременно и взять ситуацию в свои руки, и попытаться найти к парню подход, чтобы сделать этот секс не таким мучительным для него во всех смыслах. Всё-таки подарить любознательному школьнику психологическую травму никак не входило в планы Мукуро. Окончательно повернувшись к парню лицом, иллюзионист поставил одну ногу между его ног, другую оставив с внешней стороны, и чуть сильнее прижал к себе за талию, слегка упираясь передней частью бедра в пах, отчего Хаято еле сдержал стон, больно прикусив губу. Кончики пальцев свободной руки преподавателя успокаивающе прошлись по серебристым волосам, после чего он тут же перевёл руку на верхнюю пуговицу рубашки и, словно прочитав мысли юного урагана, принялся уверенно расстёгивать их одну за другой, негромко, вкрадчивым тоном проговаривая:

– Для лучшего усвоения материала... – сенсей прошёлся по щеке подростка снизу вверх лёгким касанием губ, заставляя мурашки бегать по всему разгорячённому телу, – и для должного структурирования теории... – прихватил губами кожу чуть ниже уха, – я мог бы озвучивать всё, что собираюсь делать, если так тебе будет проще... Или интереснее.

Дыхание парня становилось всё более прерывистым, а сердце буквально вырывалось из груди. Но Мукуро, конечно же, не мог сделать своему ученику приятно, не сопроводив лёгкие прикосновения ироничным монологом об интересном усвоении материала. Гокудере очень хотелось ответить учителю что-то грубое, но язык не слушался его, и парень просто промолчал, позволяя тому продолжить задуманное. Это задело мужчину, ведь он искренне хотел как лучше. Это же молчание и слегка разозлило - в самом деле, откуда взялась эта непонятная мягкость и желание сделать всё лучшим образом? Он же сам Рокудо Мукуро, у него всегда всё отлично, лучше не бывает! Расценив молчание как отказ, он тихо проговорил:

– Ну, как знаешь...

Резким движением он распахнул края рубашки и, накрывая губы Хаято требовательным, но не глубоким поцелуем, настойчивым прикосновением ладоней прошёлся от живота к груди, словно невзначай задевая соски, переходя на плечи и подцепляя рубашку. Стоило ей соскользнуть с плеч парня, иллюзионист отстранился и переставил вторую ногу к первой, находившейся между ног ученика, тут же приподнимая подростка за бёдра и усаживая на самый край стола, бескомпромиссно устраиваясь у него между ног и страстно прижимая к себе. Его строгий взгляд в зелёные глаза чуть смягчился, когда он прочёл в них растерянность. Активные действия сенсея вывели Гокудеру из оцепенения, и он начал чувствовать себя аморфным беззащитным существом, поддавшимся на жалкие и дешёвые провокации симпатичного сенсея. Мукуро совершенно бесцеремонно снял с него рубашку и усадил на стол, словно какую-то дешёвую проститутку. Сейчас его вот так вот банально и пошло трахнут, а затем... Парень с лёгкостью представил себе, как губы сенсея, смотрящего прямо ему в глаза, будут искривятся в торжествующей полуусмешке, каждый раз напоминая ему об этом унизительном моменте. Отступать уже, конечно же, поздно. Отступление будет означать проигрыш. Он поступит по-другому. Вот только как?

– Я... – парень задыхался от нахлынувших эмоций, но всё же нашёл в себе силы продолжить фразу до конца, при этом не разрывая зрительный контакт с Мукуро. – Я не хочу делать это на столе! – ему захотелось крикнуть, что он вообще не хочет делать этого, но гордость и любопытство победили страх. В подтверждение своих слов он попытался оттолкнуть преподавателя, хотя сопротивление и вышло слабым и неуверенным. – На столе мне не нравится!

Хаято постарался придать голосу как можно больше уверенности, а в зелёных глазах вновь читался вызов. Нет, сенсей не посмеет ему перечить. А если и посмеет, то это будет грязная игра, не делающая ему, по мнению Гокудеры, никакой чести, и тогда он сможет презирать преподавателя, имея для этого все нужные аргументы. Унижения не будет. Наверное.

Мукуро же испытал всплеск уважения к парню и довольства им. Он и до этого считался с Гокудерой, а сейчас, несмотря на всю нелепость формулировки, само требование говорит о том, что ученик до конца будет цепляться за свою гордость. Крепко прижимая парня к себе за ягодицы, по-прежнему строго глядя в глаза, но с улыбкой на губах, сенсей проговорил:

– Оя-оя, Гокудера-кун, я и не собирался делать это на столе. Послушай меня, – он крепко взял ученика за подбородок и вкрадчиво проговорил со слегка накаляющейся интонацией, – Я собираюсь дать тебе немалую свободу действий, но, чёрт возьми, дай мне сначала как следует подготовить тебя! – накатившее было возбуждение переросло в раздражение в голосе, за что хранитель тумана мысленно обругал себя. Выпустив подбородок парня, он прошёлся тыльной стороной ладони по шее и ключице и уже спокойно продолжил:

– Просто у меня тоже есть гордость и свои принципы, которые не позволяют мне встать на колени перед учеником, ку-фу-фу…

Гокудера воспринял собственнические действия Мукуро как провокацию. Когда сенсей взял его за подбородок и посмотрел ему прямо в глаза, он испытал смешанные эмоции: с одной стороны, сила и вызов в словах учителя заводили его, но, с другой, намерение Рокудо подчинить его себе казалось унизительным. Учитель прекрасно осознавал своё доминирующее положение, и парня это просто бесило. Злость затмила даже ощущения от чувственных прикосновений.

– Да засуньте вы свои принципы себе в задницу! – с раздражением выкрикнул он, повторив попытку оттолкнуть сенсея, на этот раз более активную.

Затем волна злости и обиды отступила, и его мысли вновь вернулись к реальности – а именно к тому, кто, что и в какое место ему сейчас, судя по всему, будет засовывать, от чего он вновь смутился и покраснел.

На этот раз слова Хаято сильно вывели Мукуро из себя, но виду тот не подал, только во взгляде разноцветных глаз заиграли нехорошие огоньки. Молниеносным движением он схватил брыкающегося подростка за руки и завёл их чуть назад, прижимая к столу и, одновременно, опираясь на них, слегка наваливаясь на парня сверху. От разыгравшейся злости желание целовать в губы рассыпалось вдребезги. Уткнувшись носом в изгиб шеи, он вкрадчиво проговорил:

– Я бы и рад, только... – Легонько прихватив зубами кожу и сразу же отпустив, иллюзионист лёгким касанием губ неспешно прошёлся вверх по шее, не переставая говорить, – в моей заднице всё место занято нормами морали и несбывшимися мечтами, ку-фу-фу...

Мужчина еле удержался, чтобы не поставить засос на шее ученика, но решил всё-таки не оставлять следов на видных местах и вновь наклонился ниже, мимолётно целуя и едва ощутимо очерчивая кончиком языка ямочку у основания шеи.

– Пойми, Гокудера-кун... – Рокудо поднял взгляд на парня и с искренней серьёзностью проговорил, – Я не смогу относиться к тебе как к равному, если ты будешь отталкивать меня, как насильника, хотя я делаю лишь то, на что ты сам дал своё согласие.

Со словами иллюзиониста было трудно поспорить. Всё сказанное было более, чем логично. В конце концов, сенсей – единственный, кто воспринял его не как школьника, а как взрослого человека. Надо уметь это оценить. Поборов волну раздражения, Хаято решил всё-таки сказать что-то более примирительное, чем его предыдущие провокации.

– Понимаю, – он проговорил это резко и быстро, отводя взгляд. – Просто я обычно сам... – он на секунду замялся, понимая, как жалко смотрится такая ложь, но всё-таки продолжил, – проявляю инициативу... – голос звучал не очень убедительно, парню стало неловко. – По-другому непривычно.

Вот это уже было практически правдой, и он нашёл в себе силы посмотреть учителю прямо в глаза.

– Так позволь же мне показать тебе что-то новое, ку-фу.

В глубине души Гокудера понимал, что Мукуро не поверил ни одному его слову, но действия иллюзиониста заставляли игнорировать любые сомнения: всё, кроме этих чувственных, дразнящих прикосновений, отходило на второй план.

Рокудо выпрямился, с едва заметной улыбкой заглядывая ученику в глаза и ослабляя хватку на его руках. Он мягко заскользил ладонями вверх по запястьям, предплечьям, плечам. Учитель прекрасно понимал, что рискует, отпуская Гокудеру вновь, но не дать парню шанс открыться было бы глупо. Пройдясь лёгким движением ладоней по груди и очертив соски кончиками больших пальцев, он перевёл руки на талию, мягко приобнимая и приближаясь губами к губам подростка. Сопротивления не последовало: юный ураган принял его правила.

– Я постараюсь не ограничивать тебя впредь, – Такая игра будоражила кровь иллюзиониста. Впервые хотелось ходить по тонкой грани – не напирать и не поддаваться, и при всём при этом попытаться сорвать парню крышу. Такого с ним ещё не было. Волнительный опыт. Поддавшись порыву, Рокудо всё-таки прикоснулся к губам Хаято своими, но в этом положении и замер, ожидая ответа, который последовал незамедлительно: темпераментный юноша попытался перехватить инициативу у своего учителя, обхватив шею Мукуро руками и крепко впившись в его губы. Ему отчаянно хотелось углубить поцелуй, но он никогда и ни с кем не целовался, и поэтому ему было страшно, что преподаватель поймёт это по его неумелому ответу. Рассудив, что сдаваться он не собирается в любом случае, Гокудера решил быть как можно более решительным и грубым, с напором касаясь губ сенсея, прикусывая их, однако не слишком сильно, на случай, если его представления о поцелуе окажутся неверными. Желая показать себя как можно более уверенным партнёром, он позволил своим ладоням опуститься чуть ниже шеи, гладя плечи и спину учителя. Юноша и сам не заметил, как его руки оказались у Мукуро на талии, а затем и на пояснице. Он всё ещё был напряжён, однако его движения становились всё более плавными и естественными.

От столь темпераментного ответа у учителя голова пошла кругом. Такое необходимое объятие и страстный, пусть и сбивчивый поцелуй мгновенно преобразовали раздражение в возбуждение. Стало жарко. Рубашка начала липнуть к телу и доставлять дискомфорт, но Рокудо решил позволить парню сделать всё правильно самому и лишь изредка направлять его. Поэтому пришлось закрыть глаза на раздражающее ощущение и подождать, пока Гокудера сам додумается хоть немного раздеть своего сенсея, а пока... Самозабвенно отвечая на поцелуй, он запустил пальцы в пепельные волосы, не вкладывая в этот жест никакой заботливой нежности, так раздражающей темпераментного подростка, а лишь то желание, что удивительно быстро разливалось по телу.

Гокудера ещё никогда не испытывал ничего подобного. Ощущение неоспоримой взаимности заставляло забыть обо всех условностях. В конце концов, так ли важно мнение сенсея о его опытности, если им обоим нравится то, что сейчас происходит? Если бы Хаято плохо целовался, разве такой была бы реакция его учителя? Но от внезапно сильного тянущего чувства в низу живота Мукуро вздрогнул и на мгновение разорвал поцелуй, неприкрыто тяжело дыша, прижимаясь носом к носу парня, и сердце юноши замерло: неужели что-то всё-таки пошло не так? На самом деле, иллюзионисту хотелось чувствовать юношу всё ближе, хотелось углубить поцелуй, но в голове явно стояли недавние перебранки. Одно неосторожное движение, и от нынешнего настроя этого урагана не останется и следа. Как волнительно...Сенсей приблизился к губам парня, едва не касаясь их, и, чуть приоткрыв свои, мимолётно дотронулся кончиком языка до его губ. Единственный ненавязчивый способ показать, что хочешь большего. Гокудера не мог, а, главное, не хотел отказывать. Прикрыв глаза и отогнав таким образом все лишние мысли, мешающие расслабиться, он аккуратно коснулся кончиком языка губ сенсея, как бы показывая ему, что готов углубить поцелуй. Тем не менее он всё ещё колебался, чувствуя себя неуверенно. Ему надо немного больше времени, чтобы решиться на этот шаг, в конце концов, ему важен любой контакт с Мукуро, поцелуй в губы – это лишь один из возможных вариантов. Есть и другие. Например, поддавшись внезапному импульсу, соскользнуть губами чуть ниже, покрывая поцелуями бледную шею иллюзиониста, и на пару мгновений ввести его в замешательство неожиданностью такого действия. Прикосновение губ к шее заставляет Рокудо шумно выдохнуть и, улыбнувшись с долей изумления, чуть наклонить голову, открывая ученику пространство для поцелуев. Переместив руку на поясницу, он чуть прижал юношу к себе, забираясь кончиками пальцев под джинсы, другой рукой продолжая слегка сжимать пряди пепельных волос, тяжело и взволнованно вдыхая воздух и как-то особо осторожно выдыхая.

Рубашка начинает мешать действиям Хаято, и это злит его. В тщетной попытке расстегнуть её он перемещает ладони на грудь своего сенсея, однако переполняющее его нетерпение мешает осуществить задуманное. Это распаляет ещё больше. Тогда Гокудера изо всех сил дёргает рубашку, и верхние пуговицы отрываются, предоставляя ему доступ к ключицам мужчины. Хаято целует впадинку между ними, затем вновь касается шеи Мукуро и медленно поднимается к губам, в то время как его ладони проскальзывают под рубашку учителя, поглаживая талию и поясницу, отчего у того по спине побежали мурашки, а резко вырвавшийся выдох оказался очень похожим на стон. Осознав, насколько импульсивно поступил, Гокудера на секунду замирает в нерешительности, тяжело дыша и глядя сенсею прямо в глаза, но причин для волнения не было: то, как Хаято вышел из положения, вызвало у его учителя большое уважение. Когда тот порвал рубашку, иллюзионист опустил на парня не лишённый восхищения взгляд и снова ненадолго растерялся – такого напора он от школьника не ожидал, хоть и надеялся где-то в глубине души на нечто подобное. Тонко улыбаясь, он легонько провёл рукой вдоль позвоночника Гокудеры, большим пальцем другой руки поглаживая щёку, а затем, издав негромкий смешок, от которого у Хаято по спине побежали мурашки, перевёл обе руки на края рубашки и с ободряющей усмешкой рывком распахнул её, отрывая оставшиеся пуговицы и позволяя ей соскользнуть на пол. Взгляд Гокудеры скользнул по обнажённому торсу учителя, и напряжение внизу живота стало нестерпимым. Поместив обе ладони на предплечья парня, Рокудо прошёлся ладонями до плеч, приближаясь к лицу настолько, что дыхание юноши касалось его губ.

– Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? – не разрывая визуальный контакт, негромко спросил иллюзионист.

Определённо нельзя иметь такой соблазнительный голос. Запретить преподавателям так разговаривать и так смеяться! Это совершенно бесчестно... Раздеваться на уроке, конечно, тоже не стоит, это провокация. Когда сенсей так близко, связанно мыслить становится просто невозможно. Его жаркое дыхание опаляет лицо, а горячие ладони дразнят плечи парня. Хаято ещё крепче прижался к Мукуро, его пальцы даже побелели от напряжения. Это причиняло иллюзионисту лёгкую боль, но парень просто не отдавал себе отчёт в том, что делает. Вопрос сенсея и его пристальный взгляд смущали Гокудеру, и при этом, ему хотелось всё сделать самому. Он вновь почувствовал, что Мукуро прекрасно отдаёт себе отчёт в его неопытности, однако в этих словах не прозвучало ни капли презрения. Парень покраснел и опустил взгляд. Его глаза вновь непроизвольно скользнули по полуобнажённому телу сенсея. Внутри всё сжалось, а дыхание сбилось окончательно. Вмиг забыв всё своё стеснение, парень потянулся губами к губам иллюзиониста, требовательно прикусывая ему нижнюю губу вместо ответа. Покусывания губ вызывали у Рокудо смешанные эмоции, которые в этот раз, в любом случае, отходят на второй план – сейчас нужно поступить правильно, не задеть и не разозлить темпераментного подростка. Сделать его первый поцелуй чувственным и запоминающимся – дело принципа для опытного в своей области учителя. Сложность состоит в том, что сам по себе французский поцелуй требует некоторой наглости и решительности, а в первый раз всегда проходит как под принуждением. Особенно если иметь дело с человеком, который сам хочет прижать тебя к стенке, но просто не знает, как это сделать, и от этого любой напор воспринимает в штыки. Но медлить и дальше стало невыносимо. Иллюзионист чуть мотнул головой, чтобы высвободить губу, и тут же вовлёк Хаято в настойчивый поцелуй, слегка размыкая его губы своими и осторожно проникая кончиком языка в рот, соприкасаясь им с языком парня. Углубить поцелуй ровно на столько, на сколько нужно – это, безусловно, хороший тон и самое ненавязчивое, что можно сделать, но, зная, с кем имеет дело, хранитель тумана внутренне напрягся, ожидая чего угодно.

В любой другой ситуации Гокудера, конечно же, отругал бы себя за безынициативность, а злость на самого себя обязательно сорвал бы на сенсее. Но на этот раз всё было по-другому. Чувственный и нежный поцелуй учителя был слишком хорош, чтобы его испортить. Усилием воли Хаято отодвинул свою бунтующую гордость на второй план и ответил Мукуро, постаравшись перехватить инициативу. Темперамент не позволял ему быть аккуратным, а потому прикосновения его языка были требовательными и чуть грубоватыми, а руки продолжали скользить по спине сенсея, выражая всё больше эмоций. Даже когда закончился кислород, парень не спешил отстраняться: отступать назад – это определённо не в его характере. Нарастающий градус поцелуя вызывал у иллюзиониста сильнейшие спазмы возбуждения, брюки болезненно давили на возбуждённую плоть, а пальцы сами потянулись к ремню подростка. Присущая темпераменту урагана грубоватость поцелуя – именно то, что всегда так нравилось Мукуро. Он без особых сожалений отдал парню инициативу, играя с языком подростка, касаясь его, переплетаясь с ним своим. Возбуждающе эмоциональные прикосновения к спине делали движения пальцев сенсея жёстче и увереннее, а поцелуй всё более страстным. Когда воздуха стало катастрофически не хватать, он легонько прикусил губу подростка и разорвал поцелуй, выпуская из рук концы расстегнутого ремня. Не дав Хаято опомниться, Рокудо наклонился и принялся покрывать поцелуями область ключиц, кончиком языка очерчивая ямочки и как бы невзначай оставляя мягкие засосы, неспешно опускаясь к груди, пальцами воюя с оставшимися застёжками на джинсах ученика. Такой расклад немного испугал парня. Хаято не был трусом, он сам хотел этого, но всё произошло слишком быстро. Растерянность Гокудеры не ускользнула от внимания Мукуро, но он рассудил, что гуманнее будет уменьшить давление на возбуждённую плоть парня, чтобы неприятные ощущения мешали думать чуть меньше, а затем уж позволить ему выбирать, как поступить. Поэтому он быстро расстегнул Хаято джинсы, слегка отстранился и положил ладони ему на колени, тут же начиная подниматься ими к бёдрам по внешней стороне ноги, открывая таким образом своё личное пространство и доступ к брюкам заодно. После небольшого колебания, длившегося долю секунды, парень всё-таки решился: принялся поспешно расстёгивать пряжку ремня, а иллюзионист усмехнулся про себя, довольный таким поворотом. Во-первых, в брюках уже было невыносимо тесно, а во-вторых, подросток чувствовал бы себя неловко, окажись он полностью обнаженным во власти наполовину одетого учителя - это просто оказывало бы лишнее психологическое давление, и пришлось бы спешно исправлять ситуацию. Однако пальцы не слушались Гокудеру, и у него ничего не вышло. Это ужасно разозлило парня, и он не смог скрыть эмоции разочарования и нетерпения, так некстати отразившиеся на его и без того раскрасневшемся лице. Мукуро не мог не поддержать его, прекрасно понимая, что тот испытывает. Он немного сильнее сжал пальцами бёдра юноши и подался чуть вперёд, зарываясь носом в серебристые волосы, негромко и максимально искренне проговаривая:

– Я благодарен тебе, Гокудера-кун, что ты решил помочь мне с этим... – иллюзионист вдохнул запах волос и, ослабив и снова усилив хватку на бёдрах, с придыханием проговорил, – Уверен, у тебя это получится лучше, чем у меня... сейчас, ку-фу...

Эта безобидная ложь оказала на парня нужное воздействие: довольный реакцией Мукуро, Хаято всё-таки расправился с ремнём иллюзиониста и молнией. Расстёгнутые брюки, и без того свободно сидевшие на теле учителя, слегка сползли, что, впрочем, нисколько его не смущало и даже немного радовало. Желание близости у Гокудеры лишь усилилось при виде возбуждения сенсея. Напряжение внизу живота возросло, и он принялся действовать под влиянием эмоций. Стеснение и осторожность временно отошли на второй план, и он нетерпеливо оттянул бельё Мукуро в сторону, открывая себе доступ к его возбуждённой плоти. Дотронувшись до неё кончиками пальцев, сорвав тем самым шумный выдох с губ преподавателя, он перевел свободную ладонь на его шею и, притянув к себе, грубо поцеловал, напористо проталкивая язык в рот иллюзиониста, пытаясь скрыть за инициативностью своё смущение. Пошлость собственных действий всё ещё не укладывалась у него в голове, и Рокудо не преминул воспользоваться этим: оказавшись вовлечённым в поцелуй, он ответил страстно, тут же приоткрывая рот и встречая язык парня своим, но не позволяя тому хозяйничать и своевольничать. Усилившийся напор со стороны Хаято радовал и напрягал одновременно – нужно было как-то держать его в рамках, и это сделало поцелуй похожим на борьбу. Все соприкосновения и переплетения языков были жёсткими и настойчивыми, что лишь сильнее распаляло желание. Гокудеру же заводило то, как темпераментно Мукуро ответил на его поцелуй. Страсть иллюзиониста раскрепощала его, позволяя чувствовать себя максимально комфортно. Сейчас ему казалось, что всё происходящее между ними совершенно естественно и он всю жизнь вот так вот целовался, грубо и настойчиво исследуя языком рот партнёра, стараясь перехватить у него инициативу. Но иллюзионист не позволил этой битве темпераментов продлиться долго и разорвал поцелуй, напомнив Хаято о том, кто всё-таки ведёт в их паре, и тут же наклонился, начиная покрывать хаотичными поцелуями грудь парня. Он мимолётно прихватил губами один сосок и тут же провёл губами дорожку к другому, заставляя подростка предательски стонать и едва заметно вздрагивать. Выудив что-то из заднего кармана своих брюк и приспустив их вместе с бельём так низко, как позволяли руки, иллюзионист положил таинственный пакетик на парту за спиной Гокудеры, чтобы тот не всполошился раньше времени, и принялся играть кончиком языка со вторым соском, неторопливыми сужающимися круговыми движениями приближаясь к центру и лишь затем прихватывая губами. Пальцы непроизвольно сжимали бёдра парня. Не в силах остановиться, он начал постепенно опускаться на корточки, переходя поцелуями на живот. Юноша судорожно втянул в себя воздух, но всё ж не выдержал и вновь застонал. От переизбытка ощущений и эмоций Хаято не мог продолжать проявлять инициативу. Он просто обнял иллюзиониста за шею, поначалу стараясь грубо массировать её кончиками пальцев, но затем совершенно растерявшись и, по сути, просто используя учителя в качестве опоры. Гокудера почему-то видел в происходящем игру, борьбу, соревнование. Пусть спортивные метафоры и не были ему близки, но упорное желание всегда и во всём лидировать было неотъемлемой частью характера парня. К тому же он привык быть лучшим, и сейчас ему было просто необходимо доказать учителю, что он прекрасно усвоил урок. Однако придётся сделать это на условиях самого преподавателя. Хаято даже закусил губу от накатившего раздражения. Любая агрессия будет сейчас выглядеть крайне глупо, он это понимал, а потому усиленно боролся с собой. Все эти сводящие с ума прикосновения... Мукуро явно знал к нему подход, и это бесило! Правда, всё бешенство мгновенно рассеивалось, словно утренний туман, стоило учителю уделить внимание его чувствительным зонам. Вместе с тем, Рокудо, положив одну руку на пах парня, принялся осторожно, но настойчиво поглаживать возбуждённый член через джинсы, другой рукой за поясницу удерживая Хаято на месте. Тот вновь застонал и изо всех вцепился в шею иллюзиониста. Он прикусил губу, чтобы стоны не выходили такими пошлыми и громкими, но это несильно помогало сдерживаться. Почувствовав во рту неприятный вкус крови, но так и не преуспев в самоконтроле, он кинул на сенсея уничтожающий взгляд, полный злости и обиды. Он смотрел на учителя так, словно во всём была его вина.

Но Мукуро не следил за эмоциями, которые отражало лицо его ученика – он начал чувствовать себя увереннее, когда Гокудера оказался во власти его рук и губ. Зная, как и какие "кнопочки" нажать, он прислушивается лишь к реакции тела подростка – она в этом деле гораздо честнее – и, спускаясь всё ниже, продолжает покрывать кожу живота поцелуями, кое-где прихватывая её губами, иногда касаясь языком и вообще делая всё возможное, чтобы заставить парня полностью потерять голову. Вздымающийся при сбитом дыхании живот, лёгкая дрожь в желанном теле, пальцы, нервно сжимающие кожу на шее, и сдавленные стоны – то, что говорит за парня всё, о чём тот умалчивает, вдохновляя продолжать сладкую пытку и дальше. Дойдя до пупка, сенсей очертил его кончиком языка и скользнул в крошечную ямочку, вновь обводя её круговым движением, но уже изнутри. Пальцы одной руки мягко поглаживают поясницу, пока другая, обтянутая перчаткой, продолжает ласкать член парня сквозь два слоя ткани. Явно лишних и мешающих, но эта неприятность скоро будет устранена. Улыбнувшись своим мыслям, Рокудо одним уверенным движением окончательно спустил собственные брюки вместе с бельём и положил обе руки на поясницу Хаято. Манящие прикосновения Мукуро, его нежные поцелуи – всё это сводило парня с ума, заставляя забыть любые негативные эмоции. Ему хотелось ответить взаимностью на ласки преподавателя, однако мысли сбивались в кучу, не давая никакой возможности разработать план. Но это больше не раздражало вспыльчивого хранителя урагана, поскольку руки иллюзиониста умело дарили ему наслаждение, а лёгкие, игривые касания губ просто сводили с ума.

Вырисовывая кончиком языка узоры на коже под пупком, иногда завершая влажную дорожку настойчивым поцелуем, хранитель тумана обеими руками скользнул вниз, забираясь кончиками пальцев под ткань белья подростка, мягко поглаживая ими верхнюю часть ягодиц. Решившись, наконец, пойти дальше, он начал медленно выпрямляться, не отрывая мягкого касания губ от кожи, и, внимательно следя за реакцией на лице парня, как мог низко спустил его бельё и джинсы. Это вновь смутило Гокудеру, заставляя нервничать при мысли о том, что означает это действие. То, чего он так хотел и в то же время чего он так боялся, неминуемо приближалось, и Хаято было неприятно ощущать сомнения в правильности того, что сейчас происходит. Решительность – вот что он уважал в людях. И в то же время... Такой неправильный первый раз! С преподавателем своего же пола, сильно старшим по возрасту, да ещё и на столе, который, как недавно уяснил для себя школьник, являлся безвкусной банальностью... Он был уверен, что Мукуро так увлёкся, что и думать забыл о своём обещании не делать этого здесь. Парень сильнее сжал шею иллюзиониста, впиваясь в бледную кожу ногтями. Он совершенно запутался, но одно ему было ясно наверняка – он ни за что на свете не хочет прекращать то, чему уже положено начало. Однако как же сделать эту ситуацию хотя бы немного менее унизительной? Проклятая неопытность ужасно угнетала. Сенсей сейчас такой чуткий и понимающий, но будет ли он таким, когда всё закончится? Не станет ли он смеяться, припоминать ему этот раз? В любом случае, Ананас дорого заплатит за любое неосторожное слово о сегодняшнем дне! Тяжело дыша, отчаянно краснея и торжественно обещая самому себе в следующий раз обязательно быть только сверху, Гокудера проговорил дрожаще-срывающимся голосом:

– Давайте только не на столе!.. – он покраснел ещё сильнее и уставился в пол, осознавая, что сам и понятия не имел о мейнстримности такого секса и сейчас делает отсылку к словам Мукуро, таким образом выдавая свои уважение и внимательность на уроке. Ну уж нет, преподавателю следует и думать забыть о том, что Хаято полагается на его авторитет! – Н-на столе мне уже... надоело... каждый раз... – он замялся, стесняясь сказать последнее слово и краснея ещё сильнее, – трахаться...

На этих словах он так и не смог поднять глаза на учителя и поспешно и неловко приподнялся, позволяя сенсею себя раздеть.

Рокудо на мгновение озадаченно уставился на парня, пытаясь понять, почему тот снова просит его об этом. Но, догадавшись, что юноша просто опасается его забывчивости или, может, даже пренебрежения, негромко проговорил:

–Ку-фу-фу, Гокудера-кун, я верен своему слову.

С этими словами он резким движением стянул с парня одежду до уровня бёдер и начал медленно спускать ниже. Скинув обувь хранителя урагана на пол, Мукуро окончательно снял с него джинсы с бельём, оставив на юном теле только кулоны, напульсники и кольца. Хаято так выглядел и так очаровательно смущался, что иллюзионист почувствовал себя конченым извращенцем. Потом вспомнил, что он, вообще-то, давно это знает и гордится этим, и, с полуулыбкой глядя на парня, скинул с ног сапоги, сразу же отпихивая их в сторону вместе с окончательно сползшими вниз брюками. Обещание сенсея не брать его на столе успокоило парня, однако то, как быстро события развивались дальше, немного пугало Гокудеру. Преодолев расстояние, отделяющее от столь желанного тела, иллюзионист заключил раскрасневшееся от смущения лицо подростка между ладонями, прижался носом к носу и, опаляя его губы жарким возбуждённым дыханием, прошептал:

– Доверься мне уже, я ничего плохого тебе не сделаю.

Он прекрасно отдаёт себе отчёт в том, что Гокудере страшно, отчего тому становилось лишь стыднее. Мукуро мягко коснулся губ ученика, запуская пальцы в его волосы, и слегка сжал пепельные пряди, что обычно оказывает успокаивающий эффект в подобной ситуации. Пальцами другой руки круговым движением прошёлся по головке члена подростка, размазывая выступившую смазку, и лёгким движением прошёлся вниз и вверх вдоль ствола, целуя губы с усиливающимся напором из-за возросшего от этих действий возбуждения и заглушая таким образом непростительно громкий стон. Чтобы не увлечься ещё больше и не слишком подавлять парня, Рокудо разорвал поцелуй и сразу завёл руку парню за спину, доставая таинственный пакетик. Не отстраняясь, демонстративно поднял его в руке и проговорил:

– Смазка. Это то, что должно быть у тебя с собой всегда, независимо от ориентации и твоих планов на партнёра.

О лубриканте, который преподаватель настоятельно советовал применять всегда, со всеми и везде, Гокудера, естественно, ничего не знал, но надо было как-то выходить из положения. Он фыркнул, что плохо сочеталось с ярко-алыми щеками, и чуть раздражённо, насколько позволяло сбившееся дыхание, заявил:

– Да знаю я, с-сам всегда и-использую...

Отпустив серебристые пряди, сенсей усмехнулся про себя, взял пакетик в освободившуюся руку и, прикусив уголок зубами, дёрнул. Оторванную полоску упаковки он выплюнул в сторону и выдавил прохладный гель себе на пальцы. Опустевший пакетик полетел в сторону, а Мукуро, не допуская никаких возражений, освободившейся рукой прижал Хаято к себе за поясницу так крепко, что возбуждённый член парня касался его живота. Повернув голову, он коснулся щеки хранителя урагана губами, рукой же скользнул с поясницы вниз, за ягодицы слегка приподнимая его и приставляя пальцы другой руки к анусу.

– Постарайся расслабиться, – шепнул он парню на ухо и дотронулся смазанными пальцами до области между ягодиц, аккуратно размазывая смазку по тугому колечку мышц и области вокруг него, но не проникая пальцами в тело, желая всё-таки успокоить подростка, чтобы причинять впоследствии меньше неприятных ощущений.

Когда холодная смазка соприкоснулась с разгорячённой кожей, парень вздрогнул. Боли ещё не было, но было уже некомфортно. Сенсей попросил его расслабиться, но сделать это сейчас было более чем сложно. Хаято понимал, что ему страшно, и от этого злился на самого себя. Он крепко зажмурил глаза, крепче обвил руками шею учителя, буквально вцепившись в неё пальцами, и приготовился терпеть любую боль, которую понадобится, дав себе слово не выдать своего испуга.

От крепкого объятия Мукуро сам внутренне успокоился, хотя на задворках сознания ощущался непонятный трепет по отношению к ученику. Чем-то он неизменно и неумолимо цеплял своего преподавателя, побуждая того сделать первый раз по-настоящему особенным. Смятение, проскальзывающее во взгляде и движениях Хаято, мгновенно пробудило непреодолимое желание быть ближе к парню, которое иллюзионист тут же осуществил - провёл носом по щеке и накрыл губы требовательным поцелуем, стараясь отвлечь от предстоящих неприятных ощущений и просто не отпускать от себя. Всё было совсем не так, как ожидал Гокудера. Не было боли или резких, требовательных движений, не было грубых прикосновений... Страстный и красивый поцелуй Мукуро, которому предшествовало тёплое и такое успокаивающее ощущение дыхания иллюзиониста на щеке, ввёл парня в полнейший когнитивный диссонанс. Сердце забилось ещё быстрее, чем раньше, однако ритм был более ровным и уверенным. Когда иллюзионист осторожно протолкнул в девственное тело первый палец, Хаято чуть вздрогнул, однако его отвлекла игра с языком сенсея: поцелуй Мукуро становился всё требовательнее и настойчивее, позволяя вспыльчивому парню полностью раскрыть свой темперамент. Когда же тот изогнул палец и задел простату, Гокудера застонал, уже не стесняясь своей реакции. Теперь любые неприятные ощущения отошли на второй план, уступая место наслаждению и всё нарастающему возбуждению. Почувствовав, что парень готов, Рокудо начал совершать пальцем постепенно расширяющиеся круговые движения, непроизвольно всё крепче прижимая парня к себе другой рукой и отчаянно целуя уже припухшие губы. Ещё совсем недавно Хаято казалось, что он и так уже на пределе, однако теперь парню становилось совершенно ясно, что он может хотеть учителя ещё и ещё сильнее. Чувствуя, как от ощущения нереальности происходящего кружится голова, а низ живота сводит от возбуждения, он ещё крепче прижался к Мукуро, сам не осознавая, что испытывает по отношению к нему полное доверие. Гулкие удары сердца сенсея отдавались в голове Хаято, ещё больше заставляя чувствовать его близость. Гокудера больше не сомневался в верности принятого решения. Он не мог сформулировать это для самого себя, но его поведение было красноречивее любых слов.

Ощутивший полную взаимность иллюзионист чуть было не потерял голову, но быстро взял разум обратно под контроль, где ему самое место в таких обстоятельствах. И всё же, отсрочка заветного момента становилась всё невыносимее – возбуждение было настолько сильным, что начало даже причинять лёгкую боль. Рокудо на мгновение вынул палец, чтобы на смену ему ввести уже два, осторожно и медленно проталкивая их в тело подростка. Добравшись до простаты, принялся стимулировать её не круговыми движениями, как раньше, а импульсивными нажатиями: усиливая давление на неё при полном вхождении пальцев и ослабляя при неглубоком обратном движении, иногда слегка разводя пальцы, но тут же сводя их обратно. Действия Мукуро открывали парню совершенно новое эмоциональное измерение, в котором тело находилось в идеальной гармонии с душой. Каждое движение сенсея, каждое его прикосновение имело свой особый смысл, приносило яркое и запоминающееся наслаждение, связанное с определённым чувством или ощущением. Проникновения пальцев иллюзиониста больше не причиняли практически никакой боли, лишь доставляя лёгкое неудобство. Когда же движения стали более активными и импульсивными, наслаждение стало сводить с ума. Хаято пытался выразить свои эмоции в поцелуе, однако этого уже было ему недостаточно. Он жаждал каждого прикосновения учителя, каждого толчка внутри себя. От мысли, что вот-вот причинит ученику сильнейшую боль, Мукуро стало неприятно где-то в глубине души. И, в то же время, было очевидно, что Гокудера хочет этого. Хочет продолжения, развязки и всего, что она даст. Это воодушевляло. Сделав несколько довольно резких и проникновенны толчков пальцами, он разорвал поцелуй, шепча в губы:

– Держись за меня.

Не дав опомниться, иллюзионист вынул пальцы, чем вызвал у юноши разочарованный вздох, и, запустив обе ладони парню под ягодицы, приподнял его. Крепко прижимая Хаято к себе, он сделал несколько шагов до ближайшего стула и аккуратно опустился на него, усаживая парня к себе на колени и сразу же ослабляя хватку рук – итак, скорее всего, будут синяки. Словно оправдывая себя, он мягко заскользил ладонями по спине юноши, пробегая ненавязчивым взглядом по его телу снизу вверх, пока не встретил взгляд зелёных глаз. Чуть отклонив голову назад, внимательно всматривается в них своими, затуманенными смесью нежности и похоти, напряженно дыша, пытаясь понять, что чувствует сейчас его ученик. Готов ли он? И что станет делать, оказавшись хозяином положения?

Хаято обрадовался тому, что его первый раз никак нельзя будет назвать мейнстримом, и на душе потеплело от доказательства того, что сенсей действительно держит своё слово, оправдывая оказанное ему доверие. Это лишь распалило энтузиазм Гокудеры. Поймав взгляд учителя и не обнаружив в его глазах надменности или насмешки, он впился в губы Мукуро настойчивым и требовательным поцелуем, хаотично лаская его плечи и спину ладонями. Возбуждённая плоть иллюзиониста касалась его живота, и парень, в общем-то, осознавал, что именно от него требуется. Ему всё ещё было немного страшно, однако он прекрасно понимал, что, если и переходить к решительным действиям, то именно сейчас, когда он находится на пике желания. Мысленно дав себе пару минут на моральную подготовку, он разорвал поцелуй, скользя губами вниз по бледной шее и оставляя на ней беспорядочные засосы, совершенно не думая о последствиях. Добравшись до ключиц, он аккуратно обвёл языком их рельефные участки и, наконец, спустился к соскам, поочерёдно дразня их кончиком языка, опаляя горячим прерывистым дыханием. Он прекрасно помнил, что именно проделывал с ним сам сенсей, и сейчас старался как можно более точно повторить его манипуляции, чтобы доставить ему максимальное удовольствие.

Мукуро не нравилось то, как сильно Хаято влияет на него. Хочется звать его по имени, ласкать его тело и бороться с ним снова и снова за право сделать своим. Ещё ни разу до конца и не овладев им, понял, что будет хотеть снова и снова, потому что именно этот подросток, несмотря на всю неопытность, смог заставить лицемерный туман показать свою лучшую, честную сторону. Иллюзионист не мог нарадоваться уже на то, что хотя бы не сболтнул лишнего, потому что соврать и нарушить данное юному урагану слово он уже не мог. Он понял это в полной мере, когда губы хранителя урагана принялись сводить с ума поцелуями, доводя просто до исступления. Засосы на шее - это, конечно, терпимо и не впервой, хотя такие метки на теле Рокудо было дозволено оставлять безнаказанно далеко не всем, особенно срывая с его губ едва слышные, тщательно сдерживаемые стоны. Но прикосновения языка к ключицам заставили весьма ощутимо вздрогнуть, раздосадованно сжимая бёдра парня руками, а с губ сорвался первый по-настоящему несдержанный стон. Когда поцелуи опустились на грудь, стало легче, хотя в голове переплетались всего две мысли: "сейчас же послать всё к чертям и без лишних изысков трахнуть своенравного юношу" и "а что, собственно, мешает осуществить первую мысль?". Обе они глухо бились в стенки черепной коробки, не находя ответов. Ладони продолжали ненавязчиво блуждать по телу парня от колен до ягодиц, по пояснице, к лопаткам и обратно, пальцы иногда впивались в кожу при особо возбуждающих касаниях губ, а тихие стоны, больше похожие на шумные выдохи, не переставали срываться с губ. Это было очень необычное внутреннее переживание: темпераментный подросток снёс своему учителю крышу, и тот ничего не мог с этим поделать. Мощнейшая энергетика и бурный темперамент Хаято растворили в себе его сознание, заставляя с наслаждением тонуть в них, наполняя каждую клеточку тела невыносимым желанием. Но Мукуро не был бы собой, если бы не взял всё это стихийное бедствие под контроль. Поэтому к моменту, когда Гокудера почувствовал, что не в силах больше сдерживаться, его учитель был уже полностью спокоен и сосредоточен. Выпрямившись и заглянув сенсею прямо в глаза, Хаято крепче обнял его за плечи, находя точку опоры. Отыскав наиболее удобную позицию ног, он аккуратно приподнялся, искренне надеясь, что иллюзионист всё поймёт и самостоятельно направит его действия. Рокудо несколько натянуто улыбнулся, прекрасно понимая, что ждёт сейчас его юного любовника, и подался вперёд, припадая губами к животу, словно заранее извиняясь перед ним. Одновременно рукой обхватил собственный до боли возбуждённый член и провёл головкой между ягодиц сначала вниз, а затем вверх, на этот раз приставляя её к тугому колечку мышц, тяжело и напряженно дыша. Вновь откинувшись на спинку стула, чтобы можно было видеть реакцию Хаято и чтобы тот мог видеть его, одну руку мягко положил на бедро парня, другой по-прежнему направляя свою возбуждённую плоть под нужным углом, негромко проговорил:

– Только не спеши...

Улыбка Мукуро удивила Хаято, несколько уменьшив его решимость. Да, иллюзионист часто улыбался, и это всегда выглядело неискренне, словно маска, скрывающая бесчисленное количество задних мыслей, маска, срывать которую определённо не хотелось. То, что могло таится за ней, отталкивало и пугало Гокудеру, ведь сам он привык прятаться за более настойчивыми, резкими и, как ему казалось, "честными" реакциями. В действительности же оба они соответствовали своей стихии: туман обволакивал истину, растворяя её в себе, не давая возможности отыскать её даже на расстоянии вытянутой руки, а ураган прятал истину в водовороте бушующей стихии, физически не позволяя к ней приблизится. Но сейчас улыбка иллюзиониста была настолько натянутой, что у Хаято создалось впечатление, что он и сам был бы рад избавиться от неё, показав свои настоящие эмоции. Гокудеру злил тот факт, что он уже практически раскрылся перед сенсеем, показав свои смущение и уязвимость, но не получил в этом взаимности. Однако теперь ему показалось, что доверие Мукуро скрывается ближе, чем ему кажется. Все эти размышления помогли парню вести себя чуть менее импульсивно и аккуратнее начать принимать учителя в себя. Если бы он не отвлёкся от накрывающих его с головой чувств, он наверняка бы сделал свой первый раз гораздо более болезненным. И всё же это всё равно оказалось гораздо мучительнее, чем он думал. Гокудера зажмурился и вскрикнул от резкой боли, изо всех сил вцепляясь в Мукуро, так крепко сжимая его плечи, что побелели пальцы. Хотелось крепко прижаться к учителю, но сейчас это было невозможно из-за выбранной ими позы.

Когда Хаято вскрикнул, во взгляде его учителя тут же отразилось искреннее беспокойство на грани страха, по телу пробежала едва различимая дрожь, а пальцы судорожно сжали бедро. Да что же это такое? Внутри всё сжалось, и даже собственная боль в плечах и туго зажатой телом подростка плоти не слишком заботила его сейчас. Больше не видя необходимости направлять член рукой, Мукуро немного неуверенно положил обе ладони парню на бёдра, не зная, что сделать, чтобы помочь ему преодолеть этот тяжёлый этап. Поддавшись мгновенному импульсу, первой же пришедшей в голову мысли, мужчина чуть переместился на стуле, чтобы можно было выпрямиться, при этом трепетно придерживая парня за бёдра, не желая причинять движениями лишней боли. Выпрямившись и чуть подавшись навстречу Гокудере, он положил одну руку на его поясницу, пальцами другой зарылся в волосы у основания шеи и прижался лбом ко лбу, заглядывая в глаза чуть обеспокоенным взглядом и отчётливо шепча:

– Дыши глубже... смотри на меня... и не останавливайся, от этого только хуже, – по мере произнесения этих слов начал чуть надавливать на поясницу, побуждая парня продолжать движение.

Ощущая горячие ладони на своих бёдрах, а затем и на пояснице, Хаято почувствовал себя гораздо увереннее. Заботливые прикосновения сенсея, вызвавшие бы у него раздражение в любой другой ситуации, сейчас казались ему необходимым и логичным продолжением самого себя. Его тихий шёпот успокаивал и позволял ощутить то, что он не один и рядом есть человек, которому он не безразличен. Впрочем, так ли уж учитель беспокоится о нём, или это у Гокудеры слишком богатое воображение? Предпочтя не думать об этом прямо сейчас, парень отогнал прочь все ненужные мысли и решил последовал советам сенсея. Было действительно очень больно, глаза начали слезиться, и желание прекратить эту пытку всё возрастало. Однако Хаято не мог позволить себе этого: он не хотел выглядеть слабым или нерешительным. Всё же остановившись на пару секунд, он почувствовал вспышку резкой боли, изо всех сил сжимая зубы, но все равно не справляясь с ситуацией и не удерживая вскрик. Чтобы довести начатое до конца, он постарался сконцентрироваться на ощущении тёплой ладони Мукуро в своих волосах и на его горячем дыхании, опаляющем лицо. Сделав последнее движение чуть более резким, чем предыдущие, желая поскорее закончить эту пытку, он слишком резко подался вперёд, больно стукнувшись о лоб учителя. Это почему-то развеселило его. Не то от накатившего облегчения, не то от того, что самая болезненная часть закончилась, не то от нелепости сложившейся ситуации, не то просто от нервного напряжения, Гокудера не смог сдержать лёгкой улыбки: уголки губ сами собой поползли вверх, хотя он и пытался удержать их, смущаясь своей искренности. Честно говоря, он уже и не помнил, когда в последний раз улыбался. Сейчас же это произошло без какой-либо явной на то причины. Это так неправильно! Быстро стерев все следы радости с лица, он покраснел ещё сильнее, подняв глаза на Мукуро и слегка ослабляя давление пальцев на многострадальные плечи сенсея, мелко дрожа от возбуждения и пережитой боли.

Иллюзиониста разочаровало, что парень, как всегда, действует на поводу у эмоций и так наплевательски относится к себе. Однако все эти эмоции были ещё на зачаточной стадии рассеяны внезапным отрезвляющим и проясняющим разум столкновением лбов. Рокудо не сразу понял, что произошло, а когда понял, не смог удержать негромкий сдержанный смешок, мягко улыбаясь уголками губ. Фраза, которую хотел произнести иллюзионист, застряла в горле, когда он увидел улыбку Хаято. Впервые... Это было так непривычно, видеть хранителя урагана таким. К неизменному румянцу смущения уже можно было привыкнуть, но это... Это что-то новенькое. И, хотя подросток очень быстро стёр с лица столь неподобающее его образу проявление эмоций, его учитель так пристально смотрел на него всё это время, что, казалось, впитал эту улыбку в себя, чтобы унести с собой как самое яркое воспоминание, делая её частью себя. Так же, как Мукуро, который опасается показаться слишком чутким и заботливым, попросту слабым, его ученик стесняется лучшего в себе и прячет это за семью печатями, в самой высокой башне неприступного замка, окружённого рвом и оснащённого тяжёлой артиллерией. И правильно делает. У каждого должно быть что-то такое... не для всех. Искренне улыбнувшись – не только губами, но и глазами – иллюзионист перевёл руку с основания шеи поближе к лицу юноши и провёл большим пальцем по горячей щеке, с вполне различимой нежностью в голосе озвучивая, наконец, так и не произнесённые ранее слова:

– Ты такой импульсивный, Гокудера-кун, ку-фу-фу...

Понимая, что времени, которое они выиграли в этой довольно комичной ситуации, было вполне достаточно, чтобы юное тело привыкло к необычному для него ощущению заполненности, хранитель тумана всё же не стал пока делать никаких движений бёдрами, открывая парню полную свободу действий. Себе же позволил лишь прижать Хаято к себе ещё крепче, так, как давно хотел, и провести кончиком носа вверх по шее, завершая это движение мягким поцелуем чуть ниже уха. В голове проносилось множество обрывочных мыслей, которые хотелось шептать парню сейчас, чтобы завести его, смутить, успокоить, заставить улыбаться... но все эти мысли сделали бы его слабым в глазах хранителя урагана, а уж этого он никак не мог себе позволить – в конце концов, это же просто результат эмоционального перенапряжения. Вся надежда была на то, что парень вот-вот начнёт двигаться, и весь мусор из головы мгновенно разлетится в клочья.

Тихий смех иллюзиониста и его слова об импульсивности Гокудеры задели парня за живое. Да, Хаято импульсивен и склонен действовать под влиянием эмоций, но разве это плохо? То, что действительно раздражает, – это безынициативная трусость и любовь прятаться за другими, прикрываясь выдержанностью и спокойствием. Гокудера даже поморщился от раздражения, не в силах прогнать прочь эти мысли. Именно такие лицемерные хитрецы, как Мукуро, и являются источником всех неприятностей. Это так очевидно, но... Перед глазами парня вновь всплыла искренняя улыбка хранителя тумана, и он понял, что ни за что больше не сможет считать сенсея лицемером. Ну что это за слабость? Хаято вновь поморщился, но в большей степени для того, чтобы вернуть себя к реальности: присутствие учителя действовало на него слишком опьяняюще. Взгляд иллюзиониста показался ему нежным и даже заботливым, от этого вновь хотелось расслабиться и улыбнуться...В очередной раз краснея от злости на самого себя, Гокудера впился в губы преподавателя жёстким и требовательным поцелуем, помогая себе отвлечься от ненужных сейчас мыслей. Грубоватый поцелуй не слишком нравился иллюзионисту, которому сейчас хотелось быть нежнее и аккуратнее с учеником, но, похоже, именно эта жёсткость и позволила урагану почувствовать себя в своей тарелке, ведь вскоре Хаято принялся медленно и осторожно двигаться на возбуждённой плоти сенсея, стараясь не разрывать поцелуй, чтобы не застонать от боли. Хранитель тумана еле сдержался, чтобы не застонать при первом же его движении, на мгновение разорвав поцелуй от ударивших в голову ощущений, но тут же возобновил его, блуждая ладонями по влажной от испарины спине, слегка сжимая пальцы и впиваясь ими в кожу. Услышав первый стон, иллюзионист вздрогнул и обнял Хаято чуть крепче, не зная пока, прошла ли его боль и что он чувствует в этот момент. Гокудера начал неосознанно ускорять темп, полностью отдавая себя партнёру, которому несмотря ни на что хотелось стать ещё ближе к парню, ведь просто врываться в юношеское тело – это так мало... Его стоны, его боль. Рокудо хочется разделить это всё с ним, забрать часть его эмоций себе и продолжать неистово желать его, даже в этот момент, каждым рецептором мозга ощущая себя внутри разгорячённого тела, легонько покусывая припухшие губы и соприкасаясь языками. Даже сейчас, когда ближе, кажется, невозможно.

Когда поцелуи подростка вдруг опустились на шею, дыхание преподавателя в очередной раз сбилось, шумный выдох вырвался из лёгких, а пальцы, повинуясь какому-то внутреннему порыву, зарылись в пепельные волосы. Мукуро запрокинул голову, открывая пространство для грубых, но таких нужных касаний губ, слегка толкаясь навстречу движениям юноши, телом и душой ощущая и разделяя его нетерпение. Рокудо старается не позволять себе слабости, но сдавленные, едва слышные стоны все равно иногда вырываются, пока руки мягко опускаются по спине парня. Одну сенсей оставил на пояснице, с её помощью помогая Гокудере ускориться, пальцами другой мягко прошёлся вверх и вниз вдоль ствола его члена и, обхватив его довольно плотным кольцом, начал движения в такт толчкам.

Объятия иллюзиониста помогали Хаято почувствовать себя ближе к учителю. Гокудере было мало ощущать его в себе, мало целовать его кожу, мало сжимать его плечи. Казалось, что бы ни случилось, какой бы шанс единения не предоставила им судьба, Хаято будет всё так же не хватать своего сенсея, чьи прикосновения казались парню похожими на туман: они обволакивали его, заставляя забыть обо всём на свете и не видеть больше ничего, кроме одного столь желанного сейчас человека, но в то же время эти касания легко рассеивались и постепенно исчезали, делая это так плавно, что уследить за ними было невозможно... Гокудера не знал, откуда в его голове подобные ассоциации. По сути, он ведь даже не был толком знаком с Мукуро. Какой-то ничтожный час совместно проведённого времени подарил Хаято столько новых ощущений, связанных с загадочным иллюзионистом, что теперь парню было, над чем задуматься. Рокудо был именно таким – неуловимым, неопределённым, подвижным и непонятным. Казалось бы, он злится, но вот, несколько мгновений спустя губы сенсея изгибаются в хитрой улыбке. Мукуро весело? Может быть, поскольку иллюзионист издаёт чуть слышный смешок, однако через пару секунд его глаза уже смотрят с заботой и вниманием, а Гокудера так и не смог понять, какому из всех этих настроений следовало верить. Возможно, преподаватель мог испытывать всё и сразу? Или же, наоборот, каждое чувство не что иное, как ловко и своевременно надетая маска? Хаято не знал, и потому его страстное, почти болезненное желание близости лишь усиливалось. Ему хотелось ворваться в личное пространство сенсея, почувствовать его эмоции, узнать, наконец, что же творится внутри у этого неоднозначного человека. Прикосновения Мукуро многое рассказывали Гокудере, но взамен приходилось раскрываться и самому. Парень двигался всё увереннее, спеша ускорить темп. Не потому, что так было приятнее. Так было хуже и больнее. Но с импульсивностью, заложенной в характере блондина, её обладателю было трудно что-либо поделать. Однако иллюзионист умело взял под контроль темперамент Хаято: тонкие пальцы, зарывающиеся в пепельные волосы и вызывающие россыпь мурашек по всей коже головы, а затем спускающиеся вниз по спине парня, тёплые ладони на пояснице... Всё это успокаивает Гокудеру, вводя его в своеобразный транс. Поцелуи, которыми он одаривает тело учителя, становятся всё более чувственными и всё менее грубыми и резкими. Настроение урагана меняется, и он раскрывается совершенно с другой стороны, становясь более мягким и отзывчивым. Дразнящие прикосновения к плоти, практически мгновенно перешедшие в весьма настойчивую стимуляцию, сорвали с приоткрытых губ Хаято громкий стон, напоминая ему о том, что Мукуро с лёгкостью манипулирует им, а он сам всё ещё не понимает ни одного из действий своего партнёра. Чему же всё-таки верить? Гокудера почему-то решил, что верит глазам. Взгляд сенсея не выдавал его замыслов, однако отражённые в нём эмоции казались парню настоящими. Уже с большим трудом контролируя своё тело, всё ярче реагировавшее на ласки иллюзиониста, Хаято всё же поднял голову, пытаясь поймать взгляд Мукуро, заглянуть в его глаза. Гокудере отчего-то казалось, что они откроют ему нечто важное.

Смена настроения ученика не ускользнула от внутреннего взора Мукуро - более размеренное дыхание, более нежные касания губ... Как будто ураган, наконец, стих, сменяясь лёгким, мягким ветром. Всё это вместе со столь неуверенными и пока неловкими движениями, выдающими невинность подростка, сводило иллюзиониста с ума. Хотя, может, дело и не только в этом. Парень действовал на своего учителя как-то по-особому опьяняюще, давая возможность полностью забыться, раствориться в его тепле, запахе, прикосновениях и поцелуях. Туман всегда славился тем, что для него нет единственной правды. Их много, на все случаи жизни. Эмоции, чувства, замыслы - всё причудливо клубится, переплетается между собой, и даже сам Туман не всегда знает, где истина, потому и выбирает из всех возможных ту, которая ему наиболее удобна. Но Гокудера... Его взрывная энергия, его эмоции и это трогательное доверие вместе с попытками открыться не оставили иллюзиониста равнодушным. Правильнее сказать, он не смог перед ними устоять, хоть и пытался. Ураган смёл туманную дымку, оставив Рокудо в компании истинных страхов, переживаний, желаний и самого Хаято, вмиг ставшего объектом всего перечисленного. Совершенно новое ощущение, сделавшее этот секс – банальнейшее, по сути, действо для столь опытного мужчины – чем-то особенным, чем-то, что хотелось повторить. Снова и снова касаться этого темпераментного юноши, срывая с припухших губ стоны, вызывая приятную дрожь в его теле, побуждая открываться, и раскрываться перед ним в ответ. От этих мыслей стоны стали несдержаннее, а движения, направляемые хранителем тумана – проникновеннее и эмоциональнее. Но не успел Мукуро начать стыдиться своей временной слабости, как встретился взглядом с зелёными глазами подрывателя. Зелёными, как воды сказочной реки, о которой читал когда-то… о которой никогда не сможет рассказать ему. Но почему парень так пристально смотрит в глаза? Они все равно не смогут передать всю ту смесь нежности, тревоги, смятения, сожаления и страсти, которые терзали душу иллюзиониста. Не сейчас, когда приближающийся оргазм скрывает взгляд за тонкой дымкой похоти. Отвёл взгляд и, прикрыв глаза, чуть сильнее впился пальцами в поясницу, не прекращая стимулировать возбуждённую плоть подростка. Пусть думает, что это всё – просто секс, ему не обязательно знать о чувствах, которые испытывает хранитель тумана. В конце концов, так будет проще им обоим. Или?.. Мукуро уже внутренне напрягся, готовясь при необходимости вновь подавить бунт своего ученика, но тот, кажется, и не собирался бунтовать. То, что Гокудера прочитал в глазах Мукуро, зачаровало его – причудливо сменяющие друг друга яркие эмоции, казалось бы, искренние, но такие изменчивые! Иллюзионист всегда разный, и придётся с этим смириться. Даже радужка его глаз не была однотонной. Но ведь так даже интереснее? Хаято увлекала загадочность этого человека. В мыслях сенсея хотелось разобраться, чтобы упорядочить их и понять. Только вот Гокудера прекрасно осознавал, что не сможет сделать это... По крайней мере не так быстро. Постепенно взгляд сенсея окончательно изменился: отголоски чувств скрылись за дымкой похоти, словно за пеленой тумана. Раньше, чем Хаято успел как следует их рассмотреть. Гораздо раньше. Однако это не разочаровало парня. Понимание этого человека подобно вызову, который он готов принять. Будто в подтверждение этой решимости, тело парня всё сильнее напрягалось, приближаясь к пику, заставляя его учителя стиснуть зубы и всеми силами сдерживаться, чтобы не застонать от резко нахлынувших из-за быстрого темпа ощущений. Тело словно ждало усиленной стимуляции. Ещё чуть-чуть... Приятное напряжение наполняет без остатка, концентрируясь впоследствии в одной пульсирующей точке. Несколько стремительных толчков – и по мышцам прошла дрожь наслаждения, приятным теплом разливаясь внутри, расслабляя и заставляя забыть обо всём на свете. Потерявшийся в своих ощущениях, Гокудера сейчас выглядел так развратно, что хотелось кончить от одного его вида, но, стыдно признаться, он не успел даже додумать эту мысль. Дрожь, охватившая тело хранителя урагана, и спазм его внутренних мышц, сжавший член иллюзиониста с новой силой, заставили того с протяжным сдавленным стоном кончить сразу же за парнем. Он давно умел сопротивляться этим ощущениям и сдерживаться, но этот мальчишка полностью настроил вибрации настроения Тумана под себя, даже не осознавая этого. Оно и к лучшему, пожалуй. Хаято без сил упал на сенсея, тяжело дыша, вслушиваясь в бешеный ритм собственного сердцебиения и отчаянно пытаясь осознать произошедшее. Ураган мыслей сменился абсолютной пустотой.

Ведомый лишь эмоциями и желанием близости, Рокудо обнял юношу обеими руками и прижал к себе, утыкаясь носом в изгиб шеи. Обоих слегка потряхивало, сердца бились в бешеном темпе, а пальцы Мукуро слегка впивались во влажную кожу подростка. Губы мягко коснулись основания шеи. Вкус поцелуя солоноватый от пота... Смесь запахов Хаято пьянит иллюзиониста не хуже любимого им сладкого красного вина. Хранитель тумана понимает, что это сближающее безмолвие скоро будет прервано, что Гокудера вновь всё осознает и спрячется за маску, а затем и вовсе оттолкнёт. И от этого прижимает к себе ещё крепче. Ещё пару мгновений, пожалуйста. Пару мгновений затуманивающей разум близости. Какая слабость... Однако дыхание мужчины быстро становится размеренным, сердце почти вернулось в прежний ритм, но вернётся ли оно в норму?

Хаято находился в трансе несколько минут, не в силах ни о чём думать и ничего понимать. Объятия Мукуро успокаивали его, делая абсолютно счастливым. Эти мгновения он запомнит надолго, ведь ему, одинокому и замкнутому подростку, не так часто удаётся испытать настоящую искреннюю радость. Однако постепенно наваждение рассеивалось, и Гокудера начинал осознавать, что только что произошло между ним и его учителем. Эмоции говорили парню, что всё просто отлично, но вот здравый смысл... Случившееся было, мягко говоря, ужасно. Хаято мгновенно напрягся и попытался отстраниться от сенсея. Его щёки залил бордовый румянец, а начавшее было успокаиваться сердце вновь забилось с бешеной скоростью: парень испытывал невыносимые стыд и неловкость. Пытаясь утешить себя тем, что любой бы смутился после такого, он пришёл к неутешительной мысли о том, что его беспокоит вовсе не сам факт секса со своим преподавателем. Да, чёрт возьми, таким Гокудера бы даже гордился! Это так же круто, как плохо вести себя на уроке: все сразу же по-другому воспринимают тебя, может, и осуждают, но зато точно уважают и считают сильным и уверенным в себе. Впрочем, Хаято и сам свято верил в свою высокую самооценку, от чего сейчас ему становилось ещё труднее. Разве будет крутой и самодостаточный парень вот так вот восхищаться каким-то извращённым педофилом?! Разве его колени станут подкашиваться от одного только голоса малознакомого ему человека?! Всё это очевидно шло вразрез с выбранным для себя образом. Он так долго создавал его, делая это, прежде всего, для самого себя, а Мукуро за какой-то жалкий час смог всё это безжалостно разрушить, сделав со своим учеником всё, что только захотел. И Гокудера не просто согласился, нет! Он сделал это с огромным удовольствием! Ему действительно понравилось! То, что произошло между ним и иллюзионистом, для Хаято не являлось не просто сексом, до интереса к которому он ещё толком и не дорос. Это было выражением огромной симпатии, доверия, интереса и ещё какого-то непонятного ему щемящего чувства. Гокудера всё глубже погружался в полнейшее смятение, наводившее на мысли о собственной слабости, которой так удачно воспользовались. Мукуро отлично развлёкся с ним, а теперь, вероятно, выбросит Хаято, словно ненужную игрушку. Да чем он вообще думал?! Конечно, когда рядом находится его сенсей, все мысли неизменно вылетают из головы, уходя в лучшие миры, однако всему должен быть предел! Разве может школьник заинтересовать взрослого человека? Да ещё и настолько привлекательного и верящего в свои силы? В этих отношениях Гокудера и Рокудо совершенно не равны, и Хаято отлично это понимал, но позволил манипулировать собой из-за загадочной привязанности к коварному иллюзионисту. Это непростительно и невероятно глупо.

Тонко чувствующий Туман не мог не ощутить эту смену настроений. Внутри предательски кольнуло, но он всё же ослабил объятия, позволяя парню действовать, как тому вздумается. Не в его компетенции ловить руками ветер. Работа мысли в безнадёжно неправильном направлении ясно читалась на лице школьника, но переубеждать его у иллюзиониста не было причин. Точнее, причин была прорва, но он от всех отмахнулся, поражаясь тому, как сильно Гокудера подействовал на него - в голове крутились стремления, никак не свойственные сенсею. Юный ураган не просто не был его игрушкой... Он полностью завладел разумом и сердцем мужчины на этот час, и тому оставалось лишь надеяться на извечное: "С глаз долой - из сердца вон", да и сам подросток наверняка вот-вот всё испортит своим импульсивным поведением. Ещё чуть-чуть, и это непривычное чувство, давящее изнутри и полностью заполняющее тело, сердце и разум, растворится. Вездесущая помутняющая сознание субстанция, проникшая в каждую клеточку расслабленного тела, покинет его. Было бы здорово, если бы так оно и было... Но парень всё-таки оттолкнул его. Мукуро ждал этого. Это помогло мгновенно вернуть любимую маску на место.

Гокудера же, оттолкнув от себя учителя и сжав кулаки, в полной мере осознал, в каком он положении. С большим трудом справившись с нахлынувшим чувством унижения, парень, старательно избегая взгляда Мукуро, попытался подняться с плоти учителя. Отдёрнутые было руки пришлось вернуть на плечи преподавателя в поисках опоры, и они в этот момент предательски дрожали. К горлу подступил неприятный комок, а глаза покраснели. Хотелось плакать, но Хаято никогда не позволит себе нечто подобное в чужом присутствии. Надо скорее убежать и оказаться как можно дальше от этого проклятого места. Тогда ему будет намного легче забыть этого человека! Он сможет больше не думать о нём, это совершенно точно. Гокудеру трясло, и он никак не мог выполнить задуманное и слезть с сенсея. Стало ещё стыднее. Он хотел сказать Мукуро что-то обидное, но мысли путались.

Неудачная попытка парня встать заставила сердце сенсея болезненно и звучно стукнуться о рёбра, словно выкрикивая: "Мукуро, не смей бросать парня сейчас! Ты нужен ему, самовлюблённый ты гад!" Но он не мог просто взять и помочь Хаято - это чревато взрывом. Парень подумает, что учитель считает его слабым, хоть это и не так. Эта дрожь в его теле...

– П-помогите мне подняться, – дрожащим голосом взмолился он, сам ужасаясь этому тону. Необходимо было срочно исправить положение. – Мне некогда тут с вами сидеть, – сказал он уже грубее и презрительнее, надеясь показать, что чувствует себя в сложившейся ситуации вполне уверенно: он хотел секса и получил его, использовав преподавателя для собственного развлечения.

Пусть сенсей думает, что Хаято точно такой же, как он сам. И неважно, что парень едва сдерживается, чтобы не разрыдаться от обиды.

Услышав просьбу и тщательно игнорируя всё остальное, Мукуро положил ладони на бёдра парня и осторожно, стараясь не причинять ему лишней боли, приподнял. Шумно выдохнул, когда его член вышел из тесного юношеского тела, и, повинуясь сиюминутному порыву, подался вперёд, касаясь губами живота. Медленно вдохнул и, всё так же придерживая парня, поднялся сам. Хранитель тумана прекрасно видел состояние ученика, но не знал, как ему помочь без ущерба для репутации их обоих. Прислонив Хаято к парте напротив, Рокудо мягко провёл ладонями по плечам, глядя в пространство за его спиной, избегая смотреть на его лицо, чтобы не смущать ещё сильнее. Многое хотелось сказать, но иллюзионист лишь коснулся волос губами, в последний раз вдыхая их особый запах, и отстранился. Подобрал свою рубашку и, стараясь избегать Гокудеру взглядом, принялся стирать его сперму со своего живота. Все равно эта тряпка больше ни на что не годится – Мукуро не стал бы пришивать пуговицы к испорченной вещи. Он так относился всегда, ко всему и ко всем. Кроме этого парня за его спиной. Плевать на неопытность, он – одно из ярчайших приятных переживаний в жизни Рокудо, отрицать это бессмысленно. Видимо, дело в идеальной химии, в полной физической совместимости. А ещё он интересный, умный и такой темпераментный... Хоть и глупый пока. Время это исправит, сенсей уверен в этом. Живот опять скрутило жгутом, но на этот раз – от необъяснимого внутреннего отчаяния. Положив скомканную рубашку на ближайшую парту, иллюзионист поспешно натянул на себя бельё и брюки, стараясь изгнать из головы мысли о том, почему он чувствовал всё то, что чувствовал какие-то пять минут назад, и почему его сейчас одолевает приступ паники.

Бросив на блондина обеспокоенный взгляд, иллюзионист тут же отвернулся и быстрым шагом направился к столу, давая ученику возможность ускользнуть, если тот захочет. Надев оставленный на покрытой мельной пылью поверхности плащ, Мукуро достал из кармана ненужный обычно шарф, чтобы скрыть множественные засосы, оставленные ураганом как напоминание. Следы его страсти... Их даже прятать не хотелось. Сенсей не вслушивался в шаги и шорохи за спиной, потому что едва сдерживался, чтобы не заговорить с Гокудерой, не обнадёжить. Что бы он ни сказал сейчас, будет плохо. Обоим. Плохо и тяжело. Поэтому, запихав поглубже не пойми откуда взявшуюся боль, он резко обернулся через плечо, отчего-то надеясь, что Хаято там не окажется, и нашёл там лишь давящую пустоту. Это было ожидаемо, учитывая импульсивность подростка, но правильно ли? Сомнения камнем легли на сердце, не давая свободно дышать. Преподаватель неспешно направился к парте, на которой лежало то, что осталось от его рубашки, и взял в руку скомканную ткань. Может, не стоило отпускать ученика так быстро? Может, следовало на время перестать относиться к нему, как к взрослому, которым тот так хотел казаться, и просто прижать к себе? Показать, что это был не просто секс, что иллюзионисту было не плевать на его чувства? Но, ведь, это как раз то, что парню знать никак нельзя... Мы в ответственности за тех, кого приручили, а Рокудо эта ответственность за подростка была совершенно ни к чему. Да и он сам не готов был принять эти новые для него чувства. Он никогда не вступал в интимную близость с теми, кто нравился ему как личность, и, как следствие, не привязывался. Было лишь одно исключение, скорее подтверждающее правило – это Бьякуран. Но тот полностью самодостаточен, на него в этом деле можно полностью положиться – он сначала трахнет, а потом начнёт непринуждённую беседу о работе, делах и прочих приземлённых вещах. И все могут расслабиться. Во всяком случае, Мукуро всегда именно так в обществе своего друга и делал. В самом деле, избавившись от недельного стресса совместными усилиями, почему бы и не поболтать за жизнь и дела? Всё было просто и предельно ясно, никаких лишних переживаний и эмоций – чудо, а не жизнь. Такая свобода, о которой сформировавшийся взрослый человек только и может мечтать. "Но что с этим парнем не так, чёрт бы его побрал?!" Пальцы сенсея изо всех сил сжали скомканную ткань. Из головы не идёт, сердце меняет свой ритм при одной мысли о нём. Что за власть он заполучил над иллюзионистом? Эта мысль мгновенно вызвала смешок.

– Ку-фу-фу... власть?

Немного разозлившись на себя за столь глупые мысли, стиснув зубы и гневно дыша, Мукуро направился к выходу из класса. Возле двери не глядя швырнул рубашку в мусорку и с непроницаемой маской спокойствия, разбавляемой лишь напускной ехидной полуулыбкой, пошёл по пустым пока коридорам. Ему не требовалось гадать, куда пошёл парень – это было очевидно. Так же, как то, что сам он туда не пойдёт ни в коем случае – Гокудера должен сам справиться с собой. В конце концов, это развивает и закаляет личность. В сексе нет ничего особо важного, из чего следовало бы делать большую проблему. А значит, Хаято с лёгкостью решит эту задачку. Или... Камень-то с сердца никуда не делся, а это неспроста. Ох, как неспроста – у Мукуро всегда было отличное чутьё на такие вещи. Он пока не видел ситуацию в целом, но уже в точности мог сказать: что-то пошло не по плану. Где-то в его расчёты закралась ошибка. Похоже, он поспешил пренебрегать одним слагаемым в данной ситуации - тем, что Хаято всегда в некоторой мере привлекал внимание своего учителя. А как ему нравилось звучание этого имени у себя в голове... Оно тут же норовило сорваться с губ ласковым шепотом. В идеале – на ушко юному урагану... Иллюзионист потряс головой, раздосадованно отгоняя эти странные мысли. Итак, Хаято... Сенсей непроизвольно улыбнулся в ответ на возникшую перед его внутренним взором однажды увиденную улыбку, но не заметил этого и принялся рассуждать. Что ему нравилось до этой встречи? У парня, безусловно, цепляющая внешность. Он красив, и его дерзкая манера держаться делает эту красоту особенно яркой. Он любознателен и начитан, с ним наверняка можно много и долго говорить на самые разные темы, и это будет воистину увлекательно. Он морально силён, хоть его прошлые моральные травмы и заставляют эту силу в любой стрессовой ситуации трещать по швам. Но больше всего хранителю Тумана нравились загадки. Он любит смотреть сквозь людские маски, и ему очень нравилось то, что прячет Гокудера под своей. Недюжинный потенциал и такие сильные, бушующие чувства, которые только и ждут, когда их выпустят из клетки... Боже, Боже, и что за восторженные мысли о каком-то мальчишке? Это и есть его прокол. Он недооценил степень своего восхищения парнем. Похоже, не следовало всё-таки его соблазнять... Но сердце предательски ёкнуло от этой мысли, намекая, что всё-таки стоило, а он, Рокудо, просто пока не вник в ситуацию. Преподаватель и сам не заметил, как вышел из школы. Мысли, сменявшие друг друга, увлекли его куда-то очень далеко от этой реальности. В воспоминания. К Хаято, который был таким страстным и желанным любовником. К Урагану, испещрившему шею своего сенсея красноватыми следами своей страсти. К этому необычному парню, который бесит и притягивает одновременно. Сносит все преграды и предохранители. Его запах, казалось, преследовал Мукуро, намереваясь к вечеру свести его с ума. Чёрта с два иллюзионист это допустит! Он сейчас придёт домой, примет контрастный душ, выпьет чаю, как-нибудь да скоротает вечер в компании своих мыслей, поспит, а утром мир снова вернётся на круги своя. Так сенсей наивно думал, выходя из школы. Он отрицал навязчивый шёпот своего внутреннего голоса о том, что у судьбы на него уже имеются другие планы, хоть и сам чувствовал это почти всем своим существом. Сегодня он выберет для себя наиболее лёгкую правду, чтобы не свихнуться самым нелепым образом ещё к утру. А утром... Это будет уже совсем другая история. У ворот школы Мукуро остановился и обернулся в сторону школы. Несмотря на охвативший душу хаос, он мягко улыбнулся, а внутренний голос вкрадчиво проговорил: «Береги себя, Хаято».

Когда Рокудо с ледяным спокойствием помог ему подняться, не сказав ни слова, у Гокудеры сжалось сердце. Почему-то хотелось, чтобы сенсей его удержал, чтобы изнасиловал, да что угодно, но только не это – только не помог ему уйти. Как бы глупо это ни было, уходить совсем не хотелось, и Хаято вновь мысленно отругал себя за непонятно откуда взявшуюся надежду на то, что у них с Мукуро всё взаимно. Нельзя, просто нельзя быть настолько наивным идиотом. Парня трясло всё сильнее, и, если бы сенсей не поддерживал его, он бы точно просто свалился на пол. От этой мысли стало ещё хуже. Гокудера зависит от иллюзиониста даже тогда, когда тот уже выкинул его из своей жизни. Стиснув зубы, парень стерпел прикосновения сенсея, даже не удосужившегося просто посмотреть в его сторону. Учитель отвернулся и принялся молча одеваться, стерев порванной рубашкой сперму с живота. Какой циничный жест. Хаято подумал, что надо будет его запомнить и повторить. Ведь именно так делают уверенные в себе люди, так сильно его восхищающие, и он и сам обязательно поступит с кем-нибудь так же. Если, конечно, вообще сможет однажды вернуться к физической близости с такими-то воспоминаниями. Гокудера принялся поспешно натягивать на себя одежду, но трясущиеся руки совершенно не слушались. Потратив на такое простое действие кучу времени, парень поспешил уйти. Хотелось убежать от этого расчётливо воспользовавшегося им человека как можно дальше. Продвигаясь по коридору на совершенно не гнущихся ногах, парень обрадовался, что сейчас не перемена. Он бы ни за что не хотел, чтобы кто-нибудь увидел его в таком состоянии. В идеале надо было срочно вернуться домой, но сил дойти туда определённо не было. Хаято давно не испытывал такого отчаяния, однако внезапно перед ним вспылили воспоминания о недавней близости с Мукуро, и вместо злости он почувствовал всё нарастающее ощущение безмерного, иррационального счастья. Он никак не мог поверить в то, что сенсей, вызвавший в нём столько эмоций, действительно обратил на него внимание, выбрал именно его для сегодняшнего развлечения. Уже влажное от слёз лицо захватила улыбка. Наверное, это так жалко смотрелось... Глупая улыбка счастья и влюблённости – это то, что невозможно удержать. Наконец добравшись до мужского туалета, где никто не должен был помешать ему до начала перемены, Гокудера улыбнулся ещё искреннее, прокручивая в голове каждый миг, проведённый с Мукуро, вспоминая, как именно тот целовал его, как прикасался. Эйфория заполнила душу до краёв, заставляя упасть на колени, больно ударившись о пол, и почти закричать от радости, вновь отчаянно улыбаясь. Это всепоглощающее счастье продлилось несколько секунд: именно столько времени ему понадобилось, чтобы вспомнить, что всё уже закончено. Это было не то, чего ему бы хотелось. Хаято использовали, а не любили. Верх безумия надеяться на взаимность от такого человека, как его учитель. Всё кончено. Гокудера прорыдал на полу до самого звонка с урока. Несмотря на всю свою повышенную эмоциональность, он редко плакал. Слёзы казались ему самой позорной из слабостей, и он делал всё, чтобы сдержать их, в итоге разучившись плакать. Сейчас же они лились так искренне и естественно, что ему стало страшно. Но, сколько бы он ни плакал, легче не становилось. В какой-то момент ему казалось, что больше нет сил переживать, и всё уже позади, но затем ощущение того, что произошло нечто ужасное, вновь накрывало с головой, заставляя ком подступить к горлу. Когда началась перемена, Хаято кое-как дошёл до подоконника и принялся курить, приоткрыв окно. Нельзя оторвать взгляд от того, что происходит на улице, показав окружающим заплаканные глаза. От едкого дыма слёзы потеки лишь сильнее, однако движения стали увереннее: к нему постепенно возвращался контроль над телом. Пачка сигарет – и ощущение реальности вновь вернулось. Правда, на этот раз всё вокруг поменялось. Гокудеру настигло ощущение, что мир внезапно утратил краски. Всё казалось скучным, бессмысленным и обыденным. Единственное, что было важным, – это произошедшее сегодня на литературе, а всё остальное не имело абсолютно никакого значения. Жить дальше придётся просто по инерции. Оказывается, утратить весь смысл своего существования до безобразия просто. Одно незначительное событие, и всё вокруг разделится на "до" и "после", "есть" и "нет". Странно и глупо. Хотелось забыть и сбежать. Именно об этом думал Хаято, наблюдая за школьным двором. Просто спрыгнуть было бы легко и спокойно. В конце концов, что держит его здесь, кроме болезненных воспоминаний? С самого детства его жизнь сложно было назвать счастливой. С другой стороны, кто сказал, что будет лучше после смерти? Гокудера почему-то представил, как ему приходится целую вечность смотреть на забывшего о нём Мукуро или на брошенную всеми могилу матери... К чёрту такую жизнь и к чёрту такую смерть. Всё к чёрту... Хаято слез с подоконника и медленно направился к выходу из школы.