Воскресенье

Решать задачи повышенной сложности, наперегонки, в компании Хаято – занятие для сильных разумом, духом и телом. Проще говоря, крайне изматывающее времяпрепровождение. Поэтому в ночь с субботы на воскресенье Фран спал без задних ног и лишних мыслей. Кажется, даже сны не тревожили его. И парень готов был поставить бабушкин любимый хрусталь и пару собственных зубов на то, что Гокудера был вымотан ничуть не меньше. А ещё он обещал сегодня устроить реванш, ибо вчера проиграл из-за того, что дух состязания заставил его суетиться и делать ошибки. Иллюзионист с улыбкой потянулся в постели, но тут же дёрнулся от боли – царапины на груди всё ещё давали о себе знать. Перевернувшись на бок, юноша поморщился и всё-таки встал, задумчиво массируя жутковато выглядевшие синяки на запястьях.

Было так странно не испытывать сожалений и этим утром… Не мучиться от боли и не желать себе смерти. Почему-то зелёноволосый школьник решил для себя, что жить без чувств не так уж и страшно, а обмотанная этим самообманом дыра в груди почти не напоминала о себе. Осталось лишь диктуемое пытливым умом желание понять, почему Бельфегор так обошёлся с ним. Почему именно так? На кой чёрт ему сдались эмоции в изумрудных глазах? Если бы ему в самом деле было все равно, разве стал бы он?.. Иллюзионист мотнул головой, отгоняя эти мысли. Не нужно об этом думать. У него больше не будет шанса узнать желаемое, незачем терзать себя бессмысленными пустышками вместо реальных задач. Неторопливо и неохотно позавтракав, парень решил выполнить вчерашнее обещание самому себе: повторить формулы тригонометрии. Не дело это – тратить по целой минуте на их вывод. А значит, надо найти, куда бабуля убрала его любимый справочник.

Искать долго не пришлось. Толстая книга стояла на самой верхней полке книжного шкафа. Наверное, мадам Эмералд рассудила, что к тому времени, как её внуку понадобится этот научный труд, тот уже успеет вымахать до двух метров в высоту. Однако жизнь рассудила иначе, и юному хранителю тумана пришлось встать на табуретку и приподняться на носочках, чтобы достать книгу и подцепить её за корешок. Когда Фран уже почти вытащил справочник из тесного плена соседних книг, сверху на него полетела ещё какая-то большая книжка. Юноша едва успел закрыть голову руками и чуть не свалился с табуретки. Однако обошлось. Иллюзионист вдруг подумал, что защищаться от падающего предмета вместо того, чтобы поймать его, – удел слабаков. Впрочем, этот факт не слишком удивил и не сказать, что сильно расстроил. Практически оставил равнодушным. Достав-таки справочник математических формул и спустившись с табуретки, парень поднял упавшую книгу и присел на диван, временно отложив науку в сторону. Оказывается, его только что чуть не убил старый фотоальбом.

Хранитель тумана ненадолго задумался, решая, стоит ли открывать его. Всё-таки о своей семье он не знал ничего: бабуля тщательно избегала этой темы, и он не осуждал её за это. Все осознанные воспоминания связаны именно с ней, она – его единственная настоящая семья. Решив всё же не лезть в чужое ему прошлое, юноша снова встал с дивана и, став на табуретку, попытался положить альбом на его прежнее место. В этот момент из него выпал пожелтевший от старости листочек, явно вырванный откуда-то и свёрнутый пополам. Вздохнув, Фран всё же убрал альбом и снова спустился на пол, тут же поднимая листок и разворачивая его. Тот был испещрён аккуратно выведенными словами на родном французском языке.

«Здравствуй, дорогой дневник.

Сегодня я расскажу тебе об одном очень важном для меня открытии.

На самом деле, у каждого плохого поступка есть своя родословная. Убийство это или просто беспричинная грубость, кража или насилие… У всего есть своя причина. Говоря о родословной, я не имею в виду родственников человека, я имею в виду предшественников этого поступка – события, изменившие личность. Все мы такие вольные и независимые, самостоятельно принимаем решения. Но мы не задумываемся, что вместе с нами эти решения принимают все пережитые потрясения, страхи, ошибки. Порой даже совсем крошечные неприятные переживания способны оставить свой след на будущем поступке. Мы закрываем глаза на прошлое наших близких и любимых, радуясь тому, что они есть у нас. Но не стоит ли сначала взглянуть на него? Просто чтобы понять их… »

Просто чтобы понять… Озадаченный прочитанным, парень ещё несколько минут просидел, гадая, как так могло получиться, что этот листок выпал к нему именно сегодня. Ответ на невысказанный и отброшенный вопрос, крошечный ключик и целая философия. Совершенно новый взгляд на вещи, заключённый в старинном клочке бумаги. Мысленно поблагодарив написавшего эти строки человека, Фран вернул листок на место и пошёл заниматься подготовкой к очередной гонке умов, одновременно обдумывая, что делать с новоприобретённым знанием, обрушившимся на него именно тогда, когда оно было ему нужнее всего.

***

Утро Хаято и Мукуро было наполнено волнениями, которые, вопреки обыкновению, не были связаны друг с другом.

Гокудера, проснувшись, осознал, что совершенно бесчестным образом проспал будильник, а надо, ведь, ещё подготовиться к очередному состязанию с Франом! Потому что чёртов зелёноволосый иллюзионист в пух и прах разгромил его прошлым вечером, что ни в какие ворота для хранителя урагана не лезло. «Пора бы уже научиться брать себя в руки и не суетиться по мелочам», – с этой мыслью парень носился по квартире в попытке одновременно позавтракать, одеться и повторить некоторые формулы, недостаточно хорошее знание которых вчера привело к таким немыслимым временным затратам. Поэтому, пережёвывая бутерброд и натягивая джинсы, блондин не отрывал взгляда от страниц справочника, лишь изредка поглядывая на время. Он не хотел опаздывать. Сегодня он обязан преуспеть во всём. Иногда между потоками символов, букв и цифр, мелькающих в голове, проскальзывали воспоминания субботнего утра, и губы Хаято непроизвольно растягивались в глупейшую из всех возможных улыбок – влюблённую и счастливую.

Рокудо же был взволнован внезапным звонком Бьякурана, пригласившего сходить в бар. Не то чтобы это было утром, нет, его блондинистый друг предпочитал звонить днём, и на этот раз позвонил аж в час после полудня. Но для Мукуро, который не мог оторваться от книг до пяти утра, это было самое что ни есть настоящее утро. И теперь он, невыспавшийся, счастливый, но ворчащий на всё на свете, расхаживал по комнате, словно штормовая туча над океаном, попивая кофе и раздумывая, что стоит рассказать Джессо, а о чём лучше умолчать. Зная главу Мельфиоре, проще умолчать обо всём. Однако скрывать такое событие от друга было бы неприемлемо, каким бы гадом и сволочью тот ни был. К тому же, Бьякуран все равно об этом узнает, с его связями и проницательностью это лишь вопрос времени. И тогда будет гораздо неприятнее, чем если Мукуро сам ему всё расскажет. С другой стороны, на синеволосую голову иллюзиониста тут же посыпятся колкости на тему «Я же говорил!», что совершенно не способствовало радостному расположению духа. Больше всего мужчине хотелось сейчас позвонить Хаято и позвать его на самую что ни есть банальную прогулку по парку, где они оба продрогли бы до дрожи, а потом отогреваться в кофейне и всё это время разговаривать. Расспрашивать его, узнавать, злить… Стоп!

Рокудо оборвал лихорадочный поток собственных мыслей и сам же себя отчитал. Взрослый человек, а думает, как влюблённый мальчишка. У них ещё будет время на все эти милые глупости, а пока надо привести в порядок себя, свои мысли и свою жизнь. В совершенно новый порядок, где будет место для ещё одного человека.

В восемь часов вечера Мукуро уже сидел в баре недалеко от офиса Мельфиоре, неторопливо потягивая мартини и ожидая Джессо. Негромкая ритмичная музыка текла по венам вместе с алкоголем, усиливая опьянение и вызывая лёгкие опасения по поводу того, что может произойти.

К счастью или нет, но Бьякуран не заставил себя долго ждать. Его белоснежный силуэт появился в дверном проёме напротив занятого иллюзионистом столика и начал неумолимо приближаться, как будто освещая царивший в помещении полумрак одним своим присутствием. Мурашки по коже… Он всегда так действует на хранителя тумана. Только Ириэ и Рокудо известно, насколько это сильный, властный и опасный человек. Человек, который любит сладкое и почти всегда улыбается. Он подходит всё ближе и буквально сияет. Похоже, что-то задумал.

– Мукуро-тян, как я рад тебя видеть! – белоснежный лидер Мельфиоре опустился на стул напротив своего друга и с милой улыбкой подпёр голову рукой. – Почаще бы так выбираться.

– Ку-фу-фу, но разве это не ты у нас теперь семейный человек, у которого нет времени на старых друзей? – с ядовитой улыбкой спросил иллюзионист.

– О-о-у, – Бьякуран самодовольно улыбнулся, демонстрируя другу, что тот попался на его удочку и озвучил именно то, что от него ожидалось. – Так ты у нас, насколько мне известно, тоже обзавёлся отношениями, м?

Блондин с лучезарнейшей из своих улыбок склонил голову чуть набок, неотрывно глядя на своего друга, чья улыбка начала медленно сходить с лица. Не глядя на официанта, Джессо озвучил ему свой заказ, всем своим существом ожидая следующей реакции хранителя тумана: попытки вывернуться.

– С чего ты это взял? – спокойно спросил синеволосый, стараясь спрятать во взгляде мечущуюся в голове мысль: «Как ему это удалось?».

– Ты хотел спросить, откуда я узнал? – директор Мельфиоре издал тихий смешок. – Брось, Мукуро-тян, ты же знаешь, что это не блеф. Но, чтобы ты перестал думать, что я пытаюсь таким бесчестным способом добыть из тебя информацию, я расскажу, как именно я всё это понял. О, вот и мой ликёр принесли, быстро-то как – белоснежный любитель сладостей взял с принесённого подноса рюмку и, подняв указательный палец в призыве подождать, пригубил приторно сладкий напиток. Облизнув губы и тщательно распробовав все оттенки вкуса, он с довольным видом поставил рюмку на стол и продолжил свой рассказ прежде, чем его друг начал кипеть вслух. – Я приходил к тебе в понедельник и обратил своё и твоё внимание на то, что ты был сам не свой. Ты был чем-то очень озадачен, я бы даже сказал, озабочен. Ты сказал, что есть проблема, решение которой ты ещё не нашёл. Очень на тебя не похоже, честно говоря. Я уж и не помню, чтобы какая-либо неприятность, которая создана не мной, вызвала у тебя такие затруднения. А потом в интернете появилось видео, как некий юноша исполняет очень своеобразную серенаду прямо у тебя под окнами…

Бьякуран всё так же улыбался, вдавливая друга в спинку стула пронзительным взглядом. Тот никак не выдал напряжения, но блондин давно научился распознавать эмоции Тумана по малейшим изменениям, невидимым для неискушённого взора: перемены в дыхании, утяжеление взгляда, подрагивания уголков губ или непроизвольные движения пальцев. Сейчас Мукуро начал напряжённо дышать. Похоже, он не знал о видео или же наделся, что его старый друг не доберётся до правды так скоро. Второй вариант маловероятен, ведь Рокудо уже давно отучил себя недооценивать хранителя Неба. Но, раз уж иллюзионист пытается показаться спокойным, как статуя Будды в храме Гангодзи, можно продолжать действовать ему на нервы.

– Как мне удалось выяснить, он ещё и пианист… – после этих слов пальцы хранителя тумана, обтянутые чёрной кожей, принялись постукивать по ножке бокала с мартини, что, как всегда, не ускользнуло от взгляда сиреневых глаз. – Как трогательно было сопоставить этот факт с тем, что в прошлую субботу ты искал в партнёры именно пианиста… Мукуро-тян, я никогда не подумал бы, что ты такой романтик! – в голосе Джессо сквозил почти ребяческий восторг. – Чтение лирики, безусловно, благотворно сказывается на твоём характере! И на случай, если ты решишь заявить о слабой связи этих фактов… Я знаю, что наша подростковая шутка: «Если влюбился в кого-то, трахни похожего на него человека и пойми, что тебе показалось», – стала для тебя такой же моделью поведения, как и для меня. Ты и сам знаешь, действует безотказно.

Шах и мат. У теории Бькурана было много слабых сторон, за которые можно было бы схватиться и продолжать всё отрицать. Однако это было бы мерзким проявлением малодушия и банальной человеческой глупостью. Совсем не в стиле Мукуро. Глупость должна быть абсурдной и нечеловеческой, либо вообще не претендовать на право существования. Рокудо залпом допил мартини и, жестом показав официанту повторить заказ, решил зайти с другой стороны. Мягко отойти от обсуждаемой проблемы, аккуратно и деликатно признавая своё поражение.

– Ку-фу-фу… Признаю, Бькуран-кун, не ожидал, что занимаю настолько важное место в твоей жизни… Ты следишь за каждым моим шагом и, кажется, даже прибегаешь к помощи твоих подчинённых. Юристы? – Мукуро чуть склонил голову набок, очерчивая кончиком указательного пальца край бокала и пристально глядя в глаза Джессо.

– Юристы, – кивнул тот, радостно улыбаясь. – И интернет-аналитики. Мне совсем не требуется прибегать к их помощи. Они сами, прости за каламбур, прибегают ко мне, встречая где-либо информацию о тебе. Ведь в пределах офиса ты, Мукуро-тян, буквально местная знаменитость!

Бькуран откинулся на спинку стула, закидывая ногу на ногу и более основательно принимаясь за свой ликёр, а Рокудо просто молчал. Он был подавлен. В конце концов, это просто больно и до ужаса паршиво – не иметь возможности рассказать другу о таких кардинальных переменах самостоятельно. То есть он и мог бы, но уже не хотел.

– А у тебя неплохой вкус на парней, – с улыбкой отметил Джессо, явно желая нарушить повисшее в воздухе молчание.

– Я знаю, – коротко ответил Мукуро, многозначительно глядя на друга, тонко намекая, что тот мог бы счесть это и как комплимент в свой адрес.

– И всё же… – блондин приподнял бровь. – Школьник? Почему школьник? Чем несформировавшийся подросток смог заинтересовать тебя?

– Не знаю, – искренне ответил иллюзионист, пожимая плечами. – Я не смог это сформулировать. Он просто… – мужчина не смог сдержать едва заметную ухмылку, – делает меня немного лучше, немного счастливее. И не даёт расслабиться, что, как ты знаешь, я тоже очень ценю в людях.

– Как мило, – с ядовитой улыбкой заключил Бьякуран, чем, впрочем, не слишком смутил своего друга.

В голове Рокудо прочно засела цитата из книги по философии Кьеркегора о «выражении Я через Ты». Он больше не станет судить себя взглядами директора Мельфиоре, давно пора это прекратить. Отпив из только что принесённого полного бокала мартини, иллюзионист холодно спросил:

– Ты за этим позвал меня сюда? Рассказать мне о моих новых «милых» отношениях?

Бьякуран издал тихий довольный смешок, но улыбнулся чуть мягче, не желая и дальше давить на друга.

– Нет-нет, я хотел обсудить с тобой один вопрос… но теперь он не обсуждается! – просиял Джессо, с энтузиазмом продолжая. – Ты просто обязан привести его на наше с Шо-тяном празднование Нового года!

Мукуро напрягся. Он ещё и не думал об этом. Вместе отмечать этот праздник уже стало традицией, несмотря на его взаимную нелюбовь к Ириэ. Но теперь… Как к этому отнесётся Хаято? У него, ведь, есть сестра, и он наверняка захочет встретить Новый год вместе с ней. В любом случае, иллюзионист не станет ничего решать сейчас. Стоит только подумать о том, как Бьякуран начнёт делать недвусмысленные намёки, чем поставит в неудобное положение всех троих, и сразу хочется отказаться, не углубляясь в размышления. Шоичи будет кипеть тихо и молча, ему не привыкать, но Гокудера… Этот парень устроит такое шоу под дирижёрством Джессо, что мало никому не покажется.

– Оя-оя, остуди свой пыл, Бьякуран-кун, и забудь об этом. Я обсужу это с ним, но в лучшем случае приду один. И вот ещё что… – Рокудо чуть подался навстречу блондину, вкрадчиво шепча, – я настоятельно не рекомендую тебе вступать с ним в личный контакт.

– Чего ты боишься, Мукуро-тян? – блондин также подался чуть вперёд, прищуривая глаза и нехорошо улыбаясь. – Что малейшее вмешательство разрушит твою новоиспечённую пагубную зависимость?

– Нет. Я просто не хочу, чтобы мне пришлось шантажировать друга… – Рокудо намеренно выделил последнее слово, – грешками его фирмы с целью сохранить то единственное, что вдруг стало мне дорого.

Такая формулировка задела какие-то неведомые струны в груди Джессо. Он, вроде, и значения не придал этим словам, и всё же… Хоть их дружба и походила скорее на непрекращающееся соперничество, нежели на нормальные человеческие отношения, иногда, вот именно в такие моменты, нужно пробудить в себе иллюзию человеческого сочувствия и позволить хранителю тумана обзавестись такой же слабостью, какой обзавёлся сам. Мукуро даже не рассматривал вариант, что директор Мельфиоре не попытается вторгнуться в его личную жизнь, и был прав. И вовремя остановил его, а значит, выиграл. Отвоевал своё личное пространство. Бьякуран натянуто улыбнулся.

– Понимаю, – он снова откинулся на спинку стула, с интересом, словно впервые, рассматривая иллюзиониста. – И всё же, подумай над моим предложением. А пока давай напьёмся, мы так давно этого не делали!

И Джессо снова стал лучезарным и белоснежным, словно и не было этого напряжённого момента. Но Мукуро чувствовал, что теперь всё в порядке. Временно. Частично. Когда имеешь дело с Бьякураном, это немалое достижение.

– Ку-фу-фу… Дельное предложение. Ты как раз пробудил во мне это желание, – ехидно улыбаясь, проговорил хранитель тумана, тут же поднимая бокал и провозглашая тост, – за соперничество, которое никогда не перестанет быть дружбой.

– Поддерживаю, – с улыбкой проговорил блондин, ударяя своим бокалом о бокал Мукуро.

Директор Мельфиоре помнил, из какой бездны вырвался его друг. Непрерывное падение, когда того заставляли выбирать, чью сторону принять, вопреки его желанию идти своим путём. Тогда ядовитое очарование иллюзиониста и его вымученная улыбка неожиданно взволновали холодное сердце хранителя неба. Он предложил Мукуро идти параллельно друг другу, поставив на карту всё, что у того ещё оставалось. Он готов был помочь парню идти его дорогой за право проследить путь своего синеволосого сверстника, словно это было занимательным представлением. Кто же знал, что, получив в свою досягаемость человека, способного решить почти любую его проблему, Рокудо сделает всё возможное и невозможное, чтобы никогда этим не воспользоваться? Он переборол обстоятельства, воспрянул, возвысился над всеми и стал почти равным Джессо, чем и покорил того окончательно. На их соперничестве построено гораздо больше, чем нормальный человек смог бы себе вообразить. Эта игра не должна прекращаться.

***

Интеллектуальная гонка Франа и Хаято подошла к концу ещё часов в семь вечера, когда оба были совершенно вымотаны и довольны. Первый – потому что не осталось сил на переживания, второй – из-за своей победы. В этот раз Эмералд показался чем-то озадаченным, он постоянно отвлекался и проиграл другу со счётом 17:16 в его пользу. Впрочем, иллюзионист считал, что теперь у него есть задачка посложнее победы над Гокудерой, который, к тому же, слишком сильно буянил бы, победи его друг во второй раз. А так, всё обошлось тихо, мирно, без лишней драмы и эмоций. После изматывающей гонки умов ребята решили не расходиться и на диване, в компании пиццы, посмотреть «Игры разума». Фильм, который хранитель урагана, к ужасу Франа, ни разу не видел.

– Джон Нэш – это же попросту Моцарт в области высшей математики! – воскликнул Хаято, когда пошли титры.

Парень был непозволительно сильно взволнован, а посему, чтобы отвлечь от этого друга, поспешил съязвить.

– А у тебя, похоже, слабость к шизофреникам, раз уж ты так рекомендовал мне этот фильм.

– Если это так, то тебе следует провериться у врача. В конце концов, я и с тобой общаюсь не под дулом пистолета, – задумчиво протянул Фран.

– Да ты… – хотел было возмутиться Гокудера, но в этот момент мобильный известил о сообщении.

В десять вечера… Парень суетливо вытащил телефон из кармана и увидел, что это сообщение от Мукуро. К счастью, они не забыли обменяться номерами прежде, чем разойтись в субботу.

«Не верь сплетням. Прежде, чем пороть горячку и разочаровываться, поговори со мной. Обязательно», – гласило сообщение.

– Что за чёрт?.. – проговорил Хаято, и Фран пододвинулся поближе, заглядывая в экран телефона через плечо блондина.

– Звучит пафосно, в стиле детективных боевиков, – заметил иллюзионист.

– Ты слишком близко, – буркнул Гокудера, не глядя на друга.

Тот сразу же отстранился и откинулся на спинку дивана, закидывая руки за голову и изучая взглядом реакции на лице друга. Это замечание его ничуть не задело, потому что он и сам не хотел влезать в личное пространство Урагана. Банальнейшее неиссякаемое любопытство. Хаято после недолгого раздумья отправил ответное: «К чему это?», – и снова убрал телефон в карман. Помолчав ещё пару секунд, блондин ударил кулаком по колену, ворча:

– Вот какого хрена?! Я теперь места себе не найду, пока всё не узнаю.

– Вот поэтому Ананас и просил тебя не беситься по любому поводу. Ты слишком эмоционально на всё реагируешь.

– Да я абсолютно спокоен!!! – выкрикнул Гокудера и тут же заткнулся, понимая, насколько комично это выглядит.

Вздохнув, он встал с дивана и хотел было сказать, что собирается уйти, как телефон снова известил об смс. Хаято достал мобильный и увидел там ничего не проясняющее «Позже объясню».

– Хренов иллюзионист… – пробубнил парень и таки объявил, – Я ухожу. Завтра вставать рано.

– Вот на личности мог бы и не переходить, – равнодушно протянул зелёноволосый хранитель тумана и тоже встал, с удовольствием потягиваясь. – Он ничего не объяснил?

– Нет. Как всегда, сплошные невнятные намёки, – раздражённо проговорил блондин и пошёл к выходу, где поспешно надел куртку и развернулся к подошедшему Франу, не зная, как его поблагодарить.

Однако друг избавил его от такой необходимости, настойчиво проговорив:

– До завтра. Что до Мукуро… Привыкай, он не изменится.

– Рехнуться можно… – буркнул Хаято и, подняв ладонь в знак прощания, поспешил в пропитанную дождём темноту холодных улиц.

Фран не спешил закрывать дверь, чтобы впустить немного прохлады и свежего воздуха в дом. Этот вечер был идеален, потому что не только помог забыться и устать, но и позволил найти ответ на вопрос «что делать дальше?». Теперь можно спокойно провалиться в сон, отчётливо осознавая дальнейший ход событий. А вот что из этой задумки выйдет, можно только гадать. Читай, попусту тратить время и нервы. Надо просто выспаться и сделать. Смочь. Несмотря ни на что. Так решил для себя зелёноволосый мальчишка, решительно заматываясь в одеяло. Цель – это такая замечательная штука, к которой порой приятно идти сугубо в одиночку. Во всяком случае, эта цель именно такая, и он не оступится. Нет.

Хаято шёл по улице, не выпуская рук из карманов, а телефон – из рук. Интересно, бывает ли с Мукуро спокойно? Или это так и будет… Всё время словно идёшь по шатающемуся, гниющему канатному мосту над бездонной пропастью. Одна ошибка, одно неверное движение, и эта бездна поглотит тебя целиком. Если судить по справедливости, то они с сенсеем ещё и не ощутили себя парой в общепринятом смысле этого слова, но душа Урагана хочет волноваться, и ничего с этим не поделать. Особенно когда Рокудо сам подливает масла в огонь. И, ведь, не знаешь даже, специально он или нет. Обижаться на него или злиться – очень важный и животрепещущий вопрос, потому что спокойно воспринять такой поступок парень просто не мог. Он предпочёл злиться, это привычнее. И немного греет. Завтра он обязательно добьётся правды от синеволосого иллюзиониста. Завтра, когда он наконец-то увидит Мукуро вновь.

Понедельник

У Франа были большие ожидания относительно этого дивного дня, обозначающего начало новой недели. И учёбы. И, что самое главное, рабочего времени для психолога, которого юноша всерьёз вознамерился посетить. Вместо первого же урока, потому что вопрос отлагательств не допускал.

Ожидая Скуало возле двери в его кабинет, которая находилась рядом с арочным проходом в коридор, юноша услышал шаги и голоса. Слова, сказанные более тихим голосом, не расслышал, хоть и узнал голос Бельфегора, а вот слова психолога были слышны весьма отчётливо.

– А чего ты ожидал, проведя полдня в парке?! Надеюсь, обойдётся без ангины. Ты бестолочь, Бел!

Голоса приближались, поэтому иллюзионист поспешил вжаться в стену, чтобы не быть замеченным.

– Ску, ты такой заботливый, ши-ши… Всё в порядке, просто простуда.

Принц вместе со Скуало вошли в коридор, но не заметили вжавшегося в стену школьника – видимо, боковое зрение доктора-шизофреника сильно страдало от его роскошной золотистой шевелюры. Фран, вжимаясь в стену и телом, и всем своим существом, перестав даже дышать, просочился в арку и скрылся в коридоре, чтобы психолог своей бурной реакцией не привлёк внимание Потрошителя. В конце концов, при любом исходе Бельфегору лучше не знать об их со Скуало встрече. Парень начал нормально дышать только когда обе двери хлопнули.

Чуть отдышавшись и старательно блокируя все мысли о докторе Принце, которые вдруг решили обрушиться на слегка взлохмаченную голову, подросток постучался в кабинет психолога. По мере нагнетания негатива, вызванного встречей с объектом своих иррациональных чувств, Фран начал стремительно приближаться к образу человека, которому действительно нужен психолог. Он готов был игнорировать тот факт, что и является таковым, если бы не это столкновение в коридоре.

Его планом было понять по реакции Скуало на обезличенный рассказ, знает тот о произошедшем между школьником и Бельфегором или нет. Кто знает, насколько близко они дружат… Если психолог не проявит никаких признаков того, что понимает, о ком идёт речь, из него можно выудить полезный совет и, в конце концов, просто высказаться, а если окажется, что он знает… Тогда надо будет играть, давить, врать – что угодно, лишь бы он дал подсказки. Как такое случилось? Почему? Бел, ведь, не плохой человек. Наверное. Раз уж Суперби дружит с ним... Услышав приглашение, парень мотнул головой, не желая и дальше перетирать эту тему в диалоге с внутренним голосом, и вошёл в кабинет.

– Опять знакомое лицо, – проговорил Скуало, рассматривая вошедшего. – А ты с чем пришёл?

Юноша непонимающе хлопнул глазами, но тут же понял, что речь о Хаято, который не далее как в прошлую пятницу побывал здесь же, и этот визит был настолько судьбоносным, что даже задумываться об этом жутковато. Вот он и не стал, решив отдать предпочтение собственной проблеме, в данный момент куда более животрепещущей.

– Я всё Вам расскажу, Скуало-сан, только не перебивайте меня, пожалуйста. Мне очень трудно будет говорить об этом…

Фран бросил портфель рядом со стулом и сел напротив психолога. Нервно поёрзав на стуле, он понял, что уютнее все равно не станет. Начать говорить было так сложно… В горле застрял немалых размеров ком, не дающий проронить ни звука. Даже дышать стало непросто.

– Вро-ой… Я слушаю тебя, – сурово проговорил психолог.

Как ни странно, он не повышал голос сильнее необходимого. Он всегда говорил громко, как и сейчас, но в его голосе не было резких ноток. Это вызывало чувство, очень похожее на благодарность.

– Ну… – начал школьник, отводя взгляд вниз и в сторону, – это случилось в пятницу вечером, – мальчик вздохнул и обхватил себя руками, словно ему вдруг стало холодно. – Мне давно нравился один человек. Он умный, интересный… И он вызывает во мне чувства, которые, как мне казалось, я не способен испытывать. Из-за моей безэмоциональности у меня притуплен инстинкт самосохранения – я почти никогда не испытывал страха. А он такой необычный… Вызывает такой новый для меня холодок по коже. Я не знаю, почему он отталкивал меня. Личность я не из приятных, знаю, но… – юноша запустил пальцы одной руки в волосы, слегка оттягивая их. Рассказывать об этом гораздо тяжелее, чем он ожидал, хоть слова так и рвались наружу. – Я хотел нравиться ему и таким. Очень хотел. Однажды я пришёл к нему на приём, и он сказал, что знает о моих чувствах, что они ему не нужны и, приди я ещё хоть раз, он…

Парень уже едва не дрожал, хоть его лицо и не отражало этой внутренней бури. Скуало нахмурился, но держал обещание не перебивать подростка, несмотря на то, что этот рассказ и начал вызывать некоторые ассоциации.

– Он пообещал изнасиловать меня, – парень поднял на психолога пустой взгляд, нервно теребя пальцами ткань кофты. – А я… мне казалось, я всё потерял. У меня пропала надежда, когда он сказал, что я ему не нужен. В эту пятницу я напился и пошёл к нему. Я думал, что терять мне нечего, но… Когда, привязанный к его кровати, я увидел скальпель, я начал думать иначе. Когда он резал мне грудь, я ожидал, что умру…

Фран шумно вдохнул, вконец забыв о цели визита и своём плане, начиная нервно теребить ткань водолазки в районе груди, там, где скрывались шрамы. Он понял, что, когда расскажет Скуало всё, станет легче. Это главное.

– Но он лишь порезал мне грудь и… выполнил свою угрозу. Я бы, наверное, смог его переубедить, отговорить от всего этого, но не мог – мой рот был заклеен, – юноша практически сжался в комок на кресле для посетителей. – Я не мог достучаться до него, не мог смотреть так, как он хотел… Я ни черта не мог сделать!.. – Фран на миг повысил голос, но тут же взял себя в руки. – Потом он прогнал меня. И… я справлюсь с этим, точно справлюсь… Но мне надо понять его мотивы. Чем я это заслужил? Почему мои глаза должны отражать эмоции? Разве не важнее то, что я чувствую, то, что готов был простить ему всё, что он сделал, если бы он не прогнал меня тогда?

Юноша поднял на психолога пустой взгляд.

– Вы можете помочь мне понять, почему?..

Иллюзионист и сам не ожидал такой дрожи в голосе. Оказывается, ему гораздо больнее, чем казалось всё это время. Скуало сидел напротив и напряжённо соображал, можно ли рассказать парню историю Принца. Ему хотелось верить, что этот пацан сможет сделать то, чего сам так и не смог – вытащить друга из гроба, в котором тот сам себя похоронил.

– Врой… – на пару секунд мужчина замялся, всё ещё сомневаясь, но ему так жалко было этого парня, которому досталось почти ни за что, что он просто не мог оставить этих двоих придурков гнить дальше, по одиночке. – Я расскажу тебе, что подтолкнуло его на это. Ты же о Беле говоришь, да?

Фран поднял на психолога пустой взгляд и кивнул, не стараясь изобразить удивление от того, что тот понял, о ком речь, – в конце концов, школьник на это и надеялся.

– Тогда слушай, – с несвойственным ему спокойствием проговорил хранитель дождя, начиная свой рассказ. – Для многих не секрет, что у Бельфегора был брат-близнец, Расиэль. А сам он был очень хорошим хирургом, хоть и молодым. Брал дела любой сложности. Два года назад с Расом приключилась беда, что-то в мозгу отказало, и его брат взял операцию на себя. Но в период реабилитации Расиэль начал угасать. Это не вина хирурга, просто мозг – штука хрупкая, и всегда есть небольшой риск, что что-то пойдёт не так. Его мозг начал терять контроль над функциями тела. Когда у Раса угасли глаза, Бел едва не рехнулся… Хотя тут я не могу быть уверен. Он всегда был чудаковатым, но психом… – блондин покачал головой. – Не думаю. А я знал его с первого курса университета, мы познакомились в баре и нередко встречались после этого. Его многие сторонились, а мне такая необычная компания была по душе. После перемен с Расиэлем он стал сам не свой, он считал, что гениален и должен спасти братца. Только вот такие вещи необратимы. Он знал это, но продолжал надеяться, как и любой молодой человек, у которого эту надежду вот-вот отнимут…

Иллюзионист не смотрел на Скуало и внутренне дрожал, слушая этот рассказ. Попытки Бела пробудить чувства в его глазах – это просто пунктик, отголосок былой боли, который перерос в неконтролируемый психоз. Мальчишка не оправдывал его, нет. Но теперь это отчаяние в действиях Принца стало немного понятнее. Тот просто хотел спасти его, вернуть к жизни вместо брата, которого потерял.

– Знал бы ты, чего мне стоило заставить его взять себя в руки перед похоронами… И он держался молодцом. Но там сорвалась его мать. Миссис Принц всегда ставила Расиэля выше его младшего брата, и там, на похоронах, она устроила истерику. Она сквозь рыдания выкрикивала, что это Бельфегор виноват в смерти Раса, что он из зависти и из-за их соперничества убил брата, – мужчина презрительно хмыкнул. – Тогда-то Бел и сломался. Он замкнулся в себе и оградил себя от общения. Решил, что никого к себе не подпустит, что он способен только уничтожать всё, к чему прикоснётся. Я рассказываю тебе это дословно, потому что не раз выслушивал его истерики в своё время. Бел решил стать одиночкой… – Скуало покачал головой. – Знаешь, он всегда боялся одиночества. После этого случая с матерью его подкосило по трём направлениям сразу: смерть брата, ненависть матери и полное одиночество, на которое он себя обрёк. Он бросил любимую работу, «чтобы больше никому не навредить», и пришёл работать сюда, – мужчина стиснул зубы. – Идиот. Сам себе наказание.

Фран молчал, переваривая услышанное. Всё стало просто и понятно. «У каждого плохого поступка есть своя родословная», – его мудрый предок был прав. Тут же всё ясно, как на ладони. И юноша злился на то, что сам пострадал от того, в чём не виноват, намереваясь теперь поговорить с Белом снова и всё прояснить. Он не плохой человек. Он больше похож на раненого зверя, который бросается на всех, кто пытается ему помочь. Страшно представить, что он пережил. И больше этот упёртый блондинистый самоистязатель не будет один.

– Ему повезло, что Вы были с ним, – наконец, проговорил иллюзионист каким-то совершенно потерянным голосом, поднимая на Скуало пустой взгляд.

Повезло. Так же, как Франу повезло с Хаято, который дрался за его портфель, спас от самоубийства, напился вместе с ним, выслушал, поддержал, соревновался в решении математики до изнеможения. Раньше зелёноволосый хранитель тумана не задумывался, что всё это – начало чего-то важного. Дружба… Это то, что не даст упасть в пропасть, когда отчаяние накроет с головой. То, что не даст отвернуться от своего Я, когда от него отвернутся все кроме одного человека, который скажет, что всё вокруг – лишь ложь, обман и лицемерие, которые пытаются сломить тебя. На самом деле, дружба – это всё же чуть больше, чем простое взаимопонимание двух разных людей.

Скуало хмыкнул на эту похвалу, понимая, что эти слова школьника по-особому греют душу. Он делал то, что делал, не ради похвалы – просто так было нужно, и всё тут, других вопросов в его голове не возникало. Он помогал Бельфегору, не желая в ответ благодарности. Доверие хранителя урагана значило гораздо больше. Если бы Принц-Потрошитель не рассказал другу о случившемся в ночь с пятницы на субботу, этот мальчишка был бы гораздо несчастнее сейчас. Теперь же он полон решимости, а психолог уверен, что всё прошло как нельзя лучше.

Юноша встал с кресла и закинул портфель на плечо, в очередной раз на время замявшись.

– Скуало-сан, будет правильно поговорить с ним?

– Конечно, – мужчина кивнул. Однако после пришедшей в голову мысли о том, что пацан может и хуже Белу сделать, хлопнул ладонью по столу, заставив ручки в пластиковой подставке жалобно задрожать, и прорычал своим типичным капитанским голосом, – Вро-о-ой! Только подумай сначала, на что идёшь, потому что если отступишься на полпути, я лично тебя поколочу!

Юноша тонко улыбнулся и кивнул, разворачиваясь к двери и почти шёпотом проговаривая короткое «Спасибо». Пока он шёл по коридору, никак не мог придумать, как начать разговор. Теперь ещё и слова Скуало засели в голове. Готов ли он идти до конца? Пожалуй, готов, если учесть, что уверенно направляется в кабинет человека, который оставил на груди целый узор из царапин, ещё не заживших и ноющих от движений. В конце концов, он очень хотел дать Бельфегору второй шанс, а сейчас понял, что мужчина это вполне заслуживает. И всё же… больно. Франу попросту больно вспоминать эту напускную жестокость, когда Принц выставлял его на улицу. Школьник стиснул зубы и постучался в дверь, сразу открывая её. Убедившись, что врач в кабинете один и что-то увлечённо пишет, иллюзионист неуверенно протиснулся внутрь и тихо прикрыл за собой дверь.

Принц поднял голову и замер, слегка приоткрыв губы в немом удивлении, но вопрос озвучить не успел – подросток ответил на него раньше.

– Я пришёл, чтобы рассказать Вам, какой Вы идиот, Бел-семпай, – негромко протянул парень, снимая с плеча рюкзак и бросая его на пол.

– Ши-ши-ши, как остроумно. Жаба, я, кажется, просил тебя исчезнуть из моей жизни, – неровным голосом проговорил Бельфегор, вставая из-за стола и усаживаясь на его край лицом к мальчишке.

– Сначала я хотел бы поговорить о Вашей особой идее, – парень начал расхаживать взад-вперёд перед врачом, подняв указательный палец. – О гениальной, мать вашу, идее – пожалеть себя. Пустить жизнь на ветер, – Фран взмахнул рукой. – Что может быть лучше, правда? Сказать себе и всем: я буду справляться один. Долгое пикантное самоубийство – молча страдать, запирая себя в клетке, как монстра. Просто потому, что Вас больно ударили и сбили с ног. Ваша же мать… от этого больнее, правда? – иллюзионист остановился, напряжённо дыша и пронизывая растерявшегося Принца взглядом неизменно пустых глаз. – Но это не повод отталкивать меня, Бел. Я не заслужил ненависти за ту боль, что ты испытал от чужих рук.

– Не лезь в это, идиот, – сквозь стиснутые зубы проговорил блондин, сжимая пальцами край стола. – Это ловушка твоего любопытства, ты будешь только осуждать меня и проклинать за то, что полез в мою жизнь. Убирайся отсюда, твои слова ничего не изменят.

Голос Бельфегора звучал неуверенно и побито. Он жалеет о каждом слове или его просто гнетёт этот разговор? Фран не знал. Но не это сейчас было важно для парня.

– Бел, ты правда хочешь, чтобы я ушёл? – почему-то, когда хотелось сказать что-то действительно важное, юноша переходил на «ты», это уже начинало походить на своеобразную традицию.

Принц молчал, опустив взгляд в пол. Он не мог сказать уверенное «Да». Да и не хотел, пожалуй. В его голове сейчас проносились воспоминания о той ночи с пятницы на субботу, когда единственной потребностью было прижать к себе мальчишку и больше не отпускать. Мужчина не рассчитывал на второй шанс, и сейчас, когда есть возможность всё исправить, он не знает, как поступить. Бельфегор давно погряз в своих страхах, замаринованный в них, как труп в формалине. Он разучился ходить и не может сделать шаг навстречу.

– Я хочу уберечь тебя. Со мной ты не будешь счастлив, – едва слышно ответил врач, поднимая на иллюзиониста взгляд с тщательно скрываемой надеждой на то, что тот не уйдёт.

Парень усмехнулся и подошёл ближе, почти вплотную к Бельфегору, глядя в область непроницаемо густой чёлки и словно заглядывая в чёрную душу.

– Вы же понимаете, что это не «Да»? – Фран вздохнул и на миг отвёл взгляд, тут же возвращая его обратно.

– Понимаю, – так же тихо сказал Принц, – но…

Иллюзионист отрицательно хмыкнул, покачивая головой, и бескомпромиссно заявил:

– Никаких «но» быть не может, хватит этого лицемерия, Бел-семпай, – обращение подросток специально протянул в привычной, слегка раздражающей манере. – Признайте, Вы отдали все Ваши козыри, Вам больше нечем пугать меня, а я не собираюсь отступать.

Бельфегор внимательно всматривался в решительное выражение на лице мальчишки и не мог сдержать типичной для себя слегка безумной улыбки. Все его былые мечты рухнули, а кровь в венах испортилась от переживаний, пропитавших её насквозь. Он хотел скрыть правду и сберечь хрупкого юношу, у которого должно быть большое будущее. Но, похоже, он не сможет решать за двоих, а зверя, живущего внутри, не скрыть. Фран видел его свирепство и не отступил. Глупец. Безрассудный бунтарь без инстинкта самосохранения. Хочется сказать «Не подходи ближе!», ведь это расстояние прямого касания с внутренними демонами. Но губы не слушаются, растягиваясь в улыбке. Он должен отпустить мальчишку. Должен спасти эту жизнь. Но он не хочет этого. Бел знает, что он не сможет сбежать от себя, если этот удивительный парень не покажет, как.

– Но зачем тебе это? – с ухмылкой спросил врач.

Иллюзионист пожал плечами, мягко улыбаясь и проговаривая:

– Эмоции. И… что-то, что я не в силах пока объяснить. Я просто не могу сдаться, пока Вы несёте бред и эгоистичный самообман. Вряд ли у Вас есть реальные аргументы против.

– Хм… У нас нет ничего общего, – вдруг нашёлся Бел и, чуть склонив голову набок, уставился на мальчишку.

– Правда? – протянул Фран, слегка приподняв бровь. – А медицина? Книги? Осмысленное кино? Вам ничего из этого не нравится?

– Ладно, глупость сморозил, – с тонкой улыбкой хмыкнул Принц. – Так ты выбрал медицину?

– Только если Вы подготовите меня по химии и биологии.

Пустота повисла между Бельфегором и Франом, они просто не готовы были осознать и прочувствовать происходящее. Это по-своему страшно – стать ближе после такого потрясения. Слишком быстро и просто. Звенящая пустота, проникающая в сознание и касающаяся кончиками пальцев всех затаившихся чувств, смахивает на временное избавление.

– Приходи завтра, если захочешь, – наконец ответил врач, так и не сумев понять причину нарастающего беспокойства.

Лишь когда Фран кивнул и, закинув портфель на плечо, развернулся к двери, Принц окликнул его.

– Почему ты простил меня?

Юноша полуобернулся через плечо, проговаривая:

– Я не простил. Я просто закрыл на это глаза. Этого достаточно, чтобы идти дальше.

Не услышав больше никаких вопросов, иллюзионист вышел из кабинета, оставив хранителя урагана в замешательстве, одиночестве и злости на себя. Но уже не без надежды, уже не в отчаянии.

Парень ещё шёл по коридору к кабинету истории, когда прозвенел звонок с урока. К нему тут же подбежала какая-то излишне восторженная девочка, которая не преминула стать на пути с самым нелепым, на взгляд иллюзиониста, вопросом:

– Слышал грандиозную новость?

Юноша отразил на лице скорбное смирение и всё же проговорил:

– С каких пор меня считают сплетником?

– Но это же новость про видео, где твой друг, Гокудера-кун, поёт серенаду под окнами Мукуро! А может, он ещё и не просто твой друг, м? – девушка заискивающе прищурилась, на что парень лишь хмыкнул и, обойдя её, пошёл дальше.

– Какая низость… Как будто в старших классах никто никогда не напивался.

– Но это же сам Гокудера-кун! Под окнами Мукуро! Как ты это объяснишь? – не унималась девочка, никак не желая отставать от иллюзиониста.

– М-м-м… – задумчиво протянул парень. – Лучше я пошлю тебя туда, куда Гокудера-кун посылает слишком приставучих индивидуумов.

С этими словами Фран толкнул дверь в кабинет истории, сразу же направляясь к парте, за которой, закинув ноги на парту, сидел Хаято. Увидев друга, тот вытащил один наушник.

– Фран, какого хрена тебя не было?! – на удивление негромко воскликнул блондин, что, тем не менее, не ускользнуло от слишком любопытных глаз, и тут же добавил, – И ни слова про видео!

– Думаешь, об этом писал Ананас? – спросил иллюзионист, опираясь на парту обеими руками и слегка склоняясь к другу.

– Собираюсь у него спросить… – задумчиво проговорил Хаято, после чего встрепенулся и проворчал, – почему нельзя было просто сказать, в чём дело?!

– Это же великий и таинственный Ананас, – проговорил Эмералд, возводя взгляд и руки к потолку и словно призывая его в свидетели. – У него не может быть никаких «просто».

– Ага. Своё «привыкай» можешь засунуть себе в задницу, – буркнул Гокудера, затыкая уши наушниками.

– Окей, – протянул хранитель тумана и, показав знак «мир», направился на своё место.

Чёртова привычка переключаться с эмоций на реальность… Фран ощущал себя так, словно и не случилось очередного перевернувшего его жизнь события. Словно их договор с Бельфегором – забытое утреннее сновидение. Чувства притупились, способность верить в лучшее отказала. Но где-то там, в глубине души, юноша уже не умирал. Он начинал привыкать к тому факту, что всё изменилось. Снова. И пока трудно сказать, сделает ли это кого-то счастливее. Произошло. Свершилось. И результаты какие-то, наверное, тоже возымеет. Нужно терпеть. Ждать. И, для разнообразия, мысленно поблагодарить Хаято за спасённую жизнь. А может, и не одну.

С точки зрения Франа, урок истории прошёл быстро, а литература – по обычному для неё сценарию. Мукуро навёл тишину одним своим неизменно пафосным появлением в классе, Хаято сидел за третьей партой, закинув ноги на парту, и, как всегда, делал вид, что ему не интересно, мотая на ус каждое сказанное сенсеем слово. Они действительно не выглядели ни любовниками, ни даже людьми, хоть в какой-то мере заинтересованными друг другом.

На самом деле, для Рокудо и Гокудеры всё примерно так и обстояло на самом деле, несмотря на то, что присутствие в одном помещении вызывало у обоих какой-то плохо понятный внутренний трепет. Преподаватель был сосредоточен на своём предмете, а блондин – на его словах, потому что оба знали, что теперь крайности неуместны, и они вполне смогут поговорить, когда урок кончится. Это было чертовски приятное чувство после всех терзаний прошлой среды, и было бы большим упущением не упиваться каждой секундой.

После урока Хаято подошёл к Мукуро, но, когда он уже готов был заговорить, Фран прервал этот эмоциональный порыв вопросом:

– Гокудера-кун, тебя ждать? – словив последовавший за этими словами уничтожающий взгляд блондина и тяжёлый взгляд сенсея, юноша примирительно помахал ладонью и поспешил исправиться. – Понял, я уже иду на хрен. Уже почти ушёл.

Когда Эмералд вышел за дверь, Гокудера едва не шёпотом спросил у Рокудо:

– Твоя смс… Ты имел в виду эти сплетни из-за видео?

Изначально иллюзионист собирался предложить встречу, на которой рассказал бы про Бьякурана, но ему всё ещё не хватало духу так рисковать. Узнав, что Мукуро всё ещё дружит со своим недавним любовником, который, к тому же, может встать между ними просто забавы ради, Хаято может взбунтоваться и уйти – их отношения всё ещё были очень хрупки. Их ещё и не было-то толком, так, какой-то несформировавшийся зачаток. Поэтому синеволосый решил поступить привычным для себя образом: соврать.

– Да. Я боялся, что ты слишком остро воспримешь это, и хотел, чтобы в этом случае ты поговорил со мной, – без тени замешательства ответил Рокудо, глядя парню прямо в его прекрасные зелёные глаза.

– Да пошли они на хер, эти сплетни, – прорычал парень, сжав руку в кулак. – Пока никто не отважился бросаться ими в лицо, все шушукаются за спиной. Это бесит, но сделать я ничего не могу, и так уже выговор от Лар Милч за драку получил…

– Ку-фу-фу… Я наслышан. Ты прав, не стоит придавать этому значения. К тому же, всё это можно свести к шутке надо мной… – мужчина натянуто улыбнулся. – Пожалуй, лучше именно так и сделать, чтобы со мной не было лишних разборок.

От этих слов юноша заметно напрягся, и Мукуро положил руку ему на плечо, проговаривая:

– Оя-оя, не надо так об этом волноваться. Давай лучше завтра часов в пять вечера встретимся у входа в парк? А то ты, наверное, и на улицу из-за учёбы не выходишь.

– Пф, – прыснул парень, – с нашей учёбой мне приходится зачитываться дополнительной литературой, чтобы не сдохнуть от скуки. Завтра в пять, значит. Не опаздывай!

Хаято развернулся и направился к выходу, не в силах задержаться рядом с Рокудо ещё хоть на пару мгновений. Его близость пьянила, а необходимость скрываться раздражала. Он не чувствовал себя уверенно наедине с иллюзионистом в месте, где все только и судачат об их возможном романе. Мукуро сразу это понял, поэтому слегка натянуто улыбнулся, негромко проговаривая:

– Я никогда не опаздываю, Гокудера-кун.

Раньше, страдая от якобы не взаимных чувств друг к другу, эти двое думали, что не будет никого счастливее их, когда они, наконец, станут одним целым. А теперь… Ложь, сплетни, возможно – назревающие интриги Бьякурана, да ещё и месяц до Нового года. Всё оказалось непросто. Очень непросто.