— Опять…

— Снова.

— Боже…

Только Даниэль с этими скептически настроенными рожами не соглашался. Впрочем — не соглашался молча, не переставая скролить ленту твиттера.

— Тебя разъебет.

— Опять.

— Снова! — поправил Кристиан Джексона, стукнув банкой пива по барному столу. — Прекращай уже смотреть это, заебал! Веселиться приехали, а не вешаться от горя!

— Да ничего я… господи, — Даниэль поднял на них взгляд — немного хмурый. — Я просто читаю! Кто сказал, что я…

— По лицу понятно.

Джексон согласно кивнул. Даниэль отложил мобильный в сторону и поднял руки, мол, сдаюсь, ваша взяла, пацаны, больше ничего смотреть не буду. Хотя так и тянуло… Узнать еще, что понаписано интересного…

— А байки свои вы где оставили? — Джексон перевел тему. — Три часа сидим, я только сейчас про них вспомнил.

— На парковке, — Кристиан допил залпом оставшееся пиво. — До завтрашнего вечера они нам не понадобятся.

— Могли бы ко мне пригнать, — Джексон потянулся к картошке-фри, уже немного остывшей, но все равно хрустящей и в меру соленой. — Место в гараже есть. Я машину продал.

— Куда продал?

— Кому продал?

— Да новую покупать буду, — поспешил Ван успокоить друзей, выпучивших на него глаза. — Не скажу пока что, какую именно.

— Да стопроцентно снова за миллион бабла какую-то мейнстримную херню, — отмахнулся Кристиан, и на этот раз его мнение разделил уже Даниэль, незаметно стащивший свой же телефон со стола.

— Леджера твоя так и осталась у Барби? — спросил он, отвлекая внимание от себя.

Ван заметил, но решил ничего не говорить:

— Да, у него. Все еще катается на ней… выглядит так, словно только с конвейера сошла. Ну, Барби, в отличие от меня, с тачками обращаться умеет…

— Он мне заезд еще два года назад обещал, — напомнил Кристиан, — Ямаха против леджеры — ну сказка же. Я бы его как соплю по асфальту размазал.

— Не знаю, как улица отнесется к гонке мото против авто, — пожал плечами Джексон, снова закинул немного картошки в рот. — У нас это как-то строго разграничивается… да и ладно — улица, фонд бы одобрил. Нет, если хочешь… но что-то я не припомню, чтобы сам Кристиан гонял на интерес.

— Да, не было такого, — и не скрывал. — Что поделать, люблю татухи новые — деньги нужны.

— А что, с музлом не поперло? — ехидно подметил Даниэль.

— Кто бы говорил… рэпер, — Кристиан показал ему язык. — Давай признаем, что у нас у обоих ничего с этим не поперло.

— Да, ни у кого ни с чем не прет… кому прет — тот не ценит и отсиживается молча.

Это Джексон без имен говорил о Минхо, мысли о котором в последнее время напрягали его все больше и больше. Минхо гонял — только вот по своим делам. И то, что он находился в списочках добропорядочных полицаев ЛА, тоже не было чем-то удивительным, скорее, чем-то супер-напрягающим. Пиздец насколько. Джексон подсознательно ощущал опасность, но с Минхо пока не говорил. Знал, что Ли все равно все сделает так, как захочет.

— А я бы Барби все равно напомнил… раз уж мы приехали, — Кристиан заказал себе еще пива. — А то че он…

— В натуре, — Даниэль идею вроде бы поддержал, а вроде и с каким-то сарказмом.

Джексон про затаившихся Барби и Минхо ничего не стал говорить. Подумал наивно — вдруг Хенджин согласится, а не продолжит мутно стоять в сторонке. Расстраивать Кристиана раньше времени не хотелось, может, взыграет в Барби старое чувство соперничества, когда те только столкнулись на улице и обоюдно друг друга невзлюбили, неужели не осталось в нем никакого запала.

— Но к слову, скоро групповой заезд с Аризоной. Джисон будет.

— Белка-то?

— Ага, — Джексон ответил не без гордости. — Страшно сказать вслух, сколько на него ставят.

И вправду — страшно. Такие цифры Джексон видел обычно за Барби и Минхо вместе. За пару заездов. А тут… Если Хан победит в этой гонке, с твердой уверенностью сможет обеспечить себе пару безработных лет с новой тачкой под боком. То есть, совсем с новой, которую Джисон мог бы себе позволить при наличии постоянного стабильного заработка пяти-семи лет. Неплохо, короче. Главное, чтобы никто не слился.

— Хочу посмотреть… так давно на ваших улицах не тусовался! — Кристиан сладко потянулся, улыбнувшись ностальгическим мыслям. — Даже соскучился!

— Улица уже не та, — пожал плечами Джексон, стараясь при этом усмехнуться. — Через пару лет наша тусовка умрет.

— Оу-у, — Даниэль, было затерявшийся в своем телефоне, вдруг очнулся. — Почему так пессимистично?

— Грядут перемены, — Джексон зажевал свою грусть картошкой.

И он не мог сказать, что эти перемены обещали быть хорошими.

***

Когда солнце скользнуло по глазам, Феликс не проснулся — просто недовольно нахмурился и скрыл лицо за предплечьем, отвернувшись. Хенджин, кажется, вообще не сомкнул глаз, по крайней мере, он не помнил… Он смотрел на Феликса рядом и правда не знал, что ему чувствовать. Только потому, что все было как-то подозрительно хорошо, Хван будто ожидал подвоха. Будто не могло все складываться так… Адекватно. У него никогда не получалось.

Хенджин полежал так еще немного, гипнотизируясь танцующими в лучах пылинками, стараясь отогнать от себя ненужные мысли, глянул опять на Феликса, все еще крепко спавшего, и на всякий случай коснулся легко его плеча — взаправду, настоящий, еще и шевелится — чуть не разбудил.

— Сделай кофе… — пробурчал требовательно тот через сон в плечо, и Хенджин не мог отказать.

Сварить утренний кофе и заботливо подать его в постель — слащаво до зуда, в традициях типичных плохих ромкомов, но вот он уже натянул одежду и осторожно выглянул в коридор — никого, как Феликс и говорил. Ванну искать — бродить не стал, плеснул холодной водой в лицо на кухне. Кофе нашелся на полке — не растворимый, а молотый в пакете; на плите — гейзерная кофеварка. Действительно, как-то уж слишком хорошо складывалось — Хенджин мотнул головой. Запах горячего кофе вытеснил дурацкие мысли — он уже налил две кружки и прихватил на всякий молоко подмышку, когда его чуть не снесли в дверях.

«Доброго утра, Феликс» — почти сказал Хенджин… И Оливия почти сказала то же самое, однако, оба застыли, смотря друг на друга, каждый не узнавая в лице напротив Феликса. Хенджин чуть не выронил молоко.

— А, — девушка расслабилась, прижалась плечом к косяку, скрестив руки на груди. — Так это ты.

Хенджин в срочном порядке старался вспомнить, могли ли они быть знакомы, раз девушка смотрела на него с подозрительным прищуром, но нет. А потом подумалось, что подозрительно она похожа на Феликса — а там уже перед глазами картинка сложилась быстро — с фото на стене и с портретами из скетчбука.

— Привет, — неловко поздоровался он, стеснительно стало, — сестра Феликса?

— Ебырь Феликса?

Уши парня залились розовым, Оливия хмыкнула, явно чувствуя свое превосходство в этой ситуации. Просто это было забавно — так с партнерами Феликса она еще не знакомилась. Обычно Феликс представлял своих друзей по кровати лично. А тут… Что ж:

— Оливия, — она забрала одну из чашек, и протянула руку для пожатия.

— Хенджин, — пожал легонько.

— Пока не могу сказать, что приятно познакомиться, Хенджин… все зависит от тебя.

— И что мне сделать, чтобы знакомство стало приятным?.. — он наблюдал за тем, как Оливия отпивает кофе, проходя за стол. Та пожала плечами:

— Ну, кофе ты нормальный сделал, один балл в карму есть. Где Феликс?

— Еще спит.

— Спит?.. — она удивленно вскинула брови, на кружку в руке глянула. И почему-то хитро хмыкнула. Опять. Хенджин постарался на нее больше не смотреть, чтобы не сгорать от неловкости, занялся третьей порцией бодрящего напитка. — Феликс, кстати, кофе не пьет, — а вот теперь Хенджин повернулся к ней, нахмурившись, явно не понимая, дурят его или… Оливия прыснула со смеху: — Но во сне иногда говорит всякую чушь, ты не знал?

— Теперь знаю… — он сел, наконец, напротив.

— Он по утрам вообще ничего не пьет и не ест. Только если за редким исключением.

— Почему?

— У него спроси, — она постучала пальцами по столу — без нервов. — Просто стакана воды ему будет достаточно.

И Хенджин мог бы спросить — без проблем, если бы Феликс, протянув «бля-я-ять», не пронесся бы вихрем мимо кухни. Дверь хлопнула и включилась вода — видимо, там ванная.

— Потом спросишь, — Оливия глянула в коридор. — Проспал…

Это были самые долгие три минуты в жизни Хвана. Из кухни он не уходил, будто казалось, что оставить Оливию одну — моветон, поэтому сидел за столом напротив нее, изредка попивая кофе — и правда хороший вышел.

Феликс ворвался к ним суматошный, с сырыми прядками вокруг лица и все еще со следом от подушки на щеке, бросил «доброе утро» и осушил стакан воды залпом.

— Похмелье?

— Почему ты дома? — Феликс проигнорировал вопрос сестры, задав вместо этого свой. — У тебя же школа.

— Так у тебя тоже.

Хенджин поднял на них взгляд, застыв.

— Тригонометрию чуть не проебал, эта старая бабка мне неуд влепит в конце семестра, и без того пизда полная, — Феликс отмахнулся, налил еще стакан воды — снова выпил залпом. — Последним еще химия. Там контрольная.

— Где? — Хенджин снова подал голос, смотря пристально на Феликса. Тот посмотрел в ответ — но непонимающе. Хенджин пару раз проморгался. — Сколько тебе лет?..

Оливия поперхнулась.

— Семнадцать, — Феликс все еще смотрел на него с непониманием. — А что?

— И давно тебе семнадцать?

— Ну… без малого год.

Оливия с интересом смотрела то на Хенджина, то на брата. Оба были в недоумении.

— И вы выяснили это только сейчас? — она все же спросила. — То есть, вы ебетесь — и выяснили это вот сейчас, да?

Они промолчали.

— Гении… — Оливия запила свой ахуй двумя глотками. — Сказочные…

Хенджин так и продолжил молчать — только на Феликса смотрел, будучи все еще в недоумении и непонимании, ждал, видимо, что Ли скажет ему, что это была шутка. Феликс не говорил.

— Пойду я… — девушка догадливо решила смыться, чтобы герои-любовники сами решили насущные вопросы.

Феликс присел на ее место, когда Хенджин прочистил горло:

— Почему ты не говорил?

— Так ты и не спрашивал.

Это было справедливо. Тем не менее…

— На улице дети не шастают. Я думал, ты чуть младше Джисона.

— Ну… Я чуть младше Джисона, по факту, — Феликс довольно хмыкнул. — Не парься, я заявлять на тебя не собирался с утра, — но, заметив напряженное лицо Хенджина, тут же решил выключить режим клоуна. — Эй, брось, мне восемнадцать скоро… Но я все еще не понимаю, это какая-то проблема?

— Это не проблема, просто… боже милостивый, — Хенджин спрятал лицо в ладонях, шумно выдохнул. — Я не ожидал, извини.

Феликс перестал хмуриться и даже улыбнулся, но пальцами по столу стучал — нервно:

— Мне больше шестнадцати.

— И все еще не восемнадцать.

— Я достиг возраста согласия. Если ты паришься из-за этого…

— Я не парюсь, — Хван убрал руки от лица, чтобы посмотреть на Феликса — тот выглядел настороженно. — Ладно, я парюсь. Давай начистоту: когда тебе двадцать три, париться из-за возраста человека, с которым у тебя был секс — это нормально.

Феликс вообще не понимал, из-за чего вся драма, губы поджал — неуютно как-то.

— Но… Все хорошо? — Хенджин поспешил встать со своего места, чтобы подойти к нему — склонился к чужому лицу, приподнял пальцами за подбородок и заставил посмотреть на себя. И улыбнулся ему — мягко так, как ночью улыбался.

Феликс неопределенно повел плечами:

— Угу. Теперь мне точно пора, я так-то опаздываю.

— Хочешь, заберу тебя после занятий. Проведем время вместе. Аниме посмотрим, как идея?

— Ладно… — Феликс кивнул, спрятав смущенную улыбку, встал со стула, не особо ориентируясь в пространстве.

— А утренний поцелуй?

У Феликса предательски потеплели щеки — но ответил он в своем стиле:

— Сам меня целуй.

Однако тихо — и очень неуверенно. Это заставило Хенджина улыбнуться. Он позволил Феликсу повредничать, потому поцеловал сам — мягко так, не торопясь — и отстранился сам, когда Феликс, понадеявшись на потерю бдительности, полез ладонью под чужую футболку, как будто и не нужно ему было никуда срочно собираться.

— Иди уже, — Хван отступил на два шага.

Вышли вместе. На улице Феликс свои руки не распускал — да и Хенджин просто коротко его чмокнул на прощание на ближайшем перекрестке, без всяких непристойностей. Разошлись — Феликс с полупустым рюкзаком на одном плече, Хенджин — с приходящим осознанием. Вот какой был подвох. Он чуял. Как некстати — по пути попалась какая-то школа, и какой-то парнишка с темной макушкой чуть не сбил его с ног, торопясь на урок. Хенджин подзавис, глядя на крыльцо, куда стекались ученики — сколько раз он говорил Чонину про этого гребаного Бан Чана и в итоге сам уебал себя этими же граблями по лицу. Гений. Реально — сказочный. Хенджин бы посмеялся с этого, если бы, блять, не было так грустно. Да, он сказал «все нормально», и по сути — так оно и было, но что-то не давало покоя и грызло вяло.

От более серьезного разговора с самим собой, в котором Хенджин разнес бы себя в пух и прах, его отвлек знакомый голос:

— Что, решил-таки за ум взяться?

Хенджин обернулся к подкатившей прямо к тротуару машине… В которой сидел его отец.

Потом вперед посмотрел, на школу, мимо которой проходил, и снова на Джина:

— Ты что, следишь за мной?

— Нет, а не помешало бы.

Хенджин цокнул и решил уйти.

Джин проехал еще пару метров, пока Хенджин шел — и снова сказал, притом довольно коротко и ясно:

— Садись.

Они оба остановились, Хенджин руки в карманы сунул, с носков на пятки перекатился:

— А что, это прям обязательно?

— Прям настолько, что я сам тебя затолкаю в салон, если ты не сядешь добровольно.

— Что ж, похоже, выбора у меня нет.

Что ж, похоже, это было меньшее из двух зол. Перспектива беседы с отцом на удивление пугала меньше, чем с самим собой. Эван бы посмеялся…

В салоне играло радио, которое Джин сразу же убавил:

— Где ты был?

— Бегал.

Отец не смотрел в его сторону — только на дорогу:

— Таких пиздюлей тебе ввалить надо.

— Ввали? — Хенджин повел плечом неуютно, помолчал недолго. — Не в первый раз же.

На это Джин не ответил — другое сказал:

— Анна чуть с ума не сошла, — прозвучало уже тяжелее.

— Согласен, тут я себя как гнида повел. Хотел перезвонить ей, как буду дома.

— Сейчас я тебя к ней привезу — и объяснишься. Все из-за тебя распереживались.

— Кто все? — скептично бросил Хенджин.

— Все, — с нажимом повторил отец, глянув в глаза.

Перед Анной было стыдно. И он сам хотел решить этот вопрос… Отец решил все за него. Спорить с ним было бесполезно — проще просто согласиться. Или, опять же, меньшее из двух зол.

— Где ты был? — Джин спросил во второй раз. — Снова у тебя наркотический отпуск?

— Никогда не употреблял наркотики и тебе не советую, пап.

Мистер Ян даже в руль вцепился крепче:

— Ты придурка из меня не делай.

— Да ты сам с этим прекрасно справляешься.

Хенджин начинал злиться на чужое искусственное стремление показаться хорошим. Беспокоящимся.

— Я пропущу мимо ушей.

— С этим ты тоже прекрасно справляешься. Всю жизнь.

Джин не стал доказывать обратного. Странно ожидать другого отношения к себе после восемнадцати лет арктического холода между ними.

— Перестань.

Хенджин глядел на отца искоса:

— Что перестать?

— Говорить это. Просто перестань.

Прозвучало беззлобно. Скорее, донельзя устало. Хенджин неоднозначно хмыкнул:

словно местами поменялись.

— Закурить можно?

— Закуривай.

Хенджин спросил без надежды получить ответ, тем более — положительный, зная, что отец на дух не переносил запах табака. Но на сарказм похоже не было — Хенджин и закурил, опустив пассажирское окно полностью.

— И все же… ответишь где ты был? Только если скажешь «бегал», я за себя не отвечаю.

— Да просто гулял, — Хенджин выдохнул в окно, стряхнул в него же пепел. — Ничего противозаконного.

Кроме секса с несовершеннолетним, конечно же.

— Сложно было ответить на сообщения? — Джин спросил это без упрека. Опять же — просто донельзя устало. Хенджин пожал плечами:

— У меня не было телефона с собой. Я не думал, что один день моего отсутствия заставит кого-то заволноваться. Я уже много раз так делал…

— В этом и проблема, — Джин остановился на красный светофора. Хенджин сделал очередную затяжку. — Один раз я нашел тебя в другом штате с полными таблеток карманами. Тогда ты тоже отсутствовал всего лишь один день…

— Мне было восемнадцать.

— Сорваться можно когда угодно.

— Говоришь так, словно я зависим…

— Я знаю, что ты имел дело с употреблением, — перебил отец, не смотря в его сторону. — И Анна знает тоже. И даже если ты завязал — или думаешь, что ты завязал, это еще не значит, что однажды что-то не сподвигнет тебя снова начать.

— До сих пор без понятия, откуда ты взял, что те таблетки были моими. Я был пьяным, но не обгашенным. И ты это знаешь.

— Значит, ты думал обгаситься. Докажи мне, что это не так.

— Ты никогда не ловил меня с поличным.

Джин сжал челюсти и газанул слишком агрессивно на зеленый:

— Повторю еще раз: придурка из меня не делай… — и потер ладонью лоб, будто голова разболелась. — Анна пепельницу в столе прячет, — Хенджин уставился на него с недоумением. — Чонин недавно пакет с пустыми бутылками тайком выбрасывал — все за придурка меня держите, думаете, что я нихуя не понимаю. Я, блять, все понимаю, Хенджин.

Внутри что-то сжалось колюче.

— Не переживай, за мной на кривую дорожку Чонин не потянется, из принципа. Он меня ненавидит.

Джин усмехнулся горько:

— Если бы…

Колючее стиснуло внутренности сильнее. Чонин… Хенджин закусил щеку изнутри, отвернулся к окну.

***

У Джисона день начался часа в два утра… Или примерно в два… Когда к нему какого-то хера завалился Барби, чтобы узнать, где найти Феликса. Они проговорили минут двадцать, точнее — Барби поговорил минут двадцать, объясняя, зачем ему нужен Феликс. Джисон просто слушал, спросить, конечно, хотелось многое, но в итоге сдался — и Барби выглядел убедительно виноватым, и спать хотелось неистово. Но как только гаражная дверь за незваным гостем захлопнулась и закрылась на ключ, сон подло показал мадам Сижу и испарился. Провалявшись в кровати до пяти часов утра, Джисон понял, что бесполезно, лучше тогда делом заняться — пойти ремонтировать своего монстра и недавно привезенную другом Джексона тачку. И возился он с ними прилично — до первого посетителя, которые обычно приходили не раньше девяти.

Все бы ничего, если бы посетителем не оказался Минхо, вальяжно завалившийся к нему в гараж без привета.

— И тебе доброго утра, — Джисон отвлекся лишь на момент, чтобы глянуть на него, и снова перевел взгляд под капот своей машины.

— Я с деньгами.

— Я понял.

— Забирать будешь, не?

— У меня руки в масле. Подожди пять минут, окей? Не могу отвлечься.

Минхо что-то хмыкнул. Притом — довольно весело. Хан спиной чувствовал чужую неуместную веселость. Хотя, может, Минхо просто чем-то обдолбался.

— Как дела у тебя? — кошак обошел его и встал позади, но на приличном расстоянии. — Выспался?

— Нет, — Хан не объяснял, по какой причине ему не удалось поспать, ответил коротко и ясно. Продолжил возиться под капотом.

— Бурная бессонная ночка?

— Ага, — ответил с нескрываемым сарказмом.

— Без меня?

— Ага.

— В самое сердце, Сони, — впрочем, расстроенным Минхо не звучал. Догадывался, что Джисон говорил неправду. По интонации понятно. — Когда-нибудь ты поймешь, что я лучше всех твоих фанаток…

Джисон вытер испачканные руки о рабочие треники, повернулся лицом к Ли — и спросил:

— У тебя никогда не бывает других тем для разговора?

— Да просто у меня настроение хорошее… впервые за долгое время. Хотел поделиться им с тобой.

— У меня все в порядке.

Минхо пожал плечами — развернулся на пятках, руки в карманы сунул, прошелся по гаражу, что-то рассматривая. Нервничал, что ли…

— Просто последний наш разговор прошел довольно… скомкано. Хотел наладить отношения.

— Да все окей. На дураков не обижаются.

— Да… — кивнул Ли. — Странно было бы обижаться на самого себя.

И добро улыбнулся. Джисон образно махнул рукой.

— Работы навалом? — Минхо еще поизучал взглядом гараж, будто был тут впервые, и в итоге плюхнулся в старое автомобильное кресло, скрипнувшее под чужим весом.

— Типа того.

Джисон был спокоен. Не нервничал. Разговор на удивление протекал тоже спокойно, Минхо даже почти что его не бесил своим присутствием. Даже учитывая произошедшее между ними не так давно… честно — Джисон думал об этом постоянно в первый день. Думал, что прикончит Минхо, как только тот покажется ему на горизонте… Но вот Минхо сидел здесь, в его гараже, в его обители, и не вызывал никаких чувств. Ни негативных, ни позитивных. Минхо просто был — Джисон просто понял, что чем меньше он тратит свои нервы на Минхо — тем меньше получает в ответ. Походу, рабочая схема, раз Минхо все еще вел себя вполне прилично. Или Джисон просто сильно устал из-за недосыпа, и потому у него не было сил на негативные эмоции. И на эмоции в принципе.

— Помочь?

Джисон мыл руки под краном, когда Минхо спросил у него это.

— Ну, с работой.

— Ты? — Хан вопросительно приподнял бровь.

— Видишь здесь кого-то еще?..

— Прости, но ты не похож на человека, который может отличить домкрат от вибратора… поэтому обойдусь.

— Так ты обо мне думаешь? — Минхо притворно ужаснулся. — Я, конечно, не автомеханических дел мастер, но вообще-то шарю. Если работенка неспецифичная, я мог бы помочь тебе. Приятное с полезным.

Джисон подошел ближе и все еще смотрел на него скептически:

— Приятное?

— Давно не ковырялся под капотом, ностальгия. И помогу конкретно тебе, — он взял с пола ключ и прокрутил его в пальцах. — А ты немного поспишь.

Этот болван заигрывал — но все еще вполне прилично… И, если честно, его предложение звучало заманчиво — так как спать Хан хотел очень сильно.

— Ты деньги отдать пришел. Отдавай.

— А, точно… — Минхо достал из нагрудного кармана своей ветровки свернутый рулончик баксов. — Во.

Джисон вытер чистые сырые руки о футболку, чтобы забрать:

— Тогда… все, ты свободен.

Минхо прищурился.

— Можешь идти домой.

— Пересчитывать не будешь?

— Я знаю, где ты живешь.

Ли посмеялся:

— Ладно… — он встал с кресла, похлопал себя по карманам джинсов, будто за пять минут присутствия мог что-то здесь оставить. — Был рад повидаться.

Хан угукнул. Они пожали руки, и Минхо задержал его в своей:

— Но все же… У тебя аж лицо зеленое, как ты не доспал сегодня. Правда, могу помочь.

Джисон глянул на него, в который раз скептично. А потом прикинул… Тачку клиента нужно было доделать до семи часов вечера, работы осталось не так много, но перед этим нужно было закончить со своей, потому что она тоже была нужна ему сегодня… Работа была не особо сложная, мелочная, но много. Если объяснить Минхо, что к чему… Боже, звучало, как недосыпный бред. Но вообще… Объяснить, что к чему, показать — и поспать хоть пару часиков. Ну даже если часик…

— И что ты хочешь взамен?

Минхо отпустил его:

— Блин, я просто предложил, мне все равно нечем заняться…

— Так, ладно… топай сюда… — решился Джисон. — К чужой тачке я тебя не пущу, нахуй, потом еще ущерб возмещать. А если ты что-то сделаешь не так с моей — я все еще помню, где ты живешь.

— Не парься. Если что, гляну в ютубчике.

Джисон фыркнул:

— Ютубчик, блять… — он сунул купюры в карман треников.

Минхо потопал. Снова неуместно веселый как для человека, на которого сейчас свалят работу… Снял ветровку, заглянул под капот, пробежался взглядом по внутренностям — улыбнулся.

— И чего ты лыбу давишь? — недоуменно спросил Джисон.

— А сердечко-то в твоей машинке — от моей.

Джисон еще раз фыркнул:

— Я буду наверху, набери мне через два часа. Или раньше, если все сделаешь. Если сможешь вообще что-то сделать, конечно… мне потом клиенту еще фильтры, масло поменять надо, а там защиту снимать… разбудишь, короче.

И свалил, оставив Минхо без ответа — сначала в душ, чтобы смыть с себя всю грязь и масло, а потом — в кроватку.

Пару раз Минхо все же глянул в ютубе, когда у него появлялись вопросы, а будить Джисона раньше времени не хотелось, но в целом он был уверен, что сделал все правильно. Два часа на все и ушло, Минхо сразу набрал, только вот никто не ответил. Он даже сам слышал сигнал и вибрацию звонка где-то наверху, но Джисон не брал трубку. Недолго думая, поднялся — дверь была не заперта — телефон лежал прямо у лица Джисона, но тот слишком хорошо и крепко спал. Минхо даже подвис, глядя на него, до кончика носа укутавшегося в одеяло. Может, и не нужно было его будить… Пускай отдохнет. Но Джисон проснется позже, поймет, что его не разбудили вовремя, и устроит бугурт. Ну нахер, короче… Минхо тихо подошел к кровати, коснулся пальцами чужой макушки, взъерошил волосы, негромко произнес:

— Вставай.

Джисон во сне что-то пробубнил — и перевернулся на другой бок, укрывшись одеялом с головой. Минхо недоуменно изогнул бровь:

— Ты же сам сказал, чтобы я тебя разбудил. Вставай давай, слышь.

Джисон отмахнулся от него как от надоедливой мухи и снова спрятался под одеяло. Минхо поставил руки в боки:

— Джисон, — сказал он громче, — вставай. Ты сказал, чтобы я тебя разбудил — я свои обещания выполняю. Ты должен встать. Я сделал все, что ты сказал мне сделать. Иди проверяй.

— Иди… еще что-нибудь поделай… по мелочи… — донеслось хрипло из-под одеяла. Минхо нахмурился.

— Так я тебе там по мелочи все и сделал.

— А защиту открутил?..

— А, может, тебе еще подрочить?..

Джисон скинул одеяло с лица еще спустя пару секунд — повернулся в сторону Минхо, уставившись на него:

— А сколько времени?..

Минхо глянул на наручные часы:

— Половина двенадцатого, не переживай, я вовремя разбудил.

Хан пощурился, помолчал недолго — и сказал:

— У нас есть примерно минут сорок.

— На что? — Ли непонимающе мотнул головой.

Джисон приподнялся на локтях, не сводя взгляда с чужого лица:

— Не тупи.

В первый день после произошедшего в квартире Минхо Джисону хотелось Минхо пришибить где-нибудь в подворотне. Потому что спустя пару часов рефлексий Джисон признался сам себе в том, что, наверное, Минхо был в чем-то прав. И именно по этой причине его необходимо было где-нибудь пришибить без лишних следов и улик. Ну и потому, что Джисон всегда принимал себя таким, какой он есть — даже если не сразу. Даже если у него вставало на другого мужика. Даже если это был Минхо. Смелости сознаться в этом самому себе ему хватило только пару часов назад, пока он был в душе. Когда понял, что, на самом-то деле, Минхо его сегодня не бесил. Собственно, потому и понятно, чего он сейчас… И ему впервые за долгое время не было стыдно перед самим собой. Потому что с Минхо не нужно было беситься и негативить — с Минхо нужно было получать удовольствие. Моральное — или физическое.

— Ты сам предложил. Я согласен. Давай.

— Это было риторически…

— Уже тридцать девять минут.

Минхо снова глянул на свои наручные часы — будто прикидывал что-то. Оглядел комнату, пытаясь зацепиться за что-нибудь взглядом — и попросил:

— Повтори.

Джисон смотрел на него волком — точно, раз даже брови нахмурил:

— Так ты хочешь или нет? Долго думаешь, — он сел на кровати, свесив ноги, Минхо хотел бы отвести взгляд от его плеч, рук, нервно вздымающейся груди, но не смог.

— Подозрительна твоя смена настроения.

— Подозрительна твоя помощь с тачкой.

Минхо хмыкнул.

— Скоро останется тридцать восемь.

Минхо и вправду слишком долго думал — как для человека, который постоянно хотел трахаться, когда видел Джисона. В мыслях он накинулся на Джисона сразу же, как тот ответил ему. В реальности — почему-то думал, тянул с этим, боялся, наверное, что Хан шутит.

Джисон не шутил. Сидел — весь такой прекрасный и капельку злой, опухший после сна, а еще немножко полуголый без футболки и в домашних растянутых на коленках штанах. У Минхо застучало под ребрами — сладко так. Так, что ноги сами подкосились, когда Джисон, дернув за шлевку джинсов, потянул к себе. Через секунду Минхо крупно сглотнул, рухнув на колени, бессовестно прилип взглядом к чужому телу и вздрогнул, когда пальцы Джисона зацепились за его футболку.

— Я думал о тебе, — у Минхо сбилось дыхание — руки Хана потянули футболку вверх. — Когда ты ушел… и сегодня утром… тоже думал. Старательно.

Джисон на это ничего не ответил — только футболку с него снял, откинул в изголовье кровати.

— Очень старательно, — Минхо повел ладонями по животу вниз, задерживаясь у пояса штанов. — Понимаешь, о чем я?

— Оставь подробности своей личной интимной жизни при себе. Не интересует.

— Правда? — Ли склонил голову к плечу — руки продолжали вести вниз, оттягивая пояс. — Ну-ка, скажи еще раз, что тебя не интересует, как я трахаю себя пальцами, представляя, что это ты…

— Не интересует, — выпалил Джисон, не дослушав.

— Да? — Минхо поддельно удивился. — Тогда сам себе передрочишь.

Он блефовал, притом настолько был уверен в своей правоте, что ни на секунду не засомневался, когда начал вставать с колен. Джисон надавил ему на плечо, не позволил встать.

— Интересует, — Минхо нагло усмехнулся. — Хочешь, покажу?

— Займи руки делом.

Минхо не переставал нагло усмехаться:

— Ты смешной, знаешь? — ладони огладили кожу, приспустили пояс штанов вместе с бельем. — Смешной, когда пытаешься доказать мне, что я тебе не вкатываю.

— Мне вкатывает возможность передрочить с сильной эмоцией, — Хан смотрел сверху-вниз — но в глаза. — Только и всего.

— Смешной, — повторил Минхо, залезая пальцами под ткань. — Мне нравится, что ты так упорно отрицаешь химию между нами, но при этом на раз-два соглашаешься на секс.

— На дрочку.

Минхо, склонившись ближе, коснулся губами напряженного живота, ниже… И, не встретив сопротивления, тихо произнес, улыбаясь:

— И отсос. Это тоже секс.

— Это другое.

— Да ладно?..

— Заткнись.

Минхо приподнял голову, посмотрел на него — нагло. В который раз. Ладони уперлись в чужие бедра:

— Хорошо, — согласился он, — как скажешь…

Джисон не потянул его обратно снова, когда Минхо слегка привстал с колен. Решил не унижаться во второй раз. Даже почти что сказал об этом — Минхо оттянул чужое белье, снова склонился над обнаженной кожей. И никуда не ушел — просто устроился поудобнее:

— Пожалуй, заткнусь, — он пожал плечами.

У Минхо были мягкие холодные ладони — но держали они так крепко, что у Джисона на какой-то момент замерло дыхание. Он только за волосы его схватил, почувствовав мокрый язык Минхо выше, чем нужно, и сжал их в кулаке, заставляя спуститься ниже. Минхо смотрел ему в лицо из-под полуприкрытых век, послушно спускался, скользя влажными губами по коже. Джисон запрокинул голову — ну его нахер.

— Смотри на меня.

— Нахер тебя.

Джисон тяжело выдохнул — сжал волосы на чужом затылке сильнее, когда Минхо языком провел — влажно, размашисто, вынуждая Джисона сжать губы.

— Мне нравится, когда смотрят.

— Это эксгибиционизм, Минхо.

— Я сейчас уйду, — чертова ухмылка.

Хан вдохнул-выдохнул — и все же посмотрел вниз.

— Ты цепляешься за то, чтобы я не ушел. Держу в курсе.

— Держи во рту, придурок. Много текста.

Со всеми этими переговорами у них оставалось минут тридцать — больше Джисон не хотел тратить, потому что думал доделать работу побыстрее. Минхо его планы, походу, не интересовали от слова совсем: он неторопливо спустил одежду Джисона до бедер, заставив его приподняться, прошелся холодными ладонями по коже, неторопливо довел дорожку поцелуев от низа живота до основания члена — и неторопливо сжал пальцы в кольцо, еще неторопливее повел запястьем.

— Ты издеваешься, — Хан не спросил — глупо было, просто выдохнул это, неосознанно стягивая волосы на его затылке сильнее. — Какого хуя…

— Твоего. Хочу полюбоваться, — Ли, подняв голову, глянул на лицо Джисона, и снова прижался губами к низу живота, кончиком языка коснулся коротко. Джисон напрягся. — Не каждый день выпадает возможность, знаешь.

Хан держал его крепко — и Минхо тоже. Но это было почти мучительно — он совсем не торопился, запястье двигалось мягко и плавно, губы снова касались на грани. Джисон рвано выдохнул — пальцы до побеления стянули волосы; одернул, заставляя посмотреть на себя, и почти прошипел:

— Ты пиздец как много треплешь языком попусту.

Минхо крепче сжал член в ладони, напряженным кончиком языка повел по длине, задерживаясь наверху. Губы обхватили головку — и почти сразу же расслабились:

— Глубоко извиняюсь.

— Глубже извиняйся.

Минхо поднял взгляд — заблестевший:

— И такое мне тоже нравится…

Джисон не ответил ничего — Минхо снова обхватил губами головку, мягко сжал, провел по ней языком — и взял глубже, прикусив у основания. Хан тихо шикнул:

— Фанат эндоскопии…

— Не льсти себе, — Минхо выпустил член изо рта, прижался к нему покрасневшими губами. — Не больше среднестатистического у тебя.

Джисон почти сказал ему: «Заткнись», но Минхо послушно заткнул себя сам — пропустил в горло, губы сжал плотно, снова прикусил — мягко, почти не ощутимо. Джисон вздрогнул, посмотрел вниз — на лицо Минхо, порозовевшие втянутые щеки, влажные губы, смыкающиеся у основания, и на изредка оголяемые зубы, осторожно прикусывающие внизу. Джисон никогда не думал, что ему может нравиться такое — потому что никто так никогда не делал. И никогда бы не подумал, что он окажется в таком положении с Минхо. Минхо поглядывал снизу-верх, сидя на коленках, ерзал иногда на месте, чувствуя давящую ширинку джинсов. Минхо показывал свои крохотные зубки. Минхо брал глубоко и сглатывал. Минхо было не стыдно пускать слюну, стекавшую по члену вниз — и еще ниже. Минхо было не стыдно издавать мокрые звуки на всю комнату. Минхо вообще не было стыдно — ни за что. Джисон ловил себя на мысли, что ему тоже больше не стыдно.

Джисон даже взгляда не сводил — и когда он помутнел. Он сжимал волосы в кулаке на автомате — каждый раз, когда Минхо касался кончиком носа поджатого низа живота, пропускал в горло и медленно выводил член изо рта, оставляя головку за щекой. Джисон задерживал его голову внизу, давил — но уже не так сильно. Минхо на него больше не смотрел — держал руки на чужих бедрах, не позволяя Хану ими двигать, и затыкал свой рот, как и обещал. Громко, мокро и бесстыдно затыкал свой рот. Джисон сбито дышал. И в итоге перестал смотреть.

Потом Джисон подумал, что все — так сладко свело все тело, бедра напряглись и рука дернула Минхо за волосы — точно все. Но в ту же секунду — лопатки, вжатые в матрац, нависший сверху Минхо, невыносимо сильно сковывающие в кольцо пальцы у основания члена и шепот на ухо:

— Это была демо-версия. Понравилось?

У Джисона пересохло в горле — он глаза распахнул, посмотрел вниз, на чужую руку, сжавшую его так сильно, что в висках застучало, и не смог внятно ответить. Только:

— Че?..

— Чтобы кончить, придется заплатить. Вот этим, — он сжал сильнее в самом низу, — вот туда, — и дернул взглядом через свое плечо, намекая совершенно недвусмысленно. — Почти как в банкомате.

Джисон, казалось, потерялся в пространственно-временном континууме.

— Ты же хочешь, да? Такой ты мокрый, Сони… и очень горячий, — Минхо было нестыдно шептать всякую мерзость Джисону на ухо. Хан плохо ее слышал. — Мне кажется, тебе это нужно.

Джисону срочно нужно было вдохнуть воздуха. Прямо сейчас. Иначе он был уверен, что помрет. Минхо держал его крепко, не отпускал, дышал на ухо — и касался острым кончиком языка места за ним. Рука Джисона медленно соскользнула от затылка по спине вниз, осталась на чужой заднице.

— Ты абсолютно прав, бельчонок, — Минхо чуть отстранился, чтобы посмотреть ему в глаза. — Скажи мне, где ты хранишь штуки для непотребства — и я тоже покажу тебе кое-что интересное.

Джисон шумно сглотнул — проморгался, произнес тихо:

— Не буду я… тебя трахать, — но прозвучало неуверенно. Ладонь, лежавшая на чужой заднице, все равно слегка сжала ее.

— Будешь. Надеюсь, ты не дрочишь насухую, — Минхо улыбнулся и двинул бедрами, снова коснулся губами чужого уха, прошептал: — Покатай меня, Сони.

— С-сука, — просипел Хан почти отчаянно.

Джисон почти что послал его нахер — на метафорический, но, как некстати, собственный был зажат практически в тиски. Про член Минхо, выпиравший под узкими джинсами, Джисону даже думать было больно.

— Да, я, — Минхо улыбался. — И ты можешь вытрахать всю дурь из этой суки. Как тебе идея?

— Атас, бля, — Джисон шумно выдохнул. — Ящик над столом.

— Так бы сразу.

Без веса Минхо на теле дышать было легче, но не то, чтобы намного. Джисона никогда не обламывали — тем более тогда, когда он почти кончил. Никто не позволял — и он никогда так ни с кем не делал.

Он не заметил, когда Минхо успел раздеться, а потому вздрогнул, когда тот обнаженный присел на его колени.

Джисон забегал взглядом по сторонам, задышал часто. Минхо притормозил:

— Прости, что я так сразу. Но пока ты сам себе во всем сознаешься, я уже на пенсию выйду, так что отложи все свои рефлексии на потом, бельчонок, ладно?

— Да бля… — Джисон почти дернулся, почувствовав касание чужого тела ближе. — Это же… блять, — он выдохнул и посмотрел на Минхо: — Это не рефлексия, просто я знаю, что сложно… все ваши эти… с Феликсом… приколы, блять… Я никогда не пробовал — а ты мне такое в спешке предлагаешь.

Минхо оторвал уголок упаковки презерватива зубами, глядя на Хана. Улыбнулся слегка:

— Ты что, за меня переживаешь?..

Джисон фыркнул:

— Губу закатай, — и помолчал немного. — Я просто не в курсах, как это делать, окей?

— Жопой об косяк, Джисон, — Минхо помотал головой. — Как маленький, ей-богу.

— Не поминай всуе…

Снова помолчал — словно обдумывал.

— Это же долго все…

— Что — долго? — Минхо опять коснулся его члена, Джисон шикнул. — Долго трахаться? Адекватный половой акт не длится больше пятнадцати-двадцати минут. Ты и десяти сейчас не протянешь.

Хан посмотрел из-под сдвинутых бровей:

— Я про тебя.

Минхо снова слабо улыбнулся:

— Переживаешь…

— Да иди ты…

— Куда?

Минхо раскатал резинку, придвинулся снова ближе на бедра, напряженно сжал свои. Джисон лежал под Минхо с прижатым к низу живота членом. Так что ответ был очевиден.

— Ты сам напрашиваешься.

— Пока что ты лежишь и нихуя не делаешь. Очень страшно, Сони, весь трясусь.

Только если немного — Джисон смотрел на то, как Минхо дрожащими пальцами открывал тюбик, выдавливал смазку на ладонь и грел в кулаке — тоже дрожавшем от напряжения. Джисон поджимал губы:

— Я все еще не уверен…

— Господи-боже… — Минхо рыкнул, посмотрел на Хана намного грознее, чем Джисон на него когда-либо. — Зеленый… я же сказал: я очень старательно думал о тебе сегодня. Что в этих словах, блять, тебе не понятно?

Джисон замолчал — посмотрел только, как Минхо завел одну руку за спину, а второй уперся в чужую грудь, и не знал, куда деть свои собственные. Потому переложил их на чужие колени, прижатые к его ногам.

— Выше подними, — Минхо не отвлекался — даже если смотрел за свое плечо. — Чего как школьник…

И Джисон поднял — скользнул от колен по бедрам выше, сжал ягодицы. Минхо хмыкнул:

— И раздвинь. А-то помощи от тебя никакой.

Джисон предпочел промолчать — в горле сухо стало. Только пальцы сжимал — давил на кожу. У Джисона были теплые, но грубые руки — этот контраст удерживал Минхо, сидевшего на чужих бедрах, в сознании. Настолько теплые и настолько грубые, что Минхо чувствовал себя мазохистом, которому хотелось просить еще. Минхо действительно был мазохистом — раз хлюпал своими пальцами вместо того, чтобы просто схватить запястье Джисона… Но больше, чем его пальцы, хотелось, конечно, что-то другое. Минхо выдохнул — пересел выше, влажной ладонью обхватил член Джисона, сжимая пальцами внизу, и прислонил к себе, дразняще потерся. Джисон тяжело сглотнул.

— Теперь можно прокатиться? — Минхо полностью прижал член между ягодиц, медленно скользнул взад-вперед, замер — спросил: — Или ты до сих пор не знаешь?..

У Джисона буквально горела кожа — особенно в местах ниже пояса. Минхо издевался — опять.

— Я могу, да?.. — Минхо вжал головку, слегка проталкивая ее — и снова отстранился, держа чужой член на расстоянии, дразнил его пальцами, пробегая ими по длине. — Что думаешь?..

Джисон молчал. Минхо посмотрел на него сверху — и цокнул, отведя взгляд, даже руку убрал, уперся в матрац, привстав:

— Тогда я пойду, раз ты ничего не думаешь…

Джисон не думал — последние минут десять точно. У Джисона искры из глаз сыпались из-за этих мучений — пока Минхо водил его по краю. Во всех смыслах. Сука. Джисон почти что так и сказал — Минхо промычал что-то наподобие, клацнув зубами по чужим. Почти что дежавю. Минхо уперся лбом в чужой, влажными ладонями обхватил лицо — забегал по нему взглядом и посмотрел неотрывно пару секунд в чужие глаза. У Джисона во взгляде читалась злость — или не она, возможно. Минхо не успел понять — зубы снова стукнули по чужим, потревоженная губа заныла — ее Джисон своими оттянул, прикусил; одной рукой направил член, плотно его прижав, второй — обнял Минхо, чтобы не брыкался. Минхо бы ни за что — но Джисон так крепко держал его, что хотелось пару раз брыкнуться. Он попытался — и получил за это по заднице почти до звона в ушах. И еще раз — Джисон надавил ему на поясницу, не позволяя отстраняться. Минхо никогда не думал, что кто-то способен любить его так сильно и глубоко. До боли в висках — и до судорог во всем теле.

Джисон не думал — все это время. Он крепко обнимал одной рукой за спину — и второй давил внизу. Минхо на каждое движение горячо выдыхал в губы — и позволял делать со своими все что угодно. Как и с самим собой. Попросту обмяк — только руки были напряжены; он держал Джисона повернутым к себе, чтобы целоваться. Потому что Джисон позволял — даже если больно прикусывал. Минхо дышал сбито — почти мычал; ему хотелось двинуться самому, взять больше контроля, но противиться чужой силе не мог. Джисон делал все сам — и делал правильно, будто он уже знал тело Минхо.

Минхо сильно сжал бедра — с трудом отстранился, уперевшись рукой в матрац, просипел:

— Еще… хочу, — шумно выдохнул — Джисон прижал его к себе до слышимого шлепка.

Он глупо просил об очевидном — но оно само вырывалось. Джисон ненавидел проговаривать очевидные вещи — потому что это бесило его. Он так и ответил:

— Бесит.

И встретил чужой взгляд — поплывший и влажный, словно держался из последних сил, чтобы просто не рухнуть на него безвольным, тряпичным телом. Минхо облизал припухшие от постоянного кусания губы, выдохнул — еще раз попросил о том же. Джисон хотел его заткнуть — руки скользнули по сгорбленной спине наверх, к затылку, пальцы вплелись в волосы, притянули — вжался в чужие губы своими… У Минхо по вискам отбило три раза — прежде чем он отстранился и посмотрел на Джисона — то ли удивленно, то ли испуганно. Джисон смотрел так же — пока не притянул Минхо обратно и не поцеловал снова — сам. Глаза прикрыл. Ну нахер.

Минхо хорошо затыкался — если его целовали. Если его целовали по-нормальному, не пытаясь растерзать — еще лучше затыкался, надежнее, даже мычать практически переставал. Только ерзал, когда Джисон целовал глубоко, и на доли секунды отрывался, чтобы перевести дыхание — и затыкался вновь, когда Джисон тянулся к нему, плотно стягивая волосы в кулаке. Невероятно качественно. Невероятно действенный метод. Джисон взял бы его на вооружение, если бы мог думать сейчас.

Минхо не думал — просто двигался, не прижатый к телу Хана его руками. Просто двигался — но двигался лениво, из оставшихся сил, даже не приподнимался особо, чтобы скользнуть по всей длине: на пару сантиметров выше — и опускался до конца, влажно шлепая вспотевшей кожей. Почти без сил. Джисон двинул бедрами пару раз, Минхо все же промычал — напоследок — и затих.

Джисон выдохнул через приоткрытые губы, казалось, всю свою душу. Тело ныло — но до того приятно, что даже вес обмякшего на нем Минхо почти не ощущался. Ли утыкался лицом в его плечо, опустив руки на матрац:

— Пиздец, — донеслось глухо.

Джисон вытер пот со лба:

— Я думал, я сдохну.

Минхо по-прежнему звучал глухо, пока тихо посмеивался.

— У тебя есть силы ржать?

— Я ж тихонько, — Минхо выдохнул. — Вот так — заебись было. Поменьше бы еще твоей мозгоебли — и только вот такой ебли и побольше, тогда цены б тебе не было, бельчонок.

Хан решил не отвечать на это. Произнес только:

— Перекатывайся давай. Эйфория проходит, я начинаю ощущать твой вес.

— А что еще ощущаешь? — Минхо уперся рукой в матрац, сел, сгорбившись над ним — и как зараза улыбнулся, проводя пальцем по чужому испачканному животу.

Джисон поморщился:

— Схожу помоюсь.

Минхо посмеялся — затем отдышался, выравнивая дыхание, и слез. Плюхнулся спиной на подушки, чуть изголовье кровати башкой не задел. Мозгов бы не убавилось — как подумал Джисон, но вслух не сказал. Да впадлу было даже думать — и даже лежать.

— И все же извини, — Минхо подал голос. — За то, что я так прямо и в лоб.

— Да похуй уже, — Хан бы отмахнулся, если бы мог поднять руку, потому сделал это словесно. — Неплохо было.

— Неплохо? — Минхо неподдельно удивился — настолько, что на локтях привстал. — Всего лишь «неплохо»? Охуеть.

— А что мне говорить-то? Ну… хуй? — Хан посмотрел на него искоса. — У меня впервые такое, я не знаю, с чем сравнивать.

— Пиздец… неплохо… — пробубнил он — и по бедру Джисона ладонью шлепнул. — Это буквально твой лучший оргазм!.. И даже не пытайся спорить.

Джисон не спорил — потому что впадлу было. Шикнул только, потирая ногу, по которой зарядил Ли.

***

Как же хорошо спал Сынмин — сидя на скамейке в школьном коридоре. Настолько хорошо, что даже проносившиеся туда-сюда школьники не были в состоянии его разбудить. Феликс бы тоже сейчас с удовольствием посмотрел сны, но смотрел он в учебник химии. Если честно, ровно с таким же успехом он мог этого не делать, не помогало, но надвигающаяся контрольная следующим уроком не давала оставить попыток. Это была одна из причин, печаливших Феликса — потому что он в химии был как Сынмин в балете — никак, то есть, мог, конечно, похвастаться знанием формулы героина и всех из нее вытекающих, но вряд ли бы старая бабка это оценила.

Чонин вон ни о чем не печалился. Чонин вообще почему-то был подозрительно улыбчивым — даже счастливым каким-то. Они сидели на подоконнике, плечом к плечу; Ян играл в телефон, и можно было подумать, что он радовался какому-нибудь новому персонажу в Геншине, который к нему недавно пришел. Но если бы оно было так — он бы сразу весь чат на троих оповестил. Так что, тут было что-то совершенно другое. Феликс не завидовал, но… Ладно, немного завидовал, решил-таки поинтересоваться:

— А ты какого хера такой сияющий сегодня?

Чонин от телефона отвлекся, на Феликса посмотрел, и выпалил так, будто только и ждал момента, когда сможет поделиться новостью:

— Мне в любви признались. Представляешь? Это так приятно… любить не в одни ворота… так приятно решать вопросы — и получать ответы. Находить компромиссы… любить взаимно, — он даже ладонь к щеке приложил, остудить хотел, наверное, улыбка не сходила с лица. Феликс тоже улыбнулся. — Обкашляли с Крисом все вопросы, и про возраст этот тупой вопрос — тоже, вот…

Феликс щелкнул пальцами нервно и поспешил скрыться за учебником, но Чонин не дал:

— А у тебя чего? Ты сегодня тихий.

— Да так, тоже вопросы про возраст обкашлял… — начал было он, но посреди речи глубоко вдохнул — и протяжно выдохнул, висок потер. — Лучше бы не обкашливал…

— Ого, — Чонин вопросительно приподнял бровь. — Ты, наконец, узнал, сколько твоему мужику лет?

Феликс посмеялся. Нервно:

— Точнее, он узнал, сколько мне.

Чонин прыснул со смеху — спрятал лицо за ладонями, чуть пополам не сложился; для пущей сцены только за живот не хватало схватиться. Феликс цокнул.

— До восемнадцати, походу, больше не трахаетесь… Добро пожаловать… в клуб, дружище, — Чонин отдышался — по плечу его похлопал ободряюще, мол, не парься, бро, вдвоем справимся.

— Так самое смешное… — Феликс понизил голос, склонившись ближе к Чонину. — Что у нас буквально этим утром был секс, блять. Полноценный. Со всеми вытекающими… и втекающими. Бля-я-ять, — тихо протянул он, приложившись затылком к стеклу окна. — Я сдохну за эту неделю, если он реально так скажет. Я же его постоянно хочу. Это невыносимо.

— Я тебя прекрасно понимаю.

Феликсу не нужно было понимание — Феликсу нужно было банальное плотское «трахаться, когда захочется», а не через неделю, будь она неладна. Не только потому, что ему было семнадцать и его организм требовал — просто это был Хенджин, при одном взгляде на него… Господи, Феликс чуть по щеке себя не ударил, когда в голове начали всплывать отрывки этой ночи. Хватит. Еще химию как-то написать было нужно.

— Я завидую Сынмину. Ему вообще похуй на все с высокой колокольни, — Чонин чуть склонился вперед, потянулся рукой, чтобы потрепать спящего сидя Кима по волосам. — Буддистский похуизм. Я восхищен.

— Если бы при рождении я знал, что я буду постоянно хотеть секса, я бы выбрал асексуальность.

— Пиздишь, как дышишь.

— Конечно, пизжу, — отмахнулся Феликс. — Успокаиваю себя.

Или, на деле, Феликс просто хотел быть рядом. А близость — не более, чем приятное дополнение. Но конкретно сейчас… Ладно, он точно пока что ничего не знал. Но эта тупая неопределенность и напрягала. Словно что-то было не так. Ли выдохнул:

— Пора будить это чудо, через пять минут звонок. Еще бы в туалет забежать, лицо остудить под холодным краном.

— Что, настолько твой мужик горячий? — Чонин поиграл бровью.

— Пиздецки.

— Познакомишь потом. Мы с Сынмином должны оценить. Он оценит разумность, а я — ебабельность.

Феликс тихо посмеялся. Снова — нервно.

***

Снова — нервно. Джин зашел вместе с Хенджином, но только сумку свою взял и ушел, не сказав ни слова. Так что дальше Хенджин шел один.

Анна работала за ноутбуком, сидя в кресле. В наушниках была, не слышала, наверное, как в квартиру зашли — только, быть может, присутствие почувствовала чужое, рукой показала в сторону кухни:

— Еда в холодильнике. Давай сам. Мне некогда.

Думала, что к мужу обращалась — Хенджин обошел кресло, встал напротив, нервозно сжимая кулаки в карманах, и улыбнулся. Насколько совесть позволила.

Анна сняла наушники медленно, отложила ноутбук с колен на кофейный столик — и выдохнула. Облегченно.

— Я хуевый сын, — Хенджин пожал плечами. — Извини.

Женщина поднялась, не сводя с него взгляда, раскрыла руки для объятий — тихо произнесла:

— Я не злюсь.

А Хенджин вдруг понял — лучше бы злилась. Лучше бы она была как Джин, потому что в таком случае Хенджин не стоял бы, опустив руки по швам, и не плакал бы в чужое плечо.

— Ты не виноват в том, что иногда не справляешься.

Никто не виноват в том, что не мог иногда с чем-то справиться.

— Мы тебя все равно любим.

Правда — это и кололо.

— Хорошо, что ты в порядке.

Плохо, что он, оказывается, не в порядке.

— Ты меня не расстроил. Я просто испугалась, Хенджин. Я не злюсь.

Он злился. Вместо нее.

Злился все то время, в которое приводил мысли в порядок. Не на кого-то… На себя! Почему у него вечно все вот так — может быть, отец тогда давно был прав, и это он сам во всем виноват? Охуенно по-взрослому взять на себя ответственность за свою жизнь, да, вот только не так охуенно спустя долгие годы лечения ощутить злость на самого себя за все проебы, когда Эван ее, в компании с чувством вины, из Хенджина практически ссаными тряпками выгонял. Это не просто шаг назад — ощущалось как проигрыш.

Анна разливала чай по кружкам — но перед этим подвинула к Хенджину стакан воды и дала таблетку:

— Это успокоительное. Выпей.

Хенджина тошнило от таблеток — от одного только их вида. Но он ее выпил — пожмурившись от горечи на языке.

— Теперь чай. Он с травами.

И от травы его тоже подташнивало.

— Расскажешь, что произошло?

Хенджин привык хранить все свои проблемы внутри башки — и выкладывать их только на сеансах. Сейчас он был буквально растоптан — самим же собой. Что произошло — с чего бы, блять, начать? Он думал обо всем сразу, коварно и предательски мозг на одну херню сразу же подкидывал «а помнишь еще…», что добивало, добавляло масла в огонь. А помнишь еще, что ты ее обманываешь с работой? А помнишь еще, что Джин сказал, что она в курсе про наркотики? А помнишь, что ты хуевый брат, какой пример подаешь? У Хенджина никогда ничего не могло быть хорошо — как у других нормальных людей. Так что же произошло?

— Ну, я родился, — он сделал глоток горячего чая — тоже горьковатого. Но сахара не попросил. — Не знаю, с чего начать.

— Можешь вразнобой. Потом сложим в пазл.

Она так добро ему улыбалась, что стыдно стало — Хенджин не понимал, как Анна умудрялась быть самым светлым и самым лучшим человеком на свете.

Потому он начал рассказывать. Вразнобой. Что приходило в голову. Хотелось, конечно, обо всем — умолчать пришлось о многом, но не о наркотиках, на этот раз, и не о Феликсе — в итоге все, что говорил, свелось к Феликсу, как он и его успел обидеть, про разговор на крыше, а потом рассказал о сегодняшней ночи, и что последовало за ней. Хенджин не сдержался и скрыл лицо ладонями, еле удержавшись от того, чтобы не набить своими же руками по своим щекам. Анна молча слушала, но не понимала…

— Я опять проебался, — подытожил Хенджин, — еще и в том, во что тыкал рожей других. Сразу вспоминаю, что Чонин его возраста, и я как представлю, что с ним так поступят, что он… с этим его… Бан Чаном… Не могу позволить, чтобы моего брата использовали и на всю жизнь шрам оставили. Как мне… — добавил совсем тихо.

И теперь Анна поняла, она поджала губы, чтобы не перебить.

— Я не должен был так поступать с Феликсом, мне надо было быть ответственнее, — Хенджин затряс головой, глаза намокли. — Куда я его тяну?

Анна так и дослушала, не перебивая. И дала Хенджину время перевести дыхание, обдумать то, что он сейчас проговорил вслух. Спросила:

— Стало легче?

— Не знаю.

— Станет, когда ты примешь факты: первое — проебываются все, второе — ты — не глобальное потепление, чтобы все проблемы были из-за тебя, третье — Чонин и Феликс — не ты…

— Я не…

— Ну, елки-палки, я тебя не перебивала! — Анна цокнула недовольно — но в шутку. — Я серьезно, Хенджин… Феликс — не собачка на поводке, чтобы его куда-то тянуть, и ты не использовал его. А то, что сейчас ты так убиваешься и волнуешься за него, означает, что ты, кажется, Феликса любишь… И, кажется, это очень взаимно.

Хенджин завис. Анна пересела к нему и обняла, начав растирать плечи.

— Я, конечно, тебя не оправдываю, — заговорила с улыбкой, — ты следующих все же спрашивай про возраст сразу, если с кем-то еще там будешь… На всякий.

Хенджин поднял голову — посмотрел угрюмо заплаканными глазами:

— Ты сейчас издеваешься или что?.. Какие следующие?..

Анна улыбнулась шире:

— Ну вот, ты и сам все сказал, — она потрепала его по голове. — Я понимаю, что ты чувствуешь… но прекрати смотреть на всех остальных через призму себя. Ты никого ни к чему не принуждал и не использовал. И прекрати думать за других, они все же — люди, у них имеется голова, которая принимает решения, разве ты не понял это из разговора на крыше?

У Анны все реально попроще было, чем у того же Эвана. Может, она и была в чем-то права. Хенджин позволил себе тоже обнять ее.

— Ты прав, ты должен быть ответственнее… за себя. А потому должен говорить ему все прямо, как есть. Слушай, и ему восемнадцать же не через сто лет, а через… сколько-то там, — чуть не сказала «через неделю», ведь знала — все это совпадением, конечно, было уже сложно назвать. — Если тебе так важно — расскажи о том, что ты не можешь переступить через себя. Попроси подождать.

— Ты же слышала, как он отреагировал тогда… Я боюсь, он подумает, что дело в нем, снова…

— Если у вас на самом деле все взаимно — он обязательно поймет тебя. Просто скажи словами — и через рот желательно. Люди так живут в отношениях… я не самый лучший пример, но правда, я в целом знаю, о чем говорю. Объясни, договоритесь подождать. И по секрету: именно так и договорились Чонин с «этим его… Бан Чаном», — передразнила она Хвана. — Так что все у них хорошо.

Хенджин посмотрел с нескрываемым удивлением, неоднозначно хмыкнул.

— Словами — через рот, — повторилась она. — Иногда люди реально хватают себе проблем из воздуха — потом раздувают их до вселенских масштабов и не могут понять, как их решить. Хотя ответ на поверхности… почему ты не можешь принять то, что иногда все решается проще и без жертв? Можно, типа, жить — и не париться… Чонин со своим поговорил — ходит теперь и сверкает как начищенный фунт, я его таким счастливым давно не видела. А люди просто поговорили. Поговорите честно, обо всем. Позволь ему понять тебя… а если не поймет — тогда это просто не твой человек. Но дай ему принять свое решение, уважай его. Не накручивай себя больше, обещаешь?

Хенджин шмыгнул:

— Обещаю, — протянул мизинец. Она хотела своим схватиться, но он вдруг убрал. — А ты обещаешь, что бросишь курить?

Анна раскрыла рот и в притворном ужасе охнула:

— Ничего себе, что за шантаж?

Это заставило его улыбнуться:

— Отец знает.

— Ну и пусть.

Хенджин опять отодвинул мизинец.

— Обещаю! — она гордо все же схватилась за палец. — Хитрость — это у тебя от меня.

Спустя пару часов разговоров и вправду стало чуточку легче. Хенджин все еще злился на себя — но постепенно начинал это отпускать. Когда тебя частенько обвиняли во всех грехах, сложно перестроиться на то, что ты не все можешь контролировать. Он лежал головой на чужих коленках, в телевизор смотрел, не вникая, что там происходит, больше представлял предстоящий разговор с Феликсом. Анна гладила его по волосам, изредка что-то говоря про шоу, Хенджин лишь поддакивал, но когда ответ не совпал с вопросом, она посмеялась:

— Я прямо чувствую, как ты опять много думаешь, на ноги давит.

Он тоже заулыбался:

— Извини, я стараюсь.

— Я знаю, — она склонилась, чтобы коснуться губами чужого затылка. — Ты молодец, Хенджин. Не сходи с ума — быть сумасшедшим не весело. Посмотри на Джина — отличный пример.

Хенджин тихо посмеялся.

Тихо открылась входная дверь — но закрылась довольно слышно. Чонин напевал себе что-то под нос, пока разувался, прям из прихожей спросил:

— Ма, гости? Мне вести себя прилично?

— Уж постарайся, — она покачала головой, — вряд ли у тебя получится, конечно…

— Ты в меня не веришь, — донеслось ближе. Чонин встал позади дивана. — Ну и не зря не веришь, видимо… — добавил, когда заметил брата. — Че лежим, ничего не делаем?

— А ты чего не в школе? — Анна посмотрела на наручные часы. — У тебя как минимум должен быть еще один урок.

— Меня освободили от контрольной. Сказали, что я вундеркинд, почти как Хайзенберг… если ты понимаешь, о чем я… — Чонин прошел мимо них в кухню, звякнул там стаканом. — Так что, можешь мной гордиться.

— Хотя бы одним из двух, — тихо добавил Хенджин, все еще смотря на экран. Анна цокнула, слегка дернув прядку розовых волос.

— И черт, ты прав! — младший все равно услышал голос брата. — Потому что смотря на тебя хочется только повеситься, — он посмотрел на чужое лицо, стоя в дверях кухни. — Кто сдох-то?

Хенджин промолчал. Даже не посмотрел в сторону Чонина.

— Ты же хотел вести себя прилично, — Анна искоса глянула на младшего сына. — Вот и веди.

— Я не хотел, я предложил… так, ладно, забей, — он поднял руки, мол, сдаюсь, потому что мама смотрела на него слишком угрожающе. Не любила, когда дети ссорились. Точнее, когда Чонин затевал ссору. — Я к себе пойду. У вас тут какая-то своя атмосфера — мрачная и неприятная. Я слишком сейчас счастлив для такого дерьма… хорошо вам посидеть!

И поднялся в свою комнату. Анна выдохнула:

— Он не думает про тебя так в действительности, — тихо сказала она, не переставая гладить Хенджина по голове. — Он тоже тебя любит.

— Ага, — тот пожал плечами.

— Все будет хорошо.

Да, наверное — Хенджин промолчал.

Феликс написал ему еще через час, сказал, что ему нужно зайти домой, так что они могли бы встретиться вечером, если Хенджин не против. Хенджин перезвонил — сразу же, как вышел из квартиры и сел в такси.

— Привет, — Феликс на том конце чем-то прогремел. — Я только домой зашел…

— Я не против, — ответил вместо привета Хенджин. — Я очень хочу провести время с тобой сегодня.

— Ага… — Феликс звучал не очень уверенно. Снова чем-то прогремел. — Да, конечно… я освобожусь ближе к шести.

— У тебя расстроенный голос, — заметил Хенджин — и расстроился сам. В который раз.

Феликс хмыкнул — наверняка еще и плечами пожал, Хенджин видел это в своем воображении.

— Да? — ни опроверг, ни подтвердил, лишь прогремел чем-то в третий раз, тихо ругнулся: — Да блять…

— Что ты там делаешь?

— Жестянку уронил… просыпал все…

Хенджин упирался лбом в стекло, смотрел за окно — хмуро довольно:

— Что рассыпал?

Феликс помедлил с ответом:

— Таблетница. Голова болит.

Голова действительно болела. Но гремел Феликс не таблетницей — рассыпавшуюся травку по столу собирал обратно в гриндер. В котором буквально двадцать минут назад уже мельчил ее.

— Мы можем поговорить?

— Да, без проблем, — Феликс зажимал телефон между ухом и плечом, пока крутил гриндер. — Говори.

Хенджин глянул на водителя, музыка, в принципе, играла громко, но он все же заговорил тише, насколько возможно:

— Ты не в обиде?

— Да было бы за что…

— Теперь ты звучишь по-злому иронично. Феликс, — Хенджин понизил голос. — Чем ты расстроен?

— Чем? — Феликс говорил непринужденно — или старался делать вид. — Я ничем не расстроен.

— Я просто хотел сказать, что ничего не изменилось, ты мне нравишься.

— Ага…

— Феликс, — это начинало напрягать. Хенджин хмурился — тон был странный. — Мы можем поговорить по-честному?

Ли помолчал недолго — был занят скручиванием косяка:

— Конечно. Я приеду — и поговорим. Я понимаю, что это важно… что мой возраст для тебя важен.

Феликс звучал совершенно иначе. Внутри зашевелилось противное колючее, но Хенджин обещал не додумывать за других, обещал не накручивать:

— Ладно, — согласился он в итоге, не решившись больше выяснять что-то по телефону. — Когда за тобой подъехать?

— Я уже два раза сказал, что приеду сам. Ты слышал?

И как же зло это донеслось даже через динамики телефона. Хенджин опешил:

— Хорошо… — Хван нервно выдохнул. — Приезжай как только сможешь. Я буду ждать.

— Ага.

Феликс сбросил — отключил телефон и положил его на стол, продолжил крутить. Себя он уже достаточно накрутил — и потому, что мать снова не брала трубку, и что Чонин сказал… Черт, его слова вертелись до сих пор в голове. Парень Чонина морозился из-за возраста — Чонин так долго думал, что тот попросту его не любит. И если у них все сложилось отлично — не факт, что сложится и у Феликса… Черт, немного мимо просыпал. Феликса раздирали чувства: с одной стороны — к Хенджину, с другой — болезненное нежелание быть опрокинутым.

Просто потому что он хотел быть рядом. Только и всего.

***

Джисон лениво потянулся — теперь точно без сил. Без каких-либо. Минхо под боком что-то довольно мурчал себе под нос, бегал пальцами по чужому голому животу. Хан попросил:

— Щекотно, перестань. Я сейчас ничего не хочу чувствовать, ты из меня все чувства вытрахал.

— Вообще-то — ты из меня. Но если хочешь поменяться…

— Завали, — он с трудом сел на край кровати, виски потер. — Нихуя не сорок минут прошло. У меня остался час до приезда клиента. Там дел много…

— Скажи, что форс-мажор. Впервые попробовал гейский секс — и не смог остановиться, — Минхо сел тоже, своим плечом к чужому, даже к щеке приластился — точно как кот. Мурлыкать не переставал. — Думаю, тебя должны понять.

— Завали, — повторил Джисон, отстраняя голову. Нехотя. — Надо по-быстрому что-то думать…

— Я помогу.

— Спасибо, уже помог, — Хан нервно хохотнул. — Помощник из тебя хуевый.

— Охуенный, — поправил Минхо — и все равно снова приластился к чужой щеке, глаза прикрыл. Джисон образно рукой махнул. — А ты даже не оценил мою работу, чтобы так говорить…

— Сейчас встану — и оценю…

Встать и вправду пришлось — гаражная дверь, никем не закрытая, хлопнула.

— Бля… Дебби должна была прийти за деньгами… — Хан подскочил, сначала ринулся дверь закрыть, но замешкался в попытке найти свои штаны. Хуй с этим бельем, футболку натянет пониже — незаметно будет. — Накинь че-нибудь и сиди здесь как мышь, чтобы тебя никто не услышал…

Джисон достал из кармана рабочих штанов пачку денег, которую ранее принес Минхо — и так и застыл, когда в дверях внезапно показался силуэт… Не Дебби. Дебби бы с диким ржачем поскакала по лестнице вниз, еще и выкрикивая что-нибудь очень постыдное. Оливия — Оливия не смеялась, Оливия смотрела в удивленном смятении то на Джисона, то на Минхо, то на деньги в руках Хана. Она явно хотела что-то сказать — но выпалила совершенно другое:

— Блять, ну ты-то куда, Джисон!

И также явно поняла все неправильно. Захохотал Минхо, свалившись на кровать и укрывшись одеялом с головой. Джисон горел — теперь со стыда.

— Феликса с его приколами не хватало, ты в проститутки пошел, охуенно! Не к кому обратиться за помощью!

Оливия точно говорила это на эмоциях — притом на накопившихся. Не из-за Джисона.

— Это я объясню потом, если тебе важно, — он сунул пачку в карман. — А сейчас скажи, что такого произошло, что ты без звонка и предупреждения вломилась ко мне? Я никогда не против, когда вы ко мне приходите — но стучаться-то вас не учили?..

— Я звонила на телефон и там в дверь внизу постучала! — она хмурилась. — Но ты, по всей видимости, был так занят, что не услышал!

— Тут было тяжело услышать, — донесся голос Минхо из-под одеяла. Джисон был бы рад что-нибудь в него кинуть, если бы под руку попалось что-то тяжелое и желательно острое. Чтоб наверняка.

— Заткнись…

— Глупо спрашивать уже, но Феликс не у тебя? — Оливия немного смягчилась, даже посмотрела виновато. — Он… трубку не берет. И мама тоже… обоих нет дома. Феликс всегда отвечает на мои звонки. Он никогда меня не игнорирует… а потом он просто выключил телефон. Я не знаю, где его искать.

Джисон помотал головой:

— Погоди… про вашу мать я давно все знаю… печально, конечно, но а за Феликса-то ты чего переживаешь? Может, на беззвучке стоял — потом разрядился. Он наверняка еще в школе…

— Блять, — Оливия прислонилась лбом к дверному косяку. Помедлила с ответом — а потом хер забила на то, что в комнате все еще находился посторонний человек. — А Феликс на траве сидит, и у него сегодня было много причин, чтобы укуриться в умат.

Минхо сел на кровати, видимо, пытаясь по реакции Джисона понять, насколько все серьезно. Джисон побледнел. В момент. Серьезно.

Оливия устало выдохнула:

— Но я надеялась, что он у тебя.

Нет, Феликса здесь не было.

Феликса не было ни в школе, ни дома, ни у Джисона. Оливия выглядела подавлено — и чувствовала себя погано, даже если Джисон ее не осуждал — могла рассказать ведь раньше. Злился немного, может, за то, что она не заикалась об этом — но с другой стороны, узнай Джисон об этом сразу, что бы он сделал, он ведь и сам даже ничего не замечал.

— Чонин не знает, где он. Сынмину я позвонила — он сказал, что Феликс решил прогулять химию, домой пошел… — Оливия нервно щелкнула пальцами, заходила туда-сюда, Джисон все же успел натянуть футболку, увел ее в гараж, усадил на диван и дал воды. — Домой, сказал… — продолжала она там, сжимая стакан, — а на деле — хер его знает, куда он пошел.

— Я его убью, — тихо сказал он, — Как только он явится — убью.

— Если явится.

— Никуда он не денется, Лив…

— Он никуда и не делся, паникеры, — одевшийся Минхо вышел из комнаты Джисона, держа телефон у уха. — Вы не всех обзвонили.

Из динамиков негромко доносился чей-то голос — Хан руку протянул, попросил:

— Дай его сюда.

Но попросил настолько спокойно, что у Минхо даже мурашки по спине пробежали:

— Сначала успокойся... по-настоящему, — отрицательно мотнул головой Минхо. — Я поговорю…

Джисон больше не попросил — догадавшись, с кем разговаривал Минхо сейчас.

— Вообще, да? Ты знал?.. М-да, — Минхо тоже заходил по гаражу, меряя его шагами. Угукнул на что-то. — Если перекроет — горький кофе дай, его попустит… веселится? Ну это он пока веселится — в зависимости от того, чем он накидался, его веселье и продлится… да, ты знаешь… живой — и на том спасибо.

— Подай, пожалуйста, — Джисон попросил опять. Спокойно — и уже не так угрожающе. Минхо выдохнул:

— Поговоришь с Джисоном? Он просит подать трубку.

Хенджин не спросил, почему они были вместе. Спросил Джисон:

— Что он делает у тебя?

— Лежит на кровати, мультики смотрит. Я, конечно, ничего ему не включал, но он и без меня справился прекрасно.

— Под чем он?

— Откуда мне знать?

— Вчера ты выяснял, где он, а сегодня он такой, и ты, типа, не знаешь? — Джисон повысил тон.

— Не я его закидывал, не мне знать. Феликс явно не в состоянии внятно ответить на этот вопрос сейчас…

— Дай адрес, я его заберу.

— Я справлюсь, Джисон.

— Я попросил тебя дать адрес. Мне неинтересно, с чем ты справишься.

Они недолго помолчали.

— Джисон, — Хенджин говорил спокойно — еще спокойнее, чем Хан. — Феликса сейчас не нужно дергать. Лучше ты ему не сделаешь… а я знаю, как ему помочь и что делать в ситуации, если его перекроет. А его может перекрыть, он буквально в говнище. Я не знаю, каким чудом и на каких попутных ветрах он до меня добрался вообще. Так что просто не спорь сейчас, никому на пользу не пойдет.

— Заебись.

Джисон устало выдохнул — отдал телефон обратно, скрыл лицо за ладонями. Минхо перестал мельтешить позади него, на месте встал.

— Пускай Феликс позвонит ему, когда очухается, ладно?.. И сестре пускай позвонит, она вся на нервах… ага, да… тазик поставить не забудь… я не смеюсь! Я в трихуе, Хенджин, так же, как и ты… если помощь понадобится — звони… да я знаю, что ты справишься. Я про моральную поддержку… Давай, будь на связи.

Тишина повисла угнетающая. Джисон рухнул в кресло, тарабанил пальцами по своим вискам.

— С ним все будет в порядке, — Минхо сначала подошел к дивану и неловко, но аккуратно хлопнул Оливию по плечу, обошел кресло, чтобы присесть на корточки перед Джисоном, и попытался заглянуть ему в лицо. — Я знаю, что ты нам не особо доверяешь — но Джинни ни за что бы не причинил ему вреда. Завтра вы увидитесь.

Джисон промолчал. Оливия только, прислонившись к стене, неоднозначно хмыкнула:

— Конечно — увидимся. Если его не перекроет и он не откинет коньки.

— Нет, дорогая, — Минхо помотал головой, обернувшись через плечо в ее сторону. — Ты сказала, что он курит травку — с травки бывает пиздец, но не смертельный. Я не знаю ни одного человека, который откинулся бы из-за травы.

— Успокаивает пиздецки, — девушка, как и Джисон, скрыла лицо в ладонях. Больше ничего не сказала.

Ничего не сказала и Дебби, заявившаяся на порог. Даже если картина выглядела невероятно неоднозначной.