Не по глазам зарядило, как должно было, по идее, а по ушам, заставило на кровати практически подскочить — Джисон не мог нашарить свой мобильный — он даже себя осознать не сразу смог, о каком телефоне, который разрывал будильник, вообще речь… За голову схватился — болела самую малость — перебрал вчера все-таки, застонал почти с досадой, смутно понимая, что телефон орет везде и сразу одновременно. И найти его как будто не предоставлялось возможным, потому что повсюду был бардак — словно ураган прошелся. Джисон окинул свою комнату взглядом — реально пиздец какой-то. А потом на себя посмотрел — и сразу же одеялом укрылся. Что-то собственный внешний вид вообще не воодушевлял.

Да и внутренний — тоже. Брезгливо себя оглядел в отражении стоящего напротив кровати зеркала — и так же брезгливо потер пятна на своей шее. Несложно было догадаться, откуда они взялись.

Будильник на телефоне все еще орал как мартовский котяра — пришлось встать, чтобы найти этот кусок пластика и, наконец, заткнуть. Под горкой из сваленных джинсов и футболки тот и обнаружился. Добившись долгожданной тишины, Хан сам, как можно тише, вернулся в кровать, где он был один: ни Минхо, ни его одежды не было.

Память ему не отшибло — он отлично помнил все, что произошло после бара: как Минхо подвез, как сам же его позвал, помнил, что они снова потрахались. Не помнил, правда, сколько конкретно раз — но мышцы рук и ног неприятно потягивало, значит, достаточное количество. Голова болела, может, и не от выпитого алкоголя, а от того, что Джисон почему-то в который раз предпочел здоровому сну секс без остановок. Хотя моментами казалось, что его сердце точно остановится… Но оно не отказало — как не отказывал Минхо, который был готов если не на все, то на многое. И Джисон, глядя сейчас на свое отражение, честно признавался сам себе… То, что произошло между ними сегодня ночью — пиздец как сильно его напугало.

Моментами было сложно отличить реальность от воображения: Джисону только чудилось, что он хотел взять сильнее — Минхо хватал его руки и сам прижимал к себе. У Джисона только проскользнула мысль о том, что ему хотелось слегка придушить — Минхо брал его запястье и вел к своей шее, однозначно давая понять, что хотел того же. Джисон уже даже не старался думать — Минхо просил сам. И просил о том, чего хотел Джисон.

Минхо нравилась его сила — поэтому и просил «еще». Нравилось, что Джисон не сдерживал своих эмоций — и мог с легкостью зарядить ладонью по бедру или по ягодице. Нравилось, как Джисон держал его под собой и вдавливал в кровать, не позволяя двигаться. Нравилось, что Джисон казался ему всесильным. Но, видимо, только казался — потому что на последнюю просьбу застыл. «Пощечина?» — Джисон подумал, что ослышался. Остолбенел. У Минхо были мутные, заплывшие глаза — у Джисона было желание подмять, сжать, закрыть. И держать под собой силой так плотно и сильно, как он только бы смог. Минхо лишь слабо улыбнулся, но не попросил снова, довольствуясь тем, что Джисон мог дать.

Воспоминания болтались в голове поломанным гироскопом, хорошо, что Минхо, судя по всему, свалил с утра пораньше — желания общаться сейчас не было никакого… Но вдруг дверь в комнату тихонько приоткрылась — кто-то тихо зашел, вероятно думая, что Хан все еще спит. Джисон лежал, укрывшись с головой, но не спал, однако, сделал вид.

— Сони, — донесся шепот Минхо, когда рядом промялась под весом тела кровать. — Уже девять.

Джисон не шевелился.

— У тебя работа, Сони. Мне пора.

Джисон все еще молча лежал под одеялом.

Минхо тоже замолчал — а потом резко сдернул одеяло и принялся щекотать. Настолько безжалостно, что у Джисона сами собой вырвались дикие кричащие мольбы:

— Хватит! Стой! Перестань! Прекрати!

Минхо смеялся — и не прекращал, щекотал подмышки, живот и бока. Останавливаться не думал — даже когда Хан начал задыхаться от истерического смеха:

— Все!.. Стой!.. Я… проснулся! Хватит!

И протяжно выдохнул, сумев перехватить чужие руки и сжать запястья.

Ли давил лыбу:

— Я слышал будильник, так что сразу понял, что ты проснулся. Чего придуряешься?

Джисон тяжело дышал — все тело заныло сильнее, как будто они снова только что потрахались.

— Думал, что я ушел?

— Я… надеялся… — Джисон пытался восстановить дыхание — но чужие руки держал крепко. — Что свалил…

— Как я мог — поматросить и бросить?

— Это я тебя… матросил… так что, мог и уйти…

— Я тебе завтрак приготовил, — Минхо чуть склонился над ним, нависая сверху. — Положен ли мне за это утренний благодарственный поцелуй?

Хан прикрыл глаза — в чужие смотреть не хотел. Только голову резко повернул, когда почувствовал Минхо ближе, чем оно было нужно. Ли коснулся губами его щеки:

— Ну, хотя бы так… иди завтракать, остынет. И дверь за мной закрой. Вдруг кто придет тебя украсть?..

— Да кому я нужен больно, — Джисон его руки отпустил — от осознания как током коротнуло — и сразу же поднялся с кровати, не давая Минхо возможности снова начать его щекотать или лезть с утренними поцелуями. Мерзость какая — он еще даже зубы не чистил. А после вчерашнего выпитого пива там будто кошки нагадили.

— Мне, — просто ответил Минхо и поднялся следом. — Я бы тебя украл.

— Тогда я, пожалуй, обращусь в соответствующие органы…

— Украл бы — и тискал днями и ночами напролет. Ты бы жил лучше моих котят…

— Ага, — Джисон искал на полке домашние штаны — в трусах перед Минхо щеголять не особо хотелось. — Так на допросе и расскажу…

— Да ладно тебе, — Минхо встал позади и наглядно показал перспективы. Джисон терпел объятия, пока натягивал штаны. — Это же очень приятно…

— Смотря с кем.

— Ну давай, скажи, что тебе неприятно.

Хан завязал бантик из веревочек на поясе:

— Как-то не привык, что ко мне лезут мужики со спины обниматься…

— Ты не сказал, что неприятно…

— Иди домой, — устало выдохнул Джисон, отстранившись. — У тебя дела. Ты сам говорил.

И прозвучало это холодно. Настолько холодно, что у Минхо в неподдельном удивлении свелись брови к переносице, но ничего не спросил.

«Бывай» — махнул и свалил — Джисон даже спуститься следом не успел.

Хан сам не понял, как и почему его настроение резко испортилось, словно по щелчку пальцев. Кусок в горло не лез — хотя, опять же, стряпня Минхо была вкусной. Но эти гребаные оливки, будь они неладны… Это уже было слишком. Всего было слишком. Джисон не хотел такого чувствовать.

***

Лежать в обнимку с Хенджином кайфово было, конечно, но у Феликса прозвенел будильник — пришлось встать. По-тихому сделал все дела, в душ сгонял, даже чай попил внезапно, оделся — и снова пошел к Хенджину.

— Солнышко встало, просыпайся…

Тот что-то во сне протестующе пробубнил, одеялом укрылся по макушку — просыпаться, по всей видимости, не собирался. Феликс аккуратно потряс его за плечо:

— Встало солнышко, тебе тоже пора, Хенджин-а, — он убрал с головы одеяло — склонился, чтобы поцеловать в затылок, снова за плечо потряс.

— А куда ты, солнышко, встал? — Хенджин все еще не открывал глаза — в полудреме обхватил его за талию и прижался. Феликс засмеялся.

— Мне в школу надо, закрой за мной дверь, — из-за этого обращения щеки опять заметно порозовели — пришлось холодную ладонь к лицу приложить. — Потом снова ляжешь.

— А тебя не надо отвезти? — Хенджин медленно перевернулся с бока на спину, глаза протер, по одному открыл. Таким милым спросонья Феликс его еще не видел. Даже не сразу ответил, потому что засмотрелся.

— Нет… не надо, отдыхай.

— Ты лучший…

Хенджин кивнул — и снова глаза закрыл, готовый провалиться обратно в сон. Феликс пощекотал его под подбородком:

— Закрой за мной дверь, — повторил он. — Иначе тебя кто-нибудь украдет.

— Я отобьюсь…

— Закрой, — Ли склонился — поцеловал легко, коснувшись кончиком носа чужого, и нехотя отстранился.

Хенджин с трудом разлепил глаза во второй раз — и с трудом принял сидячее положение:

— Да, сейчас.

На прощание сам его поцеловал — не сразу попал в губы — с полузакрытыми глазами, сначала по щеке мазнул. Феликс рассмеялся, помог ему — и ушел, пообещав написать после уроков. Хенджин закрылся на замок и доволок ноги обратно к кровати. Но украденный сон так и не ухватил — как-то пустовато было без Феликса. И не так тепло. Повертевшись, он все же понял — не судьба — встал, умылся и только сел за скудный завтрак, как позвонил Минхо.

— Как ты, бро?

— На ходу сплю, — Хенджин медленно жевал фунчозу. — Но Феликс ушел в школу, и я больше не смог уснуть.

— Это потому что у тебя кошек нет, с ними, наоборот, встать нереально.

— Ты мне не сбагришь своих котят, можешь не пытаться.

— Я чего звоню, Шейн сейчас попросил поработать. То есть, не сейчас, а в ночь, я ему сказал, что тебе сам передам. Но могу скататься без тебя, отдохни хорошенько после вчерашнего.

— Спасибо, — Хенджин подвис над тарелкой — даже жевать было лень — пусть был сонным, но чужие интонации мимо ушей пропустить не мог. Спросил прямо: — Что-то случилось?

А Минхо непрямо ответил:

— Да нет, все по плану, никаких проблем. Утро просто не задалось.

— Ты дома?

— Ага.

Хван хмыкнул:

— Ты же вчера к Джисону поехал.

— Вчера поехал, сегодня уехал.

— Опять трахались?

— Ага.

Помолчали какое-то время. Хенджин успел дожевать.

— Не знаю я…

— Чего?

— Ничего, — фыркнул Минхо в трубку. — Неприятно мне, короче… Но ты вот чего предлагаешь, грузить тебя сейчас?

— Слушай, давай на днях сходим куда-нибудь. У меня до конца месяца билеты действующие есть на выставку, я с Анной пойду… знаю, ты это не любишь, тебя от искусства подташнивает, но хоть проветришься. Билет тебе куплю, тебе даже тратиться на это говно не придется.

Минхо на том конце посмеялся — слабо так, но искренне:

— Спасибо. Я с вами схожу. Только не в свой день рождения…

— Двадцать шестого можно. У Анны уточню, как у нее по графику. Но вечером она обычно свободна.

— Ладно, — Минхо не стал спорить. — Тогда держи в курсе.

Снова замолчали ненадолго.

— Точно не хочешь сейчас…

— Бля, Джинни, спи давай иди, я к деду погнал. У старика снова что-то с башкой, проверить его надо.

— Привет ему там…

— Да он уже с ним… — посмеялся даже легко, сбросил. Хенджин с усилием доел свой завтрак — и все-таки завалился спать. Усталость победила тоску.

***

Большая редкость и невероятная удача — просыпаться по утрам в хорошем настроении. Даже если Сынмин по старой доброй традиции снова обслюнявил ему всю футболку во сне. Чонин даже не поморщился — просто голову чужую переложил на подушку, потянулся и встал, стараясь не разбудить спавшего на раскладушке Чанбина.

Кристофер был в кухне и, судя по запаху, готовил. Стоял в наушниках и даже пританцовывал — не услышал, что кто-то подошел, но и не дернулся — когда Чонин его слегка приобнял, уложив подбородок на чужое плечо. Кристофер вынул наушник:

— Доброго.

— И тебе. Что готовишь?

— Завтрак для мелких спиногрызов.

Чонин с недовольным лицом ткнул Бану под ребро. Тот посмеялся:

— Да ладно тебе, я любя… яичницу вам делаю. Не пойдете же вы голодными в школу.

Ян на это возражений не имел, но для профилактики ткнул Кристофера еще раз. И обнял — крепче, обхватив поперек живота. Кристофер продолжил готовить — но уже с бо́льшим воодушевлением.

Сынмин вот только воодушевленным не выглядел. Зашел в кухню, потирая шею. Чонин и Кристофер болтали о своем, потому ничего не слышали — Ким сам сказал, когда плюхнулся за стол:

— Твоя сестра мне полотенцем по шее зарядила.

Старший недоуменно выгнул бровь:

— Это еще за что?

— Я в ванную зашел. Как-то не подумал постучаться… Но не понимаю, откуда столько драмы, если она уже в халате стояла, — Сынмин неприятно морщил нос. — И вообще — закрываться надо…

— Не надо вламываться в ванные комнаты, когда они заняты! — появившаяся на пороге Ханна держала в руках скрученное полотенце. Сынмин машинально прикрыл шею ладонью:

— Там было тихо, и я подумал, что никого нет!

— Не думай, Сынмин, у тебя иногда плохо получается, — Чонин на это тихо посмеивался. Настроение все еще — на удивление! — было хорошим. Кристофер не сдержал смешка тоже.

— Когито, эрго сум, «мыслю, следовательно, существую» — лат. — обиженно просопел Сынмин, но спор не продолжил.

Продолжил спать — уже лежа на заднем сиденье машины Кристофера.

— Меня, кстати, на этом сиденье зачали, — поделился тихо Бан, смотря в зеркало заднего вида.

— Очень интересно, откуда ты это знаешь, — Ян проследил за чужим взглядом.

— Да, хватило ума у мамы поинтересоваться… она и поведала.

— В деталях?

— Фу-у! — Кристофер поморщился. — Ну, не настолько! Просто сказала как факт: «Вот здесь, сынок, ты был зачат. Спасибо, что проявил интерес», но лучше бы не проявлял… я там вообще не езжу.

— Двадцать пять лет почти прошло. Думаешь, остались где-то под сиденьями твои почившие засохшие братья и сестры?

— Не думаю об этом… не думал, — поправил себя Кристофер, уже успев пожалеть, что поделился этим. — Теперь буду думать, пока не отдам кресла в химчистку. Спасибо.

— Можем вместе о них поскорбеть.

Кристофер показал средний палец.

Разбудить Сынмина было очень тяжело — тот сладко посапывал, подложив рюкзак под голову, и наотрез отказывался вставать. Даже когда Кристофер включил громко Кэннибал Корпс.

— У Чуна полгода стояла «Заставь их страдать» на будильнике, мне пофиг, — словесно отмахнулся Ким и даже не пошевелился. Чонин дернул его за штанину:

— Мы не можем оставить Феликса на произвол судьбы одного, Минни. Надо вставать. Он наш лучший друг.

Сынмин приоткрыл один глаз:

— Ты мне на совесть давишь?

— А она у тебя есть?..

— При желании наскрести можно… — Сынмин медленно принял сидячее положение, глаза кулаком протер. — Как будто я не гнида, чтобы бросать Феликса.

— Поэтому вставай давай, через десять минут звонок.

Сынмин нехотя все же выполз из салона — Чонин повременил, проверяя наличие ключей от квартиры и телефона в своем рюкзаке, вовремя, конечно.

— Все хорошо? — поинтересовался Кристофер, обращая внимание Яна на себя. Тот пожал плечами:

— Да, вполне. Что может быть плохо?

На самом деле, Бан имел в виду то, что Чонин пребывал в хорошем настроении после того, как полчаса ночью прорыдал из-за брата на его плече — это не могло не насторожить. Но, раз «все хорошо», решил тему не продолжать — слабо улыбнулся, кивнув:

— Тогда спишемся.

Чонин кивнул тоже — потянулся, чтобы поцеловать его в щеку:

— Хорошего дня.

И вышел из машины. Кристофер проводил их взглядом, прежде чем отъехать от школы. В целом, и у него было хорошее настроение.

***

У деда Минхо, как у среднестатистического старого ворчуна, хорошее настроение было примерно раз в никогда. Минхо ничему не удивлялся — достойно переносил все словесные выпады, пока помогал ему в пристройке.

— Ты бы хоть выглядел нормально! В своем городе вообще все уже…

Минхо не особо вникал в суть разговора, он так-то курочек кормил, ему не до этого было. Просто промелькнула мысль, что, по всей видимости, инициатива реально наказуема. А хорошими намерениями уже сколько веков назад хре́новыми благодетелями была вымощена дорожка известно куда. Но продолжал молчать — терпеливо выслушивал всякое, стараясь пропускать через уши, а не фибры души. На старика нечего было злиться — он уже сколько лет один жил, с соседями особо не общался, только с курами и цыплятами, кошку своими монологами мучил — но надоедало.

— Брал бы пример с…

— С сына маминой подруги?

Дед не любил вспоминать про свою дочь — затыкался сразу. На то и был расчет, соответственно. Получилось — тот, что-то бубня уже себе под нос, ушел в дом, а Минхо остался в компании куриц. К сожалению, утихшие нравоучения деда освободили место своим. Только вроде в голове легче стало, а сейчас опять откуда-то то толкалось ощущение — что все идет по одному месту. Единственное, за что не болело сердце — состояние Хенджина. А оно всегда было Минхо очень дорого. Видя его сейчас счастливым, — впервые за очень долгое время — Минхо чувствовал успокоение. Искреннее. Именно по этой причине почему-то было вдвойне обидно за сегодняшнее утро. И дело было, конечно, не в Джисоне — все дело всегда было только в Минхо. И он прекрасно это понимал — глупо начинать испытывать какие-то чувства только потому, что вам с человеком хорошо в постели. Это он уже проходил, к черту. Потому оно и к лучшему, что утром случилось так, как случилось. Обидно было просто, что снова перед собой проебался, чуть не посадив себе на хвост опять ненужные страдания, от которых, вроде как, оторвался.

— Вот.

— Что это? — Минхо, покончив с делами во дворе, уже собирался уезжать, но с подозрением смотрел на бумажный кулек в руке старика.

— К бабушке на кладбище поедешь, положишь…

Минхо взял сверток, тот оказался легким. Внутри — засушенные хризантемы — бабушка ставила эти самые дешевые цветы на стол в праздники.

— Можем вместе съездить, — не поднимая взгляд, предложил тихо, — поедешь в выходные?

— Поеду, — ответил старик упрямо, на большее не расщедрился.

По дороге Минхо включил радио — так громко, чтобы в ушах звенело. Не хотелось о чем-либо думать — вообще. Потому что после осознания того, что он сам себе позволил перейти грань, стало невыносимо тяжко. Дело было не в Джисоне, верно — и даже не в сексе. Дело всего-навсего было в том, что он не смог запретить себе привязаться.

***

Феликс не смог запретить сердцу бешено колотиться. Как перешагнул порог дома и почувствовал запах — словно ошпарило. Оливия сидела в гостиной на диване перед телевизором, подобрав ноги, и явно не спала всю ночь. Она знала, где находился Феликс, знала, что с ним все в порядке, но унять нервы не получалось. Пахло успокоительным чаем.

— Привет.

Прозвучало неуверенно — и как-то неуместно, но начать сразу с извинений Феликсу показалось смешным. Что Оливии до его «прости, я поступил как говна кусок»? Оливия глянула на него одним глазком — и снова взгляд отвела к экрану, отхлебнув из кружки.

— Как ты сегодня?

Феликс наскреб немного мужества — и сел рядом с ней на диван. Оливия не отодвинулась — но и обнять себя не позволила, повела плечами. И снова промолчала.

— Я знаю, что ты злишься, — он говорил об очевидном. — Но можно мне объяснить?

— Мне не нужны объяснения, я и так все знаю, — у нее даже голос не дрогнул, хотя по ней самой было понятно, что еще совсем чуть-чуть — и она разревется. Но выдержка у нее явно была посильнее, чем у брата.

— Тогда позволь мне пообещать, что это было в последний раз…

— Ты говоришь то же самое, что обычно говорит наша мать.

Феликс поджал губы.

— Ну и стоит ли мне верить тебе в таком случае?..

Феликс замолчал — позволял ей выговориться. Оливия смотрела на него прямо, не скрывая злости во взгляде:

— Мне больше не на кого надеяться. Теперь я не могу надеяться даже на тебя — как делала это всегда… Ты говорил, что это не серьезно, и что ничего страшного не произойдет — и наврал мне дважды. Соврешь и в третий раз, когда пообещаешь перестать.

В момент тоска стиснула грудную клетку — от того, как грустно и зло звучала Оливия, хотелось заткнуть уши — больно, но Феликс слушал.

— У меня нет человека ближе, чем ты. Даже мать не делала мне так больно, как это сделал ты. И верить твоим обещаниям для меня теперь страшнее всего, Феликс. Поэтому я больше не хочу им верить. Это твое дело…

Оливия хотела сказать что-то еще — но не смогла, расплакалась, спрятав мокрые глаза за ладонью.

Феликс был для нее примером для подражания, он никогда не терял своего авторитета в ее глазах — и сейчас, когда она так яростно заявляла о потерянном доверии — она все равно верила ему, потому что ей ничего больше, по сути, и не оставалось. И никого больше не оставалось рядом с ней.

Феликс все-таки ее обнял — прижал к себе крепко-крепко, коснулся губами макушки головы и замер, будто в немой клятве. Оливия плакала ему в плечо — и шепотом сквозь слезы сказала:

— Это было в последний раз. Больше я тебя прощать не буду.

Феликс пообещал мысленно самому себе, что его больше не за что будет прощать.

***

Кристофер не сразу извинился за свою непунктуальность, для начала спросил.

Крис: «Сегодня занят?»

Чонин: «не особо»

Он недавно вернулся из школы и лежал сейчас в кровати, пялясь в потолок, раздумывая, не позвать ли Сынмина поиграть в компьютер. Подумал еще раз и добавил:

Чонин: «вообще не занят. че такое?»

Крис: «Тут такое дело…»

Крис: «В общем, если ты свободен сегодня вечером, я бы за тобой заехал… знаешь… чтобы отвезти знакомиться с родителями»

Крис: «Наверное, это слишком ближайшее будущее, но у отца на следующей неделе завал на работе, а потом они с мамой уедут на две недели в отпуск»

Крис: «Так что, получается, сегодня как будто идеальный день!»

Крис: «Что думаешь?..»

Чонин думал, какие чипсы заказать, пока мамы не было дома. Поэтому спокойно ответил.

Чонин: «да погнали, че кота тянуть за яйца»

Хотя внутри, он признавался сам себе, тревожно заклокотало.

Крис: «Ого»

Крис: «Неожиданно…»

Крис: «Ладно, в общем, будь готов к семи. Тебе хватит времени, чтобы собраться?»

Чонин глянул на часы — на то, чтобы привести себя в порядок, а главное — успокоиться, у него было около трех часов.

Чонин: «хватит. позвони, как будешь подъезжать»

Крис: «Да-да, конечно, позвоню»

Крис: «Я рад, что все так складывается… и не переживай особо, предки у меня классные. Все будет хорошо»

Чонин почти не сомневался, что все будет хорошо — но руки все равно тряслись. Даже воду из графина налить не смог с первого раза. Анна, только вернувшаяся с работы, смотрела на него искоса, пока разогревала себе поесть. Не спрашивала — Чонин сам выдал:

— Я сегодня еду к родителям Криса. Знакомиться, — и выпил стакан воды залпом.

Анна решила еще и чайник разогреть:

— Заварю тебе чай с ромашкой.

— Я не переживаю, я просто… — Чонин посмотрел на свои руки. — Господи, я переживаю… Мам, я очень сильно переживаю. Мне тревожно.

— Сядь пока, я все сделаю, — Анна улыбнулась, усадив его на стул и растерев плечи.

Чонин послушно сел — и все еще смотрел на свои руки. Тряслись как у припадочного.

— Тебе придется успокоиться, чтобы не налажать…

— Господи, я ведь могу налажать.

Анна прикусила свой язык:

— Не то хотела сказать…

— Мам, — Чонин жалобно ее позвал — и посмотрел также. Женщина неловко ему улыбнулась. — Со мной настолько все плохо?

— С тобой все в порядке… сейчас успокоишься, вообще все будет замечательно.

Чонин даже на второй кружке не успокаивался, теребил ворот рубашки, манжеты, Анне приходилось отнимать его руки, чтобы не запачкал. Особенно, когда смотрел на часы и видел, что время неумолимо близилось к семи, сердце в горло подскакивало. Слова мамы доносились до разума, но как через толщу воды — что все через это проходят и это обязательно, что в этом нет ничего страшного, учитывая, что Кристофер сам его заверил, что все будет в порядке.

— А если я им не понравлюсь?

— Да как ты можешь не понравиться? — Анна возмущенно на него глянула. — Ты такой славный парень!..

— Ты просто меня успокаиваешь.

— Это правда! — Анна взяла его руки в свои, сжала крепко и заставила посмотреть на себя. — Ты умный, смышленый, талантливый и красивый парень, Чонин! Тебе не о чем переживать!

Чонин неопределенно пожал плечами. Анна поцеловала его ладони.

— Все будет хорошо.

Кристофер говорил то же самое — пока Чонин трясущимися руками пытался пристегнуть ремень безопасности. Даже с третьего раза не смог — Бан решил помочь.

— Уже даже я переживать начинаю, — Кристофер тихо хмыкнул, заводя двигатель. — Хотя я знаю своих родителей.

— Я точно им понравлюсь?

— Точно.

Кристофер посмотрел на него — мягко и доверительно, слабо улыбнулся. Чонин сам себя обнял руками. Тихо угукнул — и уставился в открытое окно, пересчитывая проносившиеся мимо уличные фонари, чтобы хоть как-то себя отвлечь.

Кристофер отвлекал себя курением — даже если не привычной ему сигареты, а электронной. Не хотел пахнуть табаком, чтобы родители не спалили — и чтобы Чонина этим не раздражать. Совсем не курить не мог — показывать свою тревожность Чонину не хотелось, ему и без того было достаточно. И когда они подъехали к дому родителей Кристофера, Чонину показалось, что, может, и не надо выходить из машины.

— Пойдем, — противостоял Кристофер, открыв для него дверь машины. — Нас ждут.

— Может, еще немножко подождут?..

— Пойдем, — повторился Бан, смеясь. — Давай мне свою ручку.

Чонин трогательно вложил свою ладонь в чужую — Кристофер так же трогательно ее сжал. Снова мягко и заверительно ему улыбнулся:

— Я тебе обещаю — все будет хорошо, Йени. Поверь мне, пожалуйста.

Кристофер редко его так называл, каждый раз — метко. И Чонин заставил себя успокоиться — но все равно дернулся — когда дверь в дом открылась. Ханна хитро заулыбалась:

— Обоссаться успели?

— И тебе привет, сестренка, — Кристофер фыркнул. — Надеялся, что цирк уедет…

— Цирк-то уехал, клоуны зачем-то приперлись, — она пожала плечами и прошла в дом. Кристофер тяжко выдохнул.

— У нее хорошее настроение. Того глядишь, мешать особо не будет.

Чонин все еще держал его за руку:

— Я что-то не уверен…

— Я с ней поговорил. Она пообещала вести себя нормально. Давай дадим ей шанс.

Чонин сомневался — очень и очень сильно, однако вдруг понял, что Ханна была единственной, кто отвлек его от собственной тревожности. Даже мысль закрадывалась, что она делала это из лучших побуждений… Может, не такая уж она и язва.

Встретили радушно: и мать, и отец Кристофера пожали Чонину руку — с довольно серьезным видом, но почти сразу же улыбнулись. Миссис Бан тепло сказала:

— Да ладно тебе, не бойся. Мы не кусаемся… кроме Ханны, конечно, но она только словесно.

— Знаю, — Ян неловко хмыкнул. — Мы знакомы.

Кристофер заранее предупреждал родителей, что они заскочат ненадолго — потому что Чонина еще нужно было отвезти обратно домой. Вот только стол ломился от угощений — скромным его назвать было нельзя.

Когда они уселись, посреди стола еще и бахнулся поднос с домашним тортом. Даже Кристофер офигел. Отец начал выставлять графины с разными напитками, как в магазине, на выбор. Ханна помогала раскладывать салфетки, когда наклонилась между братом и Чонином и шепнула:

— Видали, как они стараются понравиться?

Чонин еле слышно хмыкнул, искоса поглядывая на Кристофера. И тот посмотрел в ответ:

— Мам, мы же все не съедим…

— Я и не заставляю! Но торт будут все! Семейный рецепт от миссис Джозеф, я у нее выпытала. Даже те, кто на диете, слышала, Ханна?

— А я на диете разве?.. — изумилась девушка.

— Вечно ничего не ешь, — упрекнул отец. — Кто бы знал, что у тебя в голове…

Чонин сочувствующе поджал губы — тут он Ханну понимал, как никто другой, хотя подобные разговоры с ним обычно заводила бабушка. Ханна только цокала:

— Все я ем! А особенно мамины тортики, — и руки на груди скрестила. Не хватало только язык показать.

Показал, как ни странно, Джэк. Джессика слабо двинула ему в плечо:

— Вот она от тебя этого нахваталась ведь!

— Все самое лучшее от отца переняла. Горжусь!

Все, впрочем, посмеялись. А Чонин на них смотрел — и без угрызений совести завидовал Кристоферу и Ханне.

— Чонин, ты какой чай пьешь? — женщина не суетилась, но делала все довольно быстро. Ян даже не заметил, как перед ним оказалась тарелка с едой.

— Да я любой пью… Вы можете не заморачиваться, — голос немного дрогнул.

Кристофер снова нашел его руку под столом, сжал тихонько.

— Тогда заварю каркадэ! Никто не против? — и, не дождавшись ответа, сама себе кивнула: — Никто не против.

Да, никто не был против — Чонину, на самом деле, даже при всем волнении, здесь все нравилось — все шло своим чередом, и чувство было, будто они все давно знакомы, даже если в кончиках пальцев еще волнительно покалывало. Кристофер держал его за руку — и наверняка по ним это было понятно, но никто из-за этого не смущался.

— Так ты учишься еще значит? — мистер Бан себе и своей жене налил вина.

— Учусь, да, — вот это почему-то смутило, даже если семья Кристофера знала, что Ян все еще школьник. — Готовлюсь к выпускным экзаменам потихоньку…

— А куда поступать планируешь, если не секрет?

Чонин замялся:

— Куда отец пошлет… работать потом все равно на него буду. Ему виднее, куда меня отдавать.

Джэк сочувствующе сдвинул брови к переносице:

— А сам-то ты чего хочешь?

Ян пожал плечами:

— С техникой компьютерной возиться… может, игры делать. Фотографировать люблю, было бы интересно сделать визуальную новеллу… или что-то типа того.

— Ничего особо не смыслю в подобном, но звучит интересно, — мужчина отвечал довольно искренне. По крайней мере, Чонину так казалось. И это было приятно — делиться тем, что нравилось, и не получать на это упреков. — Я бы сам сейчас на айтишника отучился бы…

— Так иди и учись, проблема-то в чем?

— Крис, мне пятый десяток! Я уже отдохнуть хочу, — отец на него рукой махнул. — Круто было бы уже куда-нибудь свалить, жить у моря и наслаждаться старческими приколами…

— Какими это еще старческими? — Джессика появилась неожиданно — снова по плечу ему дала, не больно — Джэк ойкнул. — Один будешь старческими деньками наслаждаться! Меня в старушки записывать не нужно!

— Ты младше на год, Джесс.

— Я молода и полна сил! — женщина села за стол, придвинув к себе бокал. — Так что, давай, не надо вот это мне тут. Потом старостью насладимся, когда молодость пройдет.

Джэк мягко улыбнулся — в щеку ее поцеловал, тоже бокал взял:

— Тогда за нашу молодость, — и глянул на младших, добавил: — И за их юность.

Чокнулись бокалами. Чонин от них глаз отвести не мог — и улыбался почему-то. До того они были милыми. Так сразу и не сказать, что Ханна — тоже их ребенок, потому что девушка, закатив глаза, наигранно подавила рвотный позыв:

— Меня от вас сейчас стошнит.

— Ты очень тактична, сестренка. Впрочем, как и всегда.

Ханна пнула брата ногой под столом.

И дальше все шло непринужденно — неудобных вопросов никто не задавал, в личное не лез, и даже Ханна грань не переходила. Могла пошутить — но вполне по-доброму.

— А мама и папа у тебя кем работают? Чем заняты? — Джессика разрезала торт и раскладывала его кусочки по тарелкам. — Я тонко намекаю, что с ними мы тоже не против познакомиться, если такое возможно.

Чонин натянуто улыбнулся — Кристофер боковым зрением заметил напряжение.

— Не самая приятная тема для разговора, если честно, — прямо ответил Чонин, но открытым вопрос решил не оставлять — продолжил: — Мама редактором работает, у отца свой бизнес… С мамой я вас познакомить могу, но с отцом не получится.

Джессика и Джэк догадливо друг на друга глянули.

— Не наше дело, не будем лезть… Но если что, мы будем рады.

— Да, мама будет не против, — Ян слабо кивнул. — Я ей передам.

Продолжения семейной темы не последовало — вместо этого о чем-то другом заговорили, разговор снова пошел сам собой, плавно, без неловкостей. Как Кристофер и обещал — все было хорошо. Иногда казалось, что даже слишком. Но, видимо, это просто было здоро́во — а Чонин к такому не привык.

Ханна смоталась ближе к девяти часам вечера — сказала, что ей надоели эти розовые сопли; еще и перед тем, как к ней придет ночевать лучшая подруга, хотелось выбрать какой-нибудь хоррор-фильм. На прощание все равно стукнулась с Чонином кулачками — и даже улыбнулась… Ну и язык тоже показала. Вчетвером они посидели еще около получаса, допили по второй-третьей кружке чая, доели торт — у Чонина уже живот болел от такого пиршества, но торт и правда был вкусным до невозможности, остановиться не смог — и решили, что на этом пора расходиться. Поздно уже, Чонину недавно писала Анна, спрашивала, успеет ли он вернуться до прихода отца домой.

— Тогда на этом наше собеседование подошло к концу. Вы приняты! — Джессика протянула Чонину руку для пожатия, добро посмеялась.

Ян шутку оценил, тоже улыбнулся:

— Постараюсь вас не подвести!

— Крис косячить если будет, сразу говори, — Джэк стоял вместе с ними в коридоре, пока жена провожала их у дверей. — Косячить — это у нас в крови, сильно на него не злись.

— Спасибо, пап, — Кристофер своим недовольным выражением лица жутко напомнил вдруг Ханну сейчас. — Удружил.

— Так правда ведь!..

— Не слушай его, — Джессика подмигнула Чонину. — Они у меня оба бестолковые порой, но очень хорошие. И ты хороший, Чонин, — добавила уже потише, когда обнимала на прощание. — Заходите к нам еще, было приятно с вами посидеть!

— Да, только через месяц… Не то, чтобы я устал от вашей компании, просто занят буду сильно, потом отпуск, все дела… К концу ноября заваливайтесь, если сможете. Только предупредите заранее — я в последнее время сильно утомляюсь… старость — и все в этом роде.

— Джэк-и, не начинай, а, — жена в который раз двинула ему в плечо. — Иначе я тоже буду чувствовать себя старой… а старой я хочу себя чувствовать только тогда, когда у меня будут внуки…

Чонин и Кристофер нахмуренно переглянулись. Джессика замялась:

— Да я не про вас… Ханна, может, приведет, наконец, кого-нибудь знакомиться тоже…

— Ты надеешься на Ханну? — Кристофер не сдержал смешка. — Удачи, мам.

Джэк скрестил руки на груди — но не грозно, непонимающе спросил:

— Она тоже что ли?..

— Не знаю… Просто, кто ее выдержит, — Кристофер увильнул, пожав плечами.

— Любим вас любыми, — в итоге произнесла Джессика, и Джэк на это кивнул. — Деваться-то куда?..

Семья Кристофера оказалась донельзя уютной. По окончании вечера даже уходить не хотелось, но от Анны пришло еще пару сообщений, и уехать все-таки пришлось.

В машине Кристофер включил радио — совсем тихо, просто чтобы на фоне играло. Чонин смотрел в окно — но больше тревожно не пересчитывал проносящиеся мимо уличные фонари. Улыбался даже — хорошо было, легко. И совсем не нервно.

— Все в порядке, как я и говорил, — Кристофер закурил сигарету — не для того, чтобы успокоиться, а по привычке. — Ты им понравился.

— Мне они тоже понравились… очень милые, — Чонин искоса глянул — настроение было хорошим, даже про чужое курение он ни слова не сказал. — Ты на маму очень похож. А Ханна — на папу. У них даже юмор схожий…

— Есть такое, да, — Кристофер держал одну руку на руле, а вторую на опущенном окне, чтобы не дымить сильно в салоне. — У меня мама в молодости даже курила… недолго, правда, потому что получила от бабушки, но курила.

Чонин слабо посмеялся:

— Моя тоже. Она до сих пор курит… И думает, что никто не знает.

— Анна курит? — спросил удивленно. — Никогда бы не подумал.

Чонин пожал плечами:

— Почувствовал однажды от ее куртки знакомый запах. Еще и благовония эти свои жуткие в комнате жжет постоянно, думает, что я не понимаю, лучше бы уж сигаретами пахло.

Они вместе посмеялись.

— Курить — дело курящих. Не обижайте нас, нам и так жить меньше, — Кристофер стряхнул пепел в окно, щелкнул пальцем по сигарете, чтобы больше не дымилась, и положил бычок в пепельницу в двери. И зачем-то добавил: — Я брошу.

Чонин удивленно на него глянул — даже от окна отлип:

— Я не заставляю… кури, если хочешь. Мне дела никакого нет. Многие курят сейчас, это как будто… норма уже.

— Да я давно бросить думаю… денег много на это уходит, чувство, что я могу потратить их на что-то более стоящее…

— На пиво?

Кристофер засмеялся — кивнул:

— Да, на пиво, — поддержал шутку. — Но если серьезно… наверное, я могу тратить эти деньги на вкусную еду. Вкусную еду я люблю больше, чем курить.

— Заведи себе собаку. Или кошку… тогда денег на сигареты точно хватать не будет.

— О… звучит как идея… точнее, звучала бы, если бы у меня было время на то, чтобы выгуливать собаку… Кошки мне нравятся меньше.

Чонин боднул чужое плечо лбом:

— А если мы жить вместе будем — заведем собаку? Я буду о ней заботиться.

Кристофер как раз на этом вопросе остановился около чужого дома. Чонин все еще прижимался к его плечу лбом и в лицо ему не смотрел. Бан глядел поверх макушки головы Чонина:

— Ты хочешь жить вместе?

— Я про будущее спрашиваю… далекое… Ну, если все сложится хорошо… и в целом…

И неловко заломал пальцы. Кристофер отстранился — для того, чтобы приподнять чужой подбородок, заставляя посмотреть на себя:

— Если хочешь — заведем, — произнес просто. — Но тогда это будет наша общая ответственность. Это же почти как ребенок, знаешь…

— Вот и будет твоим родителям внук, — Чонин отшутился, стараясь не обращать внимания на то, как внутри все приятно защекотало от одной только мысли об этом.

Чонин никогда прежде не задумывался, что они с Кристофером могли бы жить вместе. Делить одну постель, обязанности по дому, вместе просыпаться и вместе засыпать… Быть рядом чаще, чем они были. И спокойно, мирно жить вдвоем — вдалеке от головной боли Чонина в лице его отца. Приглашать Анну в гости, родителей Кристофера — да даже Ханну, от нее не так много проблем было. Со временем она бы еще и подросла — вдруг бы перестала язвить. И все было бы хорошо. Просто хорошо — без всяких «но».

— Я был бы не против жить вместе, я думаю.

Чонин смущенно улыбнулся — до того, что у Кристофера появилось непреодолимое желание расцеловать все его лицо. И он все-таки его поцеловал — как в тот раз в прихожей квартиры Чонина: еле-еле, легко и почти неощутимо коснулся чужих губ. И страшно не было. Совсем.

— Зайдешь домой — напиши мне, что подъездные маньяки тебя не украли, — Кристофер отстранился, но продолжал держать его подбородок пальцами. В глаза смотрел. — Спасибо за проведенный вечер. Все прошло замечательно.

Чонину в какой-то момент показалось, что у него земля из-под ног ушла — настолько было хорошо. Он сам прильнул, потянулся — и поцеловал. Ощутимее — и чуть настойчивее, но грань не переходил.

— Я тебя очень сильно люблю, — произнес на выдохе. — Очень-очень, Чан-и.

Кристофер все еще чувствовал чужие губы на своих.

— Ты не представляешь, насколько сильно я тебя люблю. Ты бы с ума сошел, если бы узнал.

Кристофер представлял. Вполне себе.

***

Под вечер Феликсу написал Сынмин, сказал, что хочет прийти в гости, потому что дома у него было слишком шумно. У Феликса дома никогда шумно не было, поэтому он, спросив у матери, не против ли та, если к ним с ночевкой завалится его друг, ответил согласием. Сынмин пришел с пиццей наперевес, сказал:

— Хочу обожраться как скотина.

— Мы испекли брауни! — донесся с кухни голос Лоры. — Идите чай пить, потом гадость свою пожрете!

У Феликса, на удивление, выдался невероятно семейный вечер: все были дома, заняты своими делами… По старой и почти забытой традиции Феликс вместе с матерью приготовил ужин и испек вкусностей. В последний раз они делали это вместе так давно, что казалось, будто никогда. Лора словно пыталась сгладить ошибку — одну из. Феликс чувствовал себя примерно так же — потому не перечил.

В воздухе прямо витал аромат чувства вины, перекрываемый шоколадом, но Сынмину на чужие семейные драмы было сейчас фиолетово — своих предостаточно оказалось, когда Чун, его старший брат, начал слишком настойчиво беспокоиться о его состоянии. Чун вообще был парнем проницательным — иногда до ужаса; это подбешивало, потому Сынмин решил куда-нибудь свалить.

— Какой чай заварить?

Оливия тоже была спокойнее, чем днем. Или только вид делала, чтобы не ставить Феликса в неудобное положение перед другом.

— Хочу зеленый. Есть вкусный зеленый? — Сынмин, разувшись, прошел в кухню, чтобы отнести пиццу.

— Есть даже се-ро-буро-ко-зяв-ча-тый, — Оливия произнесла это слово по слогам, с каждым наблюдая, как на лице Сынмина начинает проявляться отвращение.

— Фу… просто зеленый можно? Без этих извращений.

Феликс в кухню не зашел сразу — в гостиной постоял, подпирая собой дверной проем. Смотрел на маму, сестру, друга — они улыбались — и вдруг ему так сильно захотелось: вот бы улыбки не сменялись болью больше никогда, вот бы без всяких драм и приколов — как у всех нормальных людей. Вот бы никому не приходилось страдать… Вот бы забыть, что было, и не притвориться, а поверить, что и нет никаких проблем. Вот бы дом ощущался домом. Просто, чтобы знать — что это за чувство такое «дом», куда хочется возвращаться снова и снова.

Хороший вечер… Оттого еще страшнее было думать — а что после. Потому что после наступала тьма. Всегда. Даже если все хорошо — не факт, что на следующий день Феликс не захочет себя убить. Потому что он не справлялся — и потому что после хороших дней приходили плохие. Всю его короткую жизнь.

Лора накрывала стол, Оливия заваривала вкусный зеленый чай с манго, запах которого разносился по всему дому, Сынмин стоял в сторонке и не мешал, разговаривал с ними, помогал, если просили. А Феликс смотрел — неотрывно, будто пытался впитать эту картинку своей кожей, чтобы был еще один момент, за который он мог схватиться, когда ему будет очень плохо. Он знал, что ему будет плохо.

— Только осторожно, они еще горячие! — голос матери заставил вернуться из мыслей обратно в реальность. Феликс проморгался. — Мы с Ликси еще кексы не допекли, но им недолго осталось… Ликс, чего в дверях стоишь? У тебя гость вообще-то!

Феликс зашаркал к столу, на котором уже стояли кружки с чаем и тарелки с брауни. Все было хорошо — пока что. Феликсу не хотелось упускать момент.

Оливия привычно села рядом с ним — даже если все еще злилась на брата. Услужливо подала ложечку, пододвинула кружку и пожелала всем приятного аппетита.

— Вкуснотища! — Сынмин, пусть и обжег язык, не мог не поделиться своим восторгом. — Как же я люблю приходить к вам в гости и есть вкусности! Нужно делать это почаще…

— Приходи чаще, никто же не против, — Лора занималась оставшимися делами. — Мне только в радость детей кормить.

Феликс ковырял ложкой брауни.

— Может, Джисону позвонить? Он еще работает?

— Не знаю, мам, — Феликс пожал плечами. — Могу ему написать. Если не занят — он придет.

— Напиши-напиши! Скажи, что скоро будут кексы с черникой… он их любит.

Феликс кивнул — оттарабанил быстро сообщение и положил телефон на стол. Джисон ответил только спустя пару минут.

Джисон: «Очень приятно, но не сегодня. Сегодня я не смогу. Дела»

Что за дела такие — не уточнил, и Феликс не стал в это лезть. Наверное, к гонке машину готовил. Или еще чего…

— Чем завтра занимаетесь? Я хотел в книжный магазин сходить, пойдете со мной?

Феликс, вообще-то, по-хорошему должен был провести этот вечер с Хенджином, как они договаривались днем в переписке, пока Феликс был в школе. Но сегодня Оливия планировала свалить к Ханне на ночь, так что, Феликс отменил эти планы, чтобы остаться ночевать дома, и перенес встречу с Хенджином на завтра. Но совестно кольнуло, когда он поднял взгляд, встретившись им со взглядом Сынмина:

— Давай сходим после школы. У меня будет свободное время.

— А потом че? Гринч украдет не только рождество, но и твое время?

Феликс слабо посмеялся:

— Нет, — и все-таки добавил, потому что матери рядом не было — и потому, что это было честно: — Потом… с парнем… договаривались встретиться, погулять.

— У-у, — протянул Сынмин, делая глоток горячего чая. — Ну, тоже сойдет. Еще Чонина можно подловить, если он, конечно, как и ты, не свалит гулять со своим ненаглядным.

Сынмин вообще не был удивлен признанию Феликса — Феликс не был удивлен тому, что Сынмин не впечатлился.

— Я тоже хочу пойти, думала запасы манги пополнить. Никак не могу докупить последний том «Атаки Титанов», уже сколько за ним гоняюсь!..

Оливия всю эту нездоровую любовь к аниме и к манге воздушно-капельным переняла от Феликса — Феликс не мог не улыбнуться.

— Анимешники, — с наигранным отвращением поморщился Сынмин. — Нет бы что-то умное почитать… психологию там…

— Пособие для тарологов, — добавил Феликс, на что получил недовольный цок Кима.

— Вот помяни мое слово: ты ко мне за помощью еще обратишься, дружище!

Феликс посмеялся — но пути господни, конечно…

К девяти Оливия собралась к Ханне. С матерью попрощалась объятием, Сынмину помахала, а Феликсу показала средний палец, пока никто не видел:

— Я все еще злюсь, — тихо произнесла она.

Феликс не дал тут же уйти, обхватил ее сам:

— И я тебя люблю, — и волосы взъерошил. С гаденькой улыбочкой.

— Прическа! — Оливия отпрянула, слабо стукнув ладонью по чужому плечу. — Ты как всегда! Неисправим!

Но все равно слабо улыбнулась — быстрее скрыла эту полуулыбку за волосами.

А потом были ночные разговоры на подушках на полу комнаты Феликса. Сынмин выглядел уставшим, пусть и не говорил об этом, держал лицо. Феликс все равно видел — потому и спросил, когда дотянулся в темноте до чужого предплечья, сжал легонько:

— Что там у тебя происходит?

Ким смотрел на одну-единственную поселившуюся на чужом потолке люминесцентную звездочку, которая своей яркостью слепила ему глаза:

— У тебя она там разве была когда-то?

— Сегодня прилепил… нашел в коробке ненужных вещей и понял, что мне она все-таки нужна. Правда, одна только нашлась…

Она напоминала ему о Хенджине — как бы банально и слащаво это ни звучало.

— Путеводная, — усмехнулся Ким. — Прикольно. У меня раньше тоже были, только я на стенку их лепил… потом мама отругала, сказала, что я обои порчу. Больше не лепил никогда…

— Так что случилось?

Феликс привстал на локте, чтобы посмотреть ему в лицо — а у Сынмина лицо спокойное было, но чересчур какое-то, как маска — тот сразу ладонью закрылся, когда понял, что теряется.

Адекватный Сынмин чувствовал себя плохо — вот и все. Смешно, что он не понимал, по какой причине все так было. Потому что, если посудить, ему было не о чем переживать. Но внутри что-то грызло, а рассказать никому он об этом не мог — потому что сам не знал, что рассказывать, что не так-то.

— Минни, — Феликс уложил голову на его грудь. В ухо стреляло биение чужого сердца.

— Мне просто плохо. Я не знаю, что не так. Может, подростковое — пройдет. Само.

Феликс так не считал — но и допытывать не хотел, просто мягко предложил:

— Если тебе нужна помощь — ты всегда можешь обратиться к нам с Чонином. И мы сделаем все, что будет в наших силах. Ты же знаешь…

Сынмин снова ответил с запозданием:

— Знаю, только не знаю, что вы можете сделать, если я и сам не понимаю.

— Как минимум, вот это, — Феликс хитро улыбнулся и сделал вид, что сейчас смачно укусит, Сынмину все же пришлось пошевелиться, чтобы застопорить его лоб.

— Изыди, нечисть…

Довольный Феликс сдул волосы со лба и обнял его поперек живота:

— Кстати, на Хэллоуин отстирал плащ?

Сынмин шмыгнул носом — но промычал.

— Угу, кетчуп — да, а блестки твоей сестры с прошлого года никак. Буду гламурным мертвецом.

— Будешь сиять на свету.

— Как Эдвард Каллен.

— Планку-то не задирайте, ваше сиятельство.

Сынмин еле слышно посмеялся.

— Значит, опять вампиры, и пойдем отбирать конфетки у детей помладше?

— Конечно, это же традиция.

— Я вас люблю, — выдохнул вдруг Ким.

— И мы тебя, — Феликс приластился к нему щекой. — Мы тебя очень любим, Сынмин. Все. Извини за то, что мы часто делаем что-то не так. У нас никогда в мыслях не было тебя обидеть.

— Я знаю, — он устало прикрыл глаза. — Просто вы придурки.

— Ты тоже придурок, — беззлобно ответил Феликс и все же укусил его через футболку.

Сынмин дернулся, зашипев через смех:

— Да больно же, елки-палки!

***

— Не больно ударилась?

— Неприятно, — Оливия потерла локоть, которым вписалась в дверной проем чужой комнаты. Ханна уже успела плюхнуться обратно в свою кровать. — Твоих родителей бы не разбудить…

— Они винца ебнули, спать будут как младенцы, — Ханна отвлеклась на свой ноутбук, в котором до этого рыскала в поисках хорошего фильма на ночь, потому и не заметила, что Оливия на эти слова неприятно зажалась:

— Ну… все равно, — однако голосом ничего не выдавала. — Не хочется им мешать…

— Да забей, — Ханна рукой махнула. — Заваливайся давай, у меня тут все готово!

Находиться у Ханны дома было привычно; в какой-то мере — даже привычнее, чем в своем собственном. Или, может, тут просто было спокойнее… И не о чем было переживать.

— Дай подую.

Ханна дернула ее за руку — не так резко, как могла, но довольно неожиданно, заставляя плюхнуться рядом с собой. Коснулась губами чужого локтя и подула, приговаривая:

— У собачки боли, у кошечки боли, у Оливии не боли…

Оливия не сдержала смешка:

— Я не этот ударила, дурная.

— Так давай тот, который ты ударила!

Оливия не стала противиться.

Ханна была заботливой — даже если не любила этого показывать. Она постоянно дурачилась, почти никогда не пребывая в плохом настроении. Если и случалось подобное — быстро отходила, да и умела прятать это состояние за сарказмом и стебом, беззлобно. Оливии иногда казалось, что Ханна просто жила свою жизнь — и не парилась особо, хотя беспечной ее назвать было нельзя. Она просто придерживалась одной народной мудрости: «Если проблему можно решить, не стоит о ней беспокоиться. Если проблема неразрешима, беспокоиться о ней бесполезно». И в чем-то она, конечно, была права.

Ханна просто не любила, когда кто-то считал ее сердечным человеком. Люди могли запросто этим пользоваться — а Ханна для такого была слишком гордой. Может… Она бы только для семьи была готова сделать что угодно. Или для Оливии — хотя Оливия обычно ничего не просила. Оливия была какой-то слишком самостоятельной — это иногда даже задевало, но Ханна не лезла. Ханна просто любила быть рядом. Вот и все.

Единственное, в чем Оливия была несамостоятельна, так это в том, чтобы отвечать в мессенджерах незнакомым парням, которые хотели с ней пообщаться. Она всегда смотрела на Ханну в такие моменты и безмолвно просила помочь. Ханна брала ее телефон, смотрела сообщение от незнакомца — и отвечала ему от лица Оливии в своем привычном стиле. После такого незнакомцы обычно больше не писали.

Но был один товарищ, который очень уж настойчиво добивался чужого внимания. Переписку с ним тоже вела Ханна — и тоже от лица Оливии.

— Какой-то придурок, — Бан состроила привычно недовольную моську, когда подруга показала ей свой телефон. — Я же ему уже написала, чтобы он съебался. Заблокируй его, он меня достал.

— Он мне с другого аккаунта написал…

— С другого? — Ханна взяла ее телефон в свои руки. — Я ему сейчас расскажу, где, когда и у кого он поминутно соснет, если не отъебется…

— Не надо так грубо!

— А это еще почему?

Ханна посмотрела на нее с прищуром — с недовольным. Оливия замялась:

— Вдруг его это разозлит… и будет хуже…

— У меня брат — коп. Ты забыла? — Ханна фыркнула. — Сейчас он отъебется…

Оливия мешать не стала, но внутри неприятно сжалось от одной мысли о чем-то — условно — плохом. Ее никто и никогда не преследовал — ни в жизни, ни в интернете, но она все равно этого опасалась. Ханна была бесстрашной — воистину; удивляло то, как она при всей своей натуре все еще оставалась жива и невредима.

— Если еще раз напишет, — Ханна, допечатав сообщение, вернула телефон, — скажи мне. Я передам Крису.

Оливия глянула на экран — но переписка уже была удалена:

— Что ты ему написала?..

— Что ты занята. И что он уебок.

Ханна довольно улыбнулась — но все еще с хитрым прищуром. Всегда так делала, когда творила какую-нибудь херню, из-за которой Оливии потом становилось страшновато жить.

— Только это?

— Только это, — кивнула Бан доверительно. — Ладно тебе… когда я делала что-то плохое?

Ли честно пыталась вспомнить — но не смогла, плечами пожала, мол, никогда, наверное.

— И я о том же.

Фильм потихоньку заканчивался, время близилось к часу ночи, и глаза начинали сами собой смыкаться. Оливия в суть происходящего на экране ноутбука не вникала — лежала у Ханны на коленках и постепенно проваливалась в сон. Ханна, как обычно бывало, не дергала подругу, чтобы та не отвлекалась от фильма — по волосам ее гладила, заплетала из прядок тонкие косички, но не напрягала. Оливия сквозь полудрем спросила:

— А кем я занята?

Ханна досматривала «Дом, который построил Джек» с невероятным интересом — но вопрос Оливии, отвлекший ее, оказался интереснее:

— А кто тебе нравится?

У Оливии был один ответ на этот вопрос, конечно… Но она решила оставить его при себе.

— У Доджи Кэтамериканская рэп-исполнительница кто-нибудь есть?

— Не знаю, — Ханна поставила фильм на паузу и взяла в руки свой мобильный, — сейчас в интернете посмотрим…

Пока Ханна искала информацию, Оливия, наблюдая за ней, боролась со своим внутренним желанием беспечно выпалить ты мне нравишься, но ее мозг все еще был сильнее ее чувств, поэтому она сказала:

— Или у Мелани Мартинез?американская певица

— Что-то с женщинами ничего непонятно… что насчет Тимоти Шаламе?американский актер Он очень красивый… хотя мой гей-радар говорит, что он не по девочкам… О, есть же еще этот… как его там… Джейвон Уолтон!американский актер Вы как раз почти ровесники… и он так-то тоже красивый!..

А ты еще красивее.

— Эджи Смит?..американский актер Хотя… они с Тимоти оба старые для тебя… Или тебе норм?

Оливия тихо выдохнула:

— Старые.

— Хм-м… — Ханна прикусила свой палец в раздумьях. — Сейчас попытаюсь еще кого-нибудь вспомнить…

Оливия пожала плечами — и отвернулась к экрану с застывшей картинкой. Ханна вспоминала — и Оливия ей не мешала. Но в башке все равно крутилось назойливое ты, ты, ты, которое она, почему-то, вслух произнести так и не смогла.

***

— Расскажи-расскажи-расскажи-и-и!..

Кристофер, если по-честному, даже не проснулся еще до конца. У Чанбина была тупая привычка — звонить людям с самого утра.

— Придурок, ты на часы смотрел?..

— Расскажи-и-и-и! — Со не переставал канючить. Человеку двадцать семь лет, а вел себя как маленький, ей-богу. — Я не могу ждать! Мне интересно! Я умираю от любопытства!..

Кристофер с трудом встал. Посмотрел вокруг, пытаясь собраться с мыслями, но в шесть утра никаких приличных в башке не было — только Чанбина нахер послать. Но так-то друзьями были.

— Да хорошо все прошло… Чонину родители понравились, маме с папой Чонин тоже понравился…

— Так скудно? Где экшен?..

— Ханна вела себя достойно, поэтому никакого экшена не было.

— Какая же скука… реально все нормально прошло?

Кристофер сам себе кивнул:

— Реально.

— Джесс и Джэк ничего тебе больше не сказали? Не написали, не позвонили по этому поводу?..

Кристофер устало выдохнул — но продолжил отвечать на эти расспросы:

— Написали. Сказали, что все хорошо и они ждут нас в гости еще раз. Тебя тоже, кстати.

— О-о, — протянул довольно Чанбин. — Точно… надо заехать к ним… пожрать че-нибудь вкусного… как будто хочется индейку в клюквенном соусе…

— Тебе, может, еще миллиард долларов на карточку закинуть?..

— Не, — Со фыркнул. — В другой раз.

Кристофер мысленно послал его нахер — но любя.

На работе Чанбин с постоянными вопросами уже не приставал — поэтому Кристофер мог наблюдать: Чанбин редко бывал совсем в плохом настроении, это правда, конечно… Но чтобы вот в таком вот по-настоящему хорошем — не часто. Поэтому Бан не выдержал — пока чужая харя не треснула от улыбки:

— Рассказывай.

Чанбин крутился на рабочем стуле туда-сюда — но, услышав, остановился. Спиной к Кристоферу.

— Ну?..

— Да че рассказывать, — и медленно повернулся обратно. Помолчал, прежде чем продолжить: — Девушка, которая нравится мне уже миллион лет, согласилась пойти со мной на свидание.

Кристофер поперхнулся утренним рабочим кофе:

— Какая еще… девушка?

— Ну, не всем играть на два фронта, как некоторые…

Бан цокнул:

— Да не об этом я! Впервые слышу про какую-то девушку… ты чего раньше молчал?

— А что мне было говорить? Я лет десять уже во френд-зоне, как-то не хотелось делиться такой неудачей…

Оба помолчали, пока Кристофер переваривал.

— Так что… да…

— И как ты тогда сумел растопить ее сердце?

Чанбин легко пожал плечами — почти непринужденно:

— Без понятия.

На самом деле, Чанбин, наверное, просто уже достал Грейс своим щенячьим взглядом и она решила смилостивиться. Но об этом Со думать не хотел.

— Ну, что сказать… круто, — у Кристофера правда слов не находилось. За лучшего друга он безусловно был рад — но обидно было. Из-за того, что Чанбин никогда раньше этим не делился. — А я ее знаю?

— Вы виделись пару раз. Мельком…

— Грей?

— Грейс, — поправил Чанбин. — Грейс-Мария Блэквуд, я попрошу…

— А… у которой тату на плече со Стальным Алхимиком?

— Меня окружают одни анимешники… — Чанбин наигранно тяжко вздохнул.

Кристофер кинул в него степлер. На этот раз Чанбин, увлеченный мыслями о будущем свидании с Грейс, среагировать не успел — только нос потер, в который прилетело:

— Да аккуратнее!

— Надо было ловить! С такой реакцией — коп из тебя херовый!

— Как и из тебя — детектив!

Оба одновременно цокнули. Чанбин снова завертелся на стуле.

— Как твои экзамены, кстати?

— Готовлюсь, — Кристофер искал в тумбочке свою любимую ручку с Райден. — Опять мою канцелярию тыришь?

Чанбин кинул взгляд на свою половину стола, заметив чужую вещь где-то на его краю:

— Ладно… не такой уж ты плохой детектив, — и передал ее обратно Кристоферу. — Что капитан говорит?

— Говорит, что я все сдам. Я немного ссусь, если честно.

Если совсем уж откровенно — Кристоферу иногда казалось, что он зря все это задумал. Быть полицейским его устраивало, однако у него имелась одна определенная цель. И некоторые препятствия… Вполне преодолимые. В себя-то Кристофер верил, а вот в то, что он сможет достичь своей цели… Ладно, об этом он тоже особо не переживал. Просто был один фактор, из-за которого он сам себя стопорил.

— Не дрейфь. Все круто будет!

Кристофер немножко в этом сомневался.

***

У Сынмина глаза блестели — и Феликс с радостью подмечал, что не от слез.

— Господи! Я так давно искал эту книжку!

Увлеченный Ким был намного лучше, чем страдающий, да так заряжал, что и Феликс, и Чонин, которому Феликс прозрачно намекнул, что с их собачником что-то не так, чувствовали себя легче. Почти.

— Ну какова красота! У нее софт-тач обложка! — Ким открыл книжку и принюхался к страницам. — Она буквально только что из печати! Бинго!

Феликс глянул через его плечо — не сдержал смешка:

— Ты серьезно? «Практическая магия»?..

— Боже, Сынмин… — донеслось сбоку, когда Чонин тоже решил глянуть.

Он обиженно просопел:

— Замолчали оба.

Чонин и Феликс примирительно подняли руки, мол, понято-принято-обработано.

Оливия крутилась в стеллажах с комиксами и мангой. Но такой радостной, как Сынмин, она не выглядела. Она вообще весь день была какой-то растерянной. Феликс и хотел поинтересоваться, что еще произошло, и ссал… Вдруг все еще из-за него?

Пока Чонин спорил с Сынмином о том, что магия — херня из-под коня, он все же отошел к сестре. Оливия нашлась, сидя на корточках, высматривающей что-то на нижних полках, но по лицу понятно было: найти то, что она хотела, не могла.

— Нет «Атаки» здесь, да?

— Нет, — соизволила ответить. — Здесь ее нет… все есть, «Титанов» нет.

— Давай я ее тебе в онлайн-магазине закажу…

— Я хочу пощупать перед тем, как купить.

Феликс присел на корточки рядом с ней:

— О, тут есть «Человек-бензопила». Ты читала?

— Мы с тобой вместе смотрели, ты забыл?

Феликс задумчиво поскреб подбородок — и сразу же поник, когда вспомнил, что в тот момент он был обкуренным. Забылось как-то, да…

— Ну, смотреть и читать — вещи разные, — продолжил он, стараясь не обращать внимания на свою же оплошность. — Тем более, что второй сезон выйдет хер знает когда… а тут уже, насколько я знаю, развязка есть…

— О, Дзюндзи Ито! — Оливия отвлеклась на другую мангу. — Помнишь, мы смотреть начинали?

— И закончили почти сразу же, потому что ты не любишь ужасы…

— Кто сказал, что я их не люблю? — девушка фыркнула — взяла в руки томик, покрутила его, осмотрела со всех сторон. — Мне просто не все нравится.

— Если впечатлишься, впущу тебя спать к себе в комнату на коврик.

Оливия ткнула его локтем в ребро. Феликс ойкнул:

— Больно!

— Ну, знаешь… — начала было она, но сама себя заткнула. Не хотела продолжать говорить о том, о чем она думала последние дни. — Пойду к Ханне спать, если станет страшно…

Феликс не сказал, что он способен защитить Оливию ото всех нарисованных монстров — спросил вместо этого:

— Как она поживает?

Хотя раньше особо этим не интересовался. На этом вопросе Оливия замялась, помедлила, прежде чем ответить:

— Да нормально.

— Звучишь не очень уверенно.

У Феликса всю сознательную жизнь была одна забавная способность: замечать и проникаться чужими чувствами — и совершенно не понимать свои. По сестре видно было, что ей отчего-то тяжело, но она этим не делилась. Не хотела — или просто не могла. Если это был поучительный урок для Феликса — Феликс, конечно же, с достоинством его усвоит. Но если это было что-то другое… Он хотел бы узнать.

— Все нормально.

— И все еще не очень уверенно, Лив…

Оливия пожала плечами:

— Ничем помочь не могу.

Больше Феликс ничего из нее вытянуть не смог.

***

— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, — Хенджин обнял Феликса, как только открылась дверь — голову на чужое плечо уложил, к себе прижал.

— Представляю, — руки сразу на спину легли, сжали через кофту. — Я успел соскучиться, — честно поделился Феликс. — Хочу валяться в кровати, залипать в потолок и не отлипать от тебя.

Хенджин огладил его лицо, отросшие волосы за уши пряча, подметил некую грусть во взгляде, но Феликс искренне, пусть и устало, улыбался.

— Я и потолок к твоим услугам, — и нежно коснулся губ, увлек внутрь квартиры, где фоном привычно крутились ненапряжные аниме.

Хенджин заканчивал незатейливую уборку, когда Феликс, добровольно помывший посуду, устроился напротив телевизора.

— Ноги поднимай, — под диваном прошмыгнула метелка.

— У тебя же робот-пылесос стоит в углу, — кивнул на гаджет Феликс.

— Он наказан, — Хенджин придурошно улыбнулся, но Феликс только угукнул. Значит, не показалось. — У тебя что-то произошло?

Феликс ответил не сразу — взгляд перевел с экрана на Хенджина, помедлив:

— Семейное. Не меня касается… но грустновато немножко.

Хенджин так же тихо угукнул:

— Не буду лезть, — обиженно не звучал, напротив, понимающе. — Если что, всегда можешь рассказать.

— Спасибо, — Феликс протянул к нему руку и, ухватившись, потянул к себе на диван, прижался щекой к его груди, обняв. — Но тебе в ущерб о помощи просить не буду.

Феликс никогда о помощи не просил — за очень редким исключением, конечно. И то — когда Джисон допытывал его и не давал спокойно жить и без того тревожную жизнь. Хенджин был понимающим — не лез под кожу, где и так пока тянуло больно.

— Останешься сегодня? — он ненавязчиво играл с волосами на макушке, жгутики на пальце накручивал. — Без тебя, если честно, спать стало как-то тоскливо.

Хенджин не боялся делиться откровениями — Феликс на такое смущенно розовел щеками:

— Я очень хочу…

— Но? — догадливо спросил Хван.

— Джисон звал меня к себе, мы так давно не виделись, я обещал.

— Уже поздно, ночевать там останешься?

— Ну да, наверное…

— И… что же вы там будете делать ночью?.. — спросил вкрадчиво.

Феликс на такой вопрос незамедлительно приподнялся на локте, чтобы посмотреть Хенджину в лицо.

— Ты чего? Ревнуешь к… — он недоуменно изогнул бровь, но замолчал, заметив чужую полуулыбку. А… так игра началась: — Ты что, серьезно не понимаешь?

У Хенджина буквально мурашки под кожей разбежались, когда Феликс заговорил низким голосом. Было в этом что-то — его внешний вид и то, что он говорил. И как он говорил. Хенджин еле слышно сглотнул:

— Не понимаю… расскажи мне.

Феликс забегал взглядом по его лицу — Хенджин выглядел заинтересованно.

— Ну… сам подумай… — Феликс приподнялся на руках, залезая на Хенджина, и сел к нему на бедра. Не так близко, как ему хотелось, но все же аккуратно — совсем немного — пересел повыше, почти на грани дозволенного. Хенджин скользнул руками от его коленок наверх, коснулся кончиками пальцев живота под футболкой — Феликс сжал чужие запястья, заставляя Хенджина повести руками еще выше. — Подумал?

— Не-а, — Хенджин расслабленно оглаживал теплыми ладонями под одеждой — но все еще в рамках приличного. Феликс легонько царапал его запястья.

— Помнишь… я тебя подбодрил перед заездом?..

Хенджин молча кивнул.

— Так вот, — Феликс, наклонившись, уперся руками в спинку по обе стороны чужой головы и произнес на грани шепота. — Тебя я подбодрил… Настало время подбодрить Джисона… теперь понимаешь, о чем я?

Хенджин ему в глаза смотрел — неотрывно, слышал уже плохо, настолько ему было хорошо от голоса Феликса и от этой их небольшой игры.

— Не понимаю ничего… — Хенджин выдохнул через приоткрытые губы — Феликс перевел на них свой взгляд. Уже чуть-чуть поплывший. — Может… наглядно покажешь?

О, Феликс бы ему вдоль и поперек наглядно показал — но даже сейчас, пока у него постепенно начинала полыхать кожа от происходящего, он помнил про их обоюдное воздержание. Хенджин играл с ним, хоть и готов был сорваться, но держался, и Феликс не мог проиграть. В этом правда было что-то такое. Словами Феликс объяснить не мог — поэтому объяснял через рот. Наглядно. Настолько хорошо объяснял, что Хенджину стало нечем дышать почти сразу же. Пришлось обхватить лицо Феликса ладонями, чтобы хоть на пару секунд от себя оторвать. Феликс канючил, оттягивая зубами его губу:

— Очень хочется, — и несильно сжал пальцами его шею, снова ногтями царапнул. — Я так умру…

— Погоди помирать… я придумал кое-что повеселее, — Хенджин отстранил его от себя еще чуть-чуть, чтобы разглядеть его лицо. Феликс буквально плыл — и горел щеками. — Сделаешь для меня кое-что?

Феликс часто закивал.

— Вот и хорошо… замечательно, — Хенджин от него взгляда отвести не мог — и не закрывал глаза, когда потянул обратно к себе. — Будешь хорошим мальчиком для меня?

Феликс с очевидного подстеба даже не поморщился — снова закивал:

— Буду.

— Славно, — Хенджин, коснувшись пальцами чужих губ, беззастенчиво попросил: — Покажи мне свой язык.

Феликсу понадобилось пару секунд, чтобы понять — он сам немного голову назад отвел, спросил с недоумением:

— Ты че, язык мой никогда не видел? Тебе зачем?..

— Хорошие мальчики не задают глупых вопросов, — он прозвучал строго — едва ли всерьез, но у Феликса от такого тона в кончиках пальцев коротнуло. Он сжал их на шее Хенджина ощутимее — и показал язык. Совсем немного. Все еще недоуменно смотрел. — Больше покажи. Ты что, не хочешь меня порадовать?..

Феликс хотел сделать все, что он мог — и показал больше, хоть и чувствовал себя смущенным донельзя. Хенджин не торопился — рассматривал его, оглаживал пальцами за ушами и растягивал момент. Садистски им наслаждался — и мазохистски тоже. Феликс по цвету снова напоминал ему венецианскую пурпурную — Хенджину было так приятно — осознавать, что это из-за него. Что Феликс такой — из-за него.

Феликс почти что дрожал — но все еще послушно показывал свой язык, на котором уже начала скапливаться слюна, пока Хенджин наслаждался происходящим. Спросил:

— Ты точно будешь послушным мальчиком?

Феликс кивнул — ему ничего больше и не оставалось. Хенджин довольно улыбнулся:

— Тогда я смогу кое-что с тобой сделать — и ты будешь держать себя в руках, да?

Хотелось добавить: «и в штанах», но это уже даже по отношению к себе было каким-то толстым стебом. Феликс снова кивнул — Хенджин потянул его к себе. Впритык. По чужому языку своим скользнул — и обхватил его губами, втягивая щеки. Из-под полуопущенных ресниц продолжал смотреть — у Феликса вся радужка заплыла черным. Он только что-то промычал — но продолжал послушно выталкивать язык, который Хенджин засасывал настолько глубоко, что у Феликса не оставалось шанса на вдох.

Феликс снова поскуливал — как делал это каждый раз, когда Хенджин доводил его до состояния растекшейся розовой лужицы. Хенджин делал это медленно — плавно скользил по чужому языку кончиком своего, плотно держа его во рту, и буквально выдавливал из Феликса все.

Это было слишком — то, что сейчас чувствовал Феликс, было слишком. На грани практически — Хенджин плотно смыкал губы вокруг его языка и аккуратно двигал головой — из-за того, на что это было похоже, Феликс просто потихоньку сыпался в его руках. Он оставался в сознании только потому, что Хенджин изредка прикусывал кончик языка зубами — но когда снова начинал касаться своим языком и плотно сжимать между губ, втягивая щеки и вынуждая Феликса тянуться за ним до неприличного близко, Феликс ощущал себя бесформенной массой. И Хенджин делал с ним все, что хотел — бессовестно громко и бессовестно мокро.

Феликс прижался — и тихонько поскуливал, неосознанно ерзая на чужих бедрах. В таком состоянии он даже не понимал, насколько сильно был возбужден сейчас.

— Ты обещал быть послушным, — прозвучало почти оглушающе — Хенджин отстранился слишком неожиданно. У Феликса от доступа к кислороду сразу же закружилась голова. В этот момент он понимал примерно ничего. Ему просто хотелось еще.

— Я хочу еще, — так и сказал — но тихо, почти неслышно. — Хенджин, ну пожалуйста… очень хочу, — сжал чужие бедра коленками — и чужую шею ладонями.

— Ты не сдержал свое обещание, — Хенджин отрицательно мотнул головой.

Хотя самому хотелось невозможно. Феликс буквально рухнул на него, вжавшись лицом в грудь. Обиженно засопел:

— Дай мне еще один шанс… я умоляю…

— Я подумаю, — дышал так же тяжело, как и Феликс, но звучать старался строго. У Феликса от этого тона все нутро сжималось — невероятно сладко. И немножко мучительно. Невыносимо хотелось еще, еще и еще.

Феликс с трудом дышал, в висках сжимало до больного — и он глухим шепотом выдавил из себя то, что не успел выдавить из него Хван:

— Я тебя покусаю… или съем… или прибью. Или все сразу…

— Ага, — Хенджин понимал его прекрасно — сам хотел того же.

Но правила их игры были таковы. Хотя Хенджин сам себе признавался, что непременно бы их нарушил, если бы у него не было совести.

— Я на тебе… ни единого места живого не оставлю, — Феликс царапнул ему шею зубами, широко открыв рот, с другой стороны впился ногтями — наглядно показывал. — Ты пожалеешь об этом.

— Очень страшно, — произнес с сарказмом — однако страшно немного было.

Феликс с трудом приподнялся на дрожащих руках, чтобы посмотреть ему в глаза:

— Ты будешь умолять меня.

— Уже взял на заметку.

Хенджин по взгляду прочитал, что Феликс в этом поклялся. Так зло, растрёпано и возбужденно он никогда не выглядел:

— Ты правда себе мозоли на хую натрешь, я обещаю.

— Обязательно. После тебя.

Феликс зарядил ему по плечу.

— Такое мне тоже нравится… но прибереги на потом, ладно?

— Складно, — буркнул недовольно — и поднялся, плюхаясь рядом. — Я тебя реально съем когда-нибудь за такое.

— Ты сам согласился поиграть в эту игру.

— Как будто у меня был выбор!

Хенджин пожал плечами:

— Так-то выбор есть всегда…

Феликс снова недовольно замычал — и встал с дивана, одергивая низ футболки:

— Тогда я выбираю подрочить! Змей-искуситель… возбудим и не дадим, блять.

— И я от тебя в восторге, солнышко! — Хенджин ему вслед только посмеялся добро — и, как только Феликс хлопнул дверью в ванную комнату, беззвучно прошипел от досады, пытаясь дышать спокойнее.

Нет, это правда было слишком.